В поисках Калмыцкой поклажи одним файлом

В поисках «калмыцкой поклажи»

Часть первая

Глава первая. Сокровища рода Чоросов
Лето, 1753 года.

   Правитель Джунгарского ханства молча разглядывал стоящего перед ним сына. Он давно принял решение, но сейчас почему-то медлил с оглашением. Как возмужал первенец за последние годы. Сильный и отчаянно смелый воин, без страха кидающийся в самую гущу сражения. Высокий, с необычными серыми глазами – сказалась кровь бабки-полонянки. Любимый единственный сын.
   Он смог бы стать достойным преемником. Но ему не дадут этого сделать. Слишком много заговорщиков, стремящихся править ойратами. Даваци, Амурсана и ещё другие, не настолько сильные противники. Подстрекаемые Цинским императором глупцы! Ослеплённые жаждой власти, не понимающие одной вещи – истерзанное внутренними распрями Джунгарское ханство станет лёгкой добычей. Безумцы, не видящие нацеленных когтей и клювов китайского орла и кайсацкого беркута.
   Правитель знал: его дни сочтены. Знал он и другое, не успеет остыть тело, как будут уничтожены его дети – прямые потомки рода Чоросов. Несколько дней провёл хан в тревожных раздумьях. Детей необходимо спасти, но сын и две дочери не согласятся оставить умирающего отца. Если только… Да, это действительно выход.
   Правитель улыбнулся, вспомнив, как пришла к нему поистине блестящая мысль. И тут же сморщился от терзающей внутренности боли. Заметив встревоженный взгляд сына, он решился и заговорил:
 - Хорон-Чорос-тайджи, сын мой. Ты наследник великого рода и только тебе я могу поручить неизмеримо важное дело. Захват и гибель нашего ханства – вопрос нескольких лет. Святыни и сокровища рода Чоросов не должны попасть в руки завоевателей. Будь-то манчжуры или кайсаки. Помнишь, когда ты был мал, мы ездили в крепость руссов Тобол и заезжали на становище Кара-Мергена. Обходными путями ты провезёшь телеги со святынями и золотом к Мергену. Дальше он проводит к горам. Там есть пещеры. Выберешь подходящую и спрячешь сокровища, принеся жертву духам. В поход возьми сестёр и свою невесту. Вы останетесь в местном улусе и станете хранителями святынь. Каждые пять лет будете задабривать духа гор, и он поможет стеречь сокровища. Потом хранителями станут самые достойные из ваших потомков. Готовься в путь, сын, время не ждёт.
 - Мне жаль оставлять тебя, отец. Но честь рода – главное, - Хорон, перед тем, как выйти, присел на одно колено и склонил голову.
   Глаза старого хана увлажнились.
    Через два дня маленький караван тайно отбыл. Правитель ойратов торжествовал.  Ему удалось сохранить самое главное сокровище рода Чоросов.

Глава вторая. Задание на лето
3-й класс Московской гимназии, весна 1858 года

   Гимназист Андрей Львов ждал прихода учителя истории, как ждут осуждённые казни. Он не выучил урок. Накануне Андрей увлёкся сборкой модели бригантины и про историю забыл. А это было чревато. Учитель Пётр Петрович к предмету своему относился трепетно и к осмелившимся не знать урока был весьма строг. За что и получил прозвище «бич божий». Школяры могли не проявлять рвения в усвоении других предметов, но историю учили всегда.
   Пётр Петрович появился сразу после звонка. Учитель был оживлён и весел.
 - Нуте-с, господа, кто изъявит желание поделиться с товарищами своими знаниями? – вопросил он.
  Андрей с облегчением увидел, что желающих хватает. Гимназисты стремились получить хорошие оценки перед экзаменом и концом учебного года. Вызванный ученик начал бойко отвечать. Андрей хотел послушать, дабы иметь представление, о чём сегодня пойдёт речь. Но тут его за рукав потянул сосед по парте Михаил и показал лежащий на его коленях кортик.
 - Чей? - тихо прошептал Андрей.
 - Братов? – так же тихо ответил Миша.
 - Тебе брат разрешил его взять? – поразился Андрей.
 - Стибрил, брат в отпуске рано не встаёт. Небось до вечера не хватится.
   Брат Сергей был предметом гордости Миши: герой обороны Севастополя, морской офицер, награждённый за отвагу медалью и именным кортиком. Вот этот кортик Миша и принёс показать другу. Андрей как завороженный разглядывал ножны и рукоятку. Он не сразу понял, что учитель обращается к нему.
 - Львов! Расскажите-ка нам, милостивый государь, о Джунгарском ханстве?
  Андрей проворно соскочил. С ужасом осознавая, что он о таком даже и не слыхал. Пётр Петрович, видимо, понял всё по выражению лица ученика.
 - Так-с, не выучили.
 - Не выучил, - честно признался Андрей и приготовился выслушивать нотацию и получать заслуженное «неудовлетворительно». Однако учитель удивил.
 - Пожалуй, не буду я портить вашу бальную тетрадь. Вы, помнится мне, сибиряк?
 - Да, батюшка с маменькой живут в Тобольске.
 - Вам задание на лето. Будете дома, отыщите потомков джунгар. Подскажу, искать стоит в калмыцких улусах-становищах. Запишите пару сказаний. И, само собой почитайте о Джунгарском ханстве. Тогда сегодняшний инцидент я буду считать исчерпанным. Чудесно будет, если вы, Андрей, узнаете что-нибудь о «калмыцкой поклаже».
 - А что такое «калмыцкая поклажа»? – спросил Андрей.
 - Стыдно-с, милостивый государь. В тех краях живёте и ничего не знаете. Слушайте.
   И класс, затаив дыхание, слушал легенду о том, как один из князей ойратов – так называли себя джунгары и калмыки – бежал в Сибирь, увезя с собой целую телегу золота. Он спрятал сокровища в какой-то пещере.
 - По преданиям, золото джунгаров стерегут Дух Гор и Хранители – потомки одного из самых древних родов ойратов.
   В конце речи Петра Петровича весь класс с завистью глядел на Андрея. Как интересно он проведёт лето. Сокровища, легенды, поиски потомков исчезнувшего народа. Да, этому можно было позавидовать.

Глава третья. Каторжане
Одна из Сибирских каторг, лето 1858 года

      Митроха так и не понял – что его разбудило. Всего пара дней прошла, как их по этапу доставили на место. Новенькие от старожилов отличались отсутствием клейма. Первый год, как перестали клеймить каторжан. Хоть в этом свезло. Митроха усмехнулся. «Неа, не только в энтом. С аблокатом тоже подфартило. Присяжные слезьми умывались, когда он о любви пламенной подсудимого, ево то исть, к жёнке поведал», - Митроха вспомнил, как сам тогда прослезился.
   А ещё защитник о раскаянии толковал. Это да, каялся Митроха, шибко каялся. В чём? В том, что жёнку свою неверную пожалел да вместе с любовничком не порешил. «С таким-то аблокатом, глядишь, и за двоих не в петлю, а на каторгу бы пошёл», - подумал Митроха.
   Он хотел встать, да заслышав голоса, притаился. Бывалые меж собою о чём-то спорили.
 - Как думашь, Полтина, кого из новых «коровой» взять. Челдона, кержака али нехристя?
 - Нехристя. У челдона рожа больно хитрая, а кержак и балякать с нами не будет. Оне нас щёпотниками кличут, да нос воротят.
 - Утресь подкати к нехристю, сблатуй.
   Голоса удалились. Митроха лежал ни жив ни мёртв. Узнал он голоса – казаки, главные в их бараке, в бега собрались. Знал он и что такое «корова». На этапе поведали. Это когда в тайгу двое-трое бывалых бегут, они новичка с собой прихватывают. Напоют, что добра ему хотят. А на деле, когда припасы съестные кончатся, этого несчастного схарчат. Сожрут, попросту говоря.
   Челдон, это его, Митрохи кликуха. Нехристь – Колька-Калмык, а Кержак – Пров-старовер. Они по этапу так втроём друг к другу прикованные и шли. Раньше-то к прутам железным приковывали, а нынче друг ко дружке. Сдружились, не без того. Даже Пров чураться к концу этапа перестал. Надо Кольку упредить. На деле-то он не Колька, другое у него, сложное имя, Митроха и не запомнил толком. Пусть и нехристь, а всё живой человек.
   С этими мыслями Митроха начал задрёмывать. Проснулся только к подъёму и с трудом. Надсмотрщик пинками растолкал. После того, как каторжане баланды поели, их погнали лес валить. Ну, Митроха выбрал время и к Кольке подошёл. Видал, как утресь калмыка Полтинник обхаживал. А тот всё кивал.
 - Колька! Не ходи с бывалыми. Они тебя «коровой» берут. Помнишь, нам дед Чалый рассказывал. Схарчат они тебя, братуха, - Митроха разгорячился, а калмык был спокоен.
 - Будешь ты мне Митроха, брат наречённый. Коль бежать когда надумаешь, иди в улус Оглы-Мергена. Он поможет. Покажешь вот это, - тут Колька снял с шеи амулет и одел его на каторжного товарища. – А за меня не бойся. Посмотрим, кто будет «корова», а кто жертвенный баран. Пришла пора принести дары Духу Гор.
   Колька выпрямился во весь довольно высокий для калмыка рост и сверкнул серыми глазами. Митроха же подумал, что Кулу-Чороса Тобола лучше иметь побратимым. И спаси Боже от такого врага.

