Кресту поклоняемся

Маленький роман, написанный сюрреалистом о соцреальности

ПРЕДИСЛОВИЕ.

     Когда не знаешь, с чего начинать, обязательно начинаешь с предисловия. Тем более, что в нём можно вкратце рассказать о том, о чём ты хотел рассказать в остальной части. Потому, как могут не понять.
     Впрочем, не стоит сильно утруждать себя, чтобы понять то, о чём я буду рассказывать. Каждый может понимать по-разному. Как ему заблагорассудится.
     Уверен, что найдутся ярые противники подобного рода повествований вообще и этого в частности. Я привык к противникам. Пусть громят в пух и прах! Хуже будет, если никто слова не скажет. На хорошие отзывы я, собственно, не надеюсь потому, что пишу правду. А когда же правду любили?!
     Каждый пишет, как может. Я не могу ни как, поэтому написал так. Жалобы прошу направлять сразу в Москву в Кремль. Там, я уверен, знают, в какие инстанции подобные жалобы передавать. Я описывал то, что меня окружает. Следовательно – жизнь. А за нашу жизнь отвечают там, в Москве. Хотя у них и со своей жизнью дел невпроворот! Не до нас уж…
     Ну, ладно, не буду больше забивать голову читателя предисловием. Если есть желание, переходите сразу к слову.


КОРОТКО ОБ АВТОРЕ (вернее, о себе):
     Стало мне за тридцать – самое время мечтать. Не холост. Образование – так себе плюс сознательная жизнь. Специальность – режиссёр, по совместительству – художник. А работаю совсем наоборот. В совершенстве владею профессией дворника. Не член никаких партий. Не признаю. Будь то национал социалистическая, либо коммунистическая. Особенно, если, одурманивая народ, она ведёт его к деградации и самоуничтожению. Примеры тому есть. Одна у всех должна быть партия – человеческая!
     Терпеть не могу приспособленцев и глупых начальников. Противник паспортного и любого другого режима, да и самого этого слова. Режим делает человека несвободным, а свобода – это главное в его жизни.




СОН ПЕРВЫЙ.

Дождь льёт как из ведра.
Стук падения капель сливается в сплошной шум.
На землю уже давно опустилась ночь.
Растопленный камин. Удобное кресло.
Света нет, только отблески огня в камине.
Мне уютно и тепло.
А за окном сыро и холодно.
Дождь и ночь.
Часы на камине бьют двенадцать раз.
С последним ударом слышатся мягкие шаги.
Это Ночной Призрак. Я ждал его.
Каждую ночь он приходит, и мы говорим с ним.
Тонкие черты его лица красивы.
Одежда безупречна и элегантна.
То, о чём он рассказывает, приобретает плоть.
Становится видимым и осязаемым.
Приобретает цвет и запах.
Каждый раз Призрак говорит о разном.
Я всегда ощущаю причастность к услышанному.

Ни одной тучи на безвинно-голубом небе.
Над бескрайне раскинувшейся равниной яркое солнце.
Над землёй парит маленький мальчик.
Совершенно нагой.
В руке его большая красная роза.
Мальчик весел и беззаботен.
Радостно стремится навстречу лёгким порывам ветерка.
Музыка радости слышалась повсюду.
Вдруг раздался неприятный звук.
Словно у одной из скрипок оборвалась струна.
Роза выпала из рук мальчика.
Звук падения удивил меня. Звук бьющегося стекла.
Я подбежал к тому месту.
И тут же отпрянул.
Вместо розы на земле оказалась лужица крови.
Настоящей крови.
Откуда-то появились две крысы.
Крысы жадно лакали кровь.
Одна из них посмотрела на меня.
От её взгляда холодок пробежал по моей спине.
Таких ненавидящих глаз я никогда не видал.
Я поспешил удалиться.
Я чувствовал на себе ненависть взгляда.
Мальчик протягивал руки в мою сторону, прося о помощи.
Но, чем ближе я подходил к нему, тем дальше улетал он.
Я бежал к нему.
Падал. Вставал и бежал вновь.
Снова падал.
Сзади раздался топот.
Всё громче и громче.
Я оглянулся.
Сердце замерло в страхе.
Целая стая крыс бежала следом за мной.
Я споткнулся. Упал, едва не разбив лицо.
Крысы с громким топотом пронеслись мимо меня.
Я приподнял голову.
Прямо на меня смотрели, испепеляя ненавистью, крысиные глаза.
Вдруг я ощутил запах роз.
Нежный аромат.
Снова послышалась музыка.
Я открыл глаза.
Прямо передо мною лежала большая красная роза.
Часы на камине пробили три раза.
Глаза слипались. Страшно хотелось спать.

