Ворота

                В О Р О Т А

     Не скажу, что так часто, но за мою долгую жизнь, раз шесть, а может и больше, снились мне эти ворота. Проснусь среди ночи и думаю: почему мне снятся именно эти, церковные ворота? Будто бы я других ворот не видела… Пройдись по посёлку, тут тебе, что ни двор то – ворота. Какой улицей не иди, ворота с калиткой раньше хозяина встречают гостя. Друг или ворог, а воротам первый поклон. И тут уже известное дело: какой хозяин, такие и ворота.
     Ворота за которыми я росла, были низкими, с почерневшими от дождей досками, с покосившимися столбиками. Что и говорить, вдовий достаток по воротам видать. Только, какие б они  ни были хлипенькие, а за ними – я дома. Да что я, куры выйдут на улицу, а завидя кого-то чужого, меж воротин во двор стараются побыстрее пролезть. Кошка сидит себе на столбике, на солнышке греется. И тут уж дело ясное, не какая-то там бродячая кошка, а хозяйская. И коза мимо своих ворот не пройдёт. Станет у калитки и мекает. А как же? Скотина домой пришла, молочка принесла. Наши старые ворота широко открывались, когда мой отец с роддома маму с маленьким братиком на возу привёз. Были широко открыты ворота, когда гроб моего отца со двора выносили. Э-эх, если б они заговорили, сколько ж всего было на их веку?!
     Но, нет. Не эти ворота мне снятся. Хоть знаю, помню я их, каждый сучок в памяти моей застрял. Снятся мне большие, с кованной вязью церковные ворота. О-ой, Боже ж ты мой! Когда это было! Я ещё была в том возрасте, когда меня бабушка за руку водила. Да не всякий раз, а надо было очень бабушку попросить, чтобы она взяла меня с собой.
     Наша хата не была в селе крайней, но до центра села пока дойдёшь в сандалиях пятки до крови сотрёшь. Назад уже босиком идёшь, сандалии в руках несёшь. А сколько попрёков выслушаешь, что долго потом на ярмарку не запросишься.
     Саму ярмарку мне вспоминать не хотелось, тут лишь бы не потеряться в сутолоке людей и возов. Да что мне до них? В моей руке был аккуратненько свёрнутый бумажный кулёк, а в нём – сладкие подушечки. Мне очень хотелось его развернуть, но бабушка крепко держала мою левую руку, чтоб я куда-то, зазевавшись, не упала или в коровью лепёху не влезла. А домой мы шли по короткой дороге. А чтоб ещё короче было, бабушка повела меня через церковный двор. Но во двор мы не успели войти. Навстречу нам из ворот вышли две женщины. Увидели бабушку, обрадовались. Стали её обнимать, целовать. Тут-то мою руку бабушка и выпустила. Я попятилась назад и принялась разворачивать края бумажного кулёчка. Когда подушечка оказалась за щекой, то и мир показался веселее. Можно и по сторонам поглазеть, оглядеться. То, о чём говорила моя бабушка с незнакомыми людьми, меня вовсе не занимало. Куда интереснее было рассматривать незнакомое место, шевелить сандаликами опавшую листву, падающую с громадных лип. Но деревья были и на нашей улице, а чего не было, так это таких высоких, железных, с кованной вязью ворот.
     Огромные ворота делились на две воротины, Одна из них была открыта. Я попыталась открыть другую, но высоченная громадина ворот даже не обратила внимания на мои старания. Тогда я попыталась закрыть распахнутую воротину, но к ней был привален огромный камень. Я залезла на него, держась за холодные прутья ворот и задравши голову, смотрела вверх. На фоне этих ворот я выглядела – маленьким котёнком у ног громадной коровы. И от этого сравнения мне стало страшно. Поспешно слезла с камня и отошла подальше от них.
     Теперь видела бабушку, незнакомых женщин и думала: «Даже если они поднимут вверх руки, то вряд ли дотянуться до середины воротины… А зачем нужны такие высокие ворота? А может этой тропинкой ходят великаны и эти ворота для них, как моему дедушке калитка возле нашего дома?.. И деревья такие высокие! Яблони и сливы в нашем огороде куда ниже… Да, видимо и правда тут живут великаны… Тогда, зачем бабушка ведёт меня к ним? Наверно потому, что я не слушалась бабушку…»
     На глаза навернулись слёзы, стало невыносимо жаль себя, и страшно… Я подбежала к бабушке и, прижавшись к ней, утонула в бесчисленных складках её юбки. Бабушкина ладонь легла на мою голову и мне стало тепло и уютно.
     Шли годы, я подросла. Высота церковных ворот больше меня не пугала. Да и деревянную церковь сельские активисты переоборудовали под клуб. В клубе проходили колхозные собрания, новогодние утренники. Мне запомнилось, как наш третий класс, колонной по двое проходил через эти ворота, как нам торжественно повязывали красные галстуки. А когда я уже с мамой вышла на сельскую улицу и оглянулась, то впервые обратила внимание на кружевные завитушки кованных железных прутьев. На уроке рисования мы рисовали на свободную тему. Я попыталась нарисовать красивые ворота, и вроде бы у меня даже что-то там получалось, но учительница, узнав, что я рисую, страшно рассердилась, вырвала листок из моей тетради, смяла его и бросила в мусорный ящик возле печки. Мне же поставила в дневник головастую двойку по поведению. Я проплакала до конца уроков и так и не смогла понять: за что мне поставили двойку. С того дня я старалась даже не смотреть на те ворота.
     Прошло ещё несколько лет. Мама послала меня в сельмаг за хлебом. Но хлебовозка запаздывала и очередь, скучая, стояла у крыльца. Все вокруг было привычно и мой взгляд невольно потянулся к видневшимся воротам. Меня никто не торопил и не интересовался тем, что я так пристально рассматриваю. Тогда я подумала: «Всё в этом мире меняется, только ворота стоят, будто время их не замечает…»
     Но, прошло ещё какое-то время и я однажды заметила, что распахнутая воротина покосилась на бок и висит на одной петле. В тот же вечер об этом спросила маму. Мама вздохнула и, не вдаваясь в подробности, объяснила. Дескать, возле тех ворот подрались пьяные мужики и, уж не знаю как, своротили таки воротину. А через неделю кто-то пожаловался председателю колхоза на то, что воротина может упасть и кого-то придавить. На правлении стали думать: как устранить опасность. И как у нас это обычно бывает, решили – вовсе снять те ворота, как «напоминание о тёмном прошлом». С горем пополам мужики сняли с петель обе воротины и отвезли их на колхозный двор, в самый дальний угол, туда, куда бросали старые бороны и всякий железный хлам.
     Теперь перед входом в клуб ворот не было. Торчали великанами с обеих сторон два каменных столба с жуткими на вид крюками. И если раньше бабушка моя, подходя к воротам, печально говорила: «Дом продали, ворота остались»,  и украдкой крестилась, глядя на ворота, то теперь только вздыхала и иной раз говорила: «Всё порушили, супостаты. Бог всё видит! Придёт и им конец…» И если мы, молодые, это ворчание старухи пропускали мимо ушей, то, дожив до её лет, убедились: старые люди зря не скажут.
                11 января 2013 г.