Не любовь

Александр Анисимов
[не]ЛЮБОВЬ

Удивляться и влюбляться,
Падать вниз и подниматься.
Эти камни знали многих,
От любви так много боли.
Много слез и алкоголя
На душе потом мозоли.
Мышцы сердца коченеют,
Подойди – я подогрею…

В.Самойлов

1

У дверей уже выстроилась небольшая очередь. Хотя – как небольшая? Человек двадцать вовсю топтали и без того отполированный ногами снег. Почти до состояния катка выгладили – того и гляди при любом неловком движении брякнешься под общий пьяный гогот. Впрочем – малолетки: что с них взять? Кому тут больше двадцати – выходи строиться! Да никто ж не выйдет… Всей отваги – купить пива в ларьке у метро да выпить по дороге в клуб. Там же дорого, а они нищие… Сколько раз видел – на входе давятся, допивают, швыряют мятую банку в темноту… Дети фиговы. Ну да ничего – мне с ними за одним столом не сидеть. Путь строят из себя взрослых – им можно. И пока – простительно…
- Что, не пускают еще?
Не пускают? Да откуда я знаю? Хочешь – поинтересуйся. Головой в дверь постучи… Я, не оборачиваясь, сделал шаг в сторону, пропуская носатого парня к накрепко запертым дверям.
Ну что, начнем?
 
* * *

На входе долго не хотели пропускать волосатого мужика в свитере. И бородищу тот явно месяца два отращивал, не меньше. И папиросы свои вонючие упрямо не желал отдавать быдляку на охране… Какая «трава»? «Беломор» это! До скандала дошло. Если б не носатый, которого я у входа встретил – кто знает, чем бы дело кончилось. А он музыкантом оказался, заявил, что выступать не станет, если своего бомжеватого товарища в стенах клуба не увидит.
Нормально, в общем, все закончилось. После того, как волосатому на подмогу подоспело еще несколько человек, и возрастом, и весовой категорией лет на пять-десять отличающихся от завсегдатаев сего прискорбного заведения, после того, как вызванный администратор с постной рожей вник в ситуацию… Было приказано всех впускать, всех выпускать – а к прочим студентам проявлять прежнее повышенное внимание.
Дурацкое место. С одной стороны лупит неумелый доморощенный говнорок, с другой – какая-то диджейская муть. Посреди этого великолепия – небольшой зальчик с баром и пятком столиков.
- Сто «Стандарта» и «Невского». Ноль-пять.
На грифельной доске за стойкой – мелом накарябан алкогольный прейскурант. Три водки, пара пива и четыре коктейля. Хосспади! Неужто в этой студенческой дыре кто-то еще умудряется заказывать даже тошнотворный Б-52? Редкая муть за нереальные деньги…
Благо, бармен адекватный - с невозмутимым видом потянулся за бутылкой, хотя я бы ни за что не расслышал в здешнем гвалте собственный голос. Ах да… лимончик еще. Я не жлоб, могу и под водку цитрус приговорить…
Сто рублей ему. Сдачу – мне. Сто грамм за стойкой, потом с пошлым пластиковым стаканом в руке – за столик. Вовремя успел – урвал-таки себе свободное место. За соседним столиком – та самая компания. Носатый сотоварищи, его бомжеватый друг с «Беломором» да пара девиц. Музыкоделы со своими музами…
- Свободно? – это мне. Без «здрасьте», без «извините»…
Да свободно у меня, свободно… Куда мне одному четыре стула на один зад? Присаживайтесь, господа хорошие, я не жадный. Пара – он и она. К чему уточняю? А сейчас разные пары бывают. Впрочем – были бы он и он, был бы другой разговор. Но такие сюда и не заглядывают, у них в одной остановке метро отсюда местечко получше есть… даже два местечка – правда, ехать в разные стороны.
В общем, соседями обзавелся – и спасибо, что не местными завсегдатаями пубертатного возраста, считающими, раз школу закончили и писька выросла, они уже взрослые. Девочки, впрочем, в этом возрасте не лучше… Что в них только великовозрастные животастые папики находят? Ума не приложу…
Парнишка, впрочем, ничего себе оказался – чем-то молодого Есенина мне напомнил. Кучерявый такой же, и в душе, кажется, чистый гопник. Но держался вежливо и вообще – радовал тем, что оказался скуп на слова и не лез с глупыми разговорами. Сигаретами ненавязчиво пытался угостить. На трезвую голову не курю. А так – грех от «Парламента» отказываться.
Девушка – та постарше года на два-три. Тощая, рыжая и растрепущая. Не лохматая, а именно растрепущая. Аккуратная небрежность. В салоне за такое бешеные деньги берут, если своего нет. У этой рыжей было своё. Собственное. Кто понимает – локти себе обгрызет от зависти. И – занятная девушка. Себе на уме и притом – умная. Люблю таких, хоть и не признаюсь.
Неплохо, в общем, сложилось. А что – увольнение я не каждый день отмечаю, тем паче так. Днем – ключи от конторы в рожу швырнул, жаль промазал. Нет, серьезно – швырнул! На стене след остался. Хороший такой след, аж краска осыпалась… Как вспомню, кулак сам так и сжимается.
…Но пиво здесь на удивление неплохое. Не по-студенчески как-то. Хотя – в меню «манхеттен» и прочие «дайкири» заявлены… Грешно тогда плохим пивом торговать…
Не помню, как перезнакомились и разговорились, потом плавно переместились к сцене, где вовсю плевал в микрофон уже узнаваемый носатый певун, пытавшийся пафосно и неумело подражать покойному Цою. Ну – не всем дано, что поделать. Потом снова за столик вернулись, еще посидели, потом – снова в зал. Немного народу сегодня, даже у бара очередь – полтора человека на квадратный метр. Не заметил, как время пролетело, а я изрядно набрался. Впрочем, в компании «Есенина» и рыжей было неплохо, тем паче, что никакой они не парой оказались, а девушка меня чем-то зацепила.
Костя и Вера. Кучерявому имя не шло, а вот девчонке – в самый раз. Взяв еще по пиву, мы двинули из пустеющего бара в диджейский зал, где обещали пляски аж до закрытия – то есть, еще минут сорок. Смешное все-таки это место. На часах только за десять вечера перевалило, а тут закрываются. Впрочем – всегда есть куда пойти, были бы деньги. У меня пока – были. Главное, не задумываться над гадским словом «пока».
Да, серенько тут. Серенько… надо было в «Хани» пойти, или в «Версту»… Ну ладно, зато – девушка хорошая. Растрепущая вся такая. Не красавица – и хорошо, что не красавица. Ей бы общепринятая красота не пошла. А так – тощая, рыжая. Сисек нет почти, и смеяться не умеет. Ржет, а не смеется – но ей идет.
Так и плясали втроем. То я за столик упаду охладиться, то Костя-«Есенин», а девчонка знай себе дрыгается на танцполе. Мы уж давно в клубе одни остались. Смешно даже. Ди-джей, бармен в соседнем зальчике – и наша троица. Того гляди, уборщица с тряпкой нарисуется и на выход попросит.
Впрочем – не уборщица. Администратор. Тот самый, что скрипя зубами вынужден был пропустить сюда запомнившегося мне волосатого кренделя с «Беломором». Не соблаговолите ли на выход, уважаемые? А то уж гардеробщица грустит, домой из-за вас уйти не может… А что – обижать их, что ли? Смешные они такие, привыкли к своим студентам… Хорошо, сейчас допляшем, допьем и – в путь. Интересно только – куда? Спать-то еще рано. Грешно как-то в одиннадцать вечера на горшок и в люлю. Самое время гулять, да и погода шепчет…