     Я проснулся от истошного дребезга будильника. На улице шёл дождь. На окне в хрустальной вазе стояла большая красная роза. Откуда она могла взяться? Откуда взялась здесь хрустальная ваза, которая ни как не гармонировала с облезлыми стенами комнаты? Сколько уже собираюсь сделать ремонт, да всё руки не доходят.
     Умывшись и попив чая, я взялся за кисть. Рука управляла кистью, подчиняясь какому-то внутреннему чувству. Мысли никак не собирались в единое целое, а рука уверенно колдовала над холстом. Не знаю, сколько длилось это колдовство…
     Нарисованное показалось мне очень знакомым. Где это всё я мог видеть? Среди яркого света ласкового солнца, над бескрайней равниной парил в вышине совершенно нагой маленький мальчик. Он был весел и жизнерадостен. Вдруг моё окно с шумом распахнулось, и ненастье ворвалось в комнату. Ваза упала с подоконника и со звоном разбилась. Я подошёл к окну и закрыл его. На полу, придавленная осколками, лежала роза. Подняв её, я вернулся к холсту. От неожиданности я даже вскрикнул. Мальчик на картине сидел на земле и протягивал в немой мольбе руки. На щеке, капелькой крови, блестела слеза. У меня выступил холодный пот.
     Больно уколовшись о колючий стебель, я бросил розу на пол и поспешил уйти. Накинув плащ, я буквально выбежал из дома, угодив в объятья непогоды. В голове всё перемешалось. Ничего не соображая, я остановился у входа в бар. Это было то, что надо! Уже после второй порции я мирно болтал с соседом по столику, который, как оказалось, был учителем. И пришёл он в бар, чтобы залить очередной "втык", полученный на педсовете.
     За соседним столиком сидела парочка. Обоим было лет под сорок, но лица ни как не говорили о самом расцвете сил. В когда-то коричневом, а теперь засаленном и мятом костюме сидел обладатель обрюзгшего и небритого лица и застиранной до черноты рубахи. Опухшее с синяками лицо его спутницы, обрамлённое грязной косынкой, содержало на себе потухшие неопределённого цвета глаза и не раз битые выпученные губы, подкрашенные порнографически неестественного цвета помадой. Купленной с получки в магазине уценённых товаров копеек эдак за пятьдесят.
     К нашему столику подошёл один из завсегдатаев подобных заведений и, изобразив из себя какой-то китайский иероглиф, категорически потребовал закурить. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что именно мы с моим соседом виноваты в отсутствии у просителя сигарет. Мы оба достали пачки и протянули по сигарете.
     Домой я вернулся, когда на улице уже стемнело. Мальчик на картине по-прежнему парил в вышине над равниной. Он был весел и жизнерадостен. Он легко взлетал навстречу лёгкому дуновению ветерка. Мне, однако, лёгкости не доставало. Отяжелевший желудок и не менее тяжёлый мозг просили покоя. Не раздеваясь, я упал на кровать…


СОН ВТОРОЙ.

