Голосуй, а то я тебя

                И. Рассказов.

                Голосуй, а то я тебя…

 Детский центр преобразился настолько, насколько смогла себе раскошелиться местная власть. Завхоз Галина Николаевна давно не чувствовала себя такой барыней. Шутка ли, на центр отпустили целых тридцать литров краски, несколько рулонов обоев и ещё пообещали дать денег, чтобы привести прилегающую территорию в порядок. А как иначе, если выборы уже топчутся на пороге? Тут сам  Бог дал добро на всё подобное. Тем более выбираем ни кого-нибудь, а самого президента.
Анна Степановна вся пятнами пошла, когда ей зачитали вслух распоряжение по подготовке возглавляемого ею детского центра в надлежащий вид. «Жаль, что нельзя выборы устраивать каждый год, - подумала она. – Так можно было бы за счёт косметических ремонтов поддерживать хотя бы «фасад» здания».
Ну, местную власть понять можно – она в таких мероприятиях прогибается так, что у народа позвонки хрустят. Ей по-другому никак нельзя – столица пристально наблюдает за своими вассалами и может «по-хозяйски» отреагировать, если что-то будет не так. Всё надлежит делать на оценку «отлично» и даже тогда, когда избирательные участки народ обходит стороной.
После посещения коридоров власти, Анна Степановна в экстренном порядке собрала всех своих заместителей. Надо было найти правильные слова, чтобы работа «закипела» в нужном русле. Пришли все. Одни, потому что за всю свою жизнь научились только одному - кого-то замещать. Этакая номенклатура без претензий на карьерный рост. Другие заявились чисто из-за любопытства. Этим посидеть, послушать - одно удовольствие. Это потом дадут языкам волю, и пойдёт, гулять новость кругами, обрастая всякими нелепостями. Третья, а такие  тоже были, притащились на совещание, чтобы не лишиться своих пусть и маленьких, но портфелей. У нас так – зазевался, что-то не то сделал или сказал не в тему и отберут «цацку» и будешь как большинство – слушать дурь тех, кто над тобой.
Когда все расселись, Анна Степановна изобразила на своём дородном лице что-то из области сострадания и произнесла по-домашнему:
- Девочки, выручайте… Власть пообещала с меня живой шкуру содрать, если к выборам детский центр не будет сверкать. Сами понимаете: не станет меня и вам финдец наступит.
Все переглянулись. Во-первых, среди присутствующих были не только «девочки», но и «мальчики» и, во-вторых, в её голосе звучали заискивающие нотки, что раньше никогда не наблюдалось. Завхоз зыркнула хохлацкими глазами по собравшимся и произнесла:
- Отобьёмся! Что нам в первый раз?
- Галочка, - директриса даже пустила слезу из одного глаза, - случай неординарный и ответственный. Отбиваться не надо. Здесь просто отработать следует с совестью, ведь выбираем самого… - Анна Степановна подвела глаза к потолку, откуда на неё пялилась пятирожковая люстра, засиженная мухами.
- Они же всё за нас уже решили? – клацнула металлической челюстью Вера Петровна – заведующая прикладным отделом.
- Вот именно, - к разговору подключилась Людмила Николаевна, отвечавшая в детском центре за «живой уголок». – Сколько денег коту под хвост и ради чего?
- Девочки, ну зачем нам с вами все эти тонкости? – директриса повернулась всем своим крупным телом к туристу, прятавший свои бесстыжие глаза за чёрными очками. – А что скажут наши мальчики?
Владимир Николаевич поскрёб свою бородёнку, побитую проседью и, обернувшись к методисту-спортсмену Сергею Ивановичу, просипел:
- Мы маленькие люди. Нам что скажут, так и сделаем.
- Да, - тот кивнул.
- Вот и я про это, - обрадовалась такому пониманию Анна Степановна. – Мобилизуемся и как навалимся всем миром.
Людмила Николаевна скептически заметила:
- С кем? С каким ещё миром? – она показала глазами на Галину Васильевну, пришедшую в детский центр после того, как проворовалась, будучи заведующей детского сада. – Пенсионеры без слова «пожалуйста»  шага не ступят. Молодых хрен заставишь… Надежда с Зойкой вчера опять заявились на работу в чём мать родила.
Анна Степановна улыбнулась. Что-то было в её улыбке материнское. Голос начал издалека:
- А мы и слово нужное скажем для наших ветеранов и молодых оденем. Скажу костюмеру, и она что-нибудь подыщет из наших запасников.
- Ага, одной костюм Бабы-Яги, а другой - Кикиморы, - Людмила Николаевна  хохотнула.
- Ну, зачем же так трагично? У нас есть добротные сарафаны и…
- Кокошники, - поддакнула завхоз.
Вера Петровна блеснула вставной челюстью и сказала:
- Заставишь их носить обноски… Им подавай мировые бренды, и чтобы всё при этом выпирало наружу.
