Конец света
Конец света
или
при чём здесь ежи?
Егоров шёл на работу без всякого желания. Такое с ним и раньше случалось: и тогда, и теперь он к этому относился, как к какому-то неизбежному итогу бытия, ибо считал, что всё подобное не перебороть и не переспорить. Раз так, то лучше прикинуться плотвичкой и плыть себе по течению и ничего не предпринимать. Ещё он знал, что стоит ему только показаться на пороге детского центра, в котором он проработал более двадцати лет, как тут же нарисуется Баянист Ярцев и предложит под любым предлогом составить ему компанию. Нет, человек он хороший и тут и спорить не надо, но уж слишком компанейский, а такому отказать трудно. Про него разное поговаривали: и что бабник, и выпивоха, но в пределах разумного, и что, несмотря на выше указанное, всё тащит в дом, и что жена в нём души не чает. Ну, вот как такому откажешь? «И откуда только такие берутся, - рассуждал Егоров о Ярцеве, подходя к детскому центру. – Ведь чувствует людей за версту. А настроение угадывает, как Кашпировский. Ни человек, а сатана с баяном. Вон в прошлый раз, как сумел в душу влезть, а потом ему хоть бы что, а у меня голова гудела как барабанная мембрана. Ну, точно были у него в роду экстрасенсы, а против этого не попрёшь. Вот, как пить дать – я только на порог, а он уже во всеоружии…»
Собственно, а по-другому никак, да и в летние месяцы детский центр замирал: кружки только на бумаге, у всех отпускное настроение, ещё эта аномальная жара, от которой не было никакого желания шевелить ни руками, ни ногами. Ну, вот какой дурак будет работать в таких условиях? Все умные давно уже животами кверху на пляжах за границей томятся, а не совсем умные с пустыми карманами ходят на работу и просиживают своё здоровье. И таких в стране больше половины.
- Егоров, как настроение? – Ярцев издали заприметил бредущего с опущенной головой коллегу. – Поступь тяжёлая… Как дома? Все живы?
«Вот гад, ищет повод, чтобы угоститься» – Егоров сделал вид, что не расслышал Ярцева.
Тот от нетерпения пошёл к Егорову навстречу, жестикулируя руками, продолжая задавать вопросы:
- Что хмурый такой? Как насчёт?.. – Ярцев хлопнул себя пятернёй по карману.
- Я пас.
- Егоров, я же не футболист и два раза предлагать не буду. Опять же есть повод…
- У меня все живы.
- И, слава Богу! Тут вот какое дело, - Ярцев поймал Егорова за руку. – В Америке какой-то их сектант назначил на сегодня наступление конца света. Сейчас они все там в ожидании. Суматоха, я тебе скажу, отменная…
- Им самим не надоело?
- Раз ждут, значит, не надоело.
- Ну, и дураки.
- И я об этом… Слушай, а если на этот раз хлобыстнёт? Жара вон какая стоит… Я тут подумал, как бы нам с тобой не опоздать… Пойдём в каморку и всё обсудим.
Егоров заколебался. Ярцев угадал его настроение и потащил за собой мимо вахтёра Антоныча в сторону лестницы, буркнув себе под нос:
- Я тебе «Полонез» Огинского сыграю…
Егоров повёл плечом и произнёс:
- Спалимся, как в прошлый раз. Уже все в центре знают, как начинаешь играть на баяне что-то грустное, можно сразу Степановне стучать.
- Так мы культурненько – без женщин и я на всякий пожарный случай уже и объяснительную заготовил. Хочешь, и тебе копию откатаем сейчас?
- Обойдусь.
- А вот это зря. Там в приёмную новенькую секретаршу приняли на работу. Бабёнка ещё та: шнобель, как у турчанки, а сиськи, как арбузы… Я уже успел оценить.
- И?
- Взмок, пока рассматривал.
- Так хороша? – Егоров замедлил шаг.
- Афродита!
- С носом-то?
- Эх, голова! Так это у женщин на лице самая главная деталь, после губ. Вообще, она с вызовом – не женщина, а предвыборный плакат.
- Не понял.
- Егоров, ты или малохольный, или… Ты что всю жизнь собираешься один прожить?
- А что?
- А то - в твоём возрасте надо иметь рядом с собой женщину, а лучше женщину и ещё… одну женщину.
- Зачем так много?
- От болезней лучшее средство.
- От каких?
- От насморков всяких, блин горелый! Ладно, сейчас отметим начало конца света и поговорим на эту тему.
- Без женщин? – решил уточнить Егоров.
Ярцев потянул паузу и ответил так:
- Там видно будет.
В приёмной всё же решили пока не светиться. А тем более на новенькую секретаршу можно было и потом посмотреть. Да и куда ей деться, когда рабочий день до пяти? Ярцев увлёк Егорова в сторону своей каморки под лестницу, где хранился изрядно потрёпанный баян, да несколько немытых тарелок и стаканов. Собственно, такие закутки имеются во всех подобных учреждениях. Самые сметливые обзывают их комнатами «психологической разгрузки». А что – в этом слышится положительная интонация, а тем более, это не натирало карман и не требовало к себе пристального внимания со стороны администрации. Все к этому привыкли и прекрасно уживались с наличием подобных закутков, закрывая глаза на то, что иногда оттуда раздавались, ну совсем нетрезвые голоса.
По пути Егорову с Ярцевым встретилась Верочка. Она как всегда пыталась выглядеть моложе своих лет: ярко накрашенные губы, что-то собранное из волос в виде причёски на голове и, конечно же, запах. Это был легко узнаваемый дезодорант с примесью женского пота. Ярцев решил не проходить мимо этих ароматов и произнёс:
- Благоухаем?
- А что, нельзя? – Верочка кокетливо повела узкими бёдрами.
Ярцев тут же сообразил, что это надолго и сказал, как отрезал:
- В этом возрасте… всё можно.
- Это что предложение? – Верочка ещё сильнее вильнула своими боковинами.
- Нет, всего лишь констатация факта. Сколько ещё до пенсии лямку тянуть?
Верочку будто подменили – она поджала губы, с вызовом заявив:
- Хам! Я в профсоюз пожалуюсь!
- Да, хоть в сам Ватикан. Вот скажешь людям от чистого сердца что-то правильное, а они в кошки-дыбошки. Ну, ты видел? – Ярцев дёрнул Егорова за руку. – А ещё в одном коллективе работаем. Эх, страна девственниц и идиотов.
