Сороковой день

   



   Второе марта тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, я помню достаточно хорошо.


Это был обычный солнечный день, наполненный весенней свежестью. Как обычно я направлялся в железнодорожный техникум к первой паре. Звонок на урок прозвенел ровно в восемь часов утра, ни минутой раньше и ни минутой позже. Два по сорок пять и десятиминутная перемена приближали всех учащихся к любимой большой перемене. Одиннадцать тридцать, - это время обеда. Время, - за  которое все успевали буквально сметать с прилавка буфета всю свежую выпечку. Гремя подносами и обсуждая свежие новости, мы как правило набирали по два двойных шницеля с картофелем пюре и компот из сухофруктов. Было время, когда нам выдавали талоны на питание, но после того как на уроке физкультуры две группы четвертого курса играли в футбол с супер призом шестьдесят талонов, дирекция техникума больше халявы нам не выдавала.
      

     В тот день, я так и не дождался большой перемены, так как уроки были сокращены в связи с заболеванием одного из преподавателя. Поэтому учеба закончилась гораздо раньше обычного. Подходя к своему подъезду, я автоматически достал ключ от дома. Поднявшись на второй этаж заглянул в почтовый ящик. Убедившись в отсутствие писем и газет поднялся на свой третий этаж. Вставив ключ в замочную скважину дверного замка, мне показалось, изнутри находился ключ. Поэтому войти в квартиру даже при наличие собственного ключа мне не представлялось возможным. Через некоторое время замок в прихожей щелкнул и дверь отворилась.
   
      
     Дверь не просто отворилась, - она отвалилась. Слетела с петель, подумали мы с мамой.
Но позже выяснилось, что это не так. Она как бы была срезана сваркой, отделена от массивных петлей с верху и с низу. Причем звука или металлического скрежета мы не слышали. Вам конечно может показаться, что петли устарели и дверь под своей тяжестью довела металл до износа? Я бы вероятно так и подумал. Но то, что произошло далее, никакого отношения к технологии металла не имела вовсе.

   
     Было одиннадцать часов утра. Прошло несколько минут с того времени, когда дверь была
приставлена к выходу из нашей прихожей на лестничную площадку.


     Вдруг раздался телефонный звонок. Междугородка, подумал я. Этот характерный звук знаком наверняка каждому пользователю домашних телефонов. Мама подошла к телефону, сняла
трубку и ответила. На том конце провода, как потом оказалось, был доктор из республиканской больницы. Он поздоровался и спросил:


     - Как себя чувствуете?
      

       Мама удивленно ответила:


     - Да нормально я себя чувствую.

 
     - А в чем собственно дело?


Врач, после непродолжительной паузы сообщил: что сегодня утром после операции, не приходя в сознание ваш отец скончался. Мама повесила трубку телефона и заплакала. Я какое - то время ничего не мог понять. Для подростка в шестнадцать лет такие новости были не сразу обдуманными взвешенными. Поэтому я застыл в недоумении в прихожей и смотрел на плачущую маму. Вскоре пришел мой дядя и отец, они немного успокоили маму. Посмотрели на сломанную входную дверь и принялись ее чинить.
      


        Деда привезли на следующий день. Женщины убирались в доме. Приносили венки с траурными надписями. Я в таких мероприятиях никогда не участвовал, поэтому как - то не вписывался в эту ритуальную суету. Я признаться мертвых побаивался. А тут, дед. Да родной, да он меня нянчил, да я все детство провел в его доме. Но как так? Его нет! Умер.
       


        Я тайком, крадучись из кухни, хотел подсмотреть в щелочку как он лежит в гробу в зале. Потому что я был уверен, что просто так взять и зайти я пожалуй никак не смогу. Набравшись смелости и решительности, я осторожно и тихонько вышел в зал, но через кухню. 


        - Как спит, подумал я.



        После похорон я некоторое время ночевал у бабушки на диване. Моя семья не была верующей. Но поминки, лампадка, хлеб, соль, вода, -  были на столе у небольшой иконки, так как это просто полагалось.


        И вот наступил сороковой день. В это день как говорят старые бабушки душа умершего приходит прощаться в дом, где жила до момента смерти. Ну эти сказки для меня были просто сказками. Так как на тот момент, я не верил ни в одну из существующих религий.



        Я заснул примерно ближе к полуночи. Так как телевизор не разрешали смотреть из - за траура. Поэтому я немного поворчал, разделся и забрался под теплое одеяло на диване где спал обычно мой дед. Диван стоял в плотную к стене сеней. Я лежал не шелохнувшись вспоминая своего деда, как он водил меня смотреть на паровозы и тепловозы. Собственно по этому я и выбрал железнодорожный техникум. Мне было его очень жаль.
       



        Как вдруг я услышал какой - то шорох за стеной в сенях. Я приподнялся с дивана и прислонился к стене завешенной ковром в надежде расслышать шуршание. Шуршание переместилось на стол, где была лампадка, иконка, хлеб и соль.
       



        Затем удар об пол. Я испугался не на шутку. Рядом с кроватью был выключатель. Мое сердце колотилось как плохо закрепленный двигатель. Во рту пересохло и мурашки пробежались по моему телу. При электрическом свете я увидел батон лежащий на полу у стола. Хотя он до этого лежал на середине стола, покрытый столовым полотенцем. Не найдя этому объяснения, я погасил свет и лег под одеяло. Но сон ко мне не приближался, будто бы его кто - то пугал и грозил.
       



        Но это было лишь затишье. Противный металлический смех и удары невидимой могучей силы посыпались в стену.  А кульминационным моментом стала непонятная силища которая навалилась на меня и я не мог пошевелиться или закричать. Леденящий холод объял меня всего. Он шел изнутри, как мне казалось на тот момент. Это был холод ни с чем не сравнимый. Неземной, не морозный. Потом, кто - то меня начал душить. Собравшись с духом, я закричал. На крик пришла бабушка, она успокоила. Но я точно знал и знаю, что этот страх
был мною не выдуман. Он был реален.
      



        У моего брата жена пела в церковном хоре. Я спросил её после случившегося со мною. Она привела меня в храм, в котором я поговорил со священнослужителем. Рассказав ему все, он порекомендовал походить в храм, постоять на службе.
      


        Меня завораживали свечи и их треск с восковым запахом. А тихое песнопение и дым от кадило как бы успокаивал меня и защищал от потустороннего негатива, вселяя надежду и веру от иконы Спасителя.
       


        Ибо сказано : " Веруй и Спасен Будешь!"



Вот с тех пор я и верую, может не очень - то и глубоко, но искренне. Так как мне это нужно и необходимо. Думаю у каждого было подобное в жизни, объяснить которое может лишь колокольный звон и благословение духовника.