Нефертити и остальные. Сериал. Часть 1. 10 серия

Эйе сдал экзамены и попал во дворец.  Отец выхлопотал для него звание Присутствующего при утреннем выходе Его Величества. Он должен был вместе с толпой придворных падать на колени и простирать руки в сторону владыки. Эйе, конечно, хотелось бы находиться поближе к двери, через которую проходил фараон, но всему свое время, считал он.  В дальнейшем отец должен был устроить так, чтобы Эйе попал в число Присутствующих при одевании Его Величества.
Знатность и положение семьи позволяло рассчитывать на это.

Эйе, как и многие другие, был готов на что угодно, лишь бы пробиться наверх и оказаться как можно ближе к трону. Эту черту характера он унаследовал от многочисленных поколений своих предков, чиновников и царедворцев, для которых это была единственная цель в жизни.  Ради нее они готовы были столкнуть в пропасть кого угодно, чтобы занять его место. Льстивые, хитрые, беспощадные, они не имели друзей и были жадны до материальных благ и почестей. Этой жадности не было предела, так же как не было предела их способности лицемерить. Все это было в крови и у Эйе. Особая порода таких людей пробивалась наверх, а пробившись, начинала править, стараясь обогатиться. Их мало интересовало прошлое, вернее, оно их интересовало только в плане своих привилегий. Их не интересовало будущее, их интересовало только роскошное настоящее, в котором они купались, думая, что они ведут утонченный образ жизни.

Но у Эйе была еще одна особенность, которая ставила его на голову выше своих предшественников и сверстников. Эта особенность придавала его лицемерию неизъяснимую искренность, которой так не хватало другим, ему подобным.
Он чувствовал силу жрецов и предавался изучению молитв и обрядов, которые в глубине души были ему ненавистны, с такой видимой искренностью, что вводил в заблуждение самых опытных и проницательных наставников. В то же время ему хватало ума время от времени совершать некоторые юношеские промашки или шалости, благодаря которым эти наставники отнюдь не считали его ханжой.
 
Как хороший прирожденный психолог, Эйе раньше других заметил, что наследный принц Эхнатон не так усерден в своем почитании богов и что незначительный бог Атон ему милее мощного всеподавляющего Амона-Ра.  И  он сделал из этого далеко идущие выводы. Атону при дворе молились. Но как одному из второстепенных богов. А вот Эйе счел нужным задерживаться в храме Атона чуточку дольше, чем другие, и молиться ему чуточку горячее, чем это было принято. Настолько чуточку, что это смог заметить только принц, ревностно относящийся к Атону. Так Эхнатон в глубине души решил, что нашел еще одного сторонника и запомнил Эйе.
 
С другой стороны Эйе молился Амону-Ра со всей серьезностью и торжественностью, на которую был способен юноша, не позволяя себе тех смешков и того легкомыслия, которое начинало царить в придворной среде.
 
Наставники-жрецы донесли об этом Амон-Пануферу, и он решил сам понаблюдать за Эйе. От него не ускользнуло неравнодушие Эйе к новому богу Атону. Это привело Амон-Пануфера в некоторое замешательство. Сначала он подумал о тонком лицемерии. Но когда ему доложили, что усердие Эйе распространяется на всех богов вообще, значительных и не очень, он решил, что юноша набожен по своей натуре. Это ему понравилось.  Если бы он знал, каких усилий стоила Эйе эта набожность, какого зубовного скрежета!

Именно во время путешествия по Нилу Амон-Пануфер и предложил Эйе стать человеком секретной службы “Мощь Ра”. При этом он настоятельно советовал Эйе не скрывать своей любви к новому богу Атону, которому так симпатизировал принц. “Меня радует твоя искренность, мальчик мой, ты, видимо, действительно любишь Атона, и это неплохо, ибо богов нужно любить - сказал Амон-Пануфер Эйе, - только помни, Эйе, Атон Атоном, а подлинная душа Египта – это Амон-Ра”.
Эйе сразу же понял выгоду этого предложения, и голова у него закружилась от радости. Он слышал о силе и возможностях службы “Мощь Ра”, и никак не думал, что окажется ее человеком.
Но для начала он изобразил легкий трепет, вызванный благоговением перед “Мощью Ра”, колебание, связанное с неуверенностью в своих скромных силах, и только выразив всю эту гамму чувств, он согласился.  Амон-Пануфер был доволен: мальчишка испуган, польщен, обрадован. Это хорошие признаки. Он дал Эйе папирус с клятвой верности Амону-Ра, чтобы тот поставил на нем иероглиф, обозначающий его имя. Он предупредил юношу, что никто, даже сам Эхнатон не должен знать об этом, ибо слуги Амона-Ра – только его слуги, и ничьи больше. Никто, кроме Посвященных, не знает, кто принадлежит службе “Мощь Ра”, а кто нет.
 
И вот, увидев в толпе придворных Эйе, Амон-Пануфер вспомнил, что он не одинок во дворце.

В стороне от  Эйе стоял молодой подтянутый офицер гвардии по имени Хоремхеб.  Он был простолюдином по происхождению и попал в свиту фараона только по настоянию самого Эхнатона, чем вызвал переполох среди  дворцовой знати. Это было немыслимо, и Хоремхеба сторонились, несмотря на расположение к нему Его Величества.

И  только молодой и подающий большие надежды скульптор Тутмос, зачисленный в свиту царя по ходатайству царицы Нефертити,  стоял рядом с Хоремхебом и не скрывал своего дружелюбного отношения к нему. Он тоже был простолюдином. И кроме того, он был земляком Хоремхеба.
(Продолжение следует)