- Девочки, ну не о том мы говорим. Какая перед нами стоит задача? – Анна Степановна приподнялась на носках. – А задача у нас такая: без паники всё, что хочет от нас с вами власть, сделать на отлично. Так? С пенсионерами и молодёжью общий язык найдём. Да, Галина Васильевна? – директриса посмотрела на бывшую заведующую детского сада.
Та чихнула, спрятав свой воробьиный нос в ладонь. Сергей Иванович тут же пожелал ей здоровья.
- Ну, вот и договорились, - Анна Степановна бросила взгляд на начальницу художественного отдела. – Валентина Михайловна, а вам персональное задание - надо вплотную заняться музыкальными номерами, только без этой вашей классики. Народ нынче пообтрепался и вряд ли поймёт ваши высокие порывы. Вы уж голубушка подберите что-нибудь массовое и побольше позитива. Лады?
- С нашими зарплатами только о позитиве и думать, - женщина с липучими глазами повела головой по сторонам.
Анна Степановна передёрнула плечами и сказала:
- Скоро всё изменится. Вон и президент пообещал…
- В прошлый раз точно так трепался на всю страну. И где результат? – Валентина Михайловна громко сглотнула слюну. – И потом, вы же не первый год замужем, чтобы верить во всё это.
- Я вообще ни разу там не была, - Анна Степановна гордо вскинула подбородок.
- Нам всегда что-нибудь, да и обещают. Пора привыкнуть, - Сергей Иванович махнул рукой.
- Люди, да они над нами издеваются, - Вера Петровна хищно повела головой, демонстрируя присутствующим свою железную хватку.
- Девочки и мальчики, - директриса сложила губы в трубочку, - давайте по делу только, а то завязнем. Нам ещё столько всего надо переделать. Ну, не маленькие же и прекрасно знаете, что на ваши места очередь из желающих получить работу растянулась метров на….
- Только это и сдерживает нас от баррикад, - Сергей Иванович стал разминать шею.
Турист оживился и выдал:
- А я бы рискнул.
Анна Степановна смахнула выступившие капли пота со лба и, повысив голос, сказала:
- Ну, а вы, куда лезете Владимир Николаевич? Уж кому-кому, а вам сам Бог велел терпеть и ждать своего часа. Не престало мужчинам жаловаться на жизнь.
- Да? У меня жена от моей зарплаты на стену лезет.
- Хорошо – возьмите со склада стремянку и как только она туда, вы её быстренько обратно.
- Всё шутите…
- Какое там? Что я не понимаю вас? Прекрасно понимаю и жену вашу Ритульку мне жалко… А кому сейчас легко? Нам всем тяжело, Всё закругляемся, - директриса обвела заместителей долгим взглядом. – Все по рабочим местам. Товарищи, не подведите. Прошу вас…

Егоров с Ярцевым  вот уже битый час сидели в каморке, рассматривая в упор пустые стаканы перед собой. Судя по лицам, их бюджеты посетил кризис. Егоров вздохнул. Ярцев открыл рот:
- И что же это за жизнь такая? Где ещё на этой драной планете кто-нибудь, кроме нас с тобой, по утрам рассматривает, пустую тару? И это притом, что пить у нас начинают с младших классов. Бардак!
- Согласен, - Егоров кивнул.
- Я говорю, что бардак, когда так рано начинают…
- И с этим согласен.
- Он, видите ли, согласен… Я вот, к примеру, против. Споили страну, а теперь решили заняться повышением гражданской позиции у народа. Бракоделы, мать их за… Слушай, а давай махнём в Скандинавию?
- Давай.
- Нет, я серьёзно.
- И я, - Егоров оторвал взгляд от стакана. – А почему именно в Скандинавию?
- А какая разница, куда? Денег-то ни у тебя, ни у меня нет.
- А у Антоныча? – машинально произнёс Егоров.
- Точно, у вахтёра всегда можно перезанять.
- На Скандинавию?
- К чёрту её. Я сейчас, - Ярцев рванул из каморки.
Егоров проводил его взглядом, подумав так: «И откуда у него столько энергии?»

Вахтёр выслушал Ярцева без всякого сострадания. Конечно, он был не жмот и деньги всегда давал, но за это надо было пройти строевым шагом определённое расстояние. Ярцев согласился и стал своими кривунами топать с неимоверным усердием. Антоныч его остановил словами:
- Чего пританцовываешь? Шаг должен быть чётким без всякой реверберации. Устроил мне тут сплошной фокстрот. Кто будет носочек тянуть?
- Антоныч, а давай я после тебе сдам зачёт?
- После – это само собой, а сейчас норматив надо дожать.
- Ты случайно в армии не старшиной был?
- Угадал.
- То-то я чувствую к тебе расположение, - Ярцев врал и не краснел.
- Ты мне зубы не заговаривай, а то лишу премиальных.
- Антоныч, я же не кремлёвский курсант, чтобы  так носки тянуть.
