Последняя женщина. чёрное пятно на белом

     Из   многих  свойств,   которыми   обладают  солнечные  лучи,  есть  одно,  внешне  не  так   заметное,   как  свет  и  тепло.  Свойство,   которое  мы  иногда  приписываем  исключительно   себе,  силе   только   своего  характера.  Солнце,  оно   терпеливое,  оно  не  в  претензии  на  людей.
 
    -  Пусть   так  и  считают, - думает  солнце,   хорошо  зная,  что если  человек    уверовал   в  себя,  переубедить  его   не  возможно.  Можно   обрушить  на   него  град  камней,  можно  перевернуть  землю,   по  которой  он  идёт,  можно  опрокинуть  небосвод  и  разметать  корабли  по  морю,   превратить  в  пустыню   зелённые  поля,  но  даже  этим   нельзя  лишить  человека  веры  и  надежды  в  свои  собственные  силы.  И,  не  понять   ему,  что   вера  в   доброе  и  надежда  на   лучшее,  проникли  в  его  сердце    благодаря  солнечным  лучам.
    -  А  может,  это  и  к  лучшему,  -  думает  солнце, - пусть  верит  в  себя,  пусть  надеется.

       Всё   выше  и  выше   поднимается  оно   в  небо,  вот    и  самые  высокие  горы  остались  внизу  и,   куда  не  бросит      взгляд,  везде    следы   разрушений,   оставленные  стихией.  Смотрит     на   реки,  что  текут  в   другом  направлении,  на   море,  берега  которого  изменили  свои  очертания,  на  виноградные  плантации,    усеянные  камнями,  и  нигде  не  видит  людей.  А   что  без  них  делать  на  небе  солнцу?   Кому  дарить  свои  лучи,   кого   согреть   в  пути  и  кому  осветить    дорогу,  скучно   солнцу  на  небе  когда  на   земле  нет  людей.
 
        -  Смотри, -  глядя  на  небо,  сказал   Казбек,    -   наверное,  дождь   пойдёт,   солнце,  опять  за  тучу  заходит.
Мариула   запрокинула   голову,  приставив  ладонь  к   прищуренным  глазам, -  нет,  не  будет  дождя, - сказала  она   уверенно, -  солнце  опять  выглянуло, и  никакая  это  и  не  туча,  так,  обыкновенное   облако.  А  солнце,  смотри,   снова   ярко  светит  и  смотрит  на  нас.

           - Как  же,  на  нас  оно  смотрит,  тоже  скажешь,  больше  ему  делать  нечего,  как    только  на  нас  и  смотреть,  -  проворчал   Казбек,  который  с  утра  всем   был   не  доволен.  На  Аргута  накричал,  когда  он  подбежал  и  начал   крутиться  у   ног.  Саблю   снял  со   стены   и  забросил  в  угол.  О  чём  бы  Мариула  не  спросила,  толком  не  отвечал.  То  совсем  промолчит,  то  буркнет,  что-то  себе   под  нос, и  не  поймёшь,  что  он  там  сказал.  Когда  сели  обедать,  покрутил  ложкой   по   тарелке,  отодвигая  её   в  сторону:  -   опять  эта  каша,  нельзя  разве,  что-нибудь  другое  приготовить?
 
Как   будто   у   Мариулы  был  выбор.  Ей  и  самой  эта  каша  опротивела.    А  что  приготовишь?  Из  продуктов  всего  то  и  есть,    тушёнка,  несколько   банок   топленого  масла,  муки    четыре  мешка  и   крупы   разные,   из  которых  она  кашу   и   готовит.  Есть  ещё  сахар,  его    вдоволь,  целых  десять   мешков,  ящика  два   с  банками   сгущенного   молока,  кофе,  чай,  пряности  разные,  соль.  Продукты   эти,   которые,  видимо,    предназначались  для  магазина,  при  аварии    почти  не  пострадали.  То,  что   было  в  стеклянных   бутылках,  спиртное,   соки  разные,  это  в  основном  разбилось,  хотя  и  в  этих  осколках,  Мариула  нашла   уцелевшими   четыре  бутылки  шампанского,  десять    бутылок  водки   и   пять   бутылок   кизлярского  коньяка.    В  избытке   было   пиво  и  соки  в  жестяных    упаковках,  консервы,   мясные  и  рыбные,   печенья  и  конфеты,   несколько  коробок.  На  первый  взгляд,  казалось,  еды   вдоволь,  но  они   сами   решили,  сначала  употребить  в  пищу   то,  что  долго  хранить  нельзя,  а  что  касается   консервов  и  прочих  продуктов,  в   жесткой  упаковке,  оставить   на   более   позднее   время.
   
