Грань

Всегда есть грань. Отточено тонкая и безумно горькая. Одно неверное движение и все закончится. Все рассыплется пылью и рассеется в удивительно морозном для марта вечере. Как давно ты поставил для себя эту грань? Как давно твоей любимой забавой стали прогулки вдоль неё?

 И ведь безумно сладко касаться нежной кожи, вдыхать этот аромат, который пьянит сильней любого коктейля. Но он лучше, он не отдает этой омерзительно приторной горечью. Ты не любишь сладкое, но опрокидываешь в себя это пойло стаканами, едва ли осознавая количество выпитого. Да и зачем, не важно сколько, важно, что не забудешь и будешь еще потом, на трезвую голову, пережевывать все произошедшее десятки, сотни раз.

 К черту все. Закурить. Ты ненавидишь запах табака, которым пропитывается кожа на пальцах, который потом преследует тебя. Ты ненавидишь, когда сигаретный дым обволакивает и мгновенно высушивает горло. Нечем дышать, хочется кашлять. Но ты упорно глотаешь дым и смеешься. А вот смех почти искренний, мало кто увидит в нем истерику. Ты всегда делаешь то, что ненавидишь или то, чего боишься. Ты и в темноте до сих пор остаешься один на один с липким ощущением беспричинного ужаса, хотя в твоем-то возрасте это уже некуртуазно. Но раз за разом проходишь нереально длинным коридором до кухни, просто чтобы сделать глоток воды и, не включая нигде света, двинуться обратно. Глотая эту темноту не хуже табачного дыма, задыхаясь ею, мучимый желанием закрыть глаза и побежать, спрятаться в своей комнатке. Не такая уж и большая квартира, длинная разве что. Но именно этот бесконечный, ужасный, невыносимо длинный темный коридор – счастье.

 Всегда на грани, всегда пытаясь сохранить тонкий, изящный баланс, чтобы потом легко спрыгнуть на твердую землю и склониться в шутливо-надменном поклоне перед немногочисленной публикой. Мало кто видит в твоем поведении этот спектакль одного актера. Вечный спектакль длиною в жизнь. А грань так пугающе опасна, что просто нельзя отказаться от возможности прошагать по ней. Снова и снова рискуя доверием немногих близких, собственной жизнью, собственными мечтами…

 Хотя кому ты врешь? Ты же не умеешь мечтать. Ты умеешь выдумывать себе цель, которую когда-нибудь сможешь достичь, и идешь к ней. С ленцой потягиваешься под ворохом одеял, с виноватой улыбкой пропускаешь действительно важные для достижения цели мероприятия, потом оправдываешься без тени сожаления в наглом, но почти покорном взгляде. Те, кто видит в тебе покорную голубицу, ошибаются так, как не ошибались ни разу. Ты смеешься и делаешь еще одну затяжку. Горло снова раздирает острым как бритва дымом. Сигареты выбираешь легкие, дорогие, хотя плевать хотел на их качество. Со смешком смотришь, как белые клубы причудливо изгибаются в свете настольной лампы. В комнате, как и во всем, кажется, мире, темно. Все уже давно спят, а ты, как истинный дятел клавиатуры - где-то вычитавший такое юморное определение для акулы пера – отстукиваешь очередную бессмысленную нелепицу. Пишешь себя, но лжешь в каждой строчке, отлично зная, что те, кому нужно, увидят все и так, между строк. И почувствуют на губах такую же табачную горечь, какую чувствуешь сейчас ты. Человек, который устал жить и устал бояться своей никчемности. Однажды ты проснешься и увидишь свое имя в первых полосах газет. А потом снова проснешься в своей комнате, заваленной кучей хлама. В углу будет стоять старая акустическая гитара, а у дивана, опираясь на усилитель, новая - электронка. Иногда, просто для души, пробегаешься по струнам, жадно ловя каждый робкий звук любимого романса. В тебе живет романтик, а все видят грубоватого и невозможного мерзавца. Так проще, действительно проще. Уже никто и никогда не ждет от тебя пощады. Они берут её нежданной, забывая благодарить. Смешные, глупые, драгоценные, бестолковые и абсолютно тебе ненужные...

 Можно долго пить и не пьянеть, курить и задыхаться. И долго шагать по тонкому острию, надеясь и ожидая, что кто-нибудь поймет: ты всегда делаешь то, чего не дождался по отношению к себе. Щепотку ласки с ароматом корицы, немного перца острых слов, немного хмельных шуток и просто гора глупых откровений сказанных таким образом, что никто и в жизни тебе не поверит. А твоя комната провоняет отвратительным табаком. Устаешь это повторять себе, хотя и понимаешь, что не ляжешь сейчас спать. Будешь ждать второго пришествия, вестимо. А может и просто отстукивать очередное несуразное сочинение о каком-то придурке. Это имеет свойство заканчиваться, но ты так живешь.

 И раз за разом отталкиваешь от себя и притягиваешь вновь тех, кого хочется спрятать ото всего мира в темной комнате и спасать. Оно им, может, и сто лет не сдалось, но ведь важная же цель! И мысли, мысли, мысли... Однажды кто-нибудь догадается и все. И рассыплется разломанным сухим лепестком по ладоням все, что строилось так долго. Однажды на тебя догадаются одеть столь страстно желанный и столь пугающий ошейник, и не обязательно золотой, чтобы ты научился, наконец, думать, прежде чем говоришь, прежде чем что-то делаешь. И тыкать носом как нашкодившего котенка во все провинности, даже маломальские. Так просто быть ведомым, так осточертело быть победителем. Так ненавидишь проигрывать, так желаешь проиграть...

 Однажды твоя грань рассечет ступни. Кровь забрызгает белоснежное покрытие цирковой арены и ты ласточкой устремишься вниз, к концу, к смерти.

 Занавес, господа. Можете расходиться! Больше спектаклей в этом театре не будет.