Моя жена и её родные

     Жена моя, Нина Алексеевна Суворова, родилась 18 апреля 1936 года в городе Кинеле, Куйбышевской области (ныне Самарская область).

     Немного расскажу о родине Нины. Город Кинель — узловая станция. От Кинеля начинается Турксиб, отсюда поезда, идущие из Москвы через Пензу, могут идти или по сибирскому направлению (на Челябинск), или южному (на Оренбург, Ташкент). Это место — как бы стрелка, соединяющая две речки: Кинель и Самару. Далее река Самара впадает в Волгу. Речки Кинель и Самара полноводные и спесивые, в зависимости от уровня воды в Волге. Иногда они бывают быстрыми, когда уровень воды в Волге мал, иногда — вялотекущими, но затапливающими все берега. И эта вода обычно стоит долго. Здесь водится много рыбы: плотва, щуки, судак, сом, а также по старицам и озёрам караси, сазаны и много раков. По Кинелю протекает ещё одна совсем мизерная речка — Язёвка, в два-три метра шириной, и впадающая в речку Кинель. Летом русло этой речушки почти полностью пересыхает, остаётся только ручеёк. Кинель — зелёный городок с сорокатысячным населением, городом стал называться с 1944 года, здесь имеется сельскохозяйственный институт, основанный в 1837 году. 

     Родители Нины — Алексей Петрович Суворов (1905-1942) и Екатерина Павловна Акимова (Суворова) (1905-1984). В семье Суворовых было трое детей — все девочки:
     Зинаида — 1927 г.р.
     Валентина — 1929 г.р.
     Нина — 1936 г.р.

     Нина была младшей дочерью в семье. В 1941 году отца взяли на фронт, а в 1942 году семья получила похоронку, то есть, в пятилетнем возрасте Нина лишилась отца, и его почти не помнит. Мать осталась в войну с тремя детьми и как могла, растила их и воспитывала.

     Алексей Петрович был родом из ст. Ночка, Пензенской области. По рождению он Саулин, но поскольку лишился родителей в раннем возрасте, то воспитывался у своего дяди Фрола Логиновича Суворова. Дядя его усыновил и дал ему свою фамилию (девичью фамилию матери). После Фрол всю жизнь жил в семье Алексея Петровича и был как хозяйка.

      Сам Фрол в молодости женился один раз, но жена от него ушла, так как он её не устраивал по мужской части. Больше никогда не женился и жил со своим племянником до самой старости, и умер у него в Кинеле, на Пушкинской 5. Фрол был конюхом в НЖЧ — домоуправлении в железнодорожных домиках на станции Кинель, а Алексей был золотарём также при железнодорожной станции.

     Фрол никогда не ругался матом, только и говорил: «дьявольщина». А Алексей был большим прощелыгой и юмористом. «Логиныч, иди, тебя смотритель вызывает», — кричит Алексей, а сам уже прицепил сзади  дедовой фуфайки крапивный мешок.
     А дед всегда ходил, как гусак: харю кверху, сапоги вперёд. Заходит он к начальнику НЖЧ, двери за собой хлоп, а хвост прищемило. «Вот дьявольщина, это Лёнька сделал, больше некому!» Ну, и хохот на всё НЖЧ.

     В это время Алексей познакомился с Екатериной Павловной Акимовой и женился на ней. Родители её: отец Павел Акимов и мать Анастасия Калентьева. Павел умер примерно в 1923 году. Анастасия умерла в войну, предположительно, с голоду.

     Алексей перешёл на работу в водоснабжение машинистом на насосную станцию и водокачку. Работа была как у пожарника: в основном надо было высидеть время. Особым рвением к работе он не отличался, на водокачке научился играть на гармошке и забавлял музыкой и анекдотами девиц. Хозяйство они держали большое: коров, свиней, овец, курей.

     Сначала Суворовы жили в железнодорожном домике по Пушкинской улице (за теперешним РДК). Продав часть скота и немного разбогатев, купили большой дом по Пушкинской 5, в который под старость перешёл и дед Фрол. Фрол был настоящим кладом для внучек: воспитывал их, водил за собой гуськом, кормил. Мог готовить еду, стирать, кормить детей и убирать в квартире и за детьми, мог печь блины, пироги и хлеба.
 