* * *

Правда, гулять так и не вышло. Хотя – вечер в самом разгаре, а у нас тут есть где развернуться. Я сходу мог назвать полдесятка неплохих местечек, куда пешком рукой подать. Но – сегодня звезды в этом плане решили сложить мне большой жирный кукиш, только я не расстроился. И пусть еще четверть часа назад намерения мои были совершенно противоположными я, нимало не раздумывая, двинул к метро. Провожать ту, о которой сегодня днем и не помышлял. Костя-«Есенин» деликатно испарился, предоставив нам самим разбираться в ситуации.
Так что теперь - до площади, в переход, а там подземка ждет-гудит.
Зашли. Народу-то, признаться, немного. Да что там немного – почти нет совсем, к закрытию дело. Давненько в такое время не ездил, да вот судьба привела. Рыжая стояла и чему-то широко улыбалась, не смотря на меня. И тепло от нее исходило - настоящее такое, тоже улыбаться хотелось. Только улыбка пьяная получалась – да и ладно. Зато – искренне. Зато от души. И не помню, когда так улыбался.
Оперся на руки и запрыгнул наверх. Детство, конечно – но никогда я на поручне эскалатора не катался. Неудобно, оказывается – качает…
Легкий толчок, за спиной – звон. Краем глаза, еще не успев соскочить обратно, увидел белую сверкающую волну стеклянных осколков, с сухим шелестом неумолимо покатившуюся по балюстраде. Испугаться не успел. Разве что досада уколола. Вот непруха! Допровожался девушку, называется.
Эскалатор полз нарочито медленно – ему-то некуда было спешить. Я невольно поглядывал вниз, куда со звоном катились остатки разбитого плафона. Немного еще – возьмут меня под белы рученьки, и – прости прощай моя рыжая. А она стоит – все так же улыбается, и я чувствую ее руку в своей руке.
Вот и станция. И дежурная в будке таращится куда-то вверх, выискивая взглядом хулиганов. Да она же не видела, кто это сделал! И на нас – ноль внимания, не сложился в ее голове нужный образ. Явно молодняк набедокуривший высматривает – не такого, как я.
- Бежим! – это мне, громким шепотом в ухо. Я обернулся и невольно сильнее сжал тонкие пальцы в своей ладони. Всего ожидал, но не откровенного озорства во взгляде. Мы не побежали, конечно, но пошли быстро-быстро. Оставалось-то всего ничего – ступеньки вниз, а за углом уже и платформа.
Да вот он, родимый, несется навстречу: дядя-степа-милиционер. Торопится к эскалатору, озабоченно трындит себе в рацию. Мимо спешит. Ну и мы – лицо кирпичом – мимо. И поезд стоит как раз в нашу строну, и двери еще открыты.
- Бежим!
Вот теперь мы побежали, и успели едва-едва, двери пришлось руками держать, зато несколько секунд – и мы в темном тоннеле. И снова все хорошо. И мы стоим, привалившись в стенке, я держу Веру в объятиях и снова улыбаюсь. Глупо-глупо. И сердце стучит так бешено, что вот-вот выпрыгнет.

* * *

Через две станции – на выход, в ночь. Далеко тебе, дорогая? Да нет, минут сорок, если пешком, отвечает. Сорок, так сорок. Не замерзнем, чай – показывай дорогу, раз прогуляться решили.
Так и пошли – мимо темнеющей мечети с ее стремящимися ввысь минаретами, по кривым знакомым улочкам – к Неве. Мы держались за руки и болтали. Клянусь, просто болтали – и как будто ни о чем. Во всяком случае того разговора я не очень помню.
А вот и река. И лед на ней в ночи – желто-синий, и «Аврора» по правую руку призрачно голубеет, и редкие запоздалые прохожие куда-то спешат.
На ту сторону, говоришь?
Ступили на мост, прошли до середины. Вера вдруг легко высвободила свою руку и, опершись о перила, стала смотреть на застывшую Неву. Я остановился рядом, потом, повинуясь наитию, приблизился, обнял, развернул к себе и попытался поцеловать. Рыжая не отстранилась, но легко извернулась так, что под губами оказалась лишь прохладная щека. Я попытался еще – она снова отвернулась, хотя из объятий не выскользнула. Третий раз повторять не стал – было бы глупо.
Постояли немного и двинули дальше.
Оказалось – недалеко уже. От набережной – наискосок, через перекресток, на красный, уворачиваясь от отчаянно гудящих авто. Потом – в арку, где пряталась еще одна странная слабо освещенная улочка. Вот и пришли.
Взбежав по темной лестнице, в квартиру я зашел как само собой разумеющееся – и выпроводить меня рыжая даже не попыталась. А у меня – были мысли, как завершить этот неожиданный вечер, и Вера этого не могла не понимать. И раз вежливо не поблагодарила за компанию, не закрыла мягко но настойчиво дверь перед носом…
Ничего необычного и неожиданного – мы люди взрослые, у всех не в первый раз… Только вот мне она нравилась. И вовсе не из-за так до конца и не выветрившегося хмеля в голове, а просто – нравилась. По-настоящему. Редко бывает. Ну и что, что приезжая, что здесь только комнату занюханную с кривобоким шкафом и продавленным диваном снимает.
- Я тебе на полу постелю.
Признаться – мимо ушей пропустил, не понял, что все серьезно. А рыжая – шасть в кухню метр на метр. Мыться. В тазике. Культурная столица у нас, с богатой историей и прочей неземной красотой. Вон – люди кое-где до сих пор, как при царе Петре, в тазиках моются…
- Может, помочь?
- Не подглядывай! – и выходит. Пижама зеленая, полотенце на голове. Звезда одним словом. И ножки тощие в шлепанцах из коротких штанишек торчат. И пупком голым светит. Улыбается – кофе, мол, будешь?
Кофе? Нет, спасибо.
- Ладно, я спать. Белье в шкафу возьми, - а сама на диван, под одеяло. Рано, говорит, завтра вставать. И добавляет еще так спокойно, буднично, что никакого секса не будет. С таким невозмутимым видом, что можно не сомневаться. А я стою в темноте посреди комнаты как последний дурак, и не знаю, что делать. Не то что бы я сюда только за этим ехал, мог бы и пережить, спермотоксикозом давно переболел, но как-то даже обидно стало. Почему-то хотел я эту девушку. Сильно хотел – прям как прыщавый подросток какую-нибудь Анджелину Джоли. А она мне – вот так. Свет погасила, сама лицом к стенке… Иди, дорогой, на пол, там сегодня твое место.
Ну а в самом деле – она мне ничего не обещала, мог бы и сам догадаться. Для чего-то еще попытался забраться под одеяло, приобнять…
- Я сказала – нет, - без скандала, ничуть не повышая голоса, тем же спокойным тоном, после которого и захочешь – больше не подкатишь. Я и не стал, что-то буркнул, скатился на пол и, закинув руки за голову, вытянулся на голом паркете. За бельем не полез – черт с ним, не барин.
Сколько так провалялся – не знаю, уснуть даже не пытался, тупо глядя в окно, за которым медленно тащилась по небу ущербная луна. Вера спала. На жестком полу было неудобно, старые деревяшки впивались в спину. И голова разболелась, сил нет! Зачем-то полежав еще немного, встал. Вышел в кухню, с трудом найдя выключатель. Под обшарпанным потолком вспыхнула тусклая лампочка. Поставил на плиту чайник, отыскал банку с кофе. Чей – не знаю, да и ладно, соседей дома сегодня все равно нет. Посидел немного, голова никак не успокаивалась.
Потом, стараясь не шуметь, оделся, вышел на лестницу и закрыл дверь. Негромко щелкнул замок…
Вот и всё.