Глава четвёртая. Недолгие сборы
Лето, 1858 год

   Лексашка ходил гордый и довольный. Ему сам барин порученьице дал: сына ейного в улус калмыцкий провести. Лексашка с дедом, когда охотились, частенько заглядывали в гости к старому калмыку Оглы-Мергену. И заночевать в его шатре доводилось. Старуха у Мергена добрая, приветливая, гостям всегда рада. Сам же хозяин, тоже охотник, любил байки потравить, сказки разные, да примет всяких множество знал.
   Лексашка Прохе и барчонку Андрею их пересказывал. Барчонок смеялся, не верил, а, поди ж ты, запомнил. Рад был Лексашка, что барич этот год не потащит их с Прохой клады искать, а сполнять будет задание, что на лето в гимназии дали. Сказки калмыцкие да преданья собирать. Всё легче. А то жизни никакой не было, как барич Андрей на каникулы прибывал. Чего только не выдумывал. А они с Прохой как хвосты за ним мотались.
   А как иначе, коли барин велел за отпрыском приглядывать. Сами-то с барыней стары за шустрым таким поспевать. Уж в возрасте были, когда Бог ещё одним дитём благословил. Вот они его и баловали и каждое желание сполняли.
   Поначалу-то барин хотел их в тайгу с дедом Лексашкиным отправить. Да тот с дальней заимки лишь недели через две вернуться должен был . А баричу не терпелось. Вот Лексашка и сказал, что дорогу к улусу хорошо знает. Да и что там идти – всего полтора суток.
   Но собирался основательно. Иначе нельзя – тайга не любит торопливых да легкомысленных. Лексашка и силки прихватил, да для рыбалки грузило, крючки, да пару перьев у гусака выдрал для поплавков, для удилища палок и так будет полон лес.
    Бабка, правда, за гусака ему подзатыльник отвесила, но перья не отобрала. А после слов Лексашки: «Ну што ты баба Паша лаешься? Ить я в тайгу. Сама знашь: може и рыбалить придётся и зверя добывать», раздобрилась и нож дедов охотничий без ругани отдала.
   В утро, как выходить, Проха рано пришёл. Он котелок прихватил, что они на городище нашли. Хороший тятенька не дал. Скуповата у Прохи семейка. Он один не в их породу пошёл. Лексашка посмотрел в котомке, что друг взял, головой покачал - съестного мало. Ну да ладно, ему бабка на троих наложила. Да и барчонок шебутной, но не жадный – последним куском поделится.
   Бабки достали: сыграть, пока барича нет. Думали, тот рано не встанет. Ан нет – встал. Не пришёл, а прибежал. «Быстрее, быстрее», - торопит. «Никак у барина што-то стибрил без спросу», - решил Лексашка. Им-то что: быстрее, так быстрее. Изба у Лексашки была крайней.   
   Мальчики направились в тайгу. Они не видели, как на улицу с другой стороны въехал верховой.

Глава пятая. Побег
Лето, 1858 год

   Лишь после того, как отошли подальше Андрей вздохнул с облегчением и подумал: «Слава тебе, Господи – получилось!» А ведь как хорошо начиналось. Батюшка согласие дал, чтобы сын с друзьями в улус отправился. Польстило родителю, что учитель важное поручение его отпрыску доверил. Ну, Андрей же не дурак, не сказал, что задание на лето получил из-за того, что урок не выучил. Тётушку, у которой в Москве жил, улестил, чтобы батюшке не проговорилась.
   И на тебе – маменька шум подняла: «Куда дитё неразумное одно отпускаешь? Разе ж те два лоботряса в счёт? Пошли с ними кучера Тихона хотя бы». Батюшка маменьку послушал. Велел Тихону с Андреем да мальчишками в тайгу собираться.
   Нашёл, кого послать. Тихон его, Андрея, недолюбливал. И ведь ничего ж лошадям не сделалось, когда Андрей шарабан покататься брал. А Тихон день целый охал: «Ох, лошадушки ненаглядные. Ох, чуть вас, матушки мои, не угробили».
   И решил Андрей потихоньку от всех уйти. Лексашке с Прошкой велел за день раньше готовиться, чем намечено было. А батюшке записку написал: мол, не волнуйтесь, не пропаду, и что Тихон без надобности. Котомку заранее собрал. Утром рано решил ещё запасы пополнить, да голоса на кухне помешали.
   Подкрался подслушать. Кухарка с Тихоном разговаривали. Кухарка и сказала: «Ой, Тиша. Опять на днях каторжные сбежали. С часу на час жди – верховые появятся: народ на облаву сбирать». А кучер, по голосу слыхать, обрадовался: «Так энто ж славно, Дунюшка! Не судьба, значица, завтра с баричем в тайгу топать. Кто ж ево отпустит, раз таки дела?» 
   Дальше Андрей и слушать не стал. Бог с ними, с припасами, того что есть хватит. Главное побыстрей со двора убраться, пока родители не встали. Молодец он, что в кровать под одеяло одежды натолкал. Со стороны глянешь – человек спит. Раньше полудня не хватятся. Спасибо маменьке, до обеда не будит: пусть, мол, дитятко отсыпается, от гимназиев отдыхает. Придут будить, а его нет, и под подушкой записка положена.
   Да и людей на облаву не скоро соберут. Андрей заметил, что не больно-то мужики на такие дела подписывались. А тот же Лексашка рассказывал, что крестьяне в лесу для беглых котомки со съестным на деревья вешают. И не диво. Много и поселенцев и бывших каторжан в их уезде.
   Андрей посмотрел на Алексашку и Проху. Те, видать не выспались, шли молча. Сказать или нет про каторжников? Нет, не стоит пугать. Беглые уж далеко, небось. Да и таятся они – на глаза не покажутся. Сверху послышался шорох, упала на тропку шишка. Андрей вздрогнув, поднял голову: векша. Много их, говорят, этот год развелось. Он остановился и немного понаблюдал за серой белкой.
 - Случилось что, барин? – Лексашка и Проха тоже остановились.
 - Да вот, векша шишками кидается, - пояснил Андрей и добавил. – Я прошу называть меня просто по имени. Договорились?
 - Договорились, барин… Андрей, идти далее надобно, штоб до обеда к срубу поспеть.
 - А я слыхал, што Хозяин тайги может и векшей перекинуться, не токмо медведем, - вмешался окончательно проснувшийся Проха.
 - И Оглы-Мерген тоже о векше сказку сказывал. Только заверял – не Хозяин белкой перекидывается, а Дух этого места…
   Разговаривая и споря, троица двинулась дальше. Скрывающийся за стволом старого кедра мужчина проводил мальчишек взглядом серых внимательных глаз.

Глава шестая. Хранитель
1833-1857 годы

   Кулу-Чорос Тобол всегда знал, что станет Хранителем. Он родился в год, когда настало время приносить жертву Духу гор. Его отец отвёл к пещерам и зарезал лучшего барана. Дух благосклонно принял жертву, о чём известил разразившейся на следующий день грозой.
   Вместо сказок Кулу слушал легенды о своём народе и о Святынях рода Чоросов. Его растили воином. Сидеть в седле будущий Хранитель научился раньше, чем ходить. Когда мальчик стал подрастать, выяснилось, что он одинаково владеет и правой и левой руками. Стариками это было расценено как добрый знак. В роду через одно-два поколения появлялись такие дети.
   Но не только воинскому искусству учили Кулу. С малых лет его обучали языку русских. А когда мальчик подрос – договорились с учителем, согласившимся подготовить ребёнка к поступлению в гимназию.
   Правда, для этого пришлось Кулу окрестить, да и самим родителям принять православие. Так как крещён был Кулу на Николу вешнего, то и получил имя Николай. Но это ничего не значило. Их семья продолжала молиться своему Богу. Когда же в улусе появлялся священник, незаметно выставлялись иконы. Вот, мол, батюшка, веруем.
   В гимназию Николай Тоболов поступил. Все четыре класса он закончил хорошо. И вновь вернулся в родной улус. Соскучившийся по таёжной жизни подросток увлёкся охотой и сдружился с Оглы-Мергеном. Так повелось издавна, что в роду Чоросов появлялись Хранители, а в роду охотников Мергенов их помощники-проводники.
   Когда Кулу-Чоросу исполнилось пятнадцать лет – старики признали его достойным и провели обряд посвящения – очищение огнём. Настоящий Хранитель должен пройти по узкой тропке между горящими кустарниками и не дрогнуть – Кулу не дрогнул.
   Прихватив лучшего барана, юный Хранитель и Оглы-Мерген отправились в пещеры. Их целью была маленькая пещера. Сначала Мерген показал, где тайники с ножами и факелом для обряда жертвоприношения. Затем, где ниша с одеждой, в которую следовало облачиться. Кулу оценил тайники – спрятаны искусно. И наконец, проводник нажал на едва заметно выступающий камень по правой стороне и сдвинул его с места.
   Открылся узкий лаз. Мерген при помощи кресала зажёг факел и вручил Хранителю, сказав: «Посмотри». Кулу осветил открывшуюся тайную пещеру. В нишах на стенах стояли в половину человеческого роста золотые и серебряные фигурки духов и Бога. Вдоль стен стояли три повозки с золотом и украшениями из него. У входа белели кости. Приглядевшись, Кулу заметил череп барана. Он повернулся к Мергену: «Я должен резать барана около сокровищ?» «Нет, здесь. Присмотрись», - улыбнулся чему-то охотник.
   Кулу увидел на полу первой пещеры выдолбленный жёлоб, для стекания крови и небольшое возвышение. Теперь он знал, что и как делать. Только позже Мерген сказал, что около сокровищ Кулу с достоинством прошёл ещё одно испытание, сам о том не подозревая. Только тот может стать Хранителем, на чей разум не повлияет блеск сокровищ. Тот, чьи глаза не озарит жажда золота. Дух принял жертву.
   Как и следующую, через пять лет. А потом настало время ехать за будущей женой. Старики признали хорошей невестой девушку из менее знатной, но не менее достойной семьи. Сговорились они, когда дети были ещё маленькими. Кулу отправился в калмыцкую деревню под Астраханью. Но вместо того, чтобы привезти невесту, попал на каторгу.
  «Заключённый Николай Тоболов приговаривается к пяти годам каторжных работ», - провозгласил судья.