    Фрол очень любил вторую внучку — Валентину. Она была беленькой, кругленькой, пухленькой девочкой — «козой толстопятой». Принесёт, бывало, Фрол пряников, Вале даст два, а Зине один. Зина в слёзы. Мать успокаивает «Не плач, дочка, вот уйдёт дед куда-нибудь, я тебе целый килограмм куплю, и все тебе, а ей вообще не дам».

     Иногда Екатерина Павловна уезжала в Коканд к родственникам на отдых и поправку здоровья, уезжала на лето и больше. Дети оставались фактически на попечении Фрола. В Коканде жили родственники по линии Акимовых.

     Когда Екатерина Павловна уезжала в Коканд, Алексей вспоминал о своих подругах детства. Однажды, будучи выпившим, привёл женщину в дом. Зина побежала к своей бабушке Анастасии:
     — Бабушка, папа привёл в дом какую-то невесту, она на руки к нему садится.
     — Ладно, Зинаида, успокойся, ложись спать, папа никуда не денется.

     Тёща у Алексея была женщиной очень нудной, и однажды так допекла зятя упрёками в неверности и лени, что однажды, напившись, он решил лечь под поёзд. Дед Фрол повис верхом на Алексее и сказал: «Если ты пойдёшь под поезд, то тащи и меня, пусть поезд раздавит нас вместе». Дед был ростом выше среднего, худощав и строен. Потаскал отец деда по кухне, поостыл и согласился быть дома и не идти под поезд. Чувствовал, видно, что позже (на фронте) пополам разорвут.

     Катя любила денежки считать, прятала трёшки по разным уголкам, а иногда припрятывала и бутылочки с винцом. Алексей иногда находил винцо или денежки и убавлял их понемножку. Катя, обнаружив пропажу, объявляла мужу:
     — Лёня! Что-то в бутылке вина стало меньше.
     — Да что ты, Катя, оно же усыхает!
     А если денег не хватало, он говорил:
     — Это ты в прошлый раз обсчиталась, памяти нет, надо записывать!

     Алексей не особенно переживал, что дети порой были некормленые, любил пивка попить, походить с друзьями, да ещё с гармошкой. Жена часто говорила:
     — Лёня, нужно бы вскопать около дома.
     — Да ладно, Катя, там всё равно ничего не уродится, а мне нужно срочно электромотор отремонтировать, я лучше на работу пойду.
     И шёл к ларьку с пивом «ремонтировать электромотор». А Катя никакой работой не брезговала: дети, скот, дом.

     Как я упоминал, в речках Язёвке, Кинеле и Самаре, а также в озёрах было много рыбы, и Катя и Алексей часто там рыбачили бреднем. Это было дополнительным достатком в семье. (Рыбалка не проходила даром для рыбаков, так как часто переохлаждалась нижняя половина тела, а это впоследствии сказалось на здоровье Екатерины Павловны, она умерла в 1984 году с диагнозом рак мочевого пузыря и похоронена в Тихорецке).

     У Алексея был родственник Костя Борисов, который работал лесником. Он делил покосы и отводил места для выпаса скота работникам транспорта. Покосы были у берегов рек и по-над железнодорожными полотнами. Алексей с помощью Кости получал хорошие участки, но сам косить не любил, обычно для этого нанимал любителей вина и музыки. Мужики косили и сгребали сено, а Алексей с родственником заливали за воротник, потом Алексей начинал наяривать на гармошке и веселить покосников. Его основным жизненным кредо можно было считать куплеты одной из песенок:
               
                Пил бы, ел бы, ср*л бы, сс*л бы,
                Не работал никогда,
                Лишь бы Катька не ворчала,
                Что валяем дурака.
                Посидим, попьём, покурим —
                Костя с Лёшкою дружки.
                Чертоломить на покосе
                Могут только... дураки!