           -  Казбек,  что  с тобой?  Ты  сегодня,   какой - то  раздражённый,   и  говоришь,  сквозь  зубы,  и  на меня  совсем  не  смотришь.  Я,  специально  для  тебя,   новые  украшения  надела,  думала,    оценишь.  А  ты  даже   не  заметил.
Мариула  прикоснулась   к  его   плечу, -   посмотри,  идут  мне  эти   серьги?   А  это  ожерелье,  посмотри  как  красиво.
 
Она     стояла   перед  ним,  потупившись,  как   школьница,  перед  строгим  учителем,  заложив  руки  за  спину  и  предоставляя  для  обозрения    обнажённую  грудь  на  которой    было  нескольких    жемчужных   ниток   с  золотыми   и  серебряными   кулонами.    Впрочем,   впечатляло   и  тело,  загорелое,  лишенное   складок  и  прочих  примет    её  возраста.

  Он   видел  её,   по  девичье  молодое  тело, высокую    крепкую   грудь,  ровные  плечи,  которые  не  сутулились,  когда  она  шла.   Он  любовался   её,   действительно  лебединой   шеей,  похожей   на   горлышко    кувшина,   с  которым  она  спускалась  к  роднику,   он  видел   её   ноги,  стройные   и  в  меру  полные.

  Он  видёл  её,  всё  ещё   юное  тело  и   оно   нисколько   не  уступало  по  красоте  и  изящности   украшениям,    которые  были  на  ней   сейчас.

             -  Что  ты   молчишь,  скажи,  ведь,  правда,  они    мне   подходят   лучше,  чем  какой - то  там   принцессе? -  поворачиваясь  перед  ним  в  разные  стороны,  демонстрировала  Мариула   скорее  своё  тело,  чем  драгоценности  на  нём.

             -   Вряд   ли  принцесса   появлялась   перед  своим   принцем   в  таком  виде,  -  улыбнулся   Казбек,  настроение  которого  стало  постепенно  улучшаться.

   Но,  даже  сейчас,   глядя  на   драгоценные  камни,    которыми  украсила  себя  Мариула,  он    не  мог  отстраниться  от    мысли,  что,    взяв   эти   сокровища,    они,    возможно,  потревожили    чей – то   дух.  Он  думал  об  этом,    с  тревогой   ожидая,  что   это,  неизвестное,    обязательно  ещё   заявит  о  себе.    Потревоженный  ими  дух,   виделся   ему,   то   призраком,   выходящим  из  стен,  то   змеёй,   выползающей  из  груды  золотых  монет,  то  ещё  чем-то    страшным,  что   угрожало   им  и  только  до  поры  до  времени  притаилось.

             -  Я  теперь  буду  ходить  только  в  этой   одежде,- говорила   тем  временем   Мариула,  исполняя  перед  Казбеком   восточный   танец.  Подобно  туники,  в  которой  ходили  женщины  в  древней    Греции,  было   на  ней   тонкое  покрывало,  край  которого,  она    скрепила    на   плече   золотой  заколкой,  широкий  пояс,    расшитый   золотыми  нитями    и  усыпанный  бриллиантами,  стягивал  её  талию,  щиколотки  ног  были  украшены  жемчугами.

Нужно   дать  ей   должное,  Мариула  действительно   со   вкусом  подобрала   все   эти   украшения,  впрочем,  у  неё  был  неплохой  выбор.

           -  Знаешь,  что, -   перестав  танцевать,  остановилась   она   перед   Казбеком, -  я  думаю,   тебе  тоже  стоит  теперь  одеваться  подобным   образом.  Я   приглядела   здесь   и  для  тебя   одежду,   подожди,  сейчас  принесу.

