Фламенко

                Фестиваль Фламенко в Садлер-Велс

Эпиграф: «Танец — это метафора мысли». Фридрих Ницше


Я долгое время ждал возможности сходить на этот фестиваль и наконец получил в подарок , на день рождения билет в этот, известный в Лондоне, театр.
Здесь, несколько лет назад, я смотрел постановку балета «Чайковский», Бориса Ейфмана, и был впечатлен не только балетом, но и уютной атмосферой, царящей здесь, в театре. На трёх этажах. три кафе, где модно посидеть перед спектаклем, выпить кофе, а может и бокал вина. На сей раз, здесь подавали испанские блюда и вина, и зрители, «вживаясь» в испанскую атмосферу, пробовали эту «экзотику», на вкус.
В этот раз, мы с женой поужинали дома и потому, прошли прямо в зал и сели на свои места, разглядывая красочную программку...
Зал постепенно наполнялся и в воздухе повис гул оживлённых голосов и даже всплесков громкого смеха, что совсем не свойственно для аудиторий академических театров, к которым, отчасти принадлежит и Садлер-Велс. Но сегодня был особый вечер и в зале было много молодёжи, в том числе много испанцев, живущих в Лондоне...
… Наконец, представление началось, и на тёмной сцене, в кругу света появились два танцора, сопровождаемые страстным пением и гитарными переборами, двух гитаристов. Голоса певцов, вели мелодию и гитары вели ритм, который подтверждался ручным прямоугольным барабаном, и скрипкой.
И без того быстрый темп танца делался всё ярче и стремительней, ноги танцоров отбивали угрожающий чечёточный ритм и мельком вспомнились американские довоенные фильмы с Фредом Астором, и его танцами, которые покорили тогдашнюю публику. Но те танцы, были приглажены, приспособлены под запросы цивилизованной публику, а здесь, страсть и инстинкты древней жизни, пробивались наружу через благообразие костюмов и формат балетной сцены. Мужчины были одеты в брюки и белые рубашки с шарфом и «сюртучком» поверх, а женщины в платье в горошек, яркого цвета и с длинным шлейфом — хвостом, который иногда, в стремительном танце, напоминал хвосты павлинов.
Один номер сменялся другим, танцы становились всё ярче и ожесточённей и страсть пробивалась сквозь привычную цивилизацию буйным скрежетом мужского голоса, выпевающего испанские слова, с цыганским «акцентом». Женщины, во время сопровождающего танцы пения, не сдерживаясь всхлипывали от внутреннего напряжения и это напомнило мне русских плакальщиц, провожающих в последний путь очередную жертву «окаянной» жизни, в которой все, рано или поздно умирают.
Именно фламенко — сплав песни, гитарной игры и танца — можно считать атавизмом древней свирепой инстинктивной жизни, и в моём воображении, это искусство всегда сопровождает сцены насилия и проявления неистовой страсти, любви и ревности, в этом «прекрасном и яростном мире»!
И ещё я вспомнил Толстого и Достоевского которые описывали цыганские хоры, и ночные  сумасшествия, в среде российских дворян, ресторанных завсегдатаев, пьющих горькую и всхлипывающих во время исполнения цыганских романсов и плясок, от наплыва чувств и пьяной тоски, которой во все времена отличались буйные русские характеры. Толстой любил цыган и говорил что «Не вечерняя» в исполнении цыганского хора вызывает у него слёзы грусти и умиления...
Концерт продолжался, и на сцене появилась неистовая цыганская красавица, которая всё больше и больше распаляясь, отбивала немыслимую дробь каблуками, с такой частотой что кажется, ноги не могли за ней поспеть и потому, оставались в кажущейся неподвижности.
Но откуда же тогда этот чарующих, бешеный ритм, откуда эта сила мышц тела, неистовство чувств и темперамента?!
И ещё мне вспомнился Рахманинов, который, может быть, в обществе знаменитого Шаляпина, прогуляв всю ночь в «Яре», под утро, приехав домой садился за рояль и сочинял свой Второй фортепьянный концерт, который берёт за душу своей русскостью и радостной грустью уходящей молодости, неизбывного счастья грустной весны, которая за окном, в саду, в предутренних сумерках, расцветала вишнёвым розовым цветом и ароматами сбывшейся, но уже умирающей, весны...
 Вспомнил я и первого гитариста фламенко, которого я услышал в далёкие советские времена — Пако де Лусию, который бывал в России и оставил во многих русских душах лёгкую грусть по ушедшей горячечной юности российской «цыганщины», оставшейся, почему то на другом краю Европы, в Испании, куда цыгане несколько столетий назад переселились из Византии, во времена её разгрома турками...
А ещё я вспомнил своих знакомых цыган, которые вместе со мной играли в футбол, поражая всех своей мягкой манерой обращения с мячом, весёлостью и шутками в цыганском стиле...
Взрослея, они становились оседлыми жителями пригородов, рабочими, заводили семью и жили, как все вокруг, монотонно и умеренно, казалось на все времена забыв о шёлковых шатрах и темпераментных, зажигательных песнях и плясках...
… Незаметно, концерт подошёл к концу, и переполненный зал, после бурных оваций, громко обмениваясь необычно яркими впечатлениями, струйками выливался в тишину весеннего лондонского вечера, на ярко освещённые улицы, растворяясь в потоке машин и прохожих...
А я возвратившись домой долго не мог заснуть и вспоминал свою молодость, неистовства первой любви и ощущение вечности бытия, в раскрывающемся для счастливой жизни, весеннем мире!
               
                Март  2013 года. Лондон. Владимир Кабаков


Russianalbion.narod.ru