     В депо на паровозе кочегарам платили так называемые «наркомовские», зарплата была больше, чем на других работах, и Екатерина стала пилить своего мужа, чтобы он перешёл работать в депо. Алексей перешёл. А тут — война! Поскольку в депо Алексей был новеньким, то и попал на фронт одним из первых. Он был к тому времени членом партии и отказаться идти на фронт, сославшись на трёх маленьких детей, не позволяла совесть, да с этим и не посчитался бы никто.

     Вскоре на транспорт пришла бронь, но Алексея она уже не защитила. Три месяца держали его под Куйбышевом, учили держать винтовку, а ещё месяцев через семь его изуродовало на Карело-Финском фронте. По-видимому, он не погиб, а потерял обе ноги и, по слухам, лежал в Куйбышевском госпитале. В Кинеле стали говорить, что, мол, Алексей лежит в госпитале, а Екатерина Павловна не хочет забирать его домой. Старшая из дочерей, Зина, об этом сказала бабушке Анастасии, а та послала Катю в Куйбышев. В приёмной госпиталя Катя спросила у дежурной:
     — Есть ли у вас Алексей Петрович Суворов?
     — Есть, — ответила та, — сейчас пойду, узнаю, как вас пропустить.
     Долго не было дежурной, затем пришла и говорит:
     — Я ошиблась, такого здесь нет.
     Позже в госпиталь ездил кто-то из профсоюзного месткома, и Кате передали слова, которые вроде бы сказал Алексей: «У тебя дети, старайся их выкормить и выучить, а я уже никому не нужен, пусть меня до конца дней содержит государство».
     После войны в лесу под Куйбышев для инвалидов войны был построен специальный пансионат, там, видимо, Алексей и умер.

      Государство иногда помогало семье фронтовика то одеждой, то продуктами, но главная тяжесть легла на старшую дочь — Зинаиду Алексеевну. Она с первых дней войны начала работать на пробочном заводе (на сортировке пробок), а через два года перешла работать на водоснабжение, где раньше работал отец, и там проработала сорок два года. Образование у Зины было восьмилетнее.

     Расскажу, как после войны семья лишилась своего дома. Кате вздумалось продать свой дом и купить поменьше, чтобы легче было его содержать и топить. Объявили о продаже, долго никто не приходил покупать. Кто-то пронюхал про сталинскую реформу — быстренько оформили дом, вручили Кате пачку денег и всех выселили из дома. Начальник НЖЧ Попков говорил:
     — Катя, положи деньги на книжку, говорят,  реформа будет.
     — Ведь не власть меняется! Что это я деньги в сберкассу ложить буду?
     В перину зашила и спала на них. В 1947 году грянула реформа. И дома лишились, и денег. Вместо двадцати тысяч получили две тысячи. Если бы деньги лежали в сберкассе, вернули бы тринадцать тысяч — за эти деньги можно ещё было бы купить хорошее жильё. С помощью дальнего родственника, Кости Борисова, того, который когда-то был лесником, матери достался по дешёвке (за четыре тысячи) флигилёк из одной комнаты, расположенный по переулку «Вокзальный, 8».

     В этом домике я и познакомился с Ниной, тогда ещё ученицей девятого класса. В это время у неё ничего не было, кроме одного платьица и маленького личика. Все они жили на иждивении сестры Зинаиды и её мужа, Дмитрия Попова, машиниста паровоза и электровоза — взбалмошного придурка, психопата. Бывают среди русских мужиков такие, с большими причудами. Говоришь с человеком, как будто нормальным и даже разумным, иногда знающем какое-то дело специалистом, и вдруг — как шлея под хвост попадает. Глаза наливаются кровью, как у быка, и изо рта начинают брызгать слюни и пена — и понеслось, как понос. И уже в такую арию негде было вставить ни одного разумного слова.

     Когда я появился в их доме или, вернее, около, Зина с мужем сняли неподалёку квартиру и переехали туда жить. Но не прошло и месяца, Зина сбежала вместе с маленьким сыном (его звали Сашей, он родился в октябре 1953 года) снова в дом матери.

     Екатерина Павловна в это время надумала к своему дому пристроить такую же саманную пристройку. Наделали саманных блоков, наняли солдат и с их помощью пристроили. Я позже помогал стелить полы.

