Край

Край.
Ветер поднялся через час после полуночи и, с грохотом свалив деревянную статую дракона, нарушил тревожный сон Хосе. Скрипнули пружины старой панцирной кровати, свет пламени бензиновой зажигалки выхватил из тьмы часть двора, будто спасая от зловещей ночи. Оранжевые отблески легли на грязные стекла теплицы, за которыми поблескивали стальные шипы кактусов, на бревенчатый сруб угла сарая и на пораженную осенью желтеющую траву, цветным ковром застелившую землю.
«Проклятая погода», - прошипел Хосе, сев на кровати и потирая виски. На свет зажженной им керосиновой лампы мигом бросились орды летучих насекомых, щелкая и треща в огне. Спустя минуту, к этим звукам присоединился далекий звук отрывающегося от рельсов поезда. Глухой, сам себе вторящий гул ухом прокатился над миром, галькой проскакал по глади озера, наверняка разбудив дремлющее там чудище, и вырвался в небо вслед за составом, распластав свои широкие крылья. Хосе привычно приложил ладонь «козырьком» ко лбу и всмотрелся в сверкающую звездами бездну.
«Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь!» - с восторгом считал он. Вагоны светились в небе теплыми золотистыми окнами. Приглядевшись, можно было рассмотреть черные росчерки занавесок или ребенка, прильнувшего к стеклу и благоговейно созерцающего удаляющуюся твердь. Хотя, вряд ли в царящей вокруг тьме можно что-то разглядеть. Только фонари. Бледные, согбенные, удрученные…
Хосе погладил лениво развалившегося кота и пошел за сарай по нужде. Кот, черный как сама ночь, незамедлительно улегся поперек кровати и выставил напоказ, словно сигнальный флаг, треугольник белой шерсти на груди. Глаза его сверкали словно изумруды в свете лампы.
Мелодичное посвистывание, перемежаемое не менее мелодичными напевами, знаменовало возвращение Хосе. Он обошел сарай кругом и двигался по лунной дорожке, огибая вырезанные им деревянные статуи, захватившие его двор, точно вражеское войско. Решительно и неумолимо работы, вышедши из-под руки мастера, занимали позиции на плацдарме. Громадный оборотень, тянул свои когтистые лапы из кустов малины, семейка маленьких мантикор устроилась под позеленевшей ванной, заполненной дождевой водой, около туалета затаился гигантский грифон, на крыше покосившегося крольчатника застыл свирепый тролль, сжимающий в трехпалой лапе дубину, кровожадная ламия прильнула к кривому стволу яблони…. Хосе танцевал между ними, касаясь теплого дерева дрожащими пальцами.
Ветер глупо бился о край света, простирающийся за забором. Все ветра приходили сюда и умирали в муках, расшибаясь вдребезги. Хосе хоронил их за сараем. Там, где он раньше выращивал мак. Теперь вместо алого ковра он наблюдал деревянные флюгера, по одному флюгеру на могилу. Там, около забора, покоится хлесткий северный, с воем разбившийся с первого удара. Чуть ближе, среди раскидистых зонтов укропа, теплый южный, наивный и мягкий. Неизвестно, сколько времени он стучался в железобетон конца света, но в одно весеннее утро Хосе снял его тушку, повисшую на заборе. Хосе имел все основания полагать, что южный ветер умер от тоски.
Кот сверкнул глазами, наблюдая, как его хозяин огибает обнаженную фею, играющую на скрипке, и потянулся, выпустив алмазные когти. Некогда от этих когтей пали страх и уныние, наводнившие сердце Хосе. В те темные годы он скитался по канавам грязен, лохмат и беспринципен, пока его не нашел его кот и не вывел из души всю эту мерзость. С той поры кот оберегает Хосе и порой прохаживается вдоль дальней грядки, отпугивая подступающие недуги. На той неделе кот поймал налету и разорвал в клочки бубонную чуму. Но Хосе знать об этом совершенно не нужно.
«Слышишь?»  - говорит коту Хосе, настороженно прислушиваясь и поднимая палец. Кот согласно кивает и перетекает в сидячее положение.
Вдалеке скрипит сосновый бор. Деревья, качаясь, поют и стонут, в тон им подвывают еще сытые волки, которые холодными зимами прохаживаются у забора, но не суются дальше, опасаясь острых алмазных когтей. Каждая точка вселенной в каждый миг своего существования хочет жить, и в этом состоит великий закон мироздания. И каждый, в конечном итоге, или признает его или жестоко по нему осужден.
Хосе бесцеремонно двигает кота, ложится на кровать, привычно отзывающуюся скрипом, и закладывает руки за голову. Странная магия созвездий захватывает его и ведет прочь. Планета, тонущая в перине облаков, бездонные океаны, остервенело выкрикивающая сквозь толщу воды свои заклятия Атлантида, улыбающийся далай-лама, светящийся неземной мудростью, горные пики, бездонные ущелья… И паутина-ночь, накрывшая собой каждый уголок мира. 
 Ночью все воспринимаешь всерьез. Никаких недомолвок. Стоит оступиться, и она сожрет тебя с потрохами. Но это не значит, что ночи стоит бояться. Нет. Достаточно понимать, что обволакивающая тебя мгла, тягучая, словно плавленый сахар, смертельно опасна и не терпит сомнений. Хосе понимает это и пробует пальцем на остроту свой мачете, ночь умильно улыбается и обнимает его. Все по-честному.

А дальше будет дождь. Хрустальные капли зазвенят по теплице, по крыше сарая, промочат продавленный матрас и загонят кота под навес. Но это уже совсем другая история…
17.09.2012