Последняя женщина. После чашечки кофе
Мариула сама себе удивлялась, как быстро она вошла в роль скромной девушки оказавшейся, словно впервые в не привычной для неё обстановке.
Сидя рядом с Ренатом Османовичем она, действительно, не знала, как ей себя вести, например, стоит или нет, закурить как Фарида, решила, не стоит. От коньяка отказалась, а шампанское только слегка пригубила. Вот только, когда вслед за Фаридой, выходила на минутку, в дамскую комнату, проходя, мимо Рената Османовича, случайно, так прикоснулась грудью его плеча, что он, поднося в эту минуту рюмку ко рту, так и застыл с ней неподвижно, стараясь продлить ощущение близости женского тела.
Стоя перед зеркалом возле умывальника, и докуривая сигарету, Мариула прислушивалась к тому, что ей говорила Фарида: - Сегодня, его к себе не допускай, и домой к нему нам ехать не нужно. Сама ему сразу не звони, подожди, когда сам позвонит, а я, тем временем, будь спокойна, как следует, его обработаю. Увидишь, всё будет как надо, - сказала она, наклоняясь к Мариуле, когда они, пересекая зал ресторана, шли к столику, за которым их ждал Ренат Османович.
После недели ухаживаний, влюблённого в неё старого художника, Мариула, наконец, согласилась зайти на минуту к нему домой, откуда вышла, только под вечер следующего дня и то, только для того, чтобы прогуляться, вместе с ним, по парку.
Ренат Османович оказался не таким уж и безнадёжным, каким рисовался вначале в её воображении. Ноги у него были совсем и не кривые и даже не слишком волосатые. Единственное, что подтвердилось, он действительно волновался, когда настало время действовать согласно ситуации.
А ситуация была такая, - они уже сидели на краю широкой кровати, на которую первой опустилась Мариула, сказав, что у неё от шампанского сильно закружилась голова.
Ренат осторожно присел рядом и будто бы случайно положил руку ей на колено. Мариула, конечно, этого не заметила. Тогда он уже смелее привлёк её к себе и начал торопливо расстегивать верхнюю пуговицу на её блузке.
- Нет, нет, не надо, что вы делаете? - удивлённо взглянув на него, сказала Мариула, и в то же время, быстро освобождая из петель все остальные пуговицы. Когда Ренат, извиняясь и, что-то бормоча в своё оправдание, кое-как справился с верхней пуговицей, все остальные уже были расстегнуты.
Ощутив прикосновение его рук, она томно вздохнула, чуть приоткрыв чувственные губы, зная, что мужчинам это всегда нравится, и так испуганно смотрела ему в глаза, словно до него у неё не было в жизни ни одного мужчины, с которым она позволила бы себе, вот так лежать в постели.
- Что, что вы со мной делаете, - выдохнула она Ренату, когда он стал осторожно раздвигать её ноги, отчего рука его дрогнула и он, почувствовав, что делает, действительно, что-то неприличное, стал перед ней извиняться.
Он говорил, что, с первой же минуты, как увидел её, ни о чём больше и не думает, как только о ней. Говорил, что для него она не просто красивая женщина, что Мариула сама не знает, насколько она прекрасна.
Он говорил, говорил, говорил, и, возможно, так и продолжал бы говорить о своих чувствах до самого утра, не возобновляя попытки перейти от слов к делу, если бы Мариула не вернула его руку, в исходное положение и не шепнула, прикасаясь губами к уху: - Какой же ты милый. Ну, иди же, иди ко мне.
Впервые в своей жизни, в дни знакомства с Ренатом, она почувствовала со стороны мужчины уважение к своему телу, уважение и нежное отношение к ней как к человеку.
Нет, не то уважение, что обставлено красиво сервированным столом, с цветами, шампанским и словами, заимствованными из какой-нибудь книги.
Уважение, когда в тебе видят не только объект для удовольствий в красивой упаковке, а человека, у которого, оказывается, есть ещё и такая же нежная и красивая душа.
Это было неожиданным и приятным открытием, в первую очередь и для самой Мариулы.
Поздним вечером, когда мягкий лунный свет растекался по комнате, укрывая лёгким покрывалом широкую кровать, легко было представить, что это и есть, то неизведанное, о чём она, никому не говоря об этом, всю жизнь мечтала. Но, приходило утро, срывало покрывало ночи, и она видела перед собой, на той же кровати, другое, сильно постаревшее лицо.
И только в памяти, оставалось жить, словно в увиденном ею сне, и ощущения взгляда и прикосновения его рук.
Оставалось в памяти то, что не было похожим на всё, что было раньше с другими, когда пресытившиеся её ласками мужчины, смотрели на неё как на пустую тарелку, с которой исчезло съеденное ими блюдо.
Свидетельство о публикации №213032700338