Записки графомана. 50. Мама, это ты? Здравствуй!

                (быль)

Она чувствовала неискренность этих людей. Что-то сквозило в их взглядах, интонациях неправдивое. И приняла решение – дойти до конца. Который день она обивала пороги кабинетов  огромного здания на Арбатской площади, казалось, подминавшего своей тяжестью усталый асфальт. Она искала сына.

Родила, будучи уже не юной, и воспитала сама. Когда женщина дала миру ребёнка   - её жизнь прожита не зря. Парень выдался на диво – красавец, отзывчивый, добрый. Уже почти взрослым не стеснялся прибегать к концу суточной смены, хватал тяжёлые сумки. Будучи малышом, не боялся оставаться один в квартире. Мать, чтобы иметь больше времени для сына, устроилась в охрану – сутки дежурства, трое – дома.

С таких денег не зажируешь. Но ведь жизнь – не зря, а это – главное!

Уже потом она узнала, что по правилам – один сын у матери – не должны были отправлять в Афган. Но кто ж на это смотрит?!! Тут вообще от армии норовят откосить. Кого-то ж надо в счёт разнарядки  записать. Кого, как не сына беззащитной матери-одиночки, за которую некому побеспокоиться?!! И которая, как и всякий честно работающий человек, не накопила тысяч для отмазки.

В здании, где над глухими воротами огромный выпуклый герб на щите, кажется, вот-вот сорвётся и раздавит просителя, эту маленькую женщину жалели. Именно потому ничего и не говорили. Но измор – дело великое.

Поначалу сказали – пропал без вести. Она не верила. Потом намекнули – жив, но, дескать, выполняет особые поручения. Она пристально глядела в их пустые глаза, скошенные от каждодневного вранья, и не уезжала. Потом смилостивились – он жив, но видеть его вам нельзя, потому что он ранен.

Она не унималась. А куда ей было ехать? В пустую квартиру, оклеенную дешёвенькими обоями, на которых сохранились детские мазюки от карандаша любимого сына? Думала подсобрать на ремонт, пока сынок в армии. Теперь уже не сделает – проездила деньги, оставила квартирной хозяйке да в кулинарии на углу возле “Диеты”, где утром торопливо съедала сосиску со стаканом чая.

Она им просто надоела. Однажды её посадили в машину и отвезли. Это было тут же, в Москве, и не очень далеко.

Войдя в палату, она не произнесла ни звука. Но сын оторвал голову от подушки и вскрикнул: “Мама, это ты? Здравствуй!” И, не давая вставить ни слова, успокаивал, что, дескать, ничего, что слепой пока и парализованный, это после контузии. Скоро должны привезти лекарства новые, проколюсь курс, начну разрабатывать руки и ноги. Чем я хуже Маресьева?!! А там, глядишь, и зрение восстановится.

Она слушала его и  беззвучно глотала слёзы,  боясь заглянуть в жуткие чёрные глазницы под сбившимся бинтом. Она боялась опустить глаза, вообще, всегда боялась глядеть на его изуродованное тело. Глаза были выколоты, нос, уши, ноги, руки – словом, абсолютно всё, что можно было отрезать у высокого красивого парня – было отрезано. Он об этом, наверняка, не догадывался...

…Ей сказали: в любой момент вы можете сдать его обратно в госпиталь. Ей повторяли, суетливо отводя взгляд, что она воспитала прекрасного сына, совершившего подвиг. Вас будут приглашать на сборы в школы, прикрепят к магазину для участников...

…Неподалёку от меня есть запущенный сквер, где по утрам когда-то я делал пробежки. Она катала по выщербленному асфальту аллеи сына – в его же собственной коляске (берегла в сарае, думала – женится, пригодится.)

 Пригодилась.

Недавно встретил её в городе. Никто не знает – тут сын, жив, и просто нет  у старушки сил  спустить его на руках вниз, или всё-таки, сдала. А война на востоке продолжается, но, слава Богу, без нас. И те, кто был там, как-то адаптировались, приспособились. Украина незалежная, им поначалу были льготы. Если наезжала братва – тушили (в ментовке тоже своих полно) или же сами занимали их нишу (зря, что ль, учили ногами махать?) За что воевали – и не вспомнишь. Война и война. Они нас, мы – их. Раньше, что ль, такого не было? Вон, спроси у людей, никто и не знает такого капитана Стрельникова, ты и сам не помнишь, верно? Да и островок тот злополучный давно рекой смыло… Россияне в Чечне, так те хоть за бабки, а мы в Афгане вообще ни за хрен собачий. Кто наркоту крутил – те поимели, а мы что? Так, мясо…

У той, что рассказала мне эту историю – тоже сын. И тоже поначалу хотели в Афган – рост под два метра, плечи – метр. Но у мужа были связи. Как-никак, третий по должности человек на работе.  Начали искать ходы. Пришлось ужаться. Машину не меняли, ограничились ремонтом. И хорошо, что не взяли – потом начали иномарки давать, выхватили и себе, и сыну – ещё при том долларе…

Служба у сына была близко. По выходным забирали домой. Бензин тогда, сам знаешь, почём был. Назад – полный багажник. Устроили пацана при штабе. Там же и в партию вступил – кстати, очень пригодилось в институте и на работе – итеэровцев ограничивали в приёме, а чтоб должность получить, так без этого ж никак.

Теперь сын тоже третий человек на том же предприятии. Внучка уже невестится. Да что-то не то. Со здоровьем нелады. И у сына тоже: как работать?!!

А хорошего знакомого из военкомата, что так помог, так помог тогда, несколько лет назад машиной сбило. Гололёд был, занесло – и насмерть, раздавило о стену дома. Шёл с работы.
 
А так – всё ничего. Жить можно…