Глава седьмая. Жажда золота
Лето, 1858 год

   Утро было необычным для этого глухого уголка тайги. Сонная тишина нарушалась голосами и скребущим резким звуком. Бывалый по кличке Князь, скинув перепиленные кандалы, потянулся:
 - И-эх, как полегчало без баранок. Старайся, Нехристь. Ты нам теперь кругом должон. Я псу-охраннику и за тебя отбашлял.
  Последние слова относились к калмыку, который теперь пилил кандалы Полтинника.
 - Да он, небось, по нашему не разумеет. А, Нехристь? – глумился Полтинник.
   Кулу, не поднимая взгляд, ответил:
 - Моя много русский не знает.
 - Но то, что должен нам понял? – уточнил Князь.
 - Понял, однако. Долг, да. Отдам, - Кулу продолжил свою игру. На кону игры была его жизнь. Спасибо Митрохе – упредил.
 - Чем отдашь, да у тебя в кармане блоха на аркане, - Полтинник тоже избавился от оков, а Кулу старался уже над собственными путами. Он отвлёкся и, похлопав по боку, серьёзно произнёс:
 - Нет кармана.
  Бывалые засмеялись.
 - И того нет, - фыркнул Полтинник. Кулу молчал и пилил. Каторжане доставали из котомок припасы, определяя утреннюю пайку. За два дня припасы заметно уменьшились, но голод ещё терзал не сильно. Однако Кулу заметил оценивающий взгляд Князя. Бывалый уже совершал несколько побегов, видать, человечина не была ему в диковинку.
   Скинув кандалы и спрятав их в молодом ельнике, Кулу подошёл за положенной пайкой. Он как можно равнодушнее сказал:
 - Блоха нет. Золото есть.
   Полтинник поперхнулся куском хлеба и долго откашливался.
 - Рыжьё значитца заховал? – задумчиво спросил Князь.
 - Поклажа, однако. Монеты, кольца. Золото, - объяснил Кулу. Он заметил, как заблестели глаза бывалых. Золото только упоминанием о себе манило и застило их разум.
 - Цацки даже лучше будет. Барыге снесём, - обрадовался Полтинник.
 - И где твоя поклажа, фраерок? – спросил Князь.
 - Мимо пойдём. Возьмём. И дальше в тайга, - закивал Кулу. Он словно в зеркале видел мысли Князя: «возьмём поклажу. Нехристь носильщиком побудет. А уж как подале отойдём, там и…» В предвкушении богатства двигались споро. К вечеру вышли то ли к невысоким горам, то ли к высоким холмам. Зашли в маленькую пещеру.
 - Где поклажа-то? – спросил Полтинник. Кулу достал факел и кресало. Зажжённый факел вручил Князю. Сам же нажал на выступ. Камень слегка сдвинулся.
 - Двигай, однако, - обратился он к Полтиннику. Тот двинул – открылся лаз. Они с Князем осветили открывшуюся пещеру и замерли.
   Бывалые, ослеплённые золотым блеском, не видели, как Кулу взял ещё кое-что из тайника.

Глава восьмая. В гостях у Мергена
Лето, 1858 года

   К становищу старого охотника мальчики вышли к полудню. Заночевали в охотничьей избушке. Лексашка научил Андрея разводить огонь. Показал, где хранятся припасы, и рассказал о законе охотников: воспользовался избушкой, оставь в ней дрова и часть съестного для другого постояльца.
   Андрей был доволен. Вот он расскажет товарищам своим гимназистам, как на заимке ночевал. Как медведь вокруг жилища всю ночь ходил. Оно, конечно, не было медведя, но ведь мог быть. Страшновато было, да ещё Проха жути нагнал. «Чую, - говорит, - ктой-то за нами наблюдат. Никак, сам Хозяин». Но он, Андрей, страху не показал. Да и Проха всегда что-то чует, да никогда не сбывается. Однако на ночь изнутри заперлись. Андрей предложил, вспомнил про беглых.
   И вот они стояли на краю поляны и смотрели на большой шатёр, покрытый кошмой. Из отверстия вверху вился дымок. Путешественники двинулись к шатру. Из него выглянула маленькая старушка. Поверх платья на ней был халат, на голове круглая шапочка. Две косы свешивались на грудь, заканчиваясь специальными мешочками. Волосы старушки были не седыми, а чёрными и отливали вороновым крылом.
   Хозяйка увидела Лексашку и заулыбалась:
 - Алекса в гости. Заходи. И друзья твои заходи. Я русский мало знаю. Мерген хорошо. Скоро придёт.
 - Здравствуй, тётушка Алтын! – поздоровался Лексашка.
   Мальчики зашли в шатёр и уселись на предложенные куски кошмы. Хозяйка же сказала:
 - Кушать будем. Чуть-чуть подождать.
  В центре шатра в очаге горел огонь. Над ним на треножнике стоял котёл, похожий на найденный в городище. Хозяйка что-то мешала в нём длинным деревянным половником. Андрей потихоньку спросил у Лексашки о содержимом котла.
 - Чай ихний, калмыцкий. Ево по-особому готовят; чай, вода, молоко, а как закипит, кидают жир да соль. Што так удивляшься – после тово чая пару дён пить не хотца. Для гостей – главное угощеньице, нельзя нос воротить – обиды тады не избыть, - пояснял друг.
   Тут в шатёр вошла кошка. Она направилась к лежащим на деревянном блюде лепёшкам. Хозяйка заметила этот маневр. Она вынула из чая половник, стряхнула с него жидкость и шлёпнула им кошку. Та, мяукнув, выскочила на улицу. Тётушка Алтын, как ни в чём не бывало, продолжила мешать половником чай. А когда закипел, кинула туда кусок жира и посолила.
   Потом налила в маленькие чашечки чая для гостей. Андрей, собрав всё мужество, быстро выпил. Проха последовал его примеру. Лексашка, уже привычный, пил медленно. Довольная хозяйка поцокала языком.
   В шатёр вошёл Оглы-Мерген. После обмена приветствий и обеда -кстати сказать, лепёшки Андрею понравились, - объяснили старику причину их появления в улусе. Довольный вниманием охотник кивал головой:
 - Доброе дело. Поведаю сказ. Могу про род свой, хотите?
 - Хотим дедушка, - в один голос сказали Андрей и Проха.
 - Слушайте: у одного смелого и сильного рода появлялись только воины, но однажды сын тайджи заявил, что будет не воином, а охотником…   

Глава девятая. Жертва Духу Гор
Лето, 1858 год

   
   Хранитель ждал. Каторжане повернулись и медленно двинулись к нему. В их глазах Кулу прочитал свой приговор, жажду золота и желание владеть им в одиночку. Просвистели пущенные с двух рук ножи. Древний приём джунгарских воинов не подвёл. Князь рухнул замертво с ножом, вошедшим в глаз. Полтинник с клинком в горле ещё хрипел, но жизнь уже утекала из него, отсчитывая последние мгновенья.
   Кулу, не обращая внимания на поверженных врагов, достал свёрток с одеждой. Но переодеваться не спешил. Сначала он выдернул жертвенные ножи и старательно обтёр их. Затем перекинул тела в пещеру с сокровищами. Скинул свои тряпки каторжанина и положил туда же.
   Потом только облачился в одежду, достойную ханов. Шёлковые штаны и рубаху и расшитые золотыми нитями халат и мягкие сапоги. На голову шапку, отороченную мехом соболя. Подпоясался поясом и заткнул за него кинжал, ножны которого украшали самоцветы.
   Потомок рода Чоросов зажёг погасший факел и вставил в специально продолбленную щель. Он опустился на пол перед входом в сокровищницу и сотворил молитву. Закрыв пещеру со Святынями, проговорил «запирающее заклинанье» и обратился к Духу Гор:
 - О, Великий! Прости за опоздание. Прими за это двойную жертву. Помоги и дальше сохранить наши Святыни.
  Кулу смиренно склонился в низком поклоне. Раздался гул, землю слегка тряхнуло. Дух принял жертву.
  Кулу-Чорос направился к Оглы-Мергену. Нужно успокоить старика, ведь он ценил Кулу не только как Хранителя. Он относился к нему, как к сыну и, конечно волновался из-за его долгого отсутствия. А уж потом предстанет перед родителями и старейшинами рода. Разговор предстоит тяжёлый. Кулу словно тень скользил между деревьями и думал, как будет оправдываться. События, произошедшие в калмыцкой деревне, вновь всплыли в памяти.
  Кулу неблизкий путь дался легко. Добравшись, он быстро нашёл нужную улицу и медленно ехал, не торопя своего конька, разглядывая дома и местных жителей. Внимание привлекла громкая ссора. Две молодые женщины ругались, ни на кого не обращая внимания. Одна, явно в тягости, упрекала другую:
 - Не тебе бы на чужих мужей заглядываться, свой жених есть.
  Вторая просто взвилась и закричала:
 - Ты, беспутная, увела у меня Сорола! И никто мне не указ, кого любить.
  Кулу заметил, что руки кричавшей испачканны в саже. Разъяренная женщина смазала свой язык сажей и стала выкрикивать страшные проклятья:
 - Да чтобы ты не разродилась! Да чтобы разметался твой очаг! Да чтобы солнце не осветило край твоей юрты!
  Тут подбежала пожилая женщина и, обхватив кликушу, обратилась к побледневшей первой спорщице:
 - Прости Лима, не слушай её, глупую.
   Затем стала уговаривать скандалистку:
 - Доченька, пойдём, не позорься.
  Та послушалась. К своему ужасу Кулу обнаружил, что они заходят в нужный ему дом. Он во всей красе увидел собственную невесту.
   Гордый потомок древнего рода отказался от такого счастья. Выдержав нелёгкий разговор с роднёй невесты, он вскочил на коня и помчался прочь.
   В первом трактире, где он остановился, подвыпивших купчиков угораздило обратиться к Кулу: «Эй, манчжурская рожа».
   Вот за троих покалеченных купеческих сынков и попал Кулу на каторгу. А теперь пробирался домой тайными тропами.