Часы на камине пробили двенадцать раз.
Небо на мгновение померкло.
Раздался страшный удар.
Земля вздрогнула у меня под ногами.
Земля облегчённо вздохнула.
Вход в пещеру зиял непроглядной чернотой.
Камень, прикрывавший вход, лежал в стороне.
На камне восседал Ангел.
Солнце меркло от белизны одежд Его и света Лика Его.
С великой радостью на лицах из пещеры вышли женщины.
Они спешили поведать счастливую весть.
Я оглянулся.
В глаза ударил свет.
Лёгкие переполнились удивительно чистым воздухом.
Дыхание спёрло.
Слёзы застилали глаза.
На возвышении гордо стоял Он!
Ноги не держали меня.
Я упал на землю.
В голове звенело от боя часов на камине.

     Утром меня одолевало желание сходить в церковь. Отложив дела, я отправился туда. Утро было солнечным и чистым. В свежем утреннем воздухе слышалась музыка. Всё тело наполнилось радостью, отчего стало почти невесомым. Я не заметил, как очутился у церковных ворот. В мгновение ока я спустился с небес на землю. Боже мой! До чего дожили! Я ощущал неловкость, даже какой-то физический стыд. Я иду в Храм, а мне стыдно это делать. Мне казалось, что все вокруг с укором смотрят на меня. Опустив глаза, я прошмыгнул в ворота.
     Долго я стоял, умиляясь пением хора и гармонией внутреннего убранства. В вышине сводов разносилось многократное: "Кресту поклоняемся, Спаситель. Воскресение Твоё славим!" Тысячу лет славили Воскресение, а теперь, вот, и в Храм уже войти стыдно! Всё внутри перевернулось. Мне было стыдно за свой стыд. Стыдно и страшно.
     Я брёл по городу сам не свой. Навстречу, суетливым потоком, спешили прохожие, обременённые заботами. Куда торопитесь вы? Что гонит вас по бренной земле? Уж, не от стыда ли за поруганную веру вы бежите? Не стыд ли не даёт вам поднять опущенных глаз?
     На душе был какой-то горький осадок. Всё, настроение было испорчено на весь день. Снова я в этом проклятом баре среди опухших от постоянного перепоя и побоев лиц. Вот он, мой народ, стыдящийся войти в Храм своей веры! И я – среди этого народа. В "храме", куда не стыдятся заходить, чтобы покаяться первому встречному, честно глядя в его безжизненные глаза потухшим от возлияния взглядом. Я на секунду представил себя засаленным и опухшим рядом с помятой косынкой и подкрашенными припухлостями губ. Меня передёрнуло.



СОН ТРЕТИЙ.