Она  скрылась   за  порогом  каменного   дома  и  тут   же,   оттуда,   донёсся    её   отчаянный    крик.  Опрокинув    ящик,   на  котором   сидел,    Казбек   бросился   на  помощь.

Мариула   стояла  возле   кровати    и,  показывая    рукой   на   чёрное   пятно     на  белом  покрывале,   дрожащим  от  страха  голосом  спрашивала:  -  Это  что?

Казбек    поднял  к  потолку  глаза,  внимательно  осмотрел  его  и,   затем,  крепко   обняв    Мариулу,  шепнул  на  ухо:  -   Успокойся,  видишь,  тёмную  полоску  на  потолке,  это   после   дождя    там  осталась    вода,   и  залила  покрывало.  А  ты  не  разобралась  и  сразу  в  крик.

Мариула  посмотрела,    куда  показывал  Казбек,   увидела  как   медленно,  капля  за  каплей,  падает  с  потолка    вода   на    постель.
 
             -  Я   сначала  подумала,  что  это  кровь,  сказала  она,  -  и  ведь   главное,   на  том  же   самом    месте,   где  сабля  лежала.
 
              -  Иди,  сходи  за  водой,  а  я  здесь  приберусь,- подтолкнул  её   к  выходу  Казбек.  Когда  Мариула  ушла,  он  ещё  раз   осмотрел    потолок.   Он  видел,  что  она  не   так  уж    и   ошиблась  когда   приняла  тёмное  пятно   за  кровь.  Была  ли   это  действительно  кровь,   Казбек  так  и  не  понял,   даже   когда  прикоснулся   к  пятну  и  почувствовал   на  пальцах   что-то    липкое.  Когда  он  говорил,  про  дождь,  хорошо,  что  Мариула  не    вспомнила,  что  дождь  то,  был  не  вчера,  а  несколько   дней   назад.  Тогда,  что  же  получается,  -  действительно  кровь?

Казбек  сдернул  с  кровати   покрывало,  поставив  один  ящик  на  другой,  взобрался  на  это  шаткое  сооружение   и,    достав  до  потолка,  вытер   образовавшиеся  на  нём  чёрные   подтёки.

  Когда  Мариула  вернулась,   она   застала    его   перетаскивающим   кровать  на  другое    место,   ближе  к  выходу.  -  Вдруг  опять  будет  протекать,  а  здесь  надёжнее,- объяснил  он  ей.

 Вечером,  оставив   Мариулу   у  костра  готовить  ужин,   сказав,  что   хочет   искупаться,  он   спустился   к  реке,    незаметно  прихватил   с  собой  испачканное   покрывало.   Долго  пытался   его   отстирывать,  но   бурые  пятна  не  сходили,  хоть   и  потратил   он   на    это    весь  кусок   мыла.   Жалеть   мыло   не   приходилось,  потому  что   вместе   с  продуктами,  среди  вещей,   которые   не  дошли  до  сельского   магазина,  его  было  много   и  хозяйственного  и  туалетного,  были  упаковки  тюбиков зубной  пасты,  шампуни  всякие,  стиральные  порошки.

Особенно  ценным   оказался   большой   продолговатый  ящик,  в  котором  была  одежда   на  все  сезоны  года.  Утеплённые  куртки,  пальто,  свитера,  в  общем,  всё,  что   носят   зимой   и  осенью.   Мариула  и   Казбек   решили   пока   оставить     этот   ящик  в   вертолёте,  прикрыв  его  на  всякий  случай  брезентом,  а  то,  что  подходило  им   сейчас   по  погоде,  взяли.

  -  Даже   стиральным  порошком   невозможно   убрать   это  пятно, -  подумал   Казбек,  отшвыривая   в  сторону,  когда-то    бывшее    белым,  непонятно   чем   испачканное     покрывало.

В  реке  он  всё  же  искупался,  истратив  остаток  мыла  на  себя.   Вода  была  тёплой   и  тихой, хотелось  долго   лежать  среди   гладких    прогретых   солнцем   камней,  чувствуя,  как   струится    вдоль  тела   течение   реки,  неизвестно  откуда  берущей    начало  и  неизвестно  где   обрывающей    свой  путь.