2

- …это раньше бармены себе на чаевых  и «леваке» за год квартиры делали. Сейчас такого нет, - Инга, присев напротив, почти жадно затянулась сигаретой, стряхнула пепел и взяла рюмку, - Попробуй. «Бэйлис» с коньяком знаешь как вкусно?
Спасибо, конечно. Но предпочитаю по отдельности. Я придвинул бутылку, плеснул себе. И что все они в этом «Бержераке» находят? Дагестанский лучше…
Инга, проглотив свою порцию, довольно причмокнула и снова потянулась за тлеющей сигаретой, откинувшись назад и поудобнее устроившись на табурете, забросив пятку на соседнее колено. Полы коротенького халата задрались и съехали в стороны, а белья дома она не носила.
Поймав мой невольный взгляд, Инга отставила рюмку и без всякого смущения еще шире раздвинула ноги.
- Знаешь, я раньше даже пластику себе тут сделать собиралась, а то мне не нравится. Хочу, чтоб все подтянутое такое было…
Господи, женщины, да вы в уме? Откуда что в голове берется?..
- По мне так вполне ничего, - более глубокомысленного ответа родить не смог и снова подлил немного коньяка, не отрывая глаз от заботливо предоставленной картины. Сдвигать ноги Инга не думала: прекрасно знала – долго я не вытерплю.
Сколько мы уже с ней живем? Месяца два, кажется? Ну да, вскоре после той вечеринки в «Копыте» я и переехал. Сидели, как сейчас помню, после концерта. А в кабаке, по недоразумению окрещенном кафе-клубом, еще балкончик такой хороший оказался – уютный. Весь первый этаж как на ладони. Девочка, правда, утомилась нам кружки таскать…
Пьяные все были, плясать бегали по лесенке вверх-вниз – посреди ночи только угомонились, даже ближе к утру. Потом кто куда, а мы с Ингой – к ней. Рукой подать, пять минут пешком. Помню, как буквально вытряхнул ее из обтягивающих джинсов – прямо на полу. Только много позже перебрались на куцый диван, но и там не было тесно.
Утром, не выспавшийся, но довольный, был выпровожен на работу, а через пару дней собрал сумку и переехал к ней. «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, так чего зря время терять?» Да что греха таить – в постели Инга была божественна, а что чуть старше – ну и? Главное – все всем довольны, остальные пусть утрутся.
Так и жили – в маленькой «двушке» почти в самом центре.
- Давай с нами завтра в «Эпоху». Ольга обещала приехать.
Я пожал плечами и отошел, едва не путаясь в спущенных штанах. Инга осталась стоять, опираясь локтями о стол, сверкая голым задом и куря очередную сигарету.
- Не знаю. Если успею. Что за Ольга? – как-то лениво, короткими рублеными фразами.
- Работали вместе, хорошая девочка, я познакомлю.
Ну, добро. Поживем – увидим.

* * *

Выскочил из метро, натянул шапку и заторопился на канал. Скользко, хорошо снег перестал. Несколько шагов, набережная, узкий горбатый мостик.
- Мы здесь! – конечно, Инга меня первой заметила. Стояла теперь на другом берегу, руками махала. Чуть не подпрыгивала. Рядом – высокая девица, едва не на голову выше. Больше ничего не разглядеть. Вечер, от фонарей света мало. Подошел, кивнул. Оля. Андрей. Взаимно приятно.
- Что не внутри?
- Сейчас, допьем только. Хочешь? - кивок на стеклянную фляжку, сиротливо стоящую на гранитном столбике парапета. Внутри – подозрительно оранжевое. Взял, понюхал. Можно, в принципе, не нюхать было – так понятно. Что ты будешь делать – и здесь тот же детский сад… Глотнул. Да, водки там куда больше сока. Ладно, нечего рассусоливать – не мерзнуть же тут. Я залпом приговорил остатки, бросил бутылку в канал, внизу сиротливо звякнуло. Ну что, пошли, дорогие?
На углу, под большой вывеской – ступеньки в подвал. Здрас-с-сьте, дорогие гости, проходите, с вас сто рублей. С каждого, разумеется.
Андрей, заплатишь за Олю? Друг попозже подъедет – отдаст. Я? Заплачу. Только знаю, правда, таких друзей. Никто еще ни разу не отдавал.
Разделись, я ненавязчиво разглядывал новую знакомую. Высокая… на этом все достоинства, пожалуй, заканчивались. Нет, наверное, даже красивая. Худая, но грудастая, широкобедрая. Таких узколобые спортсмены любят, у которых «банки» больше головы. Почему-то эти девочки и мальчики друг с другом идеально гармонируют. Ну конечно - еще и джинсы едва до середины попы, и тату старая вытертая на полпоясницы. Как говорится - ляди на променаде. Леди – уже не про них…
Народу мало. Наведались к бару. Оттуда - в зальчик по соседству: выпить-потрындеть в ожидании обещанного шоу. Музыка живая на первое, стриптиз на второе, что-то еще – на компот.
В соседях – три молодящиеся дамочки за сорок, графинчик водочки на столе. Явно томятся в предвкушении голого танцора. Местный филиал «секса в большом городе». Чуть дальше – еще парочка. От входа снова кому-то – здрас-с-сьте…
Пока Инга самозабвенно болтала с Ольгой, я не спеша потягивал пиво, глазея по сторонам, временами бросая взгляды на мою подругу. Симпатичная. Помню, почти сразу на нее внимание обратил. Не красавица, но озорно-милая, даже «еврейский» нос не портил, а придавал изюминку. И эти кучеряшки, которые она вечно на бигуди накручивала перед «выходом в свет»… Высказать бы ей все, что о них думаю, да язык не поворачивается – тоже изюминка. Не девушка, а прямо кекс… Сплошной изюм.
А вот и бойфренд обещанный нарисовался. Не спортсмен, но типаж определенно прослеживался. Аплодисменты мне за предвидение. Я даже имя не старался запомнить – в одно ухо влетело, в другое вылетело. Друг другу сказать было нечего, но мы же вежливые, не можем просто так взять и послать. Так и сидели, перекидываясь дежурными фразами, пока Ольга своего кавалера в соседний зал плясать не утащила. Хотя, как – плясать? Она-то танцевала, а он со своей боксерской грацией локтями двигал и кулаками тряс. Сельская дискотека в лучшем виде.
Нормально, в общем сидели, классически-скучно, но Инге вроде нравилось. Не расстраивать же ее, что мне такие друзья до фени…
До стриптиза добрались. Тоненькая фееричная девочка выскочила пред мутны очи собравшихся поглазеть гостей заведения, покрутилась минут пять, быстренько освободившись от лишних предметов незамысловатого туалета, посверкала сиськами, махнула лифчиком и, оставшись в трусиках, быстро ретировалась под вялые льстивые хлопки мужской части публики. Что ей тут еще делать? Шеста и того нет.
С появлением мужчины оживились женщины. Я усмехнулся, видя, как загорелись глаза. Дождались, несчастные. Некоторые дамы, похоже, только за этим сюда и пришли. За этим, да быть может в надежде, что на них кто внимание обратит. Наш филиал «секса в большом городе» за соседним столиком едва кипятком не писал – словно за свои сорок мужика в плавках ни разу не видели. Только стоило здешнему мачо попросить себе девушку на сцену – как-то скисли и засмущались. Не-не-не… куда! Это только за столом они такие отважные и визжать готовы – а дальше ни-ни, дамы-де порядочные и скромные.
- Да иди уже, - дважды повторять не пришлось. Инга, перестав нетерпеливо ерзать на стуле и бросив бессмысленно подначивать струхнувших от такого повышенного внимания тетенек, выскочила вперед. Пусть побесится. Для души полезно. Ревновать? Нет уж – увольте. Ну вьется вокруг нее красавчик-стриптизер – что с того? Не в постели же они кувыркаются? Что я – сам танцовщиц за завязки не дергал, помогая им грациозно снять последнее? За это еще никто никого не убил… Хотя – есть олени. Вон, крендель ольгин стоит, руки в боки – по глазам видно, не нравится, что подружка на чужой голый зад пялится… Но вроде обошлось. Вильнув ягодицами и подхватив свои тряпочки, мачо поклонился и исчез, Инга вернулась ко мне. Глаза сверкают, вся такая из себя довольная…
Вот и славно.
Целоваться тут же полезла – так я ж не против, завсегда поддержим.
Ладонь скользнула под задравшуюся кофточку, привычно найдя маленькую грудь с крупными сосками. Вот еще изюминка. Даже две. Говорю же: девушка-кекс. А что люди посматривают – да пусть смотрят. Пусть хоть обзавидуются и слюной подавятся. Не ваше дело, господа хорошие.
Казалось – еще немного, и кто-то кого-то изнасилует прямо здесь. Скорее всего – даже меня, но я был не настолько пьян, чтобы поддаться на провокацию. Хотя - бесценный опыт…
- Может, домой?
- Может, потанцуем? – в ответ. Вытащила она наконец язык из моего рта и потащила меня поближе к сцене. Парочка с микрофоном и синтезатором вовсю горланила честно уворованные песенки «Гостей из будущего». За что люблю всю эту самодеятельность – так разве за то, что музыку они частенько делают лучше авторов.
Плясать так плясать – дело хорошее.