     Вместе жила и средняя сестра Валя, но она ещё до моего знакомства с Ниной начала подрабатывать в торговле. Напарница обворовала ларёк и свалила на Валентину. Воровка сразу же ворованными вещами и откупилась, а Вале пришлось четыре года отбыть на принудительных работах, вернее, в тюрьме.

     Когда вернулась после отсидки, вышла замуж за соседа — Вениамина Александровича Кочеткова, с которым двадцать лет прожили в Кинеле, затем переехали в Ворошиловград (Луганск) на Украине, там построились и живут по сие время. Вениамин, правда, уже умер от рака желудка, хотя покутить и выпить особо не любил. Умел играть на гармошке, последнее время работал на каком-то заводе. У них двое детей: Юрий и Сергей.

     Зина долго мучилась со своим мужем, несколько раз разводилась и снова сходилась, но потом разошлась окончательно. Вскоре Димка умер, видимо от перепоя. Зина стала жить у своей матери.

     Мы переехали в военный городок — в Бобровку, у нас уже подрастал сын Саша (он родился в 1956 году). В 1964 году (дочери Наде было несколько месяцев) переехали в Саратов и потом в Тихорецк.

     Со своей матерью Зина ужиться не могла долго: Екатерина Павловна любила всеми командовать и всем давать советы, как жить. Зина переехала жить на водосмягчитель (есть такое место в Кинели), ей дали комнатку (красный уголок) на втором этаже с паровым отоплением. В 1965-1967 годах я останавливался у неё на квартире, когда ездил на экзаменационные сессии и защиту дипломного проекта в сельскохозяйственном институте. Она стирала мне моё бельё и шмотки.

     Позже Зине в Кинели дали однокомнатную квартиру на четвёртом этаже. Екатерина Павловна продала свой домик и переехала жить к Зине, а, вернее, стала жить то у нас, то у Зины. Деньги от продажи своего домика она поделила между дочерьми, но большую часть этой суммы отдала Нине. Мы сложили все свои сбережения, заняли ещё четыре тысячи рублей у нашего друга Алексея Фёдоровича Пичугина и, с мечтою устроить жильё для сына, купили домик — турлучный флигилёк в Тихорецке по улице Ленина 39, который обошёлся нам в 13 тысяч ещё советских денег. Этот домик мы обложили кирпичом, сделали водяное отопление с газом, провели воду, вывели канализацию — одним словом, обустроили очень уютно.

     Сын Зины — Саша — после восьмого класса поступил в железнодорожный электромеханический техникум и, после его окончания, стал работать. Женился, но вскоре его забрали в армию. Во время службы до него дошли слухи, что жена стала ему изменять, а когда он вернулся, она действительно вышла замуж за другого. Саша сильно переживал, начал выпивать, и вскоре трагически погиб — его убили друзья-собутыльники у какой-то шлюхи. Как говорится, лучше иметь сто рублей в кармане, чем сто друзей собутыльников.

     В домике на Ленина 39 после службы в армии стал жить наш сын с семьёй. Но так как невестка Люба мечтала получить государственную квартиру, сыну с семьёй пришлось переехать жить в общежитие, а домик, унаследованный Ниной от Екатерины Павловны, пришлось продать (как излишки квадратных метров у родителей сына). Грозились снять с очереди.

     Домик продали, деньги поделили, на них ничего ни купили, и они были съедены перестройкой, реформами и инфляцией девяностых годов. Пять тысяч на книжке жены превратились в пять рублей после очередной ельцинской реформы. Так окончательно рухнуло тёщино наследство. И она сама. От великого до смешного один шаг, как сказал когда-то Наполеон.

     В 1995 году Зина продала свою квартиру в Кинеле и переехала жить к нам в Тихорецк. Деньги её были потрачены на жильё для нашей дочери Нади и её сына Данила. А Зине мы отвели одну комнату в нашей квартире и она, эта комната, должна принадлежать ей до того дня, как нам всем скажут Аминь*.

     _______________________
     * Умерла Зинаида в августе 2006 года.