Он превзошёл себя лишь раз

Он медленно, необычайно вяло и неуклюже поднялся со своей старой кровати. Будто неодобрительно, постель тяжко скрипнула и резко замолкла. Он же отнюдь не с первой попытки натянул на свои босые и продрогшие ноги разношенные белые тапки, стоявшие в беспорядке рядом с кроватью. И, в контрасте с этой обувью, его ноги стали выглядеть ещё более бледными и тощими. Казалось, они и не были способны выносить массы их обладателя. Но несмотря на это, он медленно и неуверенными шагами двинулся по паркету. Подошвы тихо шуршали в тишине, не заглушая и тиканья часов. Он прошёл всего пару метров, но даже это казалось необычайным подвигом... Лишь ему. Потому что более свидетелей этой картины не было.
 Словно полночная тень, он всё так же аккуратно ступал по дощатому полу. И половицы изредка тонким "голосом" скрипели в ответ на его шаги, словно подбадривая и одобряя. А часы били такт этому движению. А он с замиранием сердца слушал и наслаждался этим странным ночным ансамблем в его квартире. Он вливался в эти ритмы, стараясь их не сбивать. И вдруг ему стало от чего-то, может, от собственной мысли, невероятно смешно. Он тихо, но грузно захохотал, впервые за долгое время. И тут же умолк. Видно, испугавшись, что спугнёт своих "музыкантов". И в воцарившейся тишине восстановились прежние ритмы этой обители.
 Он тихо продолжил свой путь, вливаясь в эту музыку. Но не было слышно его дыхания, не было слышно биения сердца. Как будто он был пуст - от души и от чувств. Будто в этом теле остались лишь мысли и сознание. Но это мнение ошибочно - он дышал, его сердце билось. Лишь с одним недостатком - то были неуловимые ни для кого, кроме него самого, колебания усталого тела.
 Его странствие наконец было окончено - он достиг ванной комнаты и встал напротив немного запылившегося зеркала. Рукавом своей измятой рубашки он смахнул эту пыль и наконец взглянул сам на себя. И этот вид говорил, даже кричал, сам за себя. От былой осанки и широких плеч не осталось почти ничего - вялый и немного сутулый силуэт был в зеркале. В синих глазах потух яркий огонь молодого и неугомонного духа. До этого обтянутые гладкой и бархатной кожей скулы сейчас казались лишь выпирающими костями, на которых покоились мешки под глазами. Щёки обвисли, словно у старика, и весь вид мало напоминал о том, каким был обладатель этого лица всего месяц назад. Грязные и всклоченные, уже бурые, волосы покрывали голову. И весь вид его был гнетущим, унылым и одиноким.
 Увидев себя в зеркале, он просто-таки потерял дар речи. Но это было минутным оцепенением. Потому что в следующую же минуту он разразился, словно туча молниями, ужасными и скверными ругательствами. "Вот до чего она меня довела! Вот до чего меня довели эта любовь и эта стерва!" - он кричал, нет, он орал на всю свою квартиру. Он махал руками - он был в ярости И в следующий же миг стал заливаться при этом слезами. И чувства так переполняли его, что он в сердцах замахнулся правым кулаком и ударил о зеркало. То со звоном, заглушая крики, разлетелось вдребезги, играя на свету, и осыпало пол и его ноги.
 Что это было? Он очнулся ото сна тоски, печали и жалости к себе. Он разразился громом накопившейся злости к любви и к себе самому. Но он был слаб... И этот порыв окончился лишь на этом небольшом разрушении, а далее к нему пришло совершенное безразличие ко всему и всем, кроме себя.
 Уже через неделю он снова стал тем статным и горделивым кавалером. Он снова начал кружить головы и красть сердца юных дам. И он полагал, что вновь возрос. Вновь стал значимым и уважаемым.
 Но он рождён был низким, падльщиком. Когда он был счастлив или несчастен в любви и разлуке, он оставался собой - обычным мерзавцем. Когда он был одинок на протяжение месяца, когда истощал, он набрал в весе морально... Но лишь на время. Когда он был снова счастлив уже в самолюбии и гордости, он снова стал так же низок, как раньше Он оставался как все змеи - гадом. Он был рождён природой ползать и  превзошёл себя лишь раз... Но толку было мало