Коридор был широк.
Стены заканчивались массивными сводами.
Пахло сыростью и плесенью.
Под ногами хлюпало.
Неровный свет шёл от развешанных по стенам факелов.
Я шёл по коридору, которому не видно было конца.
Сырость и мрак.
В голове гремело: "Кресту поклоняемся…"
Справа у стены группа мужчин.
Они совершенно наги.
Стыдливо прикрываясь одной рукой, протягивают другую, прося подаяния.
Мне нечего подать им.
Они провожают меня взглядом.
Полным смирения и грусти.
Я не оправдал их надежд.
Мне нечего подать им.
Дорогу перебежала огромная жирная крыса.
Прямо на полу в луже молодая пара занимается любовью.
Она в фате.
Он в носках и с галстуком на голой шее.
Рядом стоит миска с какой-то пищей.
Два крысёнка едят из миски.
Он, прерываясь, отгоняет непрошенных гостей.
Но крысята вновь и вновь возвращаются к миске.
Я продолжаю идти вперёд.
Под ногами хлюпает.
Серость. Сырость. Плесень. Мрак.
На коне верхом сидит вихрастый парень.
Галифе. Обмотки. Башмаки.
На голове будёновка с огромной звездой цвета крови.
У стены опрятного вида люди.
Фраки. Белые манишки. Визитки. Белые перчатки.
Вихрастый лихо спрыгивает с коня.
Так же лихо машет саблей.
В свете факела поблёскивает клинок.
Белые манишки приобретают цвет звезды.
Цвет крови.
Один за другим люди падают.
Падают в лужи крови.
Вихрастый ловко запрыгивает на коня.
Резво скачет, вскинув вверх саблю.
Люди лежат без движения, но глаза их открыты.
Тут же, в луже, лежит книга.
Бумага медленно впитывает в себя влагу, окрашиваясь в цвет звезды.
Я ничем уже не смогу помочь.
Ни людям, ни книге.
А под ногами хлюпает.
Слева, держась за стену, движется пьяная.
Грязные резиновые сапоги. Застиранное ситцевое платьице.
Она горланит песню, перевирая слова.
И матерится.
Мутные глаза на некотором подобии лица.
Упала. Обматерилась.
Сил встать нет.
Платье задралось, выставляя напоказ огромные рейтузы.
Неимоверно огромные.
Неимоверно нестиранные.
Буркнув что-то себе под нос, она заснула.
У левой стены расположился ряд загаженных писсуаров.
Мальчишка-гомосоциалист выводит на стене надписи.
Скорбя о неутолённой похоти.
Недалеко от писсуаров целая куча буханок и батонов.
Хлеб.
А под ногами хлюпает.
Целая стайка крыс пробежала под ногами.
Наверное, к хлебной куче.
На стене обрывок кумача.
Осталось от большого лозунга.
"Да здравствует…"
В остальной кусок кумача завернулся старик нищий.
Он, сидя прямо на полу, протягивает руку.
А над ним – "Да здравствует…"
Грянул марш.

Я вскочил мокрый от пота, ища кнопку, чтобы угомонить неистовствующий будильник. Наконец, мне удалось справиться с ним. Голова гудела. Как колокол. И ещё неслось: "Кресту поклоняемся…" Только сейчас я начал понимать, что шёл по коридору, не испытывая ни страха, ни отвращения. Мне стало стыдно. Горько, обидно и стыдно. Только сейчас мне стало страшно и противно.


СОН ЧЕТВЁРТЫЙ (спектакль).

     На раскалённом солнцем асфальте, не прикрывая своей наготы, лежал мужчина лет тридцати-тридцати пяти. Его не мучило чувство стыда, ибо ни одно из чувств уже не было ему знакомо. Да, он был мёртв. Да и что ещё может быть с человеком, упавшим из раскрытого окна с высоты седьмого этажа?! Конечно же, смерть. Причём, очевидно, мгновенная, так как на лице его не видно было и тени страха. Улица, никогда не бывавшая многолюдной, теперь вместила в себя порядочную толпу зевак. Прислушавшись к приглушённому говору, можно было услышать много разных предположений об обстоятельствах смерти – одно фантастичнее другого. Кто-то в толпе пытался пошутить, что, мол, это дело рук внезапно вернувшегося из командировки мужа, заставшего любовника в постели жены. Шутка эта не нашла поддержки среди людей, обступивших тело плотным кольцом. Какой-то мужчина, тяжело дыша от быстрой ходьбы, сообщил, что в квартире, из окна которой упал лежащий на асфальте, никто не отзывается. Соседи, уже спустившиеся вниз, сообщили, что этот человек проживал один, что он был замкнут, и ни имени, ни фамилии его никто не знает. Предполагают, что он был художником, так как часто видели его выходившим из подъезда с мольбертом. Так и звали его: художник.
     - Да, это он! – раздался голос, подобный громовому раскату.
     Плотное кольцо медленно расступилось перед идущим человеком. Когда тот оказался возле тела художника, посмотрев внимательно и скорбно, снял с себя длинный багряный плащ и накрыл его. Затем, ни слова не говоря, человек этот пошёл вдоль улицы. Толпа снова сомкнула кольцо, продолжая высказывать свои сожаления и соображения. Почему-то никто не обратил внимания на то, что в тридцатиградусную жару человек этот был в плаще, причём, необычном плаще! Таких огромных накидок, да ещё багряно-кровавого цвета, не носили люди в этом городе. Никто не обратил внимания и на ослепительно белые крылья за спиной владельца багряного плаща. И если бы кто-нибудь оглянулся, то не смог бы не заметить, что он не шёл в полном смысле этого слова. Ноги его не касались асфальта. Человек этот парил над ним, гордо подняв голову. Никто из собравшихся не расслышал слов, прозвучавших всё тем же громовым раскатом, содрогая тишину, слабо нарушаемую приглушённым шёпотом сожаления.
     - Да, это он! Он добился того, чего так страстно желал всю свою жизнь. Он дождался вашего внимания и сочувствия! Хотя, это и стоило ему самого дорогого…
     Когда подъехала машина "Скорой помощи", и доктор, нестарый ещё мужчина с безразличными глазами на холёном лице, откинул плащ, крик изумления прорезал установившуюся тишину. Плотное кольцо распалось.
Кто, пятясь, кто, не оглядываясь, поспешили удалиться с места происшествия. Изумление и страх вызвало то, что под багряной накидкой не оказалось никакого художника. На месте только что распластанного тела лежал, широко раскинув крылья, ослепительно белый голубь, казавшийся ещё более белым и ослепительным на фоне серого асфальта и кроваво-пурпурной ткани.
     Негодуя по поводу ложного вызова, доктор направился к машине, бурча что-то себе под нос. Но всё-таки, "Скорая" не осталась без работы. Санитарам пришлось забрать какую-то женщину, потерявшую сознание от пережитого потрясения.