Глава десятая. Сказание об охотнике

   Лучшие из лучших ойратов собрались у костра для совета. Они должны были решить, что делать с отступником, который предпочёл искусству воина мастерство охотника. Сам отступник, прозванный Кара-Мергеном, Чёрным охотником, стоял в центре. Гордо стоял, головы не опуская. Почти все высказывались за изгнание. И тут встал Чорос, молодой правитель джунгаров.
 - Ойраты! – начал он свою речь, - Каждый род может похвастать великими воинами. Но охотник подобный Кара-Мергену ещё не появлялся в наших племенах. Нет зверя или птицы, которых не мог бы он добыть. Я, воин, признаю охотника равным себе, отныне он мой названный брат.
   Чорос подошёл к Мергену и одел ему на шею свой амулет. Ойраты зашумели. Теперь не могло быть и речи об изгнании. Ведь каждый, выступивший против Мергена, навлёк бы на себя гнев владыки Джунгарского ханства. И вот тут склонил голову гордый Мерген, перед побратимым склонил, и сказал:
 - Моя юрта - твоя, мой очаг – твой, моя кровь – твоя.
   И не было среди ойратов друзей преданнее и вернее, чем Чорос и Мерген.
   Как-то попросился Чорос на охоту вместе с Мергеном. На корсаков решили поохотиться. И вдруг видят: детёныш корсака в силках запутался. Нахмурился Кара-Мерген, никогда не убивал детёнышей с матерьми. Нельзя. Иначе Дух Охоты отвернётся. Соскочил с коня охотник, ножом силки разрезал, освободил лисёнка. А зверёк отбежал чуток и мальчишкой перекинулся.
 - Кто ты? – спросил Чорос.
 - Я Дух этого места, - ответил мальчишка. - За то, что спасли меня дам я тебе один совет, а другу твоему, что силки распутал – два. Твой род будет под угрозой. Но ты сумеешь его сохранить, если поймёшь, что есть главное сокровище рода Чоросов.
   Мальчишка подбежал к Мергену:
 - И тебе мои советы: не женись на дочери Менге-хана и не убивай рыжую лисицу.
  Тут Дух перекинулся стрепетом и взмыл вверх. Друзья переглянулись и направили коней дальше в степь.
   Прошло время. Случай с Духом забылся. Кара-Мерген влюбился. И влюбился в дочь Менге-хана. Хороша была девушка, как цветок. И за дивной красотой не видел охотник, как капризна и жестока ханская дочь.
   Праздник приближался, и девушка попросила добыть лису ей на шапку. И не степного корсака, а настоящую рыжую лисицу. А для того нужно было далеко ехать, аж к тайге. Но влюблённый охотник на всё был готов ради милой.
   Добрался до тайги. Видит – лиса. Рыжая шерстка как золото блестит. Не успел прицелиться - вглубь леса шмыгнула. Мерген спешился, коня к дереву привязал. А лиса отбежит чуть-чуть и остановится, словно манит куда. Пошёл за ней охотник. Остановилась лиса посреди полянки. Натянул тетиву лука Мерген, прицелился, а стрелу пустить не смог. Слова Духа вспомнил. Опустил лук. Смотрит, стоит на поляне юрта белой кошмой крытая, а рядом девушка красоты невиданной.
   Так и остался охотник в той юрте. Женой ему стала красавица, деток народила и уж лисой не перекидывалась. Счастливо жили, долго.

Глава одиннадцатая. Живая легенда
Лето 1858 года

  Слушавшие затаив дыхание мальчишки зашевелились. Лишь Лексашка лоб хмурил. Затем сказал, о чём думает:
 - Дедушко, а ить не поведал ты, а што с Чоросом далее сделалось. Он-то совета, што дух ему дал, послушал?
 - Послушал, - от мужского голоса, раздавшегося от входа в шатёр, все вздрогнули. Андрей, да и Проха с Лексашкой во все глаза глядели на нового гостя охотничьего шатра. Высокий, разодетый, что тот шах или там, султан. От зорких мальчишеских глаз не укрылся и кинжал, каменьями изукрашенный. Хозяева к нему кинулись, обнимают, в шатёр ведут. Гость чаю, тётушкой Алтын поданного, отведал и сказал:
 - Понял Чорос, что главное сокровище рода его – дети. Спас детей, спас и будущее рода.
 - А золото как же, а «поклажа калмыцкая»? – разочарованно протянул Андрей.
 - И это есть. Да только прежде, чем за за поклажей отправляться, каждый понять должен, а что для него настоящее сокровище, чем он ради золота пожертвовать готов, - гость обратился к охотнику. – Подождал бы я, Мерген, пока ты гостей своих проводишь, да времени нет. За ними вскоре придут. Полицейского, да ещё народ наняли на их поиски. Поэтому сейчас скажу: знай, Дух Гор получил свою жертву. Мне пора.
  Гость поклонился и выскользнул из шатра, как и не было его.
 - Слышь, энто кажись и есть Хранитель-то, - толкнул Андрея в бок Проха.
   Но Андрей уже перебирал в уме возможные наказания, которым он по возвращении подвергнется. Не поднимал на него руку батюшка, а вдруг ныне сподобится?
   Лексашка подозрительно смотрел на барчонка. Опять что-то натворил. Всегда так. Творит он один, а «вознагражденье» всем троим отпускают.
   Тут в шатёр заглянул Михайла Теплицин – городовой их. Служивый высокий, дюжий и не вредный.
 - Здравия желаю, хозяевам. Рад видеть Вас, Андрей Нилыч во здравии. А то уж матушка Ваша все слёзы выплакала. А уж как о каторжанах беглых услыхала, дохтура пришлось к ей звать.
 - Как там маменька, - спросил дрожащим голосом Андрей.
 - Да, как мы выходили, уж полегчало. Угробите Вы родителей своих, Андрей Нилыч, как есть угробите, - городовой покачал головой. Последовав приглашению Мергена, он присел на кошму. Принял из рук тётушки Алтын мисочку с чаем, выпил и сказал:
 - Ой, спасибо хозяюшка, а то с утра жажда мучит. Вы, охломоны собирайтесь, а я пока остальных, на поиски отправленных, кликну. Скажу – нашлась пропажа.
   Городовой вышел из шатра. Мальчики стали прощаться с гостеприимными хозяевами. Когда Андрей выходил из шатра, его осенило. Вот ведь о чём Хранитель-то говорил. Батюшку с маменькой, тётушку, сестриц, друзей никакое золото не заменит.
«Боженька, обещаюсь родителей своих почитать и слушаться. Только бы с маменькой ничего плохого не случилось», - молился про себя Андрей.
   Кучер Тихон, тоже в поисках участие принимавший, подозрительно поглядывал на Андрея. «Штой-то барчонок тихой какой. Никак новую каверзу затевает», - думал Тихон. Это был первый раз, когда он ошибся.    

Последний Хранитель.
В поисках Калмыцкой поклажи
Часть вторая

Глава первая. Очередное увлечение

   Родное общежитие встретило Катю сонной тишиной. Не громыхал лифт, не бегали вверх-вниз по лестницам жильцы. Утро воскресенья студенты проводили в объятьях Морфея. А если учесть субботнюю общежитскую дискотеку, то раньше полудня никакого шевеления не предвиделось. Катя, поздоровавшись с вахтёром, направилась к лестнице. Они с подружкой и однокурсницей Машей жили на втором этаже. Громко зацокали каблучки. Войдя в коридор, Катя скинула туфли и, держа их в руках, направилась к своей комнате. Конечно, вряд ли кого-то разбудил бы стук каблуков, но девушка об этом не подумала. Она открыла дверь своим ключом и осторожно вошла. Маша и не думала просыпаться. Подружка чему-то улыбалась во сне. От неё веяло такой безмятежностью и негой, что бодрость Кати куда-то улетучилась. Она прилегла на свою кровать. Подумала: «Полежу минут пять», и закрыла глаза.
 - Детки малые вставайте, петушок пропел давно, - от весёлого голоса Маши Катя вздрогнула, чуть не свалившись на пол. Она села на койке и уставилась на смеющуюся подругу.
 - Знаешь, сколько времени? Полвторого! Терпения нет ждать, пока ты проснёшься. Давай перекусим, и расскажешь, как съездила, - говоря всё это, Маша накрывала на стол. Она уже успела сготовить суп и заварить чай.
 Катя с воодушевлением рассказала о своей поездке. Она ездила на студенческую конференцию в Казань и представляла там свою работу. Можно сказать, новое увлечение. А так как, увлекаться чем-то в одиночку Катя не умела – всё общежитие знало название её темы: «Джунгарское ханство и закат эры кочевников».
 - Ты представляешь, Машка, так хорошо приняли! Второе место, грамоту потом покажу. А парень из Элисты мне диск подарил с фотками из музея, экспозиция, посвящена ойратам. Ты хоть помнишь, что и калмыки и джунгары относятся к ойратам?
 - Разве в музеях можно фотографировать, - удивилась Маша.
 - Нет, конечно, но меня-то это никогда не останавливало, - резонно возразила Катя и с аппетитом приступила к супу. Готовила Маша вкусно. После чая девушки включили компьютер и стали разглядывать фотографии.
 - А вот это на медальон похоже, знак какой интересный, - воскликнула Маша.
 - Вообще-то у ойратов оберег назывался «Бу», его могли обвязывать вокруг запястья или прикреплять к одежде, но знатные роды имели свой личный знак, - пояснила Катя. – Вот этот медальон – знак джунгарского рода Чоросов. Представляешь, как здорово! По легенде: тот, кому этот знак один из Чоросов подарит, становится побратимым, весь род его своим признаёт. А ещё есть легенды о любви одного тайджи из этого рода к полонянке. И родились у них дети отважные, как отец и высокие и сероглазые как мать. И все мужчины в роду с тех пор такие.
 - Катя, вот я не понимаю, когда ты с таким восторгом об этих кочевниках рассказываешь. Ведь сколько людей русских они в полон угоняли!
 - Не кипеши, Машка, наши предки тоже в долгу не оставались. Но были и времена перемирий.
 - Ой, Кать, я стихотворение Юлии Друниной вспомнила: Ах, недолго у матушки ты пожила, незадачливая девчонка. Умыкнул басурман из родного села, как мешок поперёк перекинув седла… - Маша запнулась.
 - Ты в плену татарчонка ему родила, косоглазого, как зайчонка, - продолжила Катя. Раздался стук в дверь, не дожидаясь разрешения, в комнату ввалился Санёк, по кличке Казанова со словами:
- Машка, выручай! Ой, Катя, а ты уже приехала?
 - Вот и незваный гость, что хуже кочевника, тьфу ты, татарина, -
 среагировала Катя.
 - Так я и есть татарин, правда наполовину, по маме. А нам, нерусским, пятьдесят процентов скидки, - не растерялся Санёк.
  Девушки переглянулись и рассмеялись: ну что с таким сделаешь.
 - Чем помочь-то? – спросила Маша.