* * *

Когда через пару часов, обнявшись, вышли на воздух, Инга, распрощавшись с подружкой и ее бойфрендом, посмотрела на меня осоловевшими глазами.
- В «Ультиматум»?
Ага, размечталась! Одного кабака тебе на сегодня мало? Хотя… Я б, может, и согласился, да кто туда теперь пустит? Вряд ли охрана забыла наш визит неделю назад, когда хмурые дяди с бейджиками с превеликим трудом согнали Ингу со сцены, а она, цепляясь за пилон, пьяно, громко и требовательно орала – «что за куйня?!» Весело, в общем, в тот раз погуляли – надолго запомню.
Так что – прямо домой. Благо – недалеко. Машин почти нет, можно смело шагать по дороге, держась за руки и стараясь не навернуться на обледенелом асфальте. Интересно, город зимой вообще убирают?
Шаг, другой, третий. Еще один мостик, а вот и проспект. Через два дома – наш двор…
Только мне на миг почудилось, что на противоположной стороне в желтом свете фонаря мелькнула худенькая женская фигурка с рыжими волосами, выбившимися из-под смешной вязаной шапочки. Растрепущие такие…
Да нет, глупость. Блажь. Показалось, конечно…

3

Мороз и солнце – день чудесный, как сказал один признанный гений. Особенно чудесным этот день делал тот факт, что к обеду намечалась баня. И не пошловатая сауна, а ничего себе такое заведение. Парная, два бассейна, бильярд и прочие прелести жизни. Жаль, Инга отказалась – работа, говорит… Ну ничего – потом наверстаем. Не в последний раз.
Сумку на плечо – и вперед. Днем, да еще и зимой, город вообще как-то иначе выглядит. Белый такой весь, глаза слепнут. Пешком через Троицкий. Петропавловка за спиной шпилем сияет – и туристы навстречу. Хау-ду-ю-ду, я правильно иду? Из всего активного монолога понял только «метро». Подземка-то? Ага, верной дорогой идете, товарищи. Мусульманскую святыню видите? Так вот аккурат за ней…
Сходу приезжих можно выделить из толпы – причем безошибочно. Лица у них какие-то… не наши, что ли? Импортно-туристические, с такими в родном городе не живут.
О! Фенькс и все такое! Ага – и вам не хворать.
Перебежал через мост, потом – вдоль Летнего сада и дальше. Красиво, конечно, да любоваться привычными с детства картинами некогда. Пара поворотов – а вот и я! Смотрю – машинка знакомая уже стоит. Багажник нараспашку. Из багажника – одна задница торчит. Привет! Сам – привет! Вовремя ты – держи! Вручается мне самый ценный ящик пива вкупе с напутствиями и пожеланиями не проявить повышенную криворукость. Неси, говорят. Дорогу-то помнишь? Да как не помнить, только дверь подержи, пропусти почетного гостя.
Третий этаж, еще дверь. Тук-тук ногой. Отворяй, дяденька банщик, принимай посетителей. Ага, встречают. Все те же, все там же. Не ждали? А я ж приехал. Саша-Паша-Леша и бородатый Гоша… Все в сборе. И девчонки тут как тут. Привет вам, Маша-Даша. О! И Алена тут? Похоже, в Антарктиде снег растаял от неожиданности. Помнил я эту крашеную фифу. Интеллект на уровне маринованного помидора: даже не знаю, кто кем управлял, пока она у нас работала, она компьютерной мышкой или мышка – ей. И новогодний корпоратив с ее участием помню ничуть не хуже. Как донимала меня требованием с ней выпить, и как потом в туалете лезла целоваться, одновременно повторяя с частотой пулемета, что у нас бы сейчас все было, если б я с ней по коньячку врезать не отказался. Такое впечатление, всерьез думала, что кроме нее мне больше переспать не с кем. Хотя – может, я б и воспользовался случаем, только у меня на прилипал стойкая аллергия. Один раз расслабишься – потом не отвяжется… С такими лучше даже не начинать.
Кто ее, интересно, сюда притащил? Стоит, чуть не с головой в простынь завернулась. Глаза – как у перепуганной курицы. Не знаю, правда, как перепуганная курица смотрит, но, похоже – именно так.
Ладно, ребята. Сегодня как обычно – прайс на всех поровну, бабы бесплатно? Вот и славненько. Потом счет выставите.
Через пару минут, хлопая шлепанцами и подтягивая полотенце на поясе, вышел в люди. Так, где мое пиво? И палку мне – срочно. Кием это недоразумение называть все равно нельзя. Кто желает партейку раскатать? Желающих, конечно, вагон и маленькая тележка, так что играем как всегда – на победителя по кругу. Не хочешь бильярд – иди играй в теннис.
Бутылочку не спеша уполовинил, партию как-то глупо слил – пора и честь знать. Для чего, собственно, я сюда пришел?
Парилка здесь всегда была что надо. Зашел – жар в лицо. Но ничего так – терпимо. Наверху Сашка сидит – обтекает. Поднялся к нему – полотенце расстелил, чтоб филей не спалить. Присоединился, в общем. Да! Отлично печет. Можно будет потом еще поддать, когда на второй заход пойдем. И веничками! Веничками…
Потеть начал минут через пять, с лица закапало. Хорошо! Ой, хорошо! Теперь, когда высохну, можно наружу.
Дверь приоткрылась – еще желающие нарисовались. Девчонки наши. На самый верх не полезли, посередине устроились. Им над собой издеваться не с руки – это только нам нравится. Алена – та вообще в самом низу осталась. Толку-то от этого… Ты б хоть, дорогая, простынь свою сняла, чего мы под ней не видали? У тебя там особенное? О! Купальник?! Ты сюда что, загорать приехала? Да бог с ней, пусть сидит как дура. Думает, небось, мы сюда трахаться приходим… Будто здесь делать больше нечего. Хотя, если кому приспичит, есть пара комнаток с кушетками. Только никто из нас на моей памяти ими так и не воспользовался. В бане мы или где? Правда, была бы тут Инга, не факт, что мы бы сей негласный обычай не нарушили. Ей в таком деле палец в рот не клади.
Промокшие от пота волосы наконец почти просохли и едва не горели. Пора. Ноги в тапки и, обжигая пятки перегретой резиной – прочь отсюда! Теперь главное, не раздумывая – в бассейн. Бултых! А-ах! Ледяная вода сомкнулась над головой – чуть сердце не остановилась. Отфыркиваясь, вынырнул, окунулся еще. Мать моя женщина – холодно-то как! Кайф! Тот же оргазм, только круче. И – в тепло. В соседний бассейн – рыбкой с бортика. Главное, о дно не убиться, мелко. Чувствую, отпускает. Руки-ноги уже не так колет после ледяного экстрима.
Хо-ро-шо…
Ладно, пора на второй круг. К бильярду, пиву и фисташкам.
- Там Анька с подруженцией нарисовались.
Ага, спасибо. Пойду заодно поприветствую. Замаскировал поджаренный в парилке зад полотенцем и, вытряхивая воду из ушей, пошлепал в бар. Кого еще не видел, кому тут сказать большой привет? Здрась…
Интересно, насколько глупое у меня в тот момент было лицо? Стою я в коридоре, мокрый, полуголый, распаренный, весь в красных пятнах… Стою – и смотрю на мою растрепущую рыжую. Ничуть за две прошедших недели не изменилась. Та же блаженная улыбка. Те же тощенькие ножки из-под наверченной простыни торчат. В одной руке кий, в другой – бутылка пива. Нимфа, блин…
- Привет, - так просто, будто и не было ничего, будто и не сбегал я тогда ночью, не попрощавшись.
- Привет, - отвечаю. Вот, значит, какая у Аньки подружка. Убили. Наповал. А еще подумал – хорошо, Инги нет. Я бы не знал, как себя вести. Честно.
- Сыграем?
Что? Ах, да, конечно. Черт, где мое пиво? Надо успокоиться. Взять себя в руки и успокоиться. Всякое в жизни бывает – прорвемся.
Хорошо, с самим собой справиться легче всего. Уже через минуту как ни в чем не бывало мило болтали, гоняя шары по вытертому сукну кривого стола.
Вот уж не ожидал, говорю ей. Ага, взаимно – отвечает. Погреться пойдем? Пойдем.
Черное нижнее белье с кружавчиками в парной выглядело довольно комично. Похоже – поход в баню для Веры был чем-то спонтанным – явилась в чем была, а разоблачаться отказалась наотрез. Вытянулась на полке солдатиком – лежит, млеет. А я смотрю на нее… В чем душа держится? Кожа да кости – одни ребра торчат.
Бельишко-то не великовато? – ехидничаю. Да нет - отзывается, У меня второй размер между прочим. Ага, второй, разумеется. Минус первый теперь так называется? Вслух, конечно, не сказал – зачем обижать? Самое смешное – ей все это шло. Девка эвон подросла, а тоща, как полвесла – идеально про нее.
- Веничка не желаешь?
Нет? Ну ладно, а мы вот не откажемся. Гоша, давай тащи тазики! Девочки, мы тут воздух погоняем немного? Жарко будет – вы уж извините.
Не жарко было – даже горячо. В бассейне я потом отмокал куда дольше, чем в первый раз. Когда вернулся к бару – обнаружил, что Гоша вовсю беспардонно клеит мою рыжую. Бабник хренов! Такое зло разобрало – сил нет! И что ему неймется? Жена есть, любовница есть… все равно ни одной юбки не пропустит – спортивный интерес, что ли? Пряча зубовный скрежет за довольной улыбкой, прошел за стойку, отщелкнул пробку с новой бутылочки… Вот же паразит – уже телефон выцыганил! Я и то в прошлый раз не успел. Так, запомнили… Надо улучить момент и записать, а пока постараться устранить конкурента. Ненавязчиво так… В жизни из-за женщин не дрался, и вдруг подумал – смог бы. Из-за этой – запросто. Что же в ней такого есть, чего я прежде не разглядел в других?

