Эмигрант продолжение - 2

 Но не возжелал Господь бывшему солдату участи плавильщика. Душной июльской ночью получил Виктор ожег ног второй степени в яме по охлаждению медных катодов и на долгих три месяца угодил в палату хирургического отделения центральной городской больницы. Три месяца, не вставая с больничной койки, паренёк слушал радио и размышлял о жизни. Скрипел зубами при частых перевязках и, бледнея, острил:
- Все равно сегодня вечером сбегу на танцы.
Начинающий хирург Александр Тарасов, вырезая для пересадки лоскуты кожи с уважительной усмешкой заметил:
- Ну ты парень - партизан - и на всю жизнь оставил о себе память на бедре больного в виде двух букв "ЧК".
Той же ранней осенью уехал Кульков с отслужившим в погранвойсках другом Славкой на Донбай. Пил терпкое кавказское вино с минеральной водой из расположенного в полутора километрах источника, веселился и трахал грудастую хохлушку Галынку. А ещё в многочасовых походах, заливаясь холодным потом, насиловал едва гнущиеся конечности. Покататься на лыжах не довелось - снег выпал за два дня до отъезда, но Кульков на всю жизнь запомнил сияющие первозданной белизной бледно-синие вершины Эльбруса.
 На производство он больше не вернулся. По целевому направлению поступил на рабфак, а затем, встретив будущую супругу, перевелся на вечернее отделение ЮУрГУ. За обещанную квартиру два года безрезультатно пробатрачил мастером в ССМУ "Коксохомремонт". Утомившись толкаться попами в девятиметровой конуре с дородной хозяйкой бабой Марусей, пополнившаяся наследником семья Кульковых весной 1986 года иммигрировала из Челябинска на малую родину. Поселились в старенький отчий дом, где по утрам пел петух и цвела дурманящая черемуха.
 Дмитрий Васильевич устроил сына в колонию. Сам он там уже два года работал прорабом. Пообтеревшись в коллективе, Виктор вскоре одел погоны и приступил к отсчету выслуги льготной пенсии. Ему требовалось отработать лишь десять лет, чтобы уйти на "заслуженный отдых". Все десять лет Кульков "пропахал" на производстве: мастером ОТК, начальником ОТК, старшим инженером маркетинга. Осенью 1997 года в звании капитана получил пенсионное удостоверение МВД РФ. Пенитенциарную систему, как и армию, Кульков не жаловал, как она не жаловала жизнерадостного офицера, так как он быстро раскусил её сущность-насилия над личностью, как осужденных, так и работающим персоналом колонии. Лейтенантом похоронил Виктор отца, автоматически перенимая шутовскую эстафету весельчака-Кулькова. Затаенная в глазах грусть и глубокие складки от дежурной улыбки делали его так похожим на батю, что сослуживцы вновь восклицали:
-Пойдем послушаем: Кульков хохмит!
Они долго помнили истории Дмитрия Васильевича о том: как он доставал кирпич, прикинувшись братом директора Новосинеглазовского кирпичного завода, как жарил на костре печень, на территории мясокомбината для работающих на бойне заключенных. Особенно по зоне ходила байка о милицейской погоне. Служил в ИТК-10 капитан Морозов. Вот как-то раз подвыпил он с друзьями чуток да и погнал на своем стареньком Москвиче- 412 за добавкой.Тут (как назло) гаишники на "хвост" сели. Гонятся, сигналят, пытаются бравого капитана к обочине прижать. Ну, Володя из города вырвался-глядь на заправке батя стоит (Зил колонийский заправляется). Морозов по тормозам и строевым шагом к отцу:
-Товарищ полковник разрешите доложить! Наряд милиции мешает выполнению спецзадания.
Менты сначала глаза "вылупили", а затем как заржут:
- Морозов, да мы Кулькова как облупленного знаем. Неси права.
Долго потом отца полковником звали, то ли за важный вид, то ли за большой живот. Батя никогда не тужил: попивал винишко и бражку, да с красной рожей насвистывал:"Только пули свистят по степи..." Злым я его видел дважды. Первый раз, когда утонула племянница соседей, а мы со Славкой десятилетними пацанами до часу ночи добирались с озера домой на сломанном мопеде. Бабы ревели навзрыд. Тогда батя молча "отхайдокал" меня загипсованной рукой (операция на сохнущем сухожилии) и так же молча загнал в картофельную ботву, где я прорыдал до утра. Второй раз отец в ярости вернулся с партийного комитета, на котором его, как нашкодившего пацана , отчитывали за то,что он шел "навеселе" с работы.
-Я двадцать лет плачу партвзносы и не могу выпить бутылку портвейна после работы? Витька, тащи таз с водой!
Я приволок тяжелый таз и молча ( и почему-то виновато) воззрился на него. Отец сдернул с плеч новый пиджак и бросил в таз. Жестко примял ногой. Поднял мокрую одежду и вытащил из нагрудного кармана партбилет:
- На озере с лодки упал! Понял!