Верочка на это выдала, фыркнув:
- Гад ты, Ярцев.
- Знаю. Всё знаю и, тем не менее, пока вы без меня не обходитесь. Всем я нужен. А почему? Потому что весел, позитивен, умею поддержать беседу, а ещё люблю играть на баяне.
- Что, опять будешь Егорова развлекать полонезом?
Ярцев сделал удивлённое лицо и пророкотал:
- Егоров, нас опять хотят смешать с грязью. Распустился коллектив. Слышь, а сама как собираешься спасаться? Конец света грядёт! Здесь бюллетенем не отмашешься. Нет, ты ответь, а потом отворачивайся. Мы коллеги или так себе?
- Болтун!
- А вот и не угадала. Я не болтун - я философ. Ну, ладно, нам некогда. Будут деньги - заходи на огонёк. И подумай, пока ещё время есть… Вдруг что-то прикольное из своей жизни вспомнишь. Там, – он ткнул пальцем в потолок, - всё зачтётся.
Они себе пошли дальше – любители полонезов, а Верочка осталась стоять на месте. Казалось бы, ну сболтнул что-то лишнее Ярцев и забыть, и жить себе дальше, а вот что-то заскреблось в голове и уже морщин прибавилось, и лет на десять стала старше выглядеть. Вот и спрашивается: к чему губы красила? Хотела догнать этого щекастого баяниста, да и сказать в ответ, мол, веселись толстун, только и тебе не уберечься. Постояла и поняла, что и не хочет ничего такого... Ей бы сейчас уткнуться кому-нибудь в жилетку и поплакаться на свою жизнь. Верочка бросила взгляд в сторону удаляющихся мужчин и подумала: «А может им поплакаться? Нет, нельзя поползут сплетни по центру… У этих сочувствие одно – лапнуть и успокоиться, а ты будешь потом слезами давиться». Решила прямиком пойти к своей закадычной подруге – Валентине Петровне. «Эта не выдаст и не осудит» - подумала она.
Валентина Петровна встретила Верочку без особого энтузиазма. Будучи женщиной крупной, страдала от жары больше положенного. Она вообще часто себя чувствовала последней в общем строю. Несмотря на это каким-то образом ей удавалось уже лет пять руководить прикладным отделом детского центра. Конечно, должность так себе, но кое-какие плюсы всё же имелись – такие махонькие.
Верочка оценила подругу на три балла. А всё почему? Так под глазами висели мешки, и они старили её. Ещё тяжёлая металлическая челюсть, хищно целившаяся без разбора во всех подряд. Верочка с порога спросила:
- Про конец света слыхала?
- Слыхала.
- И как дальше?
- Как все.
- Я не хочу, как все.
- Ты что принцесса? – Валентина Петровна щёлкнула челюстью.
- Зачем ты так? Я жить хочу.
- Опомнилась под самый занавес. Раньше надо было думать… Теперь нам с тобой остаётся только одно – ждать.
- В тебе пессимизма выше крыши.
- Ну, если с деньгами напряг, то хотя бы с этим у меня, как у большинства, - Валентина Петровна улыбнулась, хищно сверкнув зубами, обутыми в железо. – И потом, сколько раз уже кричали о конце света, а мы всё ещё мучаемся.
- Нет, ну а если всё же наступит? – Верочка подсела к столу.
- Поживём – увидим.
- Ага, как же… будет потом время на всякие смотрины.
- Не паникуй, подруга.
- Интересное дело - я ещё и не встретила свою половинку, - Верочка стала массировать себе виски.
- А она тебе нужна? – Валентина Петровна открыла от удивления рот.
- Да я даже на ощупь не знаю, как всё это выглядит. Получается, что я и не жила ещё.
- Тем более, чего вздыбилась? Раз не жила, то и уходить будет легко. Это мне надо переживать: дети, внуки… Ты лучше водички попей.
- А когда я успею вещи собрать? Лупанёт, а при мне даже документов нет.
- Ты точно дура. Если громыхнёт, документы не понадобятся. Нет, ты меня послушай – вот туда, - Валентина Петровна показала глазами на потолок, - и без документов возьмут.
- А вещи… хоть на первое время?
- Вер, ты это сейчас про что? Куда ты собралась?
- Куда?
- Это я тебя спрашиваю… Эй, на барже, у вас всё в порядке? – Валентина Петровна провела ладонью перед лицом подруги.
- И правда… Куда я?..
- Ладно, меняем тему… Давай по медитируем… Помогает от всякой ереси…
Ну, что за люди? Да с такими хоть сейчас в разведку или на Канарские острова. Жаль, что все они поголовно живут на копейки, а раз так, то только в мечтах. Это пока ещё нам всем по карману. Вот мне интересно: а если завтра враг посягнёт на нас? Как они поведут себя? Не перебегут к противнику на сытные хлеба?
Именно об этом рассуждал Ярцев в своей каморке под лестницей, неторопливо разливая тёплую водку по чашечкам со следами от заварки. Егоров ему не мешал. Он, вообще, в дискуссии вступал только после третьей рюмки. Вот поэтому Ярцев ораторствовал без эмоционального надрыва, как и полагается баянисту с большим стажем. Ещё он для чего-то напомнил Егорову, что с бабами хорошо только в постели. Да-да, так и произнёс: «С ними всегда там тепло и сытно». Егоров решил кивнуть и кивнул, мол, всё так.
Выпили по первой. Посмотрели друг другу в глаза, как бы проверяя резкость. А что они могли себе ещё позволить, если закуска отсутствовала? Ярцев, вообще предпочитал раздельное употребление, а Егорову просто не хотелось ничего есть. Помолчали. Тем для разговора было предостаточно, но нужен был толчок. Хотели по второй грамульке запустить в себя, как послышался громогласный клич директрисы. Ярцев вздохнул, скорбно отметив:
- Придётся прерваться.
Голос Анны Степановны рвался по двум этажам:
- Всем на построение! Живо, а то лишу зарплаты!
Ярцев сказал, обращаясь к Егорову:
- Как подействовал на неё «Артек». Сломал женщину на самом корню. Хорошо, что ещё не заставляет нас кричать речёвки. Ладно, пошли, а то нехорошо заставлять ждать весь коллектив.