Глава вторая. Сказание о полонянке.

   Рожь на току молотили. Погодка выдалась солнечная – вёдро. Паша с цепом наравне с мужиками управлялась, а то и половчее. Другие девки да бабы снопы подавали, а ей того мало показалось. Была Прасковея росту высокого, крепкая, статная. Силушкой тоже Бог не обидел. Как вошла в пору девичью, не один парень в деревне, пощупать сдобную девку решившийся, побитым ею оказывался. Ходили потом, синяками отсвечивали, да от насмешек не знали куда деться. Отступились, но не совсем. Паша, как передохнуть остановилась, покуда ей новый сноп подносили, заметила взгляд Прохора-кузнеца. Подивилась, что вроде как и без обиды дядька Прохор смотрит, а ведь сынок его после побоев Пашиных второй день отлёживался. Вон и на молотьбу не вышел. Не знала девка, что кузнец сыну непутёвому ещё и от себя добавил с досады. Такую сноху работящую мог в дом привести, коль с умом бы подступился, а не взялся сразу руки распускать. Легко работка шла, с шутками, прибаутками, пока не прибежал пастушонок с криком: «Степняки, зюнгарцы!» Все бежать, куда там: уж окружили басурмане. Деревенские особо не сопротивлялись. Знали – ежели покориться зюнгарцы в живых оставят. А ежели противиться могут и шкуру живьём спустить. Только Паша отчаянно отбивалась цепом, покуда не накинули на неё сзади верёвку. Связали, к главному приволокли. Паша подивилась: молодой, а ишь ты всеми заправляет. Доспехи богатые, шлем серебряный, князь поди, тайджи по-ихнему. Вот только взгляд того тайджи Паше дюже не понравился. Смотрел как кот на сметану, вражина. Всех пешком в степь погнали, Пашу тайджи впереди себя перекинул, что мешок. Пыталась она за ногу ворога укусить, да порты плотные, да и нога твёрдая, как дерево. Засмеялся тайджи и давай Пашу по бокам оглаживать. Как к груди полез рукою бесстыжей, Паша его за руку-то и цапнула. А сама сжалась – прибьёт ведь. Нет, не прибил, лишь засмеялся громче. Однако больше не щупал. Вскоре остановились. Паша напряглась, ждала – скинут её, что тот мешок. Ан нет, осторожно сняли, да на землю посадили. Толмач к ней подошёл. Не понравился он Паше ещё больше, чем тайджи: свой, русский, а басурманам служит, иуда.
Говорит толмач:
 - Свезло тебе, девка. Глянешься ты тайджи. Велел он передать, што ежели будешь ему по доброй воле женой покорной, он деревенских, што в полон взяли, в живых оставит.
  Подумала Паша, на князя басурманского глянула, на пленных, головой тряхнула, терять нечего, да и говорит:
 - Скажи хозяину своему: и женой стану, и любить стану, коли он пленных домой отпустит и налётов на деревни наши вершить не будет.
  Деревенские так и ахнули от речей дерзких: ни за что пропала девка. Толмач намахнулся, да так и застыл от резкого окрика тайджи. Тот с коня соскочил, подошёл, грозно на толмача глянул. Паша уж на что не робкого десятка и то струхнула. Невысок басурманин, едва ей до уха будет, а мощь, да сила в нем почуялись великие. Толмач быстро слова Пашины перевёл. Воины басурманские зашумели. На них князь глянул – смолкли, задумался, а потом головой тряхнул, также как перед тем Паша. Спросил через толмача, кто из деревенских старший. Староста подошёл. Тайджи своим что-то приказал. Пожилой кочевник снял с шеи медальон и подал старосте. Затем к Паше князь обратился. И без толмача поняла девка, согласился он.
 - Отпускаю пленников и даю им знак охранный. Будут они под защитой рода моего – рода Чоросов. Никто не посмеет на них напасть.
   Тут все зашевелились. Кто пленных бывших прочь спроваживал, кто Паше верёвки разрезал, освободил, подняться помог. Лишь тайджи стоял неподвижно. Паша прямо посмотрела в его загадочно-чёрные глаза. И что-то видно разглядела там девка, ибо, когда тайджи призывно протянул руку, без страха шагнула навстречу своей судьбе.

Глава третья. Знак


   Санёк плюхнулся на стул. Нахально налил себе суп из кастрюли, лишь потом, спохватившись, пояснил Кате:
 - А Маша мне всегда разрешает. Она лучше всех в общаге готовит.
   Последнюю фразу Казанова произнёс с набитым ртом, но смысл Катя уловила и укоризненно уставилась на подругу. Та пожала плечами, мол, Илью же подкармливаем, подумаешь, одним едоком больше. Терпеливо дождались пока «незваный гость» насытился и приступил к своей просьбе.
 - Маш, давай прорепетируем. Моя партнёрша опять «звезду» включила – говорит, что и так нормально. Думаю, из вредности она, - Санёк вздохнул.
 - Ты, по ходу, уже забыл, как на первом курсе её бросил? – поинтересовалась Катя.
 - Катюх, у нас чесслово ничего серьёзного не было! – искренне возмутился Санёк. Катя хмыкнула, но промолчала, похоже «серьёзность отношений» они с Саньком понимали по-разному. Казанова вынул из кармана затасканный листок с текстом и протянул Маше.
 - Да я уже наизусть помню, - Маша виновато покосилась на Катю, погрозившую подруге пальцем.
  Премьера спектакля, в котором Санёк исполнял главную роль, должна была состояться в студенческом театре через неделю. Вот он и нервничал, доставая всех окружающих. Маша встала посреди комнаты, Санёк лицом к ней. Перед тем, как декламировать, он показал кулак Кате, изо всех сил сдерживающей смешок.
Репетиция началась:
 -  Любовь не терпит длинных разговоров,
Приди в мои объятия, сеньора!
Как жажду, чтобы ты моею стала
Вот здесь, в саду, у старого фонтана.
- Сеньор, оставьте! Ах, меня страшат
И пылкость речи, и горящий взгляд.
   Казанова по роли и по жизни опустился на колени, следующую фразу произносил, перемежая слова с пылкими поцелуями Машиных рук. Кате стало не до смеха. Ставший зорким взгляд уловил новые рубашку и джинсы героя-любовника. Уже по-иному слышалась реплика.
 -  Я весь…горю…скажи скорее…да!
Не бойся…не войдёт…никто сюда!
   В этот момент дверь комнаты открылась, и на пороге появился Илья. Его возмущению не было предела:
 - Эй, ну-ка убрал лапы от Машки! Мы договаривались, что ты в другом месте пасёшься?
   Произнесённая одновременно Машей и вскочившим на ноги Саньком фраза: «Мы репетируем» не помогла. Илья подскочил и схватил соседа по комнате за грудки. Даже пару раз тряхнул, пока не вмешалась Катя. Парней растащили. Неожиданно Маша вскрикнула. Все повернулись к ней. Она же смотрела, не отрываясь на медальон на груди Санька, ставший заметным благодаря разорванной рубашке. Катя потрясённо проговорила:
 - Откуда у тебя знак Чоросов?
- Кого? – одновременно спросили Санёк и Илья.

Глава четвёртая. Сказание о каторжнике

   Митроха сел на землю, прислонившись спиной к дереву. Тяжко. Вон, Пров-старовер на что двужильный и то без движенья лежит. Но, кажись, не помер – грудь вздымается. Ещё кандалы эти проклятущие в кровь ноги стёрли. Ничего, дойдут они с Провом, меньше суток пути осталось. Года не прошло, как Митрохин брат наречённый в побег с бывалыми ушёл. Упреждал его Митроха, не ходи, братка, съедят тебя, как голодать начнёте: для того и берут. Не спужался Колька, глазами лишь серыми сверкнул. Митроха за него не беспокоился: чуял всё в порядке с каторжным товарищем. Амулет что ли перед разлукой подаренный знанью тому помогал. А бывалым не сочувствовал: собакам и смерть пёсья. Сам Митроха тоже бы их не пожалел. Не зря Колька вспомнился, хотя по-ихнему он не Колька, а Кулу Чорос Тобол. Видать, на верном они пути. Недалеко становище охотника Мергена, к нему велел братка идти, ежели в побег отправятся, и амулет дареный показать. Не собирались бежать, да судьба свои карты выкинула. Прибыли по этапу новые каторжане. Не по одному сроку отмотали, не по одному побегу совершили. Митроха с Провом в сторонке, особняком держались, не помогло. Один из новых, что Бугай звался, на Прова взъярился. Не терпел староверов, хотя он и жидов и прочих нерусских тоже не чествовал. Сначала словами обзывал, а как-то вырвал у соседа миску, да ею Прову в лицо тыкать начал. Пей, говорит, кержак. У староверов же как: нельзя со щепотником с одной посуды есть и пить – грех большой. Митроха не удержался, вступился. Бугай на него попёр, обзывая рожей чалдонскою. И выше он был Митрохи и в плечах шире, да одного не знал – страшен соперник его в ярости. За убийство Митроха на каторгу пошёл: застал жену свою красавицу писаную с полюбовником. Жену не тронул, а хахаля ейного пришиб до смерти с одного удара. Вот и Бугая порешил, а шестёрку Бугая, со спины подбиравшегося, Пров ухайдокал. Охранников они уже на пару покалечили. Как были в побег ушли: без припасов. Митроха с трудом поднялся, пинками растолкал Прова. Дальше шли в бреду да в мороке. Как с охотником встретились, как амулет показал, как сказал, что Прову посуда нужна отдельная, а то помрёт, но пить не будет – это Митроха смутно помнил. А вот как их на становище выхаживали, как кандалы расковывали – уже нет. За неделю отлежались. Потом Оглы Мерген повёл их дальше в тайгу: Прова в скит староверский, а Митроху в глухую деревеньку. Прижился в деревеньке Митроха. В жёны взял рябую перестарку, дочку пасечника. В церкви обвенчался. Знал, грех при живой-то жене. Но у него уж столько грехов скопилось, пусть одним больше, всё едино перед господом ответ держать. И не видать ему, Митрохе Царствия небесного. Жену любил, а что страшна, так с лица воды не пить. По нраву оказалась жёнка лёгкой да весёлой, а уж певунья! Сыновей народила. И продолжили род сыновья да внуки Митрохины.

