Жар

  Лёнчик захныкал, заворочался в своей кроватке.
В свете ночника Борис, присмотревшись, разглядел стрелки часов: без пяти полночь. Подошёл, наклонился над десятимесячным сыном, привычно подсунул ладонь под спинку малыша.  Сухой. Горячий.
- Па-па! – Лёнчик протянул к нему ручки, закашлялся, заплакал.
- Ч-шш! – Борис попытался успокоить сынишку, взял на руки, прикоснулся губами к его лобику и испугался: ребёнок горел. Даже рукой ощущались клокочущие хрипы в груди.

- Лена, Лена! – окликнул Борис спящую жену. – У Лёнчика жар.
 Лена подхватилась, прижалась щекой к пылающей головке сына, метнулась к аптечке.
 Тяжёлое, с присвистом дыхание малыша пугало. Никогда ещё с ним такого не было. Нашла градусник, подала Борису:
- Поставь, придерживай ручку.
  Лёнчик начал дремать, доверчиво прильнув к папиному плечу, но воспалённое тельце его судорожно подрагивало.

  Лена включила чайник, заварила малиновый с липой чай. Принимая из её рук бутылочку с тёплым напитком, Борис тревожно шепнул:
- Тридцать девять и восемь…
- Ого! Господи, что же делать?
Сонный Лёнчик потянул несколько раз из рожка и снова зашёлся в кашле.
Лена приготовила жаропонижающее с сиропом. С криком, с уговорами, кое-как Лёнчик проглотил противное лекарство. Борис носил сына, завёрнутого в  простынку, по сумрачной комнате, прижимая его, всхлипывающего во сне, к себе, но желанная испарина на его шейке никак не выступала.

  Гнетущее чувство опасности почти физически ощущалось в пространстве, пульсировало в неверном свете ночной лампы, неотвязно стучало в висках ненавистным будильником, давило, парализуя волю. Так было всегда с Борисом, когда тяжело заболевал кто-то из детей.
  Прошло около часа. Температура не падала, напротив, переползла за сорок. Хриплый, лающий кашель время от времени вырывал Лёнчика из состояния полузабытья.
- Я позвоню Зине, - не выдержала Лена. – Может укол сделает, чтоб жар сбить.
  Зина жила этажом ниже, работала медсестрой в детской реанимации, но сейчас находилась в декретном отпуске с трехмесячной дочкой.

   Лена набрала номер и замерла у телефона, видно, долго не подходили, а когда заговорила, голос её срывался от волнения.
 - Зиночка, это Лена из 23 квартиры. Извини за поздний звонок. У нас беда. С Лёнчиком плохо! Температура – 40! Прошу тебя, Зиночка, вколи ему что-нибудь жаропонижающее. Пожалуйста, помоги… - Лена готова была разрыдаться, но из трубки послышался ободряющий голос Зиночки:
- Да-да. Сейчас поднимусь. Я мигом. Шприцы одноразовые есть?
- Есть, конечно, есть!

   Минут через пять в дверь позвонили.
- Зиночка! - С облегчением воскликнула Лена и бросилась открывать.
   Но на пороге стоял Зинин муж Олег.
- Зина не придёт, - угрюмо буркнул он, отводя взгляд от ничего не понимающих, кричащих болью глаз Лены. – Кто его знает, что у вас за зараза?.. А у нас грудной ребёнок. – И он пошёл прочь, оставив за спиной ошеломлённую Лену, впавшую в ступор от услышанных слов.
- Вызывай «скорую»! – решительно сказал Борис, захлопывая дверь.

- Но они нас заберут в больницу! – панически отозвалась Лена. – А Люську в школу? А Вовочку  в садик? Как вы тут без меня?..
 - А Лёньку потеряем?! Звони!.. – Борис сорвался на крик.
  Лена перевела полный отчаяния взгляд на Лёнчика. Он  не плакал, смотрел перед собой  широко раскрытыми стекленеющими глазами и дышал сипло, с одышкой, как старик.
   «Скорая» приехала через пятнадцать минут. Пожилой врач, едва взглянув на малыша, категорично скомандовал:
- Собирайтесь. Быстро!

…Больше  недели Лену с сыном держали в отдельном боксе. Такого тяжёло ребёнка не было во всём отделении.
Мало-помалу, как бы нехотя, хворь отпускала малыша.
Борис отлично управлялся по хозяйству да ещё почти каждый день навещал их с Лёнчиком  в больнице, а Люська и Вовка дружно горланили с улицы, чтобы мама выглянула в окно.
Лена смотрела на них через стекло счастливыми глазами и думала: «И почему я была уверена, что Борис не справится?»