- А как же? – Егоров посмотрел на початую бутылку водки.
- А куда она денется? Я ещё и «Полонез» не играл, - успокоил его Ярцев.
Анна Степановна осмотрела присутствующих. Те стояли, кто как. Директриса вытянула губы трубочкой и скомандовала:
- Ровняйся! Смирно!
Турист Владимир Николаевич от рвения выставил вперёд свою поддёрнутую сединой бороду. Спортсмен-методист Сергей Иванович попробовал втянуть в себя живот. Не получилось. Ярцев тут же на это отреагировал и стал махать рукой возле своего носа. Зойка с Надеждой захихикали, суча длинными ногами. Им всегда хотелось смеяться. Ещё бы, с такими формами и не веселиться. Болезненная Галина Андреевна с завистью посмотрела на их загорелые ноги и подумала про себя: «И почему я такая уродилась бледненькая?» Подошли старожилы центра - «старые штыки». Ярцев тут же залопотал:
- Орденоносцев вперёд! Почёт и уважение передовикам машинного доения!
Анна Степановна ничего на это не сказала, а могла. У неё на всё подобное всегда язычок заточен. Людмила Николаевна хохотнула:
- Ярцев, ты будешь, что ли пробу молоку снимать?
Тут же подключилась Верочка:
- Ну, а кто? Он же у нас первый специалист по юбкам! Юдашкин…
Ярцев понимал, что если сейчас он втянется во всё это, дело до полонеза может сегодня не дойти. Конечно, он мог сказать и сказать так, что… Одним словом, его подмывало дать сдачи. Но тут Анна Степановна шумнула на Верочку:
- Нашла время.
- А что я? – та скривила губы, мол, больно мне он нужен, бабник.
Турист повёл своей козлиной бородой и спросил:
- По какому случаю построение?
Анна Степановна тянула паузу. Новость была не из приятных и тут надо было подобрать нужную интонацию. Дело в том, что новый министр образования решил всё реформировать. И что его не устраивало? Интересно, а если бы его дети учились в России, а не за рубежом, он тоже всё стал бы ломать или повременил, пока они не получат образование? Скорее всего, нашёл бы лазейку и выслал бы их, ну например, в Англию и сам бы туда наведывался на всякие родительские собрания за счёт государства. А что? Сплошная выгода, мол, тут сказал, что поехал по обмену опытом, а сам по магазинам с сумками туда сюда, пока не отоварится. Ага, сейчас скажете, что он не как все мы. Спорить не хочу, а есть мнение, он гораздо масштабнее. Что это значит? А то – его за шмотки не купишь, да и на кону многое стоит: шутка ли решил под предлогом реформы добить наше образование. Ведь как его не критикуют, а он прёт себе и прёт. Теперь вот добрался до внешкольных учреждений. Усмотрел всё-таки гад, что здесь скопилось дармоедов видимо, не видимо. Ну, прыткий чёрт. Решил-таки подчистить «авгиевы конюшни». А кого он спросил? Никого. А почему? А потому, что главный.
Анна Степановна подавила в себе зевок и произнесла:
- Коллеги, у меня для вас новость… печальная.
- Что, кто-то умер? – Ярцев зацепился за её интонацию с надеждой.
На него цыкнули. Директриса продолжила:
- Нам пока предложили это сделать добровольно.
- Неужели забеременеть? – Ярцев подмигнул Зойке.
Анна Степановна пропустила это мимо ушей, повысив голос:
- Нас ждёт сокращение.
- В связи с чем? – турист посмотрел на неё поверх своих чёрных очков.
- Реформа.
- Опять? – кто-то горестно вздохнул.
- Вот тебе и конец света, - произнёс Егоров.
- Обалдеть! Вот мы и влипли, товарищи… - Ярцев в один миг убрал с лица улыбку.
Галина Андреевна стала ещё белее. На второй секунде после услышанного стала оседать вниз. Её подхватили под руки. Завхоз бросилась делать искусственное дыхание. Странная она какая-то, так посмотришь всё как у всех: и с национальностью нет никаких перегибов, и глазастая под стать всем остальным, кто родом с Украины, но вот что-то всё же не то. То ли должность накладывает какие-то отклонения, то ли жара так действует на женский организм – прямо какое-то перерождение… аномальное.
Галина Андреевна только почувствовала её губы на своих сразу же вцепилась за жизнь пальчиками. Завхоз не ожидала такой реакции и вскрикнула. Сергей Иванович, помогавший ей делать искусственное дыхание, неловко отскочил в сторону, наступив на ногу туристу, который из-за своего вечного любопытства торчал у того за спиной. Учитывай габариты спортсмена-методиста, надо было что-то ожидать нехорошее и это нехорошее не заставило себя ждать: всех поразил крик Николая Владимировича:
- Сука, жирная!
Сергей Иванович не отреагировал, ибо с лет эдак десяти считал себя особью мужского пола. Зато Валентина Петровна, имевшая пышные формы и тоже крутившаяся под ногами, почему-то решила, что этот камешек в её огород. Щёлкнув хищно металлической челюстью, полезла грудью на сморщившегося от боли туриста. Тот был так занят собой, что не сразу сообразил, за что его бьют по губам. Поскольку губы его прятались в бороде и усах, то досталось и им, а особенно бороде. На выручку Владимиру Николаевичу ринулся Егоров. Уж кому-кому, а ему хорошо были известны ладони этой властной женщины. Не успел он и рта открыть, как Верочка, вильнув своими узкими бёдрами, перегородила ему дорогу, крикнув на высокой ноте прямо ему в лицо:
- Стоять, мерзавец!
Егоров повиновался. Ещё Ярцев зачем-то схватил его за ремень на брюках со словами:
- Ко мне Мухтар!
Анна Степановна поняла, что пора давать заставку на рекламу. Она зычно просигналила:
- На первый второй рассчитайся.
Увы, все были заняты собой на столько, что её голос потонул в общем гвалте. Антоныч, вахтёр по призванию пытался растащить людей, пробивая в их телах своим внушительного размера животом брешь. Судя по тому, как вокруг него столпились женщины, им эта процедура нравилась. Только Зойка с Надеждой стояли в стороне и хихикали, топоча длинными ногами. Ну, что с них взять с таких? Одно слово, молодость.