Часы на камине пробили двенадцать раз.
Ночного Призрака не было.
Вместо него рядом со мной сидели три человека.
Или призрака.
Впрочем, это всё равно.
Господин Фобос.
Госпожа Фортуна.
Господин Авгур.

ФОБОС.   При всей красноречивости повествования, вы, автор, обладаете, на мой взгляд, не совсем здоровым воображением. Это доказывают многие ваши произведения.
Я.   Я всего лишь рисую жизнь такой, какая она есть на самом деле. Больно не моё воображении. Больна жизнь.
ФОБОС.   И всё же… (он обратился к сидящим.) Ваше мнение, господа…
АВГУР.   Я думаю, высказанное вами предположение, как нельзя более полно соответствует истине, господин Фобос.
ФОРТУНА.   Между прочим, вы нетактичны! Среди вас дама, и первое слово нужно было бы предоставить ей!..
АВГУР.   Простите, госпожа Фортуна, но как специалист в области ассоциативного мышления, я посчитал долгом выразить своё, компетентное мнение…
ФОРТУНА.   Во-первых, вы лишь подтвердили мнение господина Фобоса, во-вторых, судьба всё-таки находится в моих руках.
ФОБОС.   Ну, ну, господа, прошу вас не ссориться! Мы с удовольствием выслушаем вас, госпожа Фортуна! Что вы скажете об авторе?
ФОРТУНА.   Во всяком случае, он не из тех, к кому я повернулась бы спиной! Он достоин уважения и участия, но… (Фортуна пристально посмотрела мне в глаза.) Вы не обольщайтесь, сударь! Цена этому такая же,
 как и для вашего художника. Как ни странно, господа, вся эта история – чистая правда.
ФОБОС.   Что ж, если так, мы дадим возможность автору продолжать…
АВГУР.   Но, господа, теперь он знает о нашем существовании!
ФОБОС.    Вот пусть и расскажет о нём! Я не думаю, что его рассказ будет принят более серьёзно, чем бред сумасшедшего.
ФОРТУНА.   Как знать, как знать…
АВГУР.   Снова ваши козни? Что вы придумали на сей раз?
ФОБОС.   Давайте не будем торопить событий, господин Авгур! (Обращаясь ко мне.) Благодарите свою судьбу, милейший!
ФОРТУНА.   Но не забывайте о цене…