- Эх, куда замахнулся. У тебя же не роста, не ног, так одни намёки…
- Вот поэтому и отпустил бы меня и вообще, зачем мне строевая, я же танкист.
- Ну, извини, танка у меня нет, - Вахтёр прищурился. – Давай маршируй, а то лавочку прикрою.
Ярцев промаршировал весь коридор из конца в конец. Антоныч отсчитал экзаменуемому рубли.
- Хватит?
- А что, можешь больше дать? – голос у Ярцева завибрировал.
- Могу.
- Ну, тогда дай.
- Отожмись от пола тридцать раз.
- А на турнике подтянуться тебе не надо? – Ярцев зло посмотрел на вахтёра.
- И на турнике, и через «козла» прыгнуть можно…
- Вот сам и прыгай, деспот. И откуда только ты взялся такой?
- Обиделся?
- Да ну тебя, - Ярцев махнул рукой и пошёл прочь.

Выпить в это день ни ему, ни Егорову так и не пришлось. Выходит, что зря пятками стучал по полу. А всё потому, что по дороге в каморку его перехватила Валентина Михайловна и властным голосом объявила ему о начале подготовки концертных номеров ко Дню выборов. Ярцев попытался уклониться, сославшись на неотложные дела, но куда там, если эта пучеглазая особа является твоим непосредственным начальником. Вот возьмёт на карандаш и не станет житья – заездит жаба такая. Нет, ничего личного, а просто загоняет, мол, иди туда, принеси то, а в результате никакой удовлетворённости и что характерно и радости от такой работы не ощутишь. Правильно, ибо в каморке не уединишься, и с Егоровым по душам не поговоришь.
«Эх, и куда податься баянисту в самом расцвете сил?» - размышлял Ярцев, растягивая меха баяна в танцевальном классе. Он играл что-то народное, а вислозадая руководительница танцевального кружка считала вслух то и дело, разводя руками перед зеркалами. В кабинет заглянул Егоров. На его лице один большой вопрос застыл, задрав брови к верху.
- Ты скоро?
- Не знаю… Вот запрягли… - Ярцев скривился как от боли.
- Ну, ты мерин, - Егоров озлобился.
Вислозадая танцорка грозно посмотрела на него со словами:
- Не отвлекай. Видишь, у нас процесс… творческий.
- Я так и понял: один на кнопки жмёт, а другая приседает под счёт. Эскимосы отдыхают!
- Не хами, Егоров, - женщина погрозила ему кулаком.
- Как можно? Я вообще мимо проходил.
- Вот и шёл бы себе дальше, а то сейчас как топну.
- Смотри, натоптыши разбудишь, - Егоров злорадно ухмыльнулся. – А ты играй, Моцарт… твори на радость массам.
Когда дверь за ним захлопнулась, Ярцев решил сделать перерыв.
- Куда? - танцорка встала перед ним подбоченившись.
- Я на минутку.
- Уже это проходили. В прошлый раз точно так ушёл на минутку, а вернулся через два дня. Не зли меня, а то настучу.
- Мне надо… в туалет.
- Потерпишь.
- Уже в невмоготу.
- Ярцев, сейчас Анну Степановну позову, - женщина насупила брови.
- Что вы все сегодня мне ею в глаза колете? Всё, иду писать заявление по собственному желанию… Надоели…
Танцорка сбавила напор и произнесла уже более ласково:
- Миш, ну ещё минут десять, а потом…
Ярцев кашлянул и сказал:
- Время пошло.

Егоров решил провести разведку по детскому центру. Его настораживали звуки, рвавшиеся чуть ли не из-за каждой двери. Это наводило на мысль, что людям или прибавили зарплату, или у них и при этом у всех без исключения «крыша съехала». Ну, когда это было такое, чтобы среди рабочего дня все были чем-то заняты?
Егоров решил удостовериться в своих опасениях и заглянул в живой уголок. Людмила Николаевна засучив рукава, копошилась в вольере для птиц. Те орали  так, будто речь шла о перелёте в тёплые края.
- Тебе чего? – Людмила Николаевна выпрямилась.
- Вот смотрю. А что это со всеми? – Егоров переступил порог кабинета.
- Грядут большие перемены.
- И в какой области?
- Пока только в нашем Мухосранске.
- А почему я ничего об этом не знаю?
- Ещё не вечер – обрадуешься до поросячьего визга.
- Поясни.
- К выборам готовим здание.
- А зачем?
- Слушай, аполитично рассуждаешь. Вся страна по стойке смирно замерла в ожидании.
- Чего? – Егоров недоумённо потянул брови к потолку.
- Продолжения всей этой бодяги под названием – демократия в условиях рыночных отношений. Как изберём нашего спасителя, так сразу манна небесная нам сама в рот отправится. Тут только не зевай и рот пошире.
- Вот так? – Егоров чуть-чуть раздвинул свои губы.
- Что ты? С таким ртом тебе вообще нечего делать в этой стране.
- Не понял.