И вот тут появилась такая рыженькая, сухонькая бабулька в очёчках с хитроватым выражением на сморщенном лице. Это была Юлия Анатольевна, совсем ещё недавно занимавшая место секретарши в директорской приёмной. Стоило Юлии Анатольевне нарисоваться, а это буквально все расценивали в коллективе, как знамение чего-то неописуемого, люди стали утихать. Анна Степановна что-то у ней спросила. Та ответила. Разобрать ничего нельзя было, поскольку турист ещё охал, а Зойка с Надеждой нервно хихикали. На них зашикали, мол, нашли место и время… Директриса перевела взгляд на людей и произнесла:
- Вы меня удивляете, коллеги. Чтобы у меня больше такого не было. Поставьте в строй нашу головную боль, - она кивнула на Галину Андреевну, которая к этому моменту себя вела уж слишком резво, пиная Сергея Ивановича только за то, что он без всякого умысла по время искусственного дыхания трогал её впалую грудь своими лапищами.
Люди оттащили Галину Андреевну от покрасневшего спортсмена-методиста. Судя по его лицу, он был смущён её поведением и требовал возмещение морального ущерба за свою бескорыстность. Ярцев ему пообещал вернуться к этому вопросу чуть позже, намекнув на полонез Огинского. Егоров ревностно дёрнул плечом, мол, водки и так мало и вообще, пора закругляться.
Анна Степановна подождала, когда все успокоятся, и сказала:
- Никого в обиду не дам. За каждого из вас всю себя положу в коридорах власти.
Это было уже что-то. Это была речь руководителя, а не одинокой женщины. Люди ей поверили, и тут Егоров засомневался:
- А если не получится?
- Тогда жребий будем тянуть, - брякнула завхоз Галина Николаевна.
- Я против, - Ярцев завертел головой по сторонам. – Вот режьте меня, а я под этим не подпишусь. Тут на работе горбатишь, а некоторые чаи гоняют. Да вон у прикладников никогда на кружках детей нет, а зарплату получают исправно. Где справедливость?
- Да? – Верочка прищурила свои глазёнки. – А кто же их собственных детей будет кормить?
- Не можешь, отдай их государству…
- Что?
- Ничего… У меня тоже двое, но я же справляюсь, - Ярцев блеснул фиксой. – Между прочим, я свой хлеб отрабатываю, Скажи, Егоров?
Тот поддакнул. Верочка от такой солидарности взвизгнула:
- Ага, только ты здесь один работаешь!
- Ну, почему? Вот ещё Сергей Иванович …на работу ходит…
- И я хожу, - Ярцева перебил Егоров.
Ну, для Верочки это был неутешительный аргумент. Да, у прикладников кружки пустовали в течение года. Все об этом знали и никогда в разговорах не обсуждали, ибо это уже так повелось, да и государство ничего не требовало в этом менять. При новом министре образования стало что-то двигаться. Пока никто не понял – в какую сторону. Когда не понятно, сразу же появляется кто-то, кому доподлинно известно, что всё это попадает под статью по отмывке денег. Раз попадает, давайте чесать языками. Вот поэтому Ярцев сразу предложил прикладников под белые рученьки проводить на улицу из стен детского центра по причине сокращений, так сказать поддержать начинания в области реформы.
Анна Степановна могла бы, и согласиться со всем этим, но она знала гораздо больше, чем каждый из них мог знать обо всём этом. Ну, во-первых, речь шла не о двух-трёх человеках, а о пятидесяти процентах, от общего числа работающих под её началом. Во-вторых, при иных обстоятельствах, она могла бы легко всех их разогнать, ибо детские центры себя уже изжили. Система ищет резервы, разрушая то, что существовало ещё до её распада на мелкие кусочки и отрезки. Конечно, можно проводить пенсионеров на заслуженный отдых. Ещё подцепить к ним паровозиком злостных прогульщиков и тех, кто любит на рабочем месте выпить. «А с кем работать тогда? С болезненной Галиной Андреевной? Ну, где найти непьющих баянистов? – рассуждала Анна Степановна, краем уха слушая Юлию Анатольевну, которая докладывала ей об исчезновении ещё одной всеобщей «радости» Абдулкаримова Мишки – виртуоза и в музыке, и в выпивке. – Опять, наверное, весь в творчестве завис в какой-нибудь компании. Нет... нет у меня такого права ломать людские судьбы. Я не генерал и они не солдаты, да и нынче не война. Надо как-то по-другому и чтобы с себя всю ответственность снять, а то буду мучиться потом. Там наверху привыкли всё решать через бумажечки, а нам тут так нельзя – здесь только глаза в глаза, а иначе возьмут вилы и пойдут на власть. Дури много, а обиды и того больше. Вот пообещала себя положить за всех их… А кому я там нужна? Была бы молодой, сгодилась бы, а теперь со мной короткий разговор…»
Пока она рассуждала, народ заволновался снова и вот уже Егорова оттеснили в угол и там его толкали здоровенные ручищи Валентины Петровны. Ей в этом активно помогала завхоз Галина Николаевна. И что всегда тянет эту хохлушку на всякие экстремальные забавы? Ярцев препирался с Верочкой. Почему-то её поддерживала глуховатая пенсионерка Галина Васильевна. Так-то она мирная, а сейчас её несло так, что слюной обрызгала всего строптивого баяниста. От эмоциональной перегрузки у неё выскочила вставная челюсть. Сергей Иванович, не рассчитав своих габаритов, решил ей оказать услугу и нагнулся без всякой подготовки, чтобы вернуть «зубы» пенсионерке, но тут случился конфуз – у него лопнули на заднице брюки. Зойка с Надеждой снова закатились смехом. Они так заразительно смеялись, что их груди зашевелились под блузками уж очень откровенно. У Ярцева от этих шевелений слова в горле застряли. Да, тут у любого всё колом встало бы, а не то, что какие-то там слова. Верочка спинным мозгом почувствовала, что теряет авторитет перед лицом молодух, и призывно вильнула бёдрами, мол, осади, не мешай вести диспут с фиксатым мужчиной. Какой диспут? Какие могут вообще тары-бары, когда молодость салютует во всё горло? Она ещё раз вильнула. Неудачно. Что-то кольнуло в боку и ей захотелось в срочном порядке, куда ни будь притулиться. А всё почему? Так возраст, дери его… «Ну, гад, нашёл время, когда о себе напоминать» - подумала Верочка, хватая руками воздух. Ярцев чисто машинально поймал её опадающее тело, воскликнув: «Воды!» Желающих подать ему эту самую воду совсем не оказалось. Все были заняты собой. Один турист Владимир Николаевич инстинктивно дёрнулся, но на большее его не хватило.