* * *
- Какие планы?
Рыжая пожала плечами. Собственно – никаких. Прелестно. И у меня времени хоть отбавляй – Инга «на сутках». В гости не желаете, дорогая? На пельмени и бутылочку «Гордонса» из дьюти фри? Просто так спросил, в шутку – мало на что рассчитывая. Помнил, чем прошлая встреча завершилась. А она мне – отчего ж не желаю? Желаю. Только у тебя ж жена… И кто ей уже наплести успел? Анька – не иначе. Или Гоша-бабник – с него ж станется…
- Ее дома нет.
- Поехали, - легко так, походя, даже не задумываясь.
На улице потеплело – не скажешь, что с утра морозило. Прям весной дохнуло посреди декабря. Что, дорогая – не передумала?
Не передумала. Доехали. Мило болтая, зашли во двор, поднялись на этаж. Шкряб-шкряб ключиком в замке. Вэлкам – извини, что не прибрано. Тапочки дать? И никаких таких поползновений с моей стороны. Не то что бы я ее хотеть перестал – напротив, желал еще сильнее. Но понимал, что даже просто быть рядом мне доставляет немыслимое удовольствие. Странная она… Как не от мира сего. Решил – наглеть не стану. Посидим немного, а там – как кривая выведет.
Кушать хочешь? Сейчас что-нибудь сообразим. А пока во-он там, на полочке, бокальчики достань – будь любезна. Я ж про «Гордонс» не шутил – компанию составишь? Да? Вот и распрекрасно, если возжелаешь с соком, только намекни.
Сидим, в общем, треплемся. Даже поцеловались пару раз – только как-то не всерьез. Дурашливо.
- Может, в комнату? – и никаких двусмысленностей. Просто на диване сидеть удобнее.
А потом в замке провернулся ключик… Здравствуйте, тещенька разлюбезная Ирина Марковна. Вас-то какой леший принес? Ах, вы еще и с подружкой… Дочка сказала, что дома сегодня никого и хата свободна? А мы тут ничего, перекусить с коллегой заглянули. Видите, как все цивильно, мы не то, что в трусах, даже штаны не сняли – и не смотрите так недоверчиво. Собственно, мы уже уходим, всего вам доброго…
Главное теперь что? Главное – улыбаться. И без паники на лице. Паниковать будем потом. Собрались неторопливо, откланялись…
- Капец тебе, да? – вышло у рыжей это как-то совершенно не зло и не обидно, хотя она даже поржать умудрилась – именно так, как умела.
- Разрулим, - немного пьяно отмахнулся я. Размышлять о досадном недоразумении не хотелось. Только не сейчас. Не при моей растрепущей нимфе. Рядом с ней вообще о плохом не думалось. На улице уже темнело. Что поделать – зима.
- Я провожу, - не спросил, не предложил. Просто поставил перед фактом. Отказа и не предвидел, - К тебе?
- Только я переехала.
Вот как. Оперативно. Надоело, наверное, в эпоху, когда космические корабли бороздят просторы вселенной, в тазике мыться. Я бы тоже долго не протянул. Что ж, посмотрим, куда тебя, родная, на этот раз занесло. Надеюсь, не в совхоз «Светлый путь» фердыщенского района нашей необъятной области?
Слава богу – все оказалось куда лучше. И даже относительно недалеко от меня. Вашу ручку, дорогая – на дорогах нынче скользко, а вы, признаться, не только привлекательны, но и не очень трезвы. Расшибетесь – я ж себе не прощу.
Шли не торопясь, да и куда спешить? По прямой до Исаакия – на предложение подняться и поглазеть на вечерний город получил отказ. Не хочу, говорит, мерзнуть, да и недалеко уже. Обогнули Манеж – и по бульвару. Черные деревья в белом снегу двумя стенами. «Темные аллеи», блин. Может, почитать на досуге, восполнить пробел в образовании?
Дальше, дальше… Слева мелькнули скрытые во мраке обшарпанные кирпичные стены Новой Голландии, но нам – правее. Вон в ту арочку…
- Рубь пятьдесят семь.
- Что?
- Рубль пятьдесят семь копеек, - поясняет, - Код от подъезда.
Зашли, по лестнице вверх – до указанных дверей.
- Секса не будет? – само вырвалось. Не в надежде на что-то, а просто так - дурашливо, словно в память о прошлой нашей встрече. Так же дурашливо, как мы горькими от джина губами в кухне целовались.
- Конечно, - в ответ, точно повторив мою интонацию. Не поймешь – всерьез ли. Зашли, с хозяйкой как с родной поздоровались… И в комнату – через кухню. А тут ничего, уютненько. Дом старый, потолки высокие. Барная стойка на кухне опять же – мне всегда нравилось. И комната хорошая. Окна-арки… Контраст с прежним жилищем моей рыжей был довольно разительным.
- Отвернись, я переоденусь.
Без проблем, дорогая. Только отвернуться я и не пытался. А она – второй раз не повторила. Разве что спиной встала. Джинсы свои стянула, свитерок – на стул. Белье – туда же. Такая трогательная беззащитность была в ее наготе – у меня голова закружилась. Беззащитность – и вместе с тем уверенность в себе, словно ничего такого не происходит. Вместо памятной зелененькой пижамы – голубой домашний спортивный костюм. Курточку Вера даже застегивать не стала. При каждом движении борта чуть распахивались, на миг обнажая крошечную грудь. Я не двигался, сидя на диване и с любопытством пожирая девушку взглядом. Вера присела рядом, вытянув ноги.
- Нравятся тапочки? В Милане купила. Тридцать евро… - это она что, хвалится? Шлепки как шлепки. С цветочками. На рынке сто рублей красная цена. Может, конечно, я чего-то не понимаю…
Вместо ответа приобнял, попытался положить руку на оголившийся животик.
- Убери.
Собственно, чего и следовало ожидать. И ведь не обидеться на нее – ну никак! Что ты будешь делать? Откуда эта рыжая свалилась на мою голову? И почему меня к ней так тянет? Ума не приложу.
- Курить хочу, - легко соскочив с дивана, Вера на ходу сгребла со столика пачку сигарет и шагнула за порог. Я – следом. Курить не буду, но кофе выпью. Завершать свидания с этой девушкой чашкой кофе, похоже, начало входить в привычку.