- Эмигрировать тебе надо, Егоров и желательно туда, где едят таким тонюсенькими бамбуковыми палочками.
- В Японию, что ли?
- Так тебя там и ждут. Им самим пора уже задуматься над тем, куда лыжи навострить. Вон как трясёт… Знающие люди говорят, что так оно и будет теперь - земля решила сделать генеральную приборку. А ты чего без дела шатаешься?
- Так не посвящён, вот и хожу, присматриваюсь.
- А проявить инициативу слабо?
- За неё не платят.
- Нормально – мы все  вкалываем, а он сопли жуёт. А ну, бери тряпку и присоединяйся.
- Здоровье не позволяет.
- Что опять геморрой дал себя знать?
- Отродясь его не было у меня.
- Не заливай. У всех лентяев – эта болезнь номер один. Ты что особенный какой-то? Индиго?
- Что?
- Ясно. Ну, тогда возьми корм, да рыбок покорми.
- Не лежит у меня душа… к рыбкам.
- Егоров, ты вообще в какой стране живёшь?
- Пока не разобрал.
- Нет, точно у тебя геморрой.
- Отстань со своим диагнозом, - Егоров крутанулся на сто восемьдесят градусов и вышел из кабинета.

Плохо ли хорошо, но сообща работники детского центра кое-как старались уложиться в отпущенные им властью сроки. Кто-то, как Егоров «бил баклуши», ссылаясь на застаревшие болячки. Им было так «плохо», что Анна Степановна даже не стала на них кричать. Таких было немного, но они были: Егоров возглавлял этот список. Ярцев хотел тоже пролезть в их ряды, но директриса знала Мишку, как облупленного и поэтому молча показала ему кулак на его жалобу по поводу самочувствия. «Лекарство» подействовало незамедлительно. Нет, так-то она могла ему пойти навстречу, но другого баяниста в центре не было. Всё, что имелось в наличии, еле держалось на ногах, а этот ещё мог извлекать звуки и растягивать меха баяна. По нынешним временам это было совсем неплохо. Конечно, были и другие баянисты-собутыльники, но их надо было постоянно держать  на поводке. Уж на что вахтёр Антоныч в этом плане был человек-кремень и тот не мог уследить за своим подопечным - Абдулкаримовым. Так-то он был музыкант хороший, но имел редкое качество - напиваться даже тогда, когда в карманах было пусто. Был и ещё один кадр, с которым лучше было не связываться вообще. Во-первых, и трезвый, и пьяный был неуправляем. Во-вторых, зарплату получал исправно и тут же её спускал на питьё. В-третьих… Пожалуй достаточно, если не считать того, что иногда что-то на него находило и он лупил всех без разбора. Наверное, он от этого получал удовольствие, поскольку во время подобных действий улыбка украшала его широкоскулое лицо.
Начальница художественного отдела Валентина Михайловна только потряхивала своими подбородками, ибо Абдулкаримова в тайне души жалела, а верзилу Вовочку, который, если что мог и в морду кулаком сунуть, побаивалась. Ну, на Ярцева ещё умела найти управу и то только тогда, когда он был трезв. Собственно, под её началом были и другие музыканты, но к ним никаких претензий не могло и быть, да и откуда им взяться этим претензиям, если никто из них не умел играть на баяне. Надо заметить, что пытались многие, но ничего путного из этого не выходило. Почему? Так все они в своё время обучались на фортепиано. А с этим инструментом по агитационным площадкам не побегаешь. Тяжёлый гад, да и народ наш не приучен к классике, а частушки на пианино не всякий сможет слабать, как требуется. Вот поэтому Валентина Михайловна могла положиться только на Ярцева. Нет, если бы она была молода, а Мишка трезв и адекватен, то от близких отношений их бы и сам Создатель не уберёг. Увы, она была уже с подбородками, а Ярцев не всегда трезв и постоянно неадекватен, то сами понимаете, её внешний вид отпугивал от него все мысли на счёт того, чтобы внести некоторое разнообразие в свою жизнь.
Об этом собственно он часто жаловался Егорову. Получалось так, что его душа хочет полёта, а лететь и не с кем. Что характерно,  при их разговорах на эту тему имя жены Ярцева вообще не упоминалось. Егоров старался держаться нейтралитета, ибо его интересы в этом направлении простирались так далеко, что он и не знал, что сам-то он хочет от этой жизни. Конечно, в преддверие выборов он задумался над тем, как жить дальше, а точнее с кем. Кандидаты были и даже молоденькие, но Егоров их побаивался, да и они к нему относились, как к телеграфному столбу. Он не обижался, поскольку стоило ему подумать, как это ударит по его бюджету, готов был  на себя руки наложить, не сходя с места. Вот поэтому его била по башке депрессия и весь он был похож в такие дни своей жизни на скомканный лист бумаги и при чём в мелкую клетку. Иногда, он мог себе позволить лицезреть ровненькие ноги Зойки или Надежды. Дальше этого он себя не отвязывал. Ярцев подтрунивал над ним, мол, смотри аккуратнее, а то обрюхатишь. Егоров начинал его стыдить за такие мысли, а тот ржал, как конь и обещал на спор с одной из них прямо у него на глазах вступить в интимную беседу.