Насмотревшись на всё это безобразие, Анна Степановна повела хищно носом и гаркнула:
- Считаю до трёх, а потом начну показывать пальцем.
Отреагировал один Егоров. Он из своего угла, продолжая отбиваться от завхоза и Валентины Петровны, задал вот такой вопрос:
- А почему только до трёх?
- Егоров первый, - директриса расценила его любопытство, как выпад против себя, ибо никак не могла окончить институт, где оббивала пороги уже лет эдак семь. А всё почему? Не давались ей науки. Поговаривали, что тупее её в институте, лишь технички. Ну, только в нашей стране сначала принимают учиться, а потом разводят руками, мол, оплошали.
Егоров понял свою ошибку и тут же пролепетал:
- Я больше не буду.
Ему вторила Валентина Петровна, накрывая его лицо ладонью:
- Ага, смоешь позор кровью.
Вмешалась руководительница «живого уголка», обращаясь к Анне Степановне:
- Ну, скоро? У меня звери не кормлены. У них режим.
Егоров ухватился за её слова, как за соломинку:
- Людмила, возьми меня к себе в помощники, а то я уже не могу… проседаю от этой настырности, – он с силой оттолкнул Веру Петровну. – Ну, чего пристала? Муж что ли в командировке?
Людмила Николаевна хохотнула:
- Егоров, я же буду покруче этих двух.
- Одна не две… переживу, как ни будь, - простонал он, отпихивая от себя разгорячённое тело завхоза Галины Николаевны. - Какая же вы тяжёлая…
Анна Степановна повысила голос. Её услышали. Юлия Анатольевна прикрикнула услужливо на людей:
- Как дети… Дайте слово сказать.
До недавнего времени она была правой рукой директрисы, совмещая к тому же и должность секретарши. Возраст подкосил её на самом пике карьеры. Пришлось уступить место более молодой и пружинистой. В благодарность за службу, Анна Степановна оставила Юлию Анатольевну подле себя в качестве смотрительницы за своим питомцами: рыбками, попугаями, непонятной породы собакой и розовощёкой крысой. Все они обитали в её кабинете, доставляя радость своей хозяйке своими безобразиями.
Анна Степановна продолжила:
- Смотрю я на вас и вижу, как плачет по всем вам улица. Устроили здесь мне базар. Приведите себя в порядок. Стыдно, коллеги, стыдно. А чтобы вы и впредь помнили, что от сумы, да от тюрьмы не зарекайся, вот вам такое задание, бездельники. Даю вам три дня, чтобы подготовили все отчёты и обновили свои портфолио. Мне за вас перед властью ответ держать, а с чем я пойду туда? – она ткнула лицом в потолок. – Всё, разойдись. Кому что не понятно, ко мне по одному в кабинет.
Замечу, что люди в детском центре были сообразительные и лишний раз вставать во фронт перед директрисой ни у кого большого желания не было, а поэтому, разбившись на группы, стали обсуждать между собой, как жить дальше. Самой малочисленной группой оказалась та, что нашла себе прибежище в каморке у Ярцева. Стоило ему с Егоровым переступить её порог, как перед их глазами предстало следующее: за столом сидя спал Абдулкаримов в обнимку с пустой бутылкой водки. У Егорова при виде этого сердце перестало биться. Ярцев окаменел. Так они простояли минуты две или три, пока сзади не послышался голос Антоныча:
- А вы что замерли? – он заглянул в каморку через плечо Ярцева. – О-о, нашлась пропажа! Спит, стервец и как всегда пьяный в стельку. Откуда он взялся? А? Чего языки проглотили, любители полонезов? Загубим парня. А ведь ему бы кнута хорошего, сразу бы стал другим человеком. Эх, Мишка, Мишка и имя у тебя, как имя, а как был мусульманином так им и остался. И в кого он такой уродился?
Ярцев пошевелился. Егоров подал голос:
- У него, что нюх на водку?
- Жор у него, - зло заметил вахтёр. – Эй, Паганини вставай!
Абдулкаримов не отзывался. Ярцев почесал затылок со словами:
- Это я, наверное, забыл закрыть на ключ.
- И что теперь? Он в порядке. А мы?
- А мы при исполнении. Предлагаю обсудить и постановить… У тебя есть портфолио?
- Нет у меня этой гадости, - Егоров пощупал свой кадык. – Явно сегодня не мой день.
Антоныч, протиснулся в каморку. Спросил так осторожно:
- Я заберу своего подшефного?
Ярцев кивнул, мол, и так засиделся и помог ему поднять Абдулкаримова из-за стола. Тот что-то хотел сказать, но видно передумал и только запел размазанным тенором
- До, ре, ми, фа…
- Сейчас тебе будет и до, и ре, - проворчал Антоныч, подхватывая щупленького баяниста за шиворот. – Вот только проспись и будешь мне зачёт по гаммам сдавать, нехристь… И как я его упустил-то? Ума не приложу…
А тем временем детский центр был похож на разбуженный улей. Трудовой люд шарил по всем закуткам, выуживая бумаги и бумажечки, тщательно просматривая каждую. А вдруг нужная? Без этого отчёт не подготовить. А что такое отчёт? Это алиби и даже для тех, кто целый год баклуши бил на рабочем месте. Так было заведено, и если кто-то выбивался из общего строя, то оказывался на улице. Вот поэтому в этой системе любили писать много и по делу, и просто так. Тот, кто был далёк от этого, всегда оказывался в подчинении тех, у кого с бумагами и бумажечками всё было «тип-топ».
Турист слыл аккуратистом. Он бережно подкалывал все бумажечки в течение года и поэтому его отчёты вызывали зависть даже у маститых работников со стажем. Ну, вровень с ним вышагивали методисты. Ну, этим сам бог велел писать и писать, и они трудились на этом поприще не покладая рук. ибо ничего другого в этой жизни не умели делать. Конечно, прок от их писанины был так себе и, тем не менее, это бросалось всегда в глаза. Директриса знала всё про всех и поэтому проверяющим подсовывала, как правило, именно эти объёмные папки, после которых уже ничего и никому не хотелось проверять.