4

Инга с остервенением затушила в пепельнице окурок и тотчас закурила снова, нервно теребя пальцами сигарету. Я сидел напротив, сосредоточенно и внешне невозмутимо ковыряя вилкой в тарелке. Мысли мои, правда, были не столь безмятежны. Ну, тещенька – удружила… Интересно даже – сразу после нашего ухода Инге звонить ринулась, или выждала для приличия немного? Что они все вечно лезут в дела, которые их не касаются? Без них как-нибудь разберемся…
- Кто тебе разрешал ее сюда приводить?
Ну наконец-то – заговорила. А то все молча – сигарету за сигаретой. В кухне уже – не продохнуть. Что за варварство – форточку на зиму заклеивать?
- Сто лет не виделись. Посидели – поболтали. А я экономный, не в кафе ж ее тащить… - я пожал плечами, наколов на вилку очередной кусок жареной в сыре крабовой палочки. По-моему, это было единственное, что Инга умела готовит лучше всего. Ну.. бывает. Не всем дано, зато у нее много других очевидных достоинств.
- Это моя квартира, а ты своих баб… - Инга как будто не слышала.
- Я думал, раз мы вместе живем, она наша, - я все еще пытался решить дело миром,  но не мог не вставить шпильку, - И я тоже имею право. Когда с работы прихожу, а у тебя тут какой-то Дима сидит – я ж ничего не говорю?
Ну да… Приятель ее очкастый и черняво-кучерявый. Нудный такой. Натурально нищий еврейчик, если такие бывают. Вечно вечерами здесь ошивается. И знаю ведь, что ничего между ними нет – а все равно раздражает. Только у всех должно быть право на друзей – лишь бы в постель не лезли. Нравится им трепаться – так не мое дело.
- Это моя квартира, - с прежней злостью повторила Инга, - Это ты у меня живешь, и не ты первый, так что…
Не дослушав, я раздраженно швырнул вилку и ушел в комнату. Не могу: так накурено, хоть топор вешай.
Не включая свет, разделся - и на диван. Ну и ладно, ну и плевать! Мысли бешеным галопом неслись в голове. Про такие обычно говорят – вытопчут последние извилины. Я лежал и злился. На Ингу… На себя. Трудно было признать, но на себя все-таки больше. Ну не прав я, не прав – да! Гадко поступил. Мерзко! Не надо было рыжую сюда тащить. Совсем, что ли, из ума выжил?
А, может, и правда – спятил. Не мог я трезво мыслись, когда Вера рядом. Никак не мог, словно что-то в мозгу перемыкало. Блажь нелепая! Что мне – с Ингой плохо? Не просто так я сейчас с ней, не просто так прощаю все ее выходки, капризы и недостатки. Сам ее выбрал и еще бога благодарил, что мне досталась, а не кому-то другому!
…Ровно до того момента, пока не встретил мою ненормальную рыжую. Девушку не от мира сего…
Давно наступила ночь, я терпеливо ждал Ингу, а она не шла. Слышалось негромкое позвякивание посуды, из кухни по-прежнему тянуло сигаретами. Сколько она сегодня выкурила за вечер? Пачку? Больше? Интересно, скоро у нее никотин закапает из самых неожиданных мест? Впрочем, как-то очень быстро я привык жить и целоваться с пепельницей, даже почти перестал замечать.
Ждал я ее, ждал, да заснул. Сколько можно себя насиловать? Разберемся. Все у нас будет хорошо… Но даже для себя я не мог бы сказать, у кого это – у нас… «Нас двое» и «нас трое» – слишком разные категории…

* * *

Толком не проснувшись, ощутил в объятиях обнаженное тело. Инга, конечно – кто же еще. У худеньких есть одно неоспоримое преимущество: с ними можно уместиться даже на односпальном диване.
Одну руку – на живот. Вторую – ниже.
Сначала лежала, словно мертвая, без движения. Потом отвечать начала. Выгнулась вся, подставляясь… Говорят же: ссора без секса – нервы на ветер. Вот уж верно… И ни о ком я, кроме Инги, в те минуты не думал. Даже о растрепущей рыжей. Зачем о ней вспоминать, когда рядом – такая… С кем я живу – с женщиной или с детскими фантазиями? Даже выбирать – глупо, разве нет?