     Как бы ни фантастична была история, как бы необычен был сюжет, всё имеет свою последовательность и закономерность. Мне дана возможность продолжать рассказ, поэтому я не хочу быть непоследовательным. Позвольте представить вам тех, кто дал мне возможность продолжать. Кто вообще всем в нашей жизни даёт эту возможность. Можете назвать это бредом сумасшедшего. Я не обижусь. Только, повторяясь, скажу, что я рисую жизнь такой, какая она есть на самом деле. Чем больше вникаешь, тем упорнее напрашивается вывод, что жизнь наша и есть сумасшествие! Итак, позвольте представить вам…
     Председательствующий на тайном собрании или суде, называйте, как  вам будет угодно,- господин Фобос. Существо мистическое, но реально существующее.
ФОБОС.   Говоря откровенно, я благодарен автору за то, что он не забывает о моём существовании. Хотя и под разными именами, я присутствую во всех его творениях. Для тех, кто не знаком с древними мифами, поясняю, что Фобос – значит Страх.
Я.   Стоит ли благодарности! Факт вашего существования не зависит от того, помню я о вас или нет!
ФОБОС.   Вы правы! Но поверьте, приятно, когда о вас помнят… Кстати, именно это и является залогом снисходительного отношения к вам.
Я.   Благодарю вас…
ФОБОС.   Не стоит благодарности. Благодарите Судьбу!
Я.   Госпожа Фортуна. Богиня удачи. Плохо тому, к кому эта прелестная особа повернётся спиной…
ФОРТУНА.   Сегодняшний день, прямо, - день благодарностей…
Я.   За что же вы хотите меня благодарить? В отличие от господина Фобоса,
вы не являетесь постоянным персонажем…
ФОРТУНА.   В вашем воображении, во всяком случае, я довольно симпатична, не смотря на то, что не очень часто благосклонна к вам.
АВГУР.   А я здесь человек посторонний, и потому – самый непоследовательный во всей истории.
Я.   Да, но не лишний! Ведь именно такие, как вы, делают нашу жизнь непонятной, доводя все явления и действия до абсурда. В этом – ваша заслуга!
АВГУР.   Мне хочется лишь напомнить, что Авгур – это человек, делающий вид, что посвящён в какие-то тайны и располагает какими-то сведениями, излагая их мудрёно и непонятно…
Я.   Поэтому вы и здесь! Верно?
АВГУР.   Вернее, я – везде…
Я.   Именно это я и хотел сказать…
ФОБОС.   Ну что ж, используйте данную вам возможность продолжать.
ФОРТУНА.   Только не забывайте о цене…

     Будильник прервал спектакль.
     За окном весело светило утреннее солнце. Настроение было хорошее. Даже унылая моя комната как-то повеселела. Хотелось работать. Мальчик на картине радостно парил в вышине. Как хорошо, когда под рукой есть чистый холст! И есть чего сказать! К сожалению, не всегда это бывает вместе. Сегодня же день выдался поистине счастливым! Увлечённый работой, я не заметил, как наступил вечер. Наверное, всегда счастливые дни проходят незаметно.
     Устало опустился в кресло. Смотря на сырой ещё холст, я вспомнил далёкое детство. Вспомнил ту первую ночь. Наверное, именно тогда всё и началось…
     Мне не спалось. Завтра – мой День рождения. Нет-нет! Уже сегодня, ибо часы пробили полночь! Я смотрел на звёздное небо. Ни одной тучки. Только звёзды! И необъятная даль! Там, в звёздной дали, возникла ещё одна, более яркая, чем все остальные, звёздочка. Я, как заворожённый, смотрел на неё, и увидел, что она растёт, приближаясь ко мне… Звёздочка была всё ближе и ближе. Она росла на глазах. Вскоре, нестерпимо яркий свет наполнил всю комнату. Невольно я закрыл глаза и простоял так некоторое время. А когда открыл их, яркий свет погас. У окна стоял какой-то старик в просторной белой одежде, поверх которой был накинут багряный плащ. Голос его звучал словно гром, но не оглушал, а содрогал всё внутри.
     - Возьми, -  говорил он, протягивая ко мне руку и раскрывая кулак.- Это принесёт тебе счастье. Но помни, что, пользуясь этим, ты должен оставаться самим собой! Ты добрый. Оставайся таким. Если зло затаится в твоей душе,
ты принесёшь несчастья другим. Возьми этот Звёздный камень. Время подскажет тебе, что с ним делать. Только береги его! И береги себя! Камень не должен попасть в руки злого человека! Старик разжал кулак. На протянутой ладони горела маленькая звёздочка, мерцая холодноватым светом. Я осторожно взял её и положил себе на ладонь. Всё внутри наполнилось каким-то непонятным теплом. Снова яркая вспышка света озарила всё вокруг, но я не закрыл глаз, а радостно смотрел на весёлую игру разноцветных лучей, исходивших из Камня на моей ладони. Когда свет померк, старика в комнате уже не было. Только уплывало по ночному небу, туда, в необъятную даль, яркое пятнышко света. Немного более яркое, чем остальные звёзды.
     Когда я проснулся, то почувствовал в своей руке что-то твёрдое. Разжав кулак, я обнаружил маленький, не больше горошины, серый камешек, который, как бы подмигнув мне, на мгновение озарился ярким светом…