Где-то за два дня до выборов, когда Ярцев пересёкся с Егоровым в каморке, у них завязался разговор о будущем страны.
- Тебе надо баллотироваться, - заявил Ярцев, сверля Егорова пристальным взглядом.
- На кой?
- На той. Во-первых, власть. Во-вторых, женишься удачно и, в-третьих, когда помрёшь, будут хоронить с почётом. Ты не видишь своей выгоды, балда. Когда будешь там, – Ярцев глаза метнул на лампочку, - Зойки сами к тебе побегут.
- Не понял.
- Ты же поменяешь статус. Сейчас ты кто? Так себе. Не обижайся, но тут по-другому не получается тебе об этом сказать. Ну, со мной понятно – я баянист и женат, и имею двух детей, и скоро стану дедом… Это моя перспектива… А ты? У тебя по этому направлению один туман. Нет,  надо баллотироваться и точка. Ну, чего уставился? Думаешь, туда прут из-за большого ума? Ага, держи карман шире. Я своими мозгами и то дотумкал, что дураки там одни… Вот тебе там и  самое место.
- Обижаешь.
- Об этом потом. Ну, что мы с тобой сейчас на дуэль пошагаем из-за этого? Я тебе будущее рисую, а ты губы надуваешь. Вот, чёрт опоздал ты с подачей заявления, да и подписи собрать надо… Это такая политика и тут нахрапом не пропрёт. Ну, ничего надо сделать так, чтобы выборы признали недействительными и тогда…
- Я в этом участвовать не буду, - Егоров опустился на стул. – Не моё это.
- Чудак человек, дело-то верное… Мы так всё обтяпаем, что…
- Окажемся на Колыме.
- Ничего страшного и там люди живут, а заодно мир посмотрим… Говорят там такие сладенькие сибирячки  обитают. Эх, отдохнём…
- Ага, с киркой, да ломом.
- А это мы ещё посмотрим.
- Я пас. Не хочу.
- Ну, я тоже тогда один под этим не буду подписываться, да у меня и жена есть, и всё под боком. Мне что ли всё это надо? Я же для тебя стараюсь.
- Под вышку подведёшь и в кусты, - Егоров опустил голову.
- Ты это мне? – Ярцев весь позеленел.
Дверь в каморку открылась. На пороге стояла Анна Степановна. Её голос внёс некоторые поправки в разговор:
- А вот и наши мальчики. Опять нас баб обсуждаете?
- Степановна… - Ярцев развёл руки в сторону.
- Ладно, не свисти. Вы, почему не заняты делом? – директриса посмотрела на Егорова.
- У нас перекур, - Ярцев заулыбался.
- Я ваш перекур сокращаю. Идите, помогите Николаю Владимировичу докрасить стены. Они там с Сергеем Ивановичем уже все перепачкались, как свиньи.
Егоров вздыбился:
- Это не мой профиль.
Ярцев тоже замахал руками, мол, надо ноты вспомнить. Директриса выдержала паузу и так внятно, почти шёпотом, но при этом, широко раскрывая рот, произнесла:
- Мне ещё раз повторять вам - моя должность не позволяет, - и так посмотрела на обоих, что Егоров стал себя хлопать по карманам. – Чего потерял?
- Да, курить что-то потянуло.
Ярцев удивился:
- Так ты же не куришь?
- А вот потянуло же, - Егоров кашлянул.

Пока Анна Степановна их мобилизовывала, турист пытался втянуть Сергея Ивановича в дискуссию по вопросу покраски стен. Тот был не многословен и выдал так:
- По старинке будем мазать.
- Нет, так нельзя. Я предлагаю всё оставить, как есть. У нас всё равно краски не хватит. Надо придумать какой-нибудь рисунок. Например, фон оставим старый, а по нему горошины разбросаем.
- На кой?
- Экономия будет и мы её с тобой пополам. Тебе краска нужна?
- Ну? – Сергей Иванович набычился.
- И мне нужна. По рукам?
- Ворюга.
Турист не стал лезть в карман за словом и пошёл на коллегу приступом:
- На себя посмотри. Кто в прошлом году штангу уволок? Вот зачем она тебе, если ты который год тяжелее свистка с секундомером ничего в руки не берёшь?
- Не твоего ума дело, - Сергей Иванович схватился за кисть. – Давай красить.
- Нет, ты ответь…
- Я тебе сейчас очки помну.
Владимир Николаевич предусмотрительно сделал шаг назад со словами:
- Вот-вот, только это и умеешь, а ещё методист. Ну, и какой ты работник, если у тебя в башке пустота?
- Хватит меня агитировать. Бери кисть! Крась!