Ну, ещё пенсионеры имели кое-какой багаж в виде листочков с графиками и буковками, но всё это было уже не актуально. Система образования пёрла вперёд такими шагами, что те, кому было уже за… Ну, просто не поспевали за ней. И вот грянул гром, и в воздухе запахло сокращениями. Стариков обижать нельзя, но в нашей стране над этим перестали задумываться лет эдак десять, если не все двадцать назад. Поэтому Галина Васильевна, как старая опытная лиса решила подстраховаться. Как? Элементарно. Она «подъехала» к Юлии Анатольевне, мол, ты и я мы обе пенсионерки и нам нечего с тобой делить и вообще замолви за меня словечко перед Анной Степановной, а я тебя отблагодарю. Та сделала вид, что ей не до неё и тогда Галина Васильевна пообещала напустить на рыжую бестию порчу. Это подействовало без осечки. Юлия Анатольевна пинула коллегу ногой. Та в крик, мол, калечат на рабочем месте. Юлия Анатольевна поняла, что оплошала и хотела подуть на ногу Галине Васильевне, а та возьми и заедь той в лицо каблуком по-товарищески. Ну, тут нервы у людей не выдержали и понабежали отовсюду. Стоят, вопросы задают. А чего их задавать, когда и так всё ясно: на лицо борьба за место под солнцем. Появилась Анна Степановна, оценила обстановку и сказала бабулькам так: «Не потерплю междоусобицы в коллективе. Идите лучше готовьте портфолио». Легко сказать: идите и готовьте. Там же надо и в купальниках засветиться, а со старушечьими телами без утяжек – это непросто. Ой, как непросто. А кого это волнует? Хочешь остаться в строю, оголяйся, как все. Не хочешь или не получается - пожалуйте на улицу, под акации и каштаны. Там в тени ты не умрёшь с голода. Почему? Или подадут, или сам прокормишься. В стране, где пьют с детства всегда много пустой тары. А что такое пустая тара? Правильно ещё один шанс прожить день с крошкой хлеба во рту. Большего и не надо. Мы ведь такие терпеливые и правильные. С нас же все остальные пример берут. Как выжить при разбазаривании нефти и газа налево и направо? А чего жалеть-то? На наш век хватит, а там потом, когда нас не станет, потомки наши выкрутятся… может быть. Что нам впервой?
Как бы там не было, но уже через два дня люди подтягивались к детскому центру после проделанной работы с такими лицами, будто они что-то совершили в своей жизни нехорошее. Нет, некоторых понять можно. Вы думаете, я об отчётах? Ну, с этим барахлом всё в норме. Большую часть работников центра беспокоили их портфолио. Тут человеческая фантазия была подобна змее, которой в срочном порядке приспичило старую кожу сменить на новую. Ну, старшее поколение сразу же отметаем в сторону, поскольку фотографиям с изображением Днепростроя и как поднимали целину можно с лёгкой душой отправлять в музей. И вообще, зачем смеяться над историей своей страны? Тут Анна Степановна проявила такт и просто сказала: «Не переживайте - Родина о вас помнит».
Дальше было не всё так просто. Турист Владимир Николаевич отчебучил, так отчебучил – снялся в набедренной повязке. Видите ли, у него такое видение себя в системе образования нового столетия. И даже с этим можно было бы смириться, но зачем он в руки взял лук и стрелы? Тут Анна Степановна категорически сказала ему, что в таком виде она его портфолио в коридоры власти не понесёт. Пусть он сам его туда транспортирует. Владимир Николаевич сделал обиженное лицо и бросил в сердцах:
- Тогда я вообще не буду ничего делать.
Анна Степановна помнила о том, что на его плечах лежит организация всех слётов по туризму и не только в рамках одного района. Она ещё знала, что он хороший специалист, но с придурью. «А где взять другого?» - рассуждала она.
- Ладно, давай сюда своё портфолио… Я маркером заштрихую твоё тело.
- Не дам.
- Что так?
- Не дам.
- Ты в своём уме?
- Не дам.
- Владимир Николаевич…
- Не дам.
- Почему?
Турист оскалился и произнёс, буравя директрису поверх чёрных очков веселящимся взглядом:
- Не дам и точка.
- Ну, хорошо… зови следующего.
Следующим был Егоров. Он робко переступил порог директорского кабинета. Анна Степановна выжидательно посмотрела на него. Егоров мялся и что-то бормотал себе под нос.
- Ну-с? – Директриса нарушила паузу.
- Я весь во внимании, - голос Егорова выдал ей, что вчера полонез пару раз всё же прозвучал и, скорее всего не в стенах даже детского центра.
- Пил? Что молчишь? В глаза мне смотри… Опять с Ярцевым? И куда тебя всё клонит не туда? Когда собираешься кончать со своим одиночеством? Что? Не слышу…
- После апокалипсиса… - Егоров прокашлялся.
- Вам мужикам делать нечего. Всё ищите повод, чтобы вас никто не цеплял. Я для кого стараюсь? Вот для таких, как ты… Больно смотреть. Ты новенькую видел? Ягодка, а не женщина. А какие формы? Эх, и почему я не мужик? – Директриса потянулась. – Бр-р-р… Ладно. об этом потом… Где портфолио?
Егоров протянул тонюсенькую папочку. Анна Степановна удивилась:
- И это всё?
Егоров кивнул. Директриса стала листать.
- И что это? Ты зачем сюда присобачил фотографии грудного возраста?
- А мне многие говорят, что я мало изменился…
- Всё экономишь… А где отчёт?
- Дальше, - Егоров вытянул шею.
- И это всё?
- Всё.
- И с этим ты хочешь остаться в детском центре? – Анна Степановна откинулась на спинку кресла. – Ты не мог больше написать?
- А зачем? Самое главное указал.
- Вижу: вес, рост, температура… Вы у меня все, что ли с одним диагнозом?
- Каким? – поинтересовался Егоров.
- Запущенный идиотизм!
- А это лечится?
- Лечится… топором.
На этих словах в кабинет просунулась голова Ярцева. Анна Степановна прикрикнула на него:
- Куда без очереди?
- Я только спросить…
- Чего тебе?
- Вы хорошо себя чувствуете?