     Увлечённый приятными воспоминаниями, я совсем забыл, что приглашён на именины в одну состоятельную семью. Быстро одевшись и прихватив облюбованную именинником одну из картин, я выбрался из дома.

     Важная походка, бархатный голос, безупречно белые рубашки, приправленные галстуками с дорогими заколками, пиджачки и брючки без намёка на складки. Неестественно ярко накрашенные губы, двойные подбородки, пышные груди, прикрытые сверкающей на свету материей, уничтожающий аромат "шанелей" всех номеров. Словом, всё было на месте. Никакого сомнения по поводу состоятельности любого из гостей не было. Важность и положение любой из особ были неоспоримы.
     После третьей рюмки голоса начали утрачивать свою бархатность, речи стали более развязными. После пятой рюмки внешняя оболочка лопнула, выставляя напоказ внутреннее содержание. Куда менее приятное! Помада съедена вместе с закуской, галстуки отклонились от прямого положения. Ничем лица владельцев безукоризненных пиджаков и дорогих пышных грудей не отличались от тех, которые засалены и в помятых косынках. Внешний блеск и внутренняя пустота. Обременённые животами, женщины  пытались плясать вприсядку. С каждой попыткой подол платья задирался всё выше и выше, открывая для обозрения огромных размеров рейтузы, правда, чистые. Мужчины изливали свои познания в живописи, узнав, что подаренная имениннику картина – дело моих рук. Большинство сходилось на том, что все художники давно уже умерли, да и жили они не у нас в стране. Сейчас де остались одни шарлатаны и тунеядцы. Один из ярых сторонников иностранной живописи умерших художников и один из ценителей интеллигентно пристроился лицом в тарелку с салатом. Наверное, он размышлял об искусстве в целом и о живописи в частности. Мне стало нестерпимо противно. Не обращая внимания на замечания критиков, я крепко надрался. Теперь мне были безразличны все выпады и суждения!
     Сославшись на неважное самочувствие, чтобы не обидеть именинника, я испросил прощения и разрешения удалиться. Получив разрешение и бутылку коньяка с собой, я вырвался, наконец, из плена интеллигентности и порядочности в лоно обыденной серости. Прохожих на улице практически не было. Это к лучшему, потому что я был настолько интеллигентным, что ноги отказывались держать моё тело.
     Дома я буквально рухнул на кровать.
     Горел ли камин, и пробили ли двенадцать раз часы – сказать не могу.
     Звонил ли утром будильник – не знаю.
     В изрядно помятой одежде и с не менее помятым лицом я почал презентованную мне бутылку коньