Последняя женщина. В свете догорающего костра

 
   
              -  А  вот  и  мы,   -  прерывая    воспоминания   Казбека,   раздался   голос  Мариулы,     несущей   в  руках     кастрюлю,    от  которой    шёл   приятный   запах   еды.

 Впереди   её   бежал  Аргут, в  глазах   его    можно  было  прочесть: -  Подумаешь,  дали  две  банки  вылизать,   разве  этим  наешься.
    
 Но,  на  этот раз  Мариула   была  настроена   очень  строго:  -  Марш  на  место, - крикнула  она.

 А  Казбеку,  когда  он  попытался  заступиться   за  пса, сказала:  -  Нечего    его  баловать,  я   ему  в  каждой  банке  чуть   ли   не   половину    тушенки  оставила.

 Ему  и  этой   кастрюли   мало  будет. И   снова, повернувшись к Аргуту:  -  Я  что,  не   достаточно   ясно  тебе   сказала?  А  ну,  марш  отсюда.
   
Собака   всё  же  полностью  не  вышла,  легла  на  пороге  и  в  дальнейшем   предпочитала  на  Мариулу  не  смотреть,  всё   своё   внимание,   сосредоточив  на  кастрюле,  из  которой   очень   быстро    исчезало  содержимое   вкусных   банок,  которое,  как  считал   этот,   действительно   очень   умный  пёс,   предназначалось   только  ему.

 -  Обиделся  он  на  тебя,  -   Казбек   наблюдал  за  поведением   Аргута.    -   Сразу   видно,   с  характером  собака.

 -  Ещё  и   с   каким  характером.  Теперь,  пока   я   сама   к  нему   не  подойду,  и   не  поглажу  его, голову  в  мою  сторону   не   повернёт.
 
Аргут  поняв,  что  речь  сейчас  идёт  о  нём,  сделал  вид,  что   его   это,  особенно   и  не  волнует.    Хотя,  по  прежненму,  глаз  своих   с  кастрюли   не   отводил.  А  для   пущей   убедительности,   то  и   дело,    будто  через  силу,  с  неохотой,    зевал.
 
У   входа   в  пещеру    догорал    костёр,  отблески   гаснушего   пламени    тихо     скользили    по  каменным   выступам.  Присев   на   корточки,  перед   Казбеком,   Мариула   с  ложки   кормила  его   наваристой   кашей,   он   пытался  было    протестовать: -  Что  я,  маленький,   что  ли.
   
 В   конце  концов,   подтянулся  к  стене,  сел, забрал   у  Мариулы  тарелку  с  ложкой  и  начал  есть  сам,  то  и  дело,  хваля   её   за   кулинарные  способности.

 Женщине   было  приятно   это  слышать,  в  ответ,  она   только    отмахивалась,  мол,   ничего   особенного,  любой  бы  так  приготовил.   Однако,   спустя   какое-то   время,    то  и   дело    спрашивала:  -  Правда,  вкусно,  или  ты,  это  так,  из-за  вежливости    говоришь?
    
 Что  бы  убедить  её,   пришлось    попросить   положить   в   миску   ещё.   Каша  действительно  была  вкусной,  не  подгоревшей,  в  самый  раз.  К  тому  же   Казбек,   считай,   что   вторые  сутки  ничего   толком  так  и    не  ел.   Он  бы  и  третью  порцию   взял,  но  сумел  остановить  себя,  зная,  что  в  его   положении,   когда   он   только    и   может,   что   всё   время   лежать  в  постели,   сильно  переедать  не  стоит.

Снова  откинулся    на  подушку,  осторожно  вытянул  ноги,  радуясь,  что  они  теперь  не  донимают   сильной   болью   и,   глядя,   на  пристроившуюся     рядом     Мариулу   подумал,  что  в  этой  ситуации  он  вполне   мог  бы  назвать  себя  счастливым  человеком. 

 -  Вижу,   спать   ты    уже   хочешь,  вон,   как   глаза   у   тебя   слипаются,  -  сказала,   поднимаясь  и  собирая  посуду,  Мариула.   Глаза   у   Казбека   действительно,  помимо  его  воли,  то  и  дело  смыкались.   Но  он,   чувствуя,   что   начинает   проваливаться   в   глубокий   сон,    пытался   сопротивляться   этому.
 
 Ему  вдруг  показалось,  что  если     сейчас   он    заснёт,  то    эта женщина,   может    исчезнуть,    будто  её   и  не  было.  Повернулся  к  ней,   хотел    попросить,  чтобы   она   не  уходила,   но  голос   его   тут   и   затих  на  полуслове,   ресницы  вздрогнули  и,  стянули   их,    усталые  веки.
   
 Он    сейчас    так  крепко  спал,  что   уже   не  чувствовал  дыхания    горячих   губ  на   своей    щеке,   ни   прикосновений   ласковых   рук    к   густым   своим   волосам.
   
      Мариула,  склонившись   над  Казбеком,   любовалась  его  лицом.   Он   был  действительно  очень  красив,   этот   мужчина.  Сросшиеся   на   переносице   брови,  длинные   как   у  девушки    ресницы,   густые,  слегка  тронутые  сединой   кудри,  кожа   на  щеках   настолько  белая,  словно  к  ней  никогда  не  прикасались  солнечные  лучи   и,   губы,  которые  ей  хотелось  целовать.
 
 Она   смотрела,  охватывая   одним  взглядом  всё  вместе,  лицо,  руки,  всё  его  тело   и,   тут  же,   рассматривая    всё   в  отдельности  и  любуясь  им.