Вопрос Ярцева застал директрису в растерянности. Анна Степановна задержала дыхание. Мысли зашныряли. Егоров, где стоял, там и остался. Он вообще был в состоянии подвешенной груши. Его такого мог обидеть каждый, но это только сейчас, когда вчерашнее выпитое напоминало о себе. У него и голос от этого был неуверенный, и почти не хотелось работать. Егоров поэтому и портфолио не стал размахивать. Он так и подумал, что никто не будет всю эту галиматью читать. Вон в стране кризис растопырился, а власть будет вчитываться в его каракули. Что они дураки, да ещё в такую жару?
Тем временем, Анна Степановна пришла в себя и произнесла:
- Здоровье у меня отменное. А что?
- Да, конец света на сегодня перенесли… Что-то там, у американцев не получилось вчера.
- Ярцев? – директриса стала вставать из-за стола.
Егоров и тот почувствовал приближение «грозы». Ярцев же, как ребёнок, ей Богу, лыбился, мол, ещё не вечер и может сегодня всё и решится. Ну, откуда в человеке столько беспечности? Так посмотришь – взрослый, а присмотришься – дитя, только соски не хватает. Анна Степановна хватанула ртом воздух и как гаркнет на весь кабинет:
- Причём здесь конец света? Вы что смерти моей хотите?
- А что её хотеть, если остались считанные часы до общего погребения? – Ярцев зыркнул весело на Егорова. – Ну, что отстрелялся, праведник? Тогда я следующий, - он ввалился в кабинет теперь весь. – У меня немного… Вот, - протянул директрисе двойной листок в клетку. – Если можно побыстрее, а то…
- Смирно! – Анна Степановна дёрнула нервно головой.
- Ну, зачем так-то?
- Я научу вас дышать правильно!
- Ой, Степановна, тебе это совсем не идёт… Учти, там таких как ты, - Ярцев стал креститься, - не любят.
- Молчать, изверг!
- Егоров будешь свидетелем и здесь, и на небе, что вот она, наделённая властью, унижала меня прилюдно.
Анна Степановна взяла паузу. Егоров сжался. Ярцев наоборот весь был на подъёме. Ему хотелось выговориться, да и повод был: вот-вот должен был наступить конец света, если верить американцам. Наверное, так оно и случилось бы, и он сказал ей всё и даже чуть-чуть больше, но тут зазвонил телефон. Звонили из администрации. Анна Степановна взяла трубку. Голос её всё ещё был в состоянии взвинченности:
- Центр слушает.
На том конце провода приятного тембра мужской голос произнёс:
- Вас беспокоят из городской администрации. Мне нужна консультация личного характера. И вот по какому вопросу. Моим детям подарили ежа… На теле которого имеется пятнышко… У вас в детском центре есть специалист по всяким там зверушкам? Может он скажет, что это за меточка?
Анна Степановна пыталась соображать. Её мозги не могли перестроиться с темы о конце света на какое-то там пятнышко на теле неизвестного ей ежа. Она не знала, что ответить. Ещё этот Ярцев никак не мог уняться и совал своё «портфолио» ей прямо в лицо. Директриса глазами давала ему знаки, но тот, будучи, как и Егоров под впечатлением от выпитого вчера, ничего не хотел замечать. Он бубнил:
- Всё что смог накропать. И это ещё я считаю многовато… Я же практик и мне вся эта писанина, как укол в неудобное место, а это уже я расцениваю, как насилие над личностью. Не за это голосовал я… не за это, чтобы вот так просто взять и…
- Да замолчишь ты или нет? – директриса зевнула на Ярцева и тут же сказала в трубку: - Извините, это я не вам.
- Нет, ты слышал Егоров? У этой женщины нет такого права повышать голос на мужчину с достатком. Я призываю тебя в свидетели и сейчас ещё понятых позову, - Ярцев смачно икнул.
- Пошёл вон! – Анна Степановна тут же в трубку буркнула. – Это не вам. Так, что там у вашего ежа? – она покосилась на Егорова и попросила: - Позови мне Людмилу…
- Стоять! – Ярцев явно хотел расширить тему для скандала. – Он никуда отсюда не пойдёт. Егоров – свидетель. Всё, процесс начался!
Директриса прикрыла трубку рукой и прошипела:
- Уволю обоих, если сейчас не позовёте из живого уголка Людку. Живо…
- А портфолио? – Егоров помялся.
- Засунь его себе…
Ярцев подскочил от этих слов на месте:
- Что я слышу? Егоров, это же уже статья и тут одной бутылкой не откупишься.
- Алкаш! – Анна Степановна тут же заговорила в трубку: - Сейчас подойдёт человек и всё…
Ярцев заорал не своим голосом, стараясь, чтобы его услышали на том конце провода:
- Не верьте ей! Никому не верьте! Коррупция не пройдёт! Все на митинг! Ура!
Тут уже нервы у Анны Степановны лопнули. Она пошла на него с открытым текстом, мол, садись и пиши заявление по собственному желанию. Ярцев не растерялся и выдал:
- Только после вас. У меня такой принцип.
- Тогда уйдёшь по тридцать третьей, гад!
- По судам затаскаю, - пообещал Ярцев. – У меня вот и свидетель имеется. Да, Егоров?
Тот ничего не ответил. Ему вообще было так плохо, что всё это он к себе вообще не подпускал, чтобы не было ещё хуже.
На крик директрисы из приёмной в кабинет заглянула новая секретарша. Сначала появился нос и бюст, а потом лицо и всё, что в народе зовётся телом. Ярцев сразу же сменил интонацию. Анна Степановна сказала:
- Этих двух проветриться… И ко мне Людмилу Николаевну… Срочно!
Секретарша кивнула и, разинув рот, произнесла, обращаясь к мужчинам:
- Не желаете чаю?
- Мне это уже не поможет… Хочу морального возмещения… - Ярцев скользнул красными глазами по вырезу блузки секретарши.
- Легко, - та подмигнула.