* * *

Новый Год подкрался неожиданно. Это только в детстве праздник ждешь и ждешь, а он не наступает. Становишься взрослее – все меняется. И праздники начинают выпрыгивать сами собой, как чертик из коробочки, порой в самое неподходящее время. Ты и думать забыл, а на отрывном календаре – тридцать первое. Неужели – уже?
Инга со своей закадычной подружкой Яной суетились в комнате, пытаясь привести стол в торжественный вид, я торчал на кухне, доделывая горячее. Не хотелось, по правде говоря, но боялся, что моя благоверная даже в праздник накормит гостей салатиком и жареными крабовыми палочками. А так – будет хотя бы импровизация на тему бефстроганова. Маринад из кастрюли слить, сковородку на огонь… И прогреть, чтоб зашкворчало.
- Давай, за уходящий.
Я взял протянутую стопку. Чокнулись – выпили. Тут же заботливо подсунули бутерброд. Новый знакомый – Миша – присел за стол, поставив рядом початую бутылку «Санкт-Петербурга». Ничего парень, занятный. Весь из себя разноцветно-татуированный, но как-то без излишеств. Если рубашку с рукавом надеть, может смело сойти за офисный планктон. Впрочем – нет. Людям с таким взглядом в конторе тесно. И женщина у него – тоже своеобразная. По-своему, конечно.  Очкастая, большеротая, волосы курчавые, короткие – даже с виду жесткие, как пакля. Прежде героиновых наркоманок я представлял себе несколько иначе. А эта – с виду здоровьем так и пышет, довольная собой, уверенная, веселая. Инга шепнула по секрету, что Миша ее у брата родного отбил. Спустил того с лестницы, сделал инвалидом на всю жизнь… Вот уж правда – пути господни неисповедимы. Нашли они в ней что-то, выходит. Оба. Впрочем, не мое дело. Любовь – штука капризная.
Еще по одной? А давай! Новый Год же – гуляем!
Сидели хорошо, можно сказать – классически. Под песнопения из рябящего телевизора, под бой курантов и поздравления президента. Под оливье, мясо, шампанское и водку. Под танцульки в небольшой комнате вокруг тщательно сервированного стола… Что называется, расслаблялись по-рабоче-крестьянски. Мы, как никак, дети советской эпохи, нам по статусу положено в ночь на первое января запивать русскую водку советским шампанским и закусывать селедкой под шубой. Так оно как-то правильней. И, главное, гармонично.
Попили-поели, пора и гулять. На часах за полночь, самое время развеяться, да и до главной елки недалеко. Квартира в центре имеет одно неоспоримое преимущество – всё рядом. Ботинки-куртки-шапки – на себя. Сами – на улицу. Вокруг уже массовое помешательство, поздравления, шампанское и прочие фейерверки. Редкие автомобили, казалось, старались поскорее проехать весь этот бедлам, опасаясь получить петардой в стекло.
- Водочки? – татуированный Миша как прежде заботливо протянул мне только что откупоренный литр. Я глотнул, озираясь. Где моя девочка? Вот она. Давай руку, драгоценная, пошли, нас ждут великие дела. Ну, может, и не столь великие, но елка на площади – как пить дать. Что, дать пить? И тебе водочки? Ну на, держи…
…Так и началось. Говорят, как Новый Год встретишь, так его и проведешь. Если бы я знал, чем все закончится – не стал бы праздновать вообще.
Минут через пять, фактически на ровном месте, Миша разругался со своей очкастой наркоманкой. Вдрызг. До ора. Вырвал у меня бутылку, вскочил на какое-то крылечко, принял торжественную позу и, присосавшись к горлышку, в секунду выхлебал едва не пол литра. До сих пор не помню, что я ему тогда говорил, как увещевал… Помирил вроде – и ладно. Зачем людям праздник портить? Выпили еще – за мир во всем мире.
Вскоре незаметно влились в толпу на Невском. Два часа ночи – а народу как днем. Что называется, всеобщее слияние в новогодне-алкогольном экстазе. Трали-вали, тили-тили, мы такое проходили. Надо было, конечно, шампанского прихватить, но мы ж ленивые – кто потащит?
- Писать хочу.
Какие подробности! Куда ж я тебя здесь определю, дорогая? Может, на площади кабинок понатыкали… Не – говорит: по пути клуб есть, я сейчас туда зайду…
Ага, клуб… Был бы потрезвее – ни за что б Ингу туда не пустил, дотерпела бы как-нибудь. Пафосное дорогое место на углу Мойки с вывеской на крыше высотой в целый этаж – у меня б рука не поднялась там даже кофе выпить. А моя благоверная уже – шасть в двери. Подождите, сейчас вернусь!
Подождем, что нам остается? Постоим, допьем, поплюем с парапета набережной в замерзшую речку. С пользой, в общем, время проведем. Только вот что-то долго уже стоим, холодно становится. Пойдем, глянем?
Ага – не успели до входа дойти, вываливается моя расчудесная. За ней – узколобый жлоб в костюме и бабочке. Бейджик с модным словом «секьюрити» мог и не вешать – на лице все написано. Следом – еще один. Приехали, короче говоря – я как сердцем чувствовал.
- Эй, руки убери!
- Твоя пьянь?
- Не трогай ее, я сказал.
- Что за куйня?! – похоже, у Инги это любимая фраза на все случаи жизни…
Не знаю, что там у них произошло. Не передрались, и ладно, хотя видел, как у Миши кулаки чесались. Чудом не сцепились – нетрудно понять, чем бы все закончилось. Расклад не в нашу пользу…
Погуляли, в общем. Отлично погуляли!
А Инга-то и правда пьяная. И не просто – а в хлам. Не заметил, когда успела. Ладно, дорогая, никакой тебе елочки – пошли-ка домой, баиньки. Она повозмущалась еще для порядка, потом обреченно потащилась обратно. Точнее – я ее тащил: ноги благоверной, отпущенной на свободу, начинали выписывать замысловатые кренделя. Ну да доберемся как-нибудь.
- Не хочу пешком! Хочу ехать!
Ага, ехать тебе – щаз! Пешком пойдешь – может, хоть немного проветришься. Тебя ж в машине вообще развезет в зюзю – что с тобой потом такой раскладной-расписной делать? Да и кого ты в такой час поймаешь? Кто такой добренький в новогоднюю ночь? Разве что наша доблестная милиция. Вон как раз машинка едет – не желаешь? Они сегодня пьяных не забирают.
Не успел оглянуться, Инга руками о сине-белый капот – хлобысь! Стойте, дяденьки! Вы куда? Подвезите даму до дому!
Да что ж такое? Всё псу под хвост! Извиняюсь, конечно, не хочется обострять. Перегуляла девочка, бывает. Вот, домой веду, вы уж не серчайте. Ага, и вас с Новым Годом! Кое-как отбрехались. Выудил из кармана ключи, отдал подругам. Путь вперед идут, хоть постель расстелют, чтобы было куда бесчувственное тело пристроить по возвращении. А что тело будет бесчувственным, когда до дверей квартиры доберемся – это к гадалке не ходи.
Так и шли. Временами я тащил Ингу буквально волоком, силком поднимал, когда она, протестуя на мой отказ ловить машину, валилась на загаженный снежной кашей тротуар. Пешком пойдешь. Пешком! Тебе сегодня полезно…
Последние шаги до дома были самыми трудными. Я старался не слушать пьяных возмущенных криков, которые, впрочем, уже затихали. Зато чувствовал, как внутри – под сердцем – что-то безвозвратно ломается. Что-то, что так и не успело за все эти месяцы до конца оформиться в нечто конкретное. Что-то, что я так долго зачем-то пытался удержать и построить…
Дома, осторожно раздев отключившуюся Ингу и пристроив ее на диване, вернулся на кухню к девчонкам. Они допили шампанское. Мы с Мишей – остатки водки. Ближе к утру он, забрав свою очкастую, откланялся, пожелав всяческих благ в наступившем году. Яна ушла отсыпаться в свободную комнату, где сиротливо грустил всеми забытый праздничный стол. Я остался один. Сколько так просидел? Не знаю. Долго, наверное. Очень долго. Выудил из забытой кем-то пачки сигарету, закурил. Перед глазами плыло.
В памяти не отложилось, как достал телефон, зато прекрасно помню, как почему-то долго не решался открыть записную книжку и найти номер. Номер, которым я ни разу не пользовался с того дня, как узнал… Целых две недели…
На часах было семь утра, когда палец наконец нажал последнюю кнопку, отправив в безвозвратный полет короткое письмо.
«С Новым Годом, Вера»…

5

Против всех правил в феврале выдалось несколько теплых солнечных дней. Душа отчаянно просила весны – хотя бы такой, как эта: зимней и неуловимо короткой.
Инга пропадала на работе, я бесцельно шатался по городу, убивая законный выходной необременительным бездельем. Не хотелось совершенно ничего – только закрыть глаза и подставить лицо теплым лучам.
Неожиданно в кармане запищал телефон. Почему-то мобильник всегда звонит неожиданно – есть у него такое странное свойство. Сыграть, что ли, в «угадай, кто»? Сказать «алло» - не глядя на экран… Так же всяко интереснее.
- Алло. Привет, Вера…
Планы? Да нет у меня никаких планов… А она – позвала. И я ни на миг не задумался, стоит ли ехать.