И тут появляются наши «друзья-однополчане»: Егоров с Ярцевым.
- Кто тут у нас отлынивает от работы? – Мишка широко улыбнулся. – О чём спор?
- О бабах, - соврал турист.
Ярцев хохотнул:
- Ну, тогда я понимаю, почему у вас производительность труда упала… Слушай, Егоров, да у них тут чистый разврат: трёпа много, а дело стоит. Вы мужики сначала дело сделайте, а потом уж фантазируйте себе на славу. Не знаю, как Егоров, а у меня своих трудодней хватает на прокорм. Чужие мне ни к чему.
- А я вообще не переношу запаха краски, - Егоров поморщился.
Владимир Николаевич решил в их лице найти себе единомышленников в вопросе экономии. Он не стал подбираться к сути издалека и ляпнул прямо в лоб:
- Вот я и предложил этому… методисту ускорить процесс. Зачем всё красить? Немного дизайна и необычности не помешает нашим будням.
- И? – Ярцев заинтересованно посмотрел на туриста.
- Зачем нам переводить краску?
- Я, кажется, догадываюсь… Егоров, тебе ничего покрасить не надо дома? – Ярцев ткнул того локтем в бок.
- У меня обои.
- Всё договорились – беру твою долю себе. Так, Сергей Иванович  ты чего так размахался? Это же какой расход… Я так понимаю, что по этому вопросу один воздержался, один против, а двое -  «за».
Егоров произнёс:
- А может я тоже - «за».
- Хорошо, но свою краску мне отдашь, - Ярцев по-хозяйски оглядел фронт работ. – Может эти панели полосами красить?
- Я предложил – горошины, - турист засверкал стёклами очков.
- Голова! Стоп! Сергей Иванович, ты слышал, как надо, чтобы всем было хорошо? – Ярцев попридержал его руку.
- Пусти, а то ударю.
- Меня? Ты? Да я таких, как ты в армии танком давил…
Ну, то было в армии, а тут гражданка. Сергей Иванович, не раздумывая, повёл плечами, после чего с размаху мазанул кистью Ярцева по мордасам. Тому это показалось верхом наглости, и он толкнул спортсмена-методиста кулаком в живот. Егоров полез разнимать и ногой влез в банку с краской. Турист решил посмотреть, что из этого получится, и подсунулся поближе, и тут же получил от Ярцева удар рукой, когда замахнулся в очередной раз на спортсмена. Владимир Николаевич откинулся назад очень удачно, раскинув руки. Ну, на «лебедь белую» он мало походил, ибо борода с проседью вносила резонанс, да и очки чёрные уж совсем не гармонировали с его руками, хватавшими воздух при падении. Видно, эти руки, да и всё остальное подвигло Сергея Ивановича внести свою лепту в возникший из ниоткуда сказочный образ. Он, перемазав Ярцева, принялся раскрашивать туриста. Нет, крика не было. Негодование было, но крика никто не слышал. Почему? Во-первых, Егоров был занят своей ногой, которая плотно вошла в банку с краской и не хотела её покидать. Во-вторых, Ярцев по случаю помазания краской так удачно вертел головой, что ушным раковинам досталось по полной программе, и теперь он ничего не слышал, как, собственно, и не видел. Всё, на что он был способен в данной ситуации, так это размахивать руками, молотя воздух вокруг себя. В-третьих, Владимир Николаевич, стоило ему долбануться затылком об пол, сразу же отключился и, в-четвёртых, Сергей Иванович так был занят всем происходящим, что не отвлекался на такие мелочи, как крик. Кстати, и кричать-то было не кому, если только не брать во внимание его самого - он мог себе всё же позволить издать победный клич, только дело-то в том, что Сергей Иванович своё откричал ещё в молодости. Теперь он просто дорабатывал до пенсии, и вот раскрашивание как нельзя лучше подошло ему. Он аккуратненько мазнул туриста по бороде, а потом по очкам, после чего выпрямился над распростёртым телом, рассматривая результат своего вдохновения. Егоров, сопевший где-то сбоку, наконец-то облегчённо вздохнул, мол, мать вашу…
- Ну, вот и ладненько, - Сергей Иванович повертел перед глазами кисть. – Ты у нас из каких? – он перевёл взгляд на Егорова.
Тот сообразил, что этот «Микеланджело» с секундомером на шее не остановится ни перед чем, и поэтому решил перестраховаться и выдавил из себя тихим голосом:
- Я воздержавшийся.
- А не врёшь?
- Ей Богу!
- Верю. Ну, тогда я домой, - Сергей Иванович оглядел «поле битвы».
И вдруг появился вахтёр Антоныч. Ему стало страшно, ибо всех четверых он признал сразу, но глазам не поверил своим и поэтому подумал так: «Это сколько же надо было выпить, чтобы вот так изгваздаться?» Вслух же он произнёс следующее:
- Теперь точно выборы признают не действительными.
- Почему это? – Егоров стоял на одной ноге, боясь поставить другую, которая побывала в краске на пол.