Глава пятая. В путь-дорогу

   Конечно, идея отправляться на поиски потомков джунгарского рода была выдвинута Катей. Санёк рассказал, что в их семье этот медальон передаётся из поколения в поколение и принадлежал изначально пра-пра-прадеду – каторжнику. А дедушка с бабушкой у Санька так и живут в деревне предков. Катя тут же вывела стройную теорию, что кто-то из рода Чоросов назвал предка Санька побратимым и его потомки могут обретаться неподалёку.
 - А может, предок-каторжанин пришил джунгарца и медальон присвоил, - выдвинул версию Илья. Он ещё не простил другу репетицию.
 - В нашем роду душегубов не было, - выпятил грудь вперёд Санёк.
 - Ещё скажи, что на каторгу прадед попал, как политический, - фыркнула Катя. – Вот если моего сослали в Сибирь за то, что барина укокошил, так я и не скрываю.
   Санёк задумался и наконец выдал:
 - Нет, не политический. Декабристы, Петрашевцы и всякие народовольцы не подходят. Те все с титулами или образованием, а предок был точно из простых.
   Катя же продолжила гнуть свою линию:
 - Слышали о калмыцкой поклаже? Это целая телега с золотом. Один из джунгарских тайджи бежал от манчжуров к нам, в Сибирь, захватив с собой сокровища рода. Почему бы ему не быть из Чоросов. А где потомки древнего рода, там и стоит искать клад.
   Маша, Илья и Санёк открыв рты, уставились на Катю, потрясённые её логикой и резким переходом к поискам клада. Первым пришёл в себя Илья:
 - А я слышал, что золото Джунгаров на Алтае.
 - Это не то золото, - возразила Катя. – На Алтае в семнадцатом веке обоз с данью у местных собранной пропал. А тайджи бежал в восемнадцатом, через сто лет. Чувствуете разницу.
   Неожиданно Катю горячо поддержал Санёк:
 - И правда, поехали после сессии к моим старикам в деревню, они рады будут. Там и горы недалеко есть с пещерами, не то, что телегу, обоз спрятать можно. Калмыки и в деревне живут и в лесничестве работают, поспрашиваем. Меня знаете, как там уважают. Любой Санька Митрохина знает!
   Однако поглядывал он во время пылкой речи преимущественно на Машу.
 - Поехали, - согласился Илья. – Только не вздумай Катьку с Машкой кадрить. Они – друзья. А друзья неприкосновенны – понял?
- Понял, - согласился Санёк, но без особого энтузиазма.
   Через неделю состоялась премьера спектакля. Артисты сыграли замечательно. «Не хуже, чем в драмтеатре», «Лучше», раздавались голоса зрителей. Правда, Санёк своей партнёрше рук не целовал. Катя не преминула об этом напомнить, когда они вчетвером собрались в комнате у девчонок отметить премьеру. Санёк искренне возмутился:
 - Да ты чё, Кать! Буду я кому попало ручки целовать!

Глава шестая. «Смотрины»

   Летняя сессия ознаменовалась для кладоискателей потерями в личном составе. Илья завалил психологию. Поэтому и сошли с поезда на таёжной станции только трое: Санёк и Маша с Катей. Двоечник обещал приехать сразу после пересдачи, где-то через недельку. Около киоска стояли трое парней. Один живо среагировал на появление Санька, обращаясь к приятелям:
 - О, ребя, Митроха нарисовался. Может, навалять ему для профилактики?
 - Не, не получится: вон мент пылит, валим отсюда.
   Парни снялись с места и быстренько ретировались. Молодой полицейский подошёл к Саньку:
 - Здорово, Митроха. Здравствуйте, девушки.
   Они поздоровались с Саньком за руку.
 - Ты надолго? – спросил полицейский таким тоном, что чувствовалось: его бы воля, засунул бы Санька в обратный поезд.
 - Недельки на две. Вот, невесту старикам везу показать, - Казанова кивнул на Машу. Затем показал на Катю: - А это подружка невесты.
   Служитель закона, счастливый обладатель двух младших сестёр, заметно подобрел и бросил на Машу с Катей заинтересованный взгляд:
 - Невеста, это хорошо. Ладно, не буду задерживать, а то на автобус опоздаете.
   Когда подходили к автобусной остановке, лохматый пёс, пропустив девушек, облаял Санька.
  - Да, тебя точно здесь каждая собака знает, - сказала Катя. Они переглянулись с Машей и рассмеялись.
  Высказывание Казановы о невесте с подружкой девушки пропустили мимо ушей. И как оказалось – зря. Именно так Санёк и представил их дедушке с бабушкой. «Старики» оказались ещё бодрыми, энергичными и не такими уж старыми. Они искренне обрадовались гостям. Затевать разборки с Саньком за его слова при них было неудобно. За праздничным ужином зашла речь о древних предках калмыков.
 - Про это вам никто лучше Шаманки не расскажет, - заметила бабушка.
 - Шаманка здесь? – удивился Санёк.
 - Здесь. Опять, видно, с Мергеном всё лето в юрте жить будут, - подтвердил дед. – Но они, кажется, на днях в лесничество в гости собирались, так что лучше вам завтра с утра на становище сходить.
  Катя хотела спросить, кто такая Шаманка, но тут разговор переключился на «невесту» внука. Маша, красная от смущения, отвечала на вопросы о своей семье, о том, когда они свадьбу хотят справлять и где. Но это были ещё не все испытания, уготованные бедной девушке. Когда бабушка стала определять гостей на ночь, она спросила Санька с Машей:
 - Вам, детки вместе стелить или по отдельности?
 - По отдельности, - залилась краской Маша. Катя втихаря показала Саньку, явно получавшему удовольствие от этой сцены, кулак.
   Дедушка с бабушкой переглянулись: приличия молодые хотят соблюсти. Это похвально. Пусть соблюдают, к тому же стожков с сеновалами пока никто не отменял.

Глава седьмая. Шаманка

      Все полтора часа пути до становища Казанова отшучивался от устроивших ему разборки девушек. Время пролетело незаметно. И только когда подошли к полянке, Катя вспомнила, что ничего не спросила о загадочной Шаманке. Они остановились. Девушки с большим интересом разглядывали крытую войлоком юрту. Стоящий на треноге над костром котелок с водой, расположенный перед входом дополнял картину. Казалось, времена сместились, и сейчас из юрты выйдет старуха в национальных одеждах, с бубном,  кучей амулетов и начнёт камлать у костра. Тут из жилища вышла хозяйка. Молодая девушка, невысокая, крепко сбитая, в джинсах и футболке. Короткие чёрные волосы были собраны в пучок на затылке. Карие миндалевидные глаза и широкие скулы выдавали принадлежность к калмыкам или другой национальности, ведущей начало от монголов. Заметив гостей, девушка приветливо помахала рукой и сняла наушники плеера. Подойдя и поздоровавшись, Санёк представил своих спутниц.
 - А я – Таня, но все зовут меня Шаманкой. Увлекаюсь историей и древними ритуалами. Вы проходите, присаживайтесь. Сейчас угощу вас настоящим калмыцким чаем с лепёшками. - Таня-Шаманка была рада гостям. Складывалось впечатление, что она знала об их появлении или предчувствовала его.
   Гости устроились на подстилках из войлока и с удовольствием поглощали аппетитные лепёшки, осторожно пробовали очень необычный чай, солёный, с молоком и сливочным маслом. Шаманка рассказывала:
 - Раньше добавляли жир, но с середины прошлого века, заменили его маслом. А состав чая такой, потому что после одной чашечки пить не хочешь сутки. Это было очень важно для кочевников, степь и пустыня водой не богаты.
  Девушки быстро нашли общий язык, перешли на «ты» и обнаружили общность интересов. Катя с Шаманкой обсуждали расцвет и гибель Джунгарского и Калмыцкого ханств, Маша оглядывала обстановку юрты, Санёк исподтишка любовался Машей.
   Когда любительницы истории на минутку замолчали, Маша спросила:
 - Таня, а ты камлать умеешь? Погадаешь мне?
   Шаманка перевела взгляд на Машу и замерла. Все тоже притихли. Маша снова почувствовала себя на перекрёстке времён, словно сама древность посмотрела в душу. Шаманка неожиданно улыбнулась и сказала:
 - Не верь ушам, верь глазам и сердцу, - и вновь переключила внимание на Катю.
   Она обосновывала своё мнение, что манчжурами Цинской Империи в отношении джунгаров был проявлен самый настоящий геноцид. Катя соглашалась, ведь как иначе назвать полное истребление всего народа.
   Машино внимание привлекла фотография в рамке, похоже, увеличенная и отретушированная. На ней два советских офицера снялись на фоне Рейхстага. Один был заметно выше, со светлыми глазами, не вязавшимися с широкими скулами, второй, коренастый, черноглазый был очень похож на Шаманку, вернее Таня была похожа на него.
 - Тань, а это кто на фотографии? Тот, что ниже: твой родственник, да?
 - Прадед, Мерген Шонхоров. В нашем роду всех мужчин называют Мерген, это значит – охотник. У меня деда, к которому я в гости на лето приехала, зовут Цахан-Мерген.
 - А второй кто? – спросил Санёк.
 - Друг прадеда – Андрей Тоболов. Они земляки и воевали в одной снайперской роте. До Берлина дошли.
 - Это что, Мишкин прадед, получается? Вообще не похож, разве что глаза, - удивился Санёк.
 - Конечно, не похож, - кивнула Шаманка. – У Миши и прабабушка, и бабушка, и мама русские. Там уж и крови калмыцкой почти нет.
  Катя задумчиво сказала:
 - Таня, а как у них получилось в части своей остаться, ведь я читала, что в январе сорок четвёртого всех калмыков из воинских частей перевели в трудармию, а оттуда на высылку, вслед за всем народом. По приказу Сталина, за то, что якобы калмыки сотрудничали с оккупантами. Да ты, наверняка, лучше меня об этом знаешь. В те времена и немцев с Поволжья и чеченцев выселяли.
  Шаманка ответила:
 - Не всех перевели, Катя. Всегда было сильно фронтовое братство. Да и командир их стрелковой дивизии в стороне не остался.