Этого было достаточно, чтобы и Ярцев, и Егоров потянулись за ней из кабинета в приёмную. Там всё было куда прозаичнее. Секретарша, как стало понятно через несколько секунд, была замужем, и её благоверный сидел в этот момент там же, совсем случайно и играл мышцами на своих загорелых руках. Сам собой возникает вопрос: «Чего он там делал?» Ну, просто взял и заехал. Может у него такая любовь к своей жене? Кстати, имеет на это полное право. Всё бы и ничего, но Ярцев всех этих тонкостей не знал и полез своим ручищами к секретарше, мол, дай пощупаю твою упругость. Конечно же, он ничего не успел у той пощупать, ибо в одну секунду оказался на полу, вертя башкой. Егоров тоже за компанию плюхнулся с ним рядом. Муж секретарши оказался воспитанным человеком и у него попросил прощения, а Ярцеву добавил, когда тот задал неуместный вопрос: «И кто ты такой тут?» Скорее всего, не надо было произносить последнее слово «тут». Ну, это я так думаю.
Всё это закончилось по правилам. Ярцев ушёл в свою каморку с раздутой щекой и кажется оглохшим на одно ухо. Егоров отделался испугом, ну и падением на пол за компанию с ним. Все остальные просто поучаствовали в качестве зрителей и, причём бесплатно. Сергей Иванович хотел внести свою лепту в действие, но воздержался, вспомнив про себя, что он всего-то методист-спортсмен, а не наоборот и то только по настольному теннису. Ну, о подоспевшем туристе вообще лучше промолчать. Он всегда ценил в людях задумчивость, а не силу и на этот раз остался верен себе – зачем мешать кому-то, когда есть повод для медитации. Анна Степановна так и не могла проконсультировать представителя городской администрации по поводу родимых пятен у ежей. Людмила Николаевна из-за этого попала к директрисе не в милость. Ей прямо было сказано, что надо знать всё про зверей, если под твоим руководством находится «живой уголок». Анна Степановна, воспитанная в старых традициях и знавшая цену красному галстуку не стала ходить вокруг, да около и открытым текстом довела до подчинённых, что теперь надо ждать сверху чего угодно, но только не поощрений. Люди прониклись пониманием к данной информации и замерли по своим кабинетам и закуткам. Кто-то ещё пытался отчитаться по своим портфолио, но Анна Степановна теперь на всё это смотрела без всякого энтузиазма. По ночам ей снились страшные сны и чтобы как-то себя успокоить, она перед работой выпивала пару рюмок коньяка. Сосуды расширялись, и хотелось горы свернуть, но только осторожненько, чтобы там, на верху никого не потревожить. Анна Степановна так думала: «Пусть они себе ищут на ёжиках родимые пятна, а мне бы усидеть на своём месте. А большего и не надо… В стране бардак. Вон в Америке, вообще застой – никак не могут разродиться с этим концом света. А всё почему? Распустили народ, америкосы. Ну, у нас с этим строго. У нас не забалуешь».
И действительно, так. И что характерно, все об этом знают, а всё равно слушают заокеанскую брехню. Ну, вот взять того же самого Ярцева. Казалось бы, с его «послужным списком» пора проявлять бдительность, а его несёт, чёрти знает, куда и как по всем этим ухабам. Ладно бы одного, так ему видно скучно, он и других за собой тянет. И что характерно, собьёт всех с толку, а потом в кусты, мол, ничего я такого не говорил. Когда что-то подобное он брякнул Егорову на счёт конца света и тот понёс эту новость в народ, то оказалось, что не Ярцев, а именно он Егоров виновник не проверенного слуха. Ему так стало обидно за себя, что он не утерпел и на глазах коллектива обозвал Ярцева - гнидой. Были и другие слова, но их я опущу, ибо речь не об этом, а о том, как прекрасен бывает мир, если все всё понимают.
Приблизительно через неделю Людмила Николаевна всё же где-то нарыла материал по поводу родимых пятен у ёжиков. Она вошла в кабинет Анны Степановны с видом победителя, мол, я ещё многое могу. Та её выслушала и тут же бросилась обзванивать городскую администрацию. Нелёгкое это дело искать того, кто ей нужен там, где всем всё по барабану. Ну, наконец, дозвонилась и выложила информацию, так сказать за что «купила». На том конце провода помолчали, а потом мужской голос произнёс:
- Значит, не бывает родимых пятен… Ну, мы потом разобрались… Это была грязь… А почему не бывает? – последовал тут же вопрос.
Анна Степановна была в затруднении. Стрельнув глазами в Людмилу Николаевну, шёпотом ту спросила:
- А почему не бывает?
Та хватанула губами воздух и выдала:
- Так, это они же все в колючках. И где там быть этим самым родимым пятнам?
Анна Степановна поставленным голосом, уняв дрожь, повторила всё слово в слово только что услышанное. На том конце провода повисла пауза, а потом мужской голос сказал:
- У меня создалось впечатление, что в вашем центре не всё обстоит благополучно с кадровым наполнением. Думаю, не будет лишним направить к вам инспектора с небольшой проверкой. Потрудитесь подготовить всю документацию по каждому из ваших подчинённых, включая и вас.
- И меня?
- Да, вы не ослышались. В свете решения правительства от… надо кое-что подкорректировать в системе образования, а то потом не расхлебаем. Кстати, у ежей не везде иголки. Передайте это своему специалисту и ждите в гости.
- Когда?
- В понедельник.
Что было потом? А как всегда: Юлия Анатольевна что-то накапала в чашечку, долго махала журналами перед лицом Анны Степановны, приговаривая:
- Ну, что же ты кормилица наша, так всё к сердцу принимаешь? Беречь себя надо… А что люди? Да они всё сделают, как надо… Вон и турист портфолио принёс другое. А Сергей Иванович даже где-то медалей насобирал и все их на себя нацепил. Прямо иконостас ходячий. Наша болезненная и та нашла в себе силы и выглядит прилично – сегодня пришла в новом платье с вырезом, так Ярцев уже ей комплимент отпустил.
- Приличный? – Анна Степановна приоткрыла один глаз.
- Даже не знаю… Наверное, приличный, если по морде не получил.
- Ну, и слава Богу… А что там про конец света слышно? Проверку успеем пройти или как?
Юлия Анатольевна удивлённо подбросила брови:
- Так опять перенесли…
- На когда?
- А леший их разберёт. Им же американцам самим ничего не понятно… Вот и баламутят всех, чтобы скучно не было. Одно слово, паникёры.
Анна Степановна улыбнулась краешком губ и подумала: «А хороших людей я собрала под своим крылом… Осталось теперь научить их работать».
Июль 2011 г.
Свидетельство о публикации №213032700418