- По кочану… Как Степановне это художество показывать?
Сергей Иванович насупился. До него стало доходить содержание предстоящего разговора с директрисой. Эта, если сильно захочет, не даст ему доработать здесь до пенсии. «И что он скажет в своё оправдание? – мысль скромненько торкнулась в его голове. – Кому сегодня нужны защитники государственной собственности? Ну, с этими понятно, как белый день – отмоются, а ведь, как пить дать «стрелки переведут» на него. Нехорошо получилось – не сдержался. Эх, и этого очкарика под одну расчёску…»
Антоныч пошёл, доложил директрисе. Та спустила пар по всем правилам. Женщины это умеют делать. Нам мужикам до них далеко. Чтобы всё исправить, а заодно восполнить не целевой расход краски, в приказном порядке дала понять, что к утру всё должно быть в полном ажуре. Сергей Иванович хотел отпроситься на пару часов домой, но она ему пообещала так:
- Ты у меня отпросишься сейчас по тридцать третьей статье.
Ярцев решил всё же сослаться на свой внешний вид, мол, надо принять ванну и всё такое. И здесь Анна Степановна нашла  «добрые слова» в адрес его матери, породившей вот такое «чудо». Ярцев забубнил:
- А маму-то за что?
- За тебя, голубок… Ты теперь у нас так и останешься брюнетом. Вот жена-то обрадуется. Я ещё твоей Тамарке сейчас смс-ку отправлю…
- Не надо… я сам.
- Конечно, сам. Ты ей сообщи заодно, что сегодня будешь ночевать в детском центре.
- Не поверит.
- Ничего, я подтвержу, - директриса ухмыльнулся. – Кобель ты Мишка, кобель.
- А мне-то за что такое наказание? Я жертва… - турист оттирал свою бороду растворителем.
- Гад ты, а не жертва. Это он спровоцировал, - Сергей Иванович замахнулся на Владимира Ивановича. – Рвач!
- Сам такой. Степановна, он штангу зажал, - турист попытался спрятаться за широкую спину директрисы.
- Все вы у меня вот где, – она хлопнула себя по шее. – Завтра приду и проверю  и если…
- Не кипятись, Степановна… отмоем и докрасим, - Ярцев кивнул.
- И чтобы без мордобоя у меня здесь.
- Ясное дело – все будут в здравии, - пообещал ей Михаил.

На следующий день перед глазами работников центра предстало следующее полотно, а иначе язык не поворачивается назвать реальность, вывалившую себя наружу человечеству. У Анны Степановны не только лицо побагровело, но и пятки. Галина Васильевна, стоявшая у неё за спиной тихо охнув, осела на пол. Её понять можно – без малого тридцать лет состояла в партии и даже, когда к власти пришли демократы, мало, чем отличавшиеся от коммунистов, она продолжала верить, что не всё ещё потерянно. Прочитав на стене знакомые слова: «Ленин жил, Ленин жив…» дальше надпись обрывалась, она подумала, что власть перешла в руки  тех, кто когда-то ей вручил красного цвета партийный билет. Радость так её обожгла, что ноги подкосились, и тело соприкоснулось с полом. Директриса вся напряглась. Такая тишина наступила, что было слышно, как на её туловище поскрипывает нательное бельё, плотно врезавшееся в кожу.
Далее взгляд выцепил продолжение. Судя по всему, на стене был изображён в профиль сам… Владимир Николаевич. Отдалённо он напоминал кого-то, но только отдалённо и потом этот цвет краски отпугивал мысли. Вахтёр Антоныч только развёл руками, что надо было понимать, как полный финдец. Первым догадался об этом Егоров. Он просительно посмотрел на Анну Степановну, мол, не губи, и дальше в его взгляде читалось вот это: «Хотели, как лучше».
- Кто… всё это придумал? – голос директрисы бесцветной интонацией покатился под ноги провинившимся.
Сергей Иванович почесал затылок и, крякнув, признался:
- Мы.
- Уволю, - Анна Степановна попробовала сделать шаг, но ноги её не слушались – кто-то цепко их обнимал мёртвой хваткой.
Ярцев с мешками под глазами был краток:
- За что?
- А за всё это?
- Никакого гуманизма, - он не собирался без боя уступать поле брани.
- Ну, с Лениным понятно – увековечили… А этот как сюда попал? – Анна Степановна грозно посмотрела на туриста.
Владимир Николаевич заскулил:
- Меня заставили…
- Ты ещё скажи, что тебя пытали.
- Хотели. Вот истинный крест, хотели и ещё обещали… - турист не успел договорить.
- Врёт! Вот гад! Сам вызвался, мол, чтобы наглядная агитация была на уровне, - Сергей Иванович засопел, как паровоз. Он же провокатор ещё тот.
- Я не провокатор – я турист!
- Хрен ты моржовый, а не турист, - Ярцев зашевелил кулаками. – Зря мы тебя этой ночью не закопали.