Глава восьмая. Сказание о комдиве
 
   Полковник, командир гвардейской стрелковой дивизии, сверлил взглядом из под насупленных бровей сидевшего напротив капитана. Не ко времени появился этот СМЕРШевец, особист, крыса тыловая. Комдив знал, что на днях начнётся крупная боевая операция. Конечно, держалось всё в секрете, но годы войны научили предугадывать предстоящие события. В таких условиях каждый боец важен, а уж в боях закалённый – вдвое. А тут этот, с приказом. И как назло на ум ничего не приходило, как из ситуации вывернуться. Тут вспомнился лейтенант, командир разведывательно-снайперского взвода, лис хитрый. Полковник, заявил особисту, что список проверить нужно и отправил ординарца за лейтенантом. Жаль, конечно, не удалось заранее подчинённого в курс дела ввести, оставалось надеяться – сумеет и сам выкрутиться и комдиву верное решение подсказать. Комвзвода вошёл в хату, приспособленную под штаб. Он был в снегу, на улице мело. Лейтенант приложил руку к голове:
 - Товарищ полковник, командир…
 - Вижу, что прибыл, - отмахнулся полковник. – Тут вот товарищ приказ привёз: всех калмыков с передовой в трудармию отправить, потому, как их народ с оккупантами сотрудничал. По списку в твоём хозяйстве двое калмыков: снайперы Андрей Тоболов и Мерген Шонхоров. Это так?
  - Никак нет, товарищ полковник, - лейтенант не подвёл, ответил без запинки. – Ошибка вышла. Тоболов – русский, а Шонхоров, он этот…
 - Бурят, - подсказал повеселевший полковник. – Всё, свободен, лейтенант.
   Комвзвода козырнул и вышел. Полковник указал глазами ординарцу, чтобы тот оставил их с особистом наедине. Ординарец удалился, выполняя молчаливый приказ.
 - Видишь, капитан, ошибка вышла. Нет у меня в дивизии калмыков, - полковник пробежал глазами список. – Вот эти русские, это бурят, эти казахи, это узбек, а вот татарин. Ни одного калмыка.
   Капитан, разгадавший замысел, наливался злобой:
 - Из списка в тридцать человек? Ни одного?
 - Ни одного, - развёл руками полковник.
 - А если я к вам проверку направлю? – вкрадчиво спросил капитан.
 - Тебе, сынок, ещё с передовой выбраться надо. А у нас тут снайперы немецкие расшалились. Да и свои могут случайно за шпиона принять, - парировал полковник. – Даже если уйти живым удастся… Ох и не завидую я своим врагам.
   Тут капитану живо вспомнились слухи об этом комдиве. Поверил. И в то, что солдаты любой приказ любимого командира выполнят и в то, что врага такого заводить не стоит. Дороживший каждым бойцом комдив, был вместе с тем человеком злопамятным и мстительным. Взвесив всё в уме, капитан принял единственно правильное в этой ситуации решение.
 - Извините, товарищ полковник, сам вижу, ошибка вышла.
   Подобревший полковник кликнул ординарца и велел собирать на стол.   

Глава девятая. Тревога

   Катя и Шаманка получали большое удовольствие от беседы, а вот Санёк скучал. Заметив, что Маша тоже начала ёрзать на месте, скрывая зевоту, он сказал:
 - Кать, ну вы тут поговорите, а я Маше Тихие горы покажу.
 - И правда, сходите. Часа за три обернётесь, как раз к обеду, - улыбнулась Таня. – Суп будет не национальный, обычный из тушенки, но вкусный.
   Катя строго взглянула на Казанову:
 - Не вздумай к Машке клинья подбивать, «женишок». Попробуй только обидеть.
 - Да ты чё, Кать! Да я… Да никогда! – Санёк только кулаком в грудь себя не бил.
 - Строга ты, подруга. Никак, Митроха и в институте успел отличиться? – спросила Шаманка.
 - И ты туда же! – возмутился Санёк. – Пошли, Маша, не слушай этих сплетниц.
   Он выскочил из юрты. Маша поднялась и робко глянула на Катю.
 - Иди уж, «невеста», - фыркнула подруга.
   За разговором и время летело незаметно. Катя чистила картошку, Шаманка резала зелень. Они оживлённо обсуждали эпосы и легенды, когда у входа послышались шаги.
 - Таня, можно зайти, - в юрту вошёл полицейский, тот, со станции. – Привет, у тебя почему опять рация не работает?  - тут он заметил Катю. – Здравствуйте, девушка. Это ведь вы с Митрохиным приехали? Вот и познакомимся, я Михаил Тоболов.
 - Катя. Очень приятно, - представилась девушка. Вошедший вновь обратился к ставшей подозрительно скромной Шаманке:
 - Так что с рацией?
 - Я её случайно разбила, - нехотя призналась Таня.
 - А с дедовой?
 - Я их разбила, - поправилась она.
   Михаил хотел что-то сказать по этому поводу, но передумал и приступил к цели визита.
 - Вот какое дело, Танюха: из колонии зэки сбежали. Часового убили, автомат прихватили. Два особо опасных и один новичок. Давно. Нам не сообщали, думали, они через тайгу не пойдут. А вчера с кордона звонили, егерь следы чужие видел. Но он утверждает двое шли. Может, не наши клиенты, но проверить надо. Из райцентра людей выслали, но пока они доберутся. Будь настороже, а я пойду к Тихим горам. Егерь, думает, чужаки туда направились. Если по расстоянию, сегодня должны выйти.
 - Ой, это же туда Санёк с Машкой пошли! – вскрикнула Катя.
 - И дед мой где-то там охотится, - вспомнила Шаманка.
   Михаилу эти новости явно не понравились. Шаманка, скептически глянув на кобуру полицейского, достала из сундука охотничий карабин и патроны, заявив:
 - С тобой пойду.
 - И я с вами, - решительно заявила Катя.
 - Конечно с нами, одну тебя здесь оставлять опасно, а в деревню отводить времени нет, - согласилась Таня. Михаил только зубами от досады скрипнул. Понял, не возьмёшь девчонок – сами пойдут. Лучше уж пусть с ним под присмотром. Да и безопаснее, а то вдруг он уйдёт, а преступники на юрту наткнутся.
  Шли быстро и молча. Всё вокруг было не просто спокойным – безмятежным. Казалось, тайга задремала под летним солнцем.
   Михаил остановился:
 - Отдохнём? – спросил он спутниц. Ответить никто не успел: со стороны гор послышалась автоматная очередь.

Глава десятая. Пули и стрелы

   Санёк и Маша шли не спеша. Казанова изо всех сил старался произвести на спутницу впечатление, поэтому разговаривал не умолкая. Рассказывал и про Тихие горы.
 - Трудно сказать: это низкие горы или высокие холмы. Я в детстве все их облазил. Раньше были пещеры. Но во время войны обвал случился и все их засыпало.
- Постой-постой, - Маша даже остановилась. – А не те ли это пещеры, про которые ты рассказывал, те, где Катька клад искать собиралась?
 - Те, - признался Санёк.
 - А что ты раньше не сказал? Ведь получается зря приехали?
 - Вот и не сказал, потому что иначе бы не поехали. Маш, ты Кате пока ничего не говори. Может, она заболтается с Шаманкой и про клад забудет, - попросил Санёк. Однако сам себе не верил. Катя никогда не сворачивала с намеченного пути. Они прошли мимо родника, и вышли на окраину леса. Горы были видны хорошо.
 - Действительно Тихие, -  сказала Маша, прислушиваясь. Санёк усадил девушку на поваленное дерево:
 - Ты посиди, Маш, отдохни, я добегу, посмотрю, где легче будет подниматься.
   Однако далеко Санёк не отошёл, почувствовал какое-то беспокойство и быстро побежал назад. Когда приблизился, сердце сжалось: Маши не было.
 - Маша!!! – закричал Казанова.
 - Саш, ну зачем так кричать, я к роднику ходила умываться, - Маша вынырнула откуда-то слева из-за деревьев. Она стряхивала воду с рук, на лице тоже блестели капельки. Санёк подскочил к девушке и обнял её.
 - Как ты меня напугала, никогда больше так не делай. – И Казанова начал покрывать поцелуями Машино лицо.
 - Эй, паря, хорош лизаться, дай-ка теперь мы с лялькой побалуемся, - раздался хриплый мужской голос.
 Их было двое. Обросшие, в потрёпанной зэковской одежде. Обладатель хриплого голоса держал автомат, направив его на парочку. Санёк задвинул Машу себе за спину.
 - Позырь, Чума, на защитничка, - засмеялся фальцетом второй и сплюнул. Беглые заключенные стали медленно подходить. Внезапно раздался непонятный свист. Чума вскрикнул и схватился за плечо, из которого торчала стрела. Санёк, воспользовавшись моментом, кинулся на заключённого. Ему удалось выбить автомат из раненой руки преступника, тот успел нажать спуск, пули ушли в землю. Второй зэк хотел кинуться на помощь дружку, но замер, увидев старика, целящегося в него из лука. Стрелок был одет в расшитый халат поверх штанов с рубахой и шапку с лисьим хвостом.
 - Э, Чингис-хан, ты чего в натуре, - забормотал заключённый, пятясь к дереву. Вновь засвистела стрела, и обладатель фальцета дико взвыл. Стрела, пройдя через руку, пришпилила его к дереву.
  Старик подошёл к Саньку, сидящему верхом на противнике и, отцепив от пояса верёвку, помог связать. В этот момент Маша, поднявшая автомат, направила его на второго зэка, пытавшегося освободиться. Тот замер, с ужасом уставившись на ствол ходивший ходуном в девичьих руках.
   Когда Михаил, Шаманка и Катя выбежали к месту схватки, заключённые были связаны верёвкой. Маша сидела на земле рядом с автоматом и плакала, закрыв лицо руками, Казанова нежно её обнимал. Цахан-Мерген, старый охотник, сидел, поджав ноги, и осматривал лук. Он думал, что давно не было так шумно в Тихих горах. Пожалуй, с лета 43-го, когда он, шестилетний мальчишка, приходил сюда с дедом и с Хранителем, чтобы принести жертву Духу Гор.

