Наивно посвящается Рею Брэдбери

- Ладно. – Она стала разливать чай. – Для начала: что вы думаете о нашем подлунном мире?
- Я ничего о нём не знаю.
- Говорят, с этого начинается мудрость. Когда человеку семнадцать, он знает всё. Если ему двадцать семь и он по-прежнему знает всё – значит, ему всё ещё семнадцать.
- Вы, видно, многому научились за свою жизнь.
Р. Брэдбери «Вино из одуванчиков».

   «Отчего же считают, что в старости одно лишь увядание?» – недоумевал молодой журналист, глядя на сидевшую перед ним женщину. Всё в ней, от изгиба локтя, положенного на стол, до кокетливо приподнятого платочка, повязанного на шее, говорило о незамысловато выраженной и оттого притягательной красоте. «Какую же глупость я бы совершил, отказавшись брать у неё интервью!» – продолжал он, удивлённо рассматривая основание длинного мундштука, неожиданно появившегося в уголке её губ. Сладко затянувшись и посмотрев на него выжидательным взглядом, она всё же согласилась не прерывать их обоюдное молчание, тем временем анализируя: «До чего же это напоминает мне любимую сцену в «Вине из одуванчиков»! Про лимонное мороженое с ванилью. Схожая обстановка…И юноша предо мной…Наверное, так я и представляла  себе Уильяма Форестера пару десятилетий назад, – горько хмыкнула женщина и неожиданно для себя испугалась, – А что, если я не смогу ответить на его вопросы так же утончённо, как он от меня ожидает?!»
   «Такая задумчивая… даже все морщинки превратились в причудливую паутинку», – не отрывая глаз от молчаливой собеседницы, рассуждал журналист. «А что же такого я у неё спрошу?.. Не задашь же ей общие вопросы, на которые уже отвечал кто-то другой!» Он так увлёкся этими мыслями, что на время перестал замечать всё вокруг. Опомнившись, мужчина уже знал, что спросит – не то, о чём интересно было бы прочесть читателям, не то, на что просили обратить внимание в редакционном задании, – он спросит её о самом главном, – том, что НА ЭТОТ РАЗ он хотел бы услышать от неё:
- Что бы Вы могли сказать о нашем подлунном мире?
   Казалось, женщина ждала от него именно этого вопроса. Ловко поправив на шее край своего платочка,она неторопливо начала:
- О…Только то, что в нём я бы растворилась и стала песней. Сотворённой каким-нибудь талантливым музыкантом. Неважно, в каком порыве – одиночества  ли, глубокого горя или наивысшего счастья он бы её написал, – пусть всё, что сидело у него в мозгу и сердце, перетечёт в звуки, а после оживёт под тонкими пальцами. И пусть однажды такую меня случайно найдёт какой-нибудь человек на старой затрёпанной пластинке. Вслушавшись, он что-то поймёт и однажды напоёт её своей возлюбленной…Взгляд глаз той девушки в тот момент, биение её трепещущего сердца оправдали бы все мои ошибки, все поиски вовеки простой, но до конца никогда не понимаемой сути этой жизни...
   Немного помолчав, чтобы он смог понять смысл её слов, она, как ни в чём ни бывало, спросила: «Вы по-прежнему обожаете лимонное мороженое с ванилью?»