Директриса от нетерпения воскликнула:
- Да кто же меня там за ноги держит?
- Эх, власть, раз эдакую твою мать – по людям ногами, а потом ещё хотят, чтобы в стране народ жил счастливо, - Сергей Иванович бросился поднимать с пола Галину Васильевну. – Затоптали бабушку.
Анна Степановна вскрикнула от неожиданности, рассмотрев под ногами старушку. Ярцев выдал:
- Ну вот, не обошлось без жертв.
- Ты чего, чего? Я её пальцем не тронула, - директриса вся съёжилась.
- Правильно – ногами  оно вернее будет. Вот и результат - не дышит.
Сергей Иванович стал щупать своими лапищами впалую грудь  коллеги. Галина Васильевна приоткрыла один глаз и спросила:
- Я где, в раю?
Сергей Иванович прекратил массаж и буркнул:
- Нет, в морге.
От этих слов Галина Васильевна опять потеряла сознание. Анна Степановна взяла себя в руки и скомандовала:
- Несите ко мне в кабинет и вызывайте «Скорую…»
- А с этим что делать-то? – вахтёр кивнул на стены.
- Переделать.
- Опять? – Ярцев чуть не поперхнулся.
Директриса повысила голос:
- Переделать и за свой счёт.
Егоров пискнул:
- У меня денег нет.
- Укради, но сделай, - Анна Степановна скривила губы от нетерпения.
- Это статья, - Ярцев попробовал смягчить приговор.
- А за это, - директриса обвела взглядом их «художество», – расстрел.
До вечера всё подправили: стены выкрасили, но там, где были слова о Ленине, можно было ещё рассмотреть некоторые буквы. Было ощущение, что прошлое подглядывает за настоящим. Галину Васильевну отвезли в больницу. Нет, ничего серьёзного – просто старость напомнила о себе. С ней лучше не вступать в дискуссии с этой старостью. Детский центр привели в порядок и даже подготовили небольшой концерт. Одно настораживало, что на сцене не было ни одного ребёнка. Какие-то толстозадые тётеньки с подбородками до самых вырезов на сарафанах пели тягучие народные песни, то и дело, поправляя на своих головах съезжавшие кокошники. Зойка с Надеждой тоже рвались в бой, но из идеологических соображений их в концертную программу не включили. Зато танцорка под аккомпанемент Ярцева исполнила татарский танец. Пришедшие на избирательный участок люди долго ей аплодировали. Это был успех, если не считать того, что Егоров, читая стихотворение, запнулся пару раз, и в одном месте нецензурно выругался на себя за свою память. Хорошо, что никто ничего не разобрал, а тем более Анна Степановна отсутствовала на тот момент. Конечно, Валентна Михайловна, отвечавшая за концертные номера, потом ему выказала своё недовольство, на что Егоров отреагировал адекватно и пообещал к следующим выборам подучить это стихотворение. Сергей Иванович с туристом в костюмах и в галстуках следили за порядком, важно прохаживаясь у входа. Их вид притягивал к себе приходивших на избирательный участок. Особенно, это было заметно по бабулькам. Пытавшимся с ними заговорить, так сказать получить консультации о том, куда идти, чтобы не затеряться. Были и такие, кто хотел завести с ними разговор о жизни, но и тот, и другой жестами объясняли, что не понимают затрагиваемой темы. Конечно, они лукавили, поскольку Анна Степановна порекомендовала им рты без дела не открывать, объяснив так, что возможно будут провокации и тогда полетят головы с плеч. Всё, что о них требовалось, просто быть на чеку, и они были на этом чеку в костюмах и в галстуках.
На следующий день, когда стало ясно, что победила партия власти, Ярцев не то от радости, не то от горя напился. Егоров его в этом не поддержал – он вообще не явился на работу. Турист и Сергей Иванович, закрывшись в кабинете, немного поспорили о будущем, но без драки. Завхоз Галина Николаевна, когда все разошлись, вынесла из здания детского центра две непочатые банки краски. Вахтёр Антоныч, проводив её взглядом в спину, спустя две минуты, что-то черканул в своём блокноте простым карандашом. В коллективе поговаривали, что этот старикан ведёт учёт всему, что уплывает из стен детского центра в никуда. Анна Степановна съездила в церковь и поставила сразу несколько свечек за… Одним словом, за благополучное завершение данного «мероприятия». Ах да, Галину Васильевну выписали из больницы с рекомендацией – больше находиться на свежем воздухе и поменьше нервничать. И то, и другое было ей по карману, ибо власть пообещала пенсионерам до выборов неплохую добавку к пенсиям. Теперь был смысл жить дальше, чтобы убедиться в очередной раз, что не обманут и даже чуть-чуть отрежут от своего каравая. Собственно, вот и всё – можно было ещё на целых четыре года забыть о людях, а тем более, была для этого веская причина: Олимпийские игры в Сочи.

                Ноябрь 2011г.