* * *

Рыжая сидела в «Шоколаднице» на Невском и уплетала пирожное. Правда, я не сразу ее заметил. За те два месяца, что мы не виделись, девушка успела перекрасить свою огненную шевелюру в более спокойный цвет, превратившись в шатенку, но ее милая растрепущесть никуда не исчезла. И на лице у нее было словно написано – рыжая. Таких хоть в брюнеток перекрашивай, хоть наголо брей, а рыжесть – все равно останется. Это даже не цвет, а состояние души.
- Представляешь, у них нормального кофе сегодня нет, - это она так жаловалась, продолжая колупать пирожное ложечкой. Что ответить? Бывает. Хотя эспрессо, вроде, везде подают, а бурду с экзотическими наполнителями я за кофе никогда не считал.
Тоже пироженку взял за компанию – больше из вежливости: место навевало тоску своей показной бессмысленностью и подобающей публикой. Казалось, каждый здесь всем своим видом так и пытался показать окружающим, какой он эстет, как стильно умеет потреблять свой латте-мокко-макиато и как элегантно умеет есть пирожное маленькой ложечкой.
Погода, говорю, посмотри, какая. Может, на улицу? Тебе ж все равно тут сегодня вкусного кофе не подадут. А давай, отвечает моя рыжая.
И мы пошли. Я старался не думать о том, что у Веры сегодня вечером поезд. Для того и позвала, чтобы проводил.
Живи сейчас – билось в голове. Только сейчас. Остальное – сложится само.
- Шампанского хочу, - и не капризно-требовательно, а просто, как факт, - Только брют…
Почему нет? Мы как раз неторопливо прогуливались по набережной. Поискал глазами магазин – вот он, родимый. Гадюшник, конечно, в обслуге сплошь златозубая азия. Сигареты вперемешку с помидорами и хлебом – широкий ассортимент, заходи-налетай! Впрочем, на изумление обнаружился искомый непопулярный в народе брют. Наверное, по ошибке заказали, теперь продать никак не могут. Ладно, окажем посильную помощь братским народам. Дайте два. И пару стаканчиков.
Вернувшись на набережную, устроились на гранитном спуске почти у самой кромки просевшего льда. По мне, так открывать шампанское по-гусарски – чтоб пробка в потолок – это пижонство. Эффектно, конечно, но только в кино. Так что спокойно, аккуратно… Пш-ш-ш… ЧПОК! Подставляй стаканчик, милая. Все как заказывала: и на улице, и брют. И – почти весна. Жаль только, что ты уезжаешь, нимфа моя растрепущая с тощенькими ножками… Ну да у нас есть еще время.
Казалось, некуда было спешить.. И мы гуляли, пили шампанское… Мы дурашливо и не всерьез целовались, обнимаясь на коротких горбатых мостиках. Мы болтали о всякой ерунде и разных глупостях – и мне было так легко! Как никогда за все последние месяцы. И я понимал, что люблю ее. Люблю эту странную непонятную рыжую девочку, случайно встреченную мной в нелепом дешевом клубе… Понимал, что никогда не скажу ей об этом. Не скажу ей – и вслух не признаюсь себе. Потому что она уедет, а я без нее не смогу. Если признаюсь – не смогу. Не сумею – один.
Вечерело.
Приближаясь к знакомому дому на Галерной, не мудрствуя лукаво, уже из горла допивали пятую бутылку шампанского.
- Код-то помнишь?
- Рубь пятьдесят семь, - как не помнить? Я ж все помню. Вообще все, что у нас с ней было. И – не забуду. Нельзя забывать. А теперь, дорогая, присядем на дорожку, сделаем все как положено. Давай свои чемоданы-картины-корзины-картонки… Или что там у тебя? Поехали. Я же обещал, что провожу.
Из вещей оказался один чемодан. Такой весь из себя модно-обтекаемый, на колесиках. Даже напрягаться не надо, знай себе вези.
Вера оказалась из тех, кто обожает бессмысленно приезжать на вокзал заранее. Не за пятнадцать минут до отхода поезда, не за полчаса – за час и ни минутой меньше. Наверное, была б ее воля, приехала бы часа за два, но тут уж воспротивился я. Есть в ожидании на вокзале что-то патологически грустное. И не важно, встречаешь ты или провожаешь…
Поднялись по пандусу на второй этаж, нашли свободное местечко, наконец вытянули гудящие ноги. Усталость и легкий хмель сделали свое – хотелось просто сидеть, никуда уже не спеша. Вера положила голову мне на плечо и улыбалась. Широко-широко и совершенно отстраненно – непонятно чему. Признаться – это она умела мастерски.
Посреди зала светилось огромное табло-расписание, где номера составов нарочито неспешно сменяли друг друга, а беззвучные электронные часы, казалось, громко тикали. Тик-так…
А вот и твой поезд…
За окнами совсем стемнело. Освещенная платформа причудливым языком уходила куда-то вдаль. Словно – в никуда. Вынырнув из темноты, слепя глаза фарами, состав медленно потащился мимо, лязгая вагонами, и наконец замер, готовясь принять первых пассажиров.
Стоя у гостеприимно распахнутой двери тамбура, я смотрел на Веру. На мою рыжую и тощую безумную девушку. На мою растрепущую немного пьяную нимфу, сделавшую самый лучший подарок за всю мою жизнь. Сама того не подозревая, она подарила мне МЕНЯ.
- Ты вернешься?
Вера сделала вид, что не услышала. Хотя, может, и правда. Вокруг шумел и суетился народ. Я не повторил. Наверное, в душе очень боялся услышать «нет». А так – оставалась надежда.
Всё моё, всё, что у меня теперь есть – Вера, надежда и любовь. Любовь, про которую я не скажу, чтобы ничего не испортить…
- Иди уже, - поцеловав, я легонько подтолкнул девушку к вагону. Верно подмечено: долгие проводы – лишние слезы. Постоял у окна, махнул рукой. Когда поезд наконец тронулся – не пошел следом, лишь проводил взглядом набирающий ход состав, быстро исчезнувший в ночи. Я стоял, пустыми глазами глядя в никуда. Стоял. Стоял…
Потом вернулся в здание вокзала, зашел в бар и взял себе коньяка. Денег в кармане оставалось совсем мало, но сейчас мне надо было немного посидеть и собраться с мыслями. Понять, как теперь быть. Хотя – кому я вру? Я все уже решил.

* * *

Инга до сих пор не вернулась, да я и не ждал ее раньше утра.
Включив свет, прошелся по комнатам. Пусто… Тихо… Присел за стол, достал карандаш, но не смог выдавить из себя ничего, кроме – «прости». Прости, Инга, что все у нас вышло именно так. Ты хорошая, правда… Очень хорошая. У нас ведь и правда могло получиться как надо.
«Прости. P.S.: ключи в почтовом ящике».
В углу стояла сумка с моими вещами. Надо же, я только сейчас понял, что за все минувшие месяцы так ее и не разобрал до конца – словно что-то предчувствовал. Оно и к лучшему, наверное.
…Прости меня, Инга. То, как я поступаю сейчас – подло. Но иначе я не могу. Не могу посмотреть тебе в глаза и сказать в лицо. Наверное, когда-нибудь мне станет за это по-настоящему стыдно.
Взвалив сумку на плечо, запер дверь – теперь уже в последний раз. Темный двор встретил меня тишиной, лишь откуда-то со стороны улицы слышалось негромкое шуршание проносящихся по проспекту машин. С неба сыпал легкий снег, хороня под собой короткую февральскую весну.
На миг прикрыв глаза, я сделал первый шаг, оставив за спиной прошлое.

Санкт-Петербург 2013