Глава одиннадцатая. Необычный гость

   В то лето дед забрал маленького Цахана из города к себе на становище. Сказал маме, что нечего ребёнку всеми днями без присмотра быть. А Цахану нравилось, что мама и тётя целый день на работе. Кушать ему оставляли, а так делай что хочешь. Он играл с мальчишками в бабки, а когда удавалось раздобыть денежку и в чику, совершал набеги на сады, и много было других интересных занятий. С приездом деда вольная жизнь кончилась. Цахан строгого старика побаивался. Погостив неделю, узнав новости с фронта и прочитав письма-треугольники сына, пришедшие для него на городской адрес, дед стал собираться домой. Может, мама и побоялась бы отпустить единственного сына, но некстати заявилась соседка и наябедничала, что видела Цахана попрошайничавшего на городском рынке. В результате мама всплакнула, тётя отвесила подзатыльник, и мальчик поехал с дедом на становище. Всё было в диковинку и юрта, и пища, приготовленная на костре, и разные дедовы поручения, от которых не получалось увильнуть. Может поэтому воспоминания сохранились яркими и чёткими. События впитывались в память, как губка. Значение одних мальчик понял сразу, другие осмыслил став взрослым. Как-то в их юрту пришёл необычный гость. Он был не просто старым – древним, весь в морщинах, со сгорбленной спиной и дрожащими руками, лишь серые глаза смотрели из-под седых бровей зорко и внимательно. Одной рукой старец опирался на палку, другой вел на верёвке ягнёнка.
 - Приветствую тебя, Хранитель, - склонился в приветственном поклоне дед и усадил гостя на почётное место. Ягнёнка он привязал к колышку около юрты. Цахан поиграл со смешным ягнёнком и тоже вошёл в юрту, пообедать и послушать о чём говорят взрослые.
   Дедушка и старец были очень серьёзными. Они не обратили внимания на мальчика, продолжая свою беседу.
 - Нет, Мерген, я знаю – мой час близок. Этот раз последний. – Хранитель отпил чай. Помолчал и добавил: - Долго я уже живу. Больше века если брать русский счёт времени и около двух по счёту наших предков. Думаю и задержался я здесь из-за того, что некому передать охрану сокровищ.
 - Но ведь у тебя были сыновья, есть внук. А правнук воюет вместе с моим сыном.
  Хранитель усмехнулся:
 - Сыновья не рискнули пройти испытание огнём. Внук коммунист, сам знаешь: должность у него не малая, он всегда ругал меня за предрассудки и не воспринимал всерьёз. А правнук, - старец махнул рукой.
 - А что правнук? – заинтересовался дедушка.
 - Я перед войной как-то спросил его, что бы он сделал, окажись сказка о Калмыцкой поклаже не сказкой. А он ответил: все сокровища – это собственность Советского государства. Вот так-то. А святыни и золото должны принадлежать роду. И я, Кулу Чорос Тобол, их последний Хранитель. Сегодня буду просить Духа Гор, чтобы он сам стал стражем.
 - Хранитель, я возьму с собой внука? Он недавно в тайге, одного не оставишь, - спросил дед.
 - Бери, подождёте, как обычно у подножия гор, - согласился старец.
    После обеда они все трое медленно пошли в сторону Тихих гор. Ягнёнка разрешили вести Цахану. Мальчик хотел спросить, зачем нужен ягнёнок, но загляделся на векшу, серую белку, и забыл.

Глава двенадцатая. Сказание о Духе Гор

   Когда дошли до места, Хранитель взял ягнёнка и по тропке начал подниматься в гору. Дедушка прилёг на взятую с собой кошму и задремал. Цахану же было любопытно, что будет делать в горах Хранитель, и он, выждав, пока дед начнёт похрапывать, отправился следом. В горах было много пещер. Нужную Цахан нашёл по доносившемуся оттуда бормотанию. Старец молился. Мальчик осторожно заглянул и замер. Пещера была освещена светом факелов, в стене был открыт проём, в котором виднелось что-то блестящее. Но не это привлекло внимание, а то, что переодевшийся в красивую одежду Хранитель взял нож и перерезал горло ягнёнку. Тому забавному ягнёнку, с которым Цахан играл всю дорогу. Для городского мальчика, ни разу в жизни не видевшего, как забивают животных,  это было потрясением. Цахан, еле удержавшись от крика, кинулся бежать. Он не замечал дороги и в коне концов кубарем скатился в неглубокую расщелину. Очнулся он от тихого голоса:
 - Эй, вставай! Что это ты тут разлёгся?
   На Цахана смотрел парнишка, его ровесник. Он помог подняться и сказал:
 - Нельзя себя так вести в горах. Так можно и до смерти убиться. Что случилось?
   Цахан рассказал об ягнёнке, от слёз удержался, чтобы незнакомый мальчишка не счёл его нюней. Парнишка пожал плечами:
 - Но ведь многих животных и выращивают, для того, чтобы забить на мясо. Ты, наверное, не местный, вот и непривычный.
 - То на мясо, а это просто так! – воскликнул Цахан.
 - Нет, не просто. Так приносят жертвы духам, чтобы они помогли, - возразил парнишка.
 - А ты откуда знаешь?
 - Да я тут давно живу. Давай, я тебя провожу до дедушки, а то сам заблудишься.
 - Откуда знаешь, что я с дедушкой?
 - Видел, как вы подошли.
   Парнишка вывел Цахана к подножию гор. Дед ещё спал, а Хранитель не вернулся.
  - Скажи Хранителю, что его просьба услышана. Пусть не беспокоится. Иди, вон твой дедушка уже просыпается.
   Цахан послушно двинулся в указанном направлении, но опомнился, что не спросил имени парнишки. Он обернулся и никого не увидел, лишь векша карабкалась по стволу и что-то стрекотала на своём беличьем языке.
   Через неделю Кулу Чорос Тобол умер. В тот же день в горах случился обвал, все пещеры засыпало. Дух Гор выполнил просьбу Последнего Хранителя.

Глава тринадцатая. Пополнение

   Илью на станции встретил Санёк. Непривычно молчаливый и какой-то виноватый. Илья, который уже был на взводе из-за отказа друзей говорить о своих поисках по телефону, вконец разозлился.
 - Ну-ка выкладывай, что случилось!
   Казанова рассказал.
 - Это точно всё? - Илья сердито посмотрел на друга.
 - Мы с Машей решили пожениться, - выпалил Санёк.
 - Ты, ты… Я же предупреждал, чтобы ты девчонок не трогал! - Илья начал наступать на Казанову.
 - Я и не трогал. А Машку я люблю. И всегда любил, но вы с Катькой подойти к ней не давали! И она меня любит, но тоже вас боялась, пока ей Шаманка не погадала. У нас всё серьёзно, - тоже разозлился Санёк.
 - Ну если серьёзно, тогда ладно, - сменил гнев на милость Илья. Но ему было неприятно. В своё время он побоялся завязать с Машей серьёзные отношения, посчитав, что для него это рано. А Казанова раз-раз и женится. Илья в жизни бы не подумал, что друг на такое способен. Может, ему, Илье, стоит к Кате присмотреться. Классная ведь девчонка.
 - А Катька Машу постоянно одёргивала, а сама любовь закрутила, - наябедничал, словно подслушавший его мысли Санёк.
 - С кем?
 - С ментом местным, Мишкой Тоболовым. Она, как узнала, что он потомок древнего джунгарского рода, словно крышу снесло. Вот не знаю то ли с парнем у неё роман, то ли с историей.
 - Вы что с ума все посходили! Мы же клады собрались искать, - Илья был возмущён.
 - Одно другому не мешает, - примирительно произнёс Казанова. – Вот только в пещерах искать не получится, они с того века засыпаны. Мы посовещались и решили дождаться тебя и вшестером махнуть искать золото хана Кучума. Катька до того, как джунгарами увлеклась, тему Кучума разрабатывала.
 - Постой, - вдруг до Ильи кое-что дошло. – А почему вшестером?
 - Мы четверо, Мишка, он отпуск уже оформил, и Шаманка, - уточнил Санёк.
 - Да кто такая эта Шаманка? – спросил Илья.
 - А Шаманка это я, - на Илью смотрела, улыбаясь, невысокая смуглая девушка. Увлечённые разговором друзья и не заметили, как она подошла. – Пойдёмте быстрее, а то на автобус опоздаем.
   Заглянув в чудесные мерцающие тайной глаза Шаманки, Илья понял, что согласен с ней ехать хоть на край света и искать что угодно.
Хотя одно сокровище, он, похоже, уже нашёл.