Я согласно кивнул головой. Замполит Сонин, организовавший донос на партсобрании, в дальнейшем неоднократно предлагал отцу "восстановится" в славных рядах КПСС, но отец (как всегда) отшучивался, мол рули Федырыч - молодым у нас дорога. В марте 1986 года батя умер. Заключенные соорудили надгробие и памятник, офицеры дали  из оружия залп, сослуживцы помянули водкой, а когда выгнали на пенсию проворовавшегося Сонина ( пропил деньги собранные сотрудниками на похороны юриста Иванова) никто не вспомнил добрым словом ретивого поборника нравственности и партийной чести. После смерти отца, наряду с неунывающим вечным капитаном Морозовым, Кульков принял эстафету весельчака (но не шута) Первую хохму отмочил на курсах переподготовки нач. состава МВД в Москве. Вернее жили в Домодедово, у санатория летного состав "Огонек". Учеба подходила к желанному концу , когда на двухнедельный отдых прибыл начальник колонии Н.М. Шумов (невысокий, добродушный, круглопузый полковник). Увидев курсанта Кулькова даже обрадовался:
- Заходи вечером и шахматы захвати.
От водки Виктор, правда, отказался, а вот в шахматы сражались к ряду две недели и , когда, прощаясь, начальник колонии жал руку, попросил:
- Николай Михайлович, привет ребятам передавайте. Что Ваши две недели? Мне серьезнее срок накрутили.
Через три месяца колония встречала дружным смехом нового "авторитета". Николай Михайлович на общей оперативке передал от Кулькова всему личному составу пламенный привет. Кульковская фраза: "Вот, блин, чайку попил", после ЧП в колонии стала притчей во языцах. Дело было так. Последние два года службы Виктор работал в отделе маркетинга. Выполняя обязанности "купи-продай", слыл редким гостем внутри колонии. Когда заходил всегда угощался чаем у товарища начальника инструментального цеха Гены Зотова. В тот день без пятнадцати пять Кульков наспех подбивал итоги проведенного дня, нетерпеливо поглядывая на часы. В 17-00 от зоны служебный автобус развозил сотрудников по домам. Кульков с облегчением захлопнул дешевую красную папку, когда раздался тот злополучный звонок.
- Вить, тебя - передала трубку Татьяна Кухоренко.
- Алло - почему-то напрягся Виктор.
- Заходи, чайку попьем - донесся из трубки полный оптимизма баритон начальника инструментального цеха -Чур, конфеты с тебя.
Под улыбки сотрудниц Кульков взял галопом в карьер. Быстро пивнули "купца", рассказали по анекдоту и направились к выходу из промзоны. У калитки сгрудились офицеры. Предчувствие не обмануло.
- Приказ начальника колонии не выпускать- отозвался со злорадством сидевший на вышке зек СППшник.
Как позже выяснилось отправленный в отпуск жулик в срок не вернулся в зону. Чай пили всю ночь... Утром одуревшие от танина офицеры расходились спать по домам. Напротив колонии стоял ЗИЛ - 130 и ждал Кулькова для поездки за кислородными баллонами в Верхний Уфалей. Тут Витя не выдержал и поклоном отблагодарил  Зотова:
- Спасибо, Гена, вот блин попил чайку.
Часовые давно не слышали такого дружного громкого смеха, а сослуживцы в очередной раз зазывая Кулькова на чай, усмехались:
-У меня, Кулек, по быстрому. Не как в тот раз - попил, блин чайку.
На прозвище Виктор не обижался. Всегда по зоне носил в кульке то семечки, то конфеты, то халву. Назло бдительным кумовьям потчевал всех без разбора. Помимо офицеров авторитеты тоже упрекали Виктора за то, что он угощает конфетами наряду с ними и мужиков и петухов. Но от угощения редко кто отказывался, параллельно "стуча" в оперчасть. Всю жизнь работая на производстве, Виктор открыто издевался над недалекостью чинов службы безопасности и режима. Не имея достаточного ума, служаки исправно пользовались подручными постулатами - хитростью и подлостью. Он нутром отторгал порочность пенитенциарной системы построенной на клевете, доносах и насилии над личностью. Виктор неоднократно пытался бросить постылую службу, ясно осознавая, что данная работа не для него. И бросил! Осенью 1997 года, получив пенсионное удостоверение под номером 27/422. Старшему сыну Сергею исполнилось двенадцать лет, младшему Диме лишь семь, а папа Витя в тридцать семь лет числился человеком пенсионного возраста. Сестра после смерти бати нешуточно возмущалась каверзностью советской пенсионной системы:
- Отец три года до пенсии не дожил, а всю жизнь с него подоходный налог вычитали. Куда деньги дели? Почему бы семье не отдать? В Японии возвращают.
Тогда Кульков тоже не знал куда ушли батины пенсионные сборы. А сегодня, выпивая последнюю рюмку водки на праздничном застолье понял - лично ему выплатят не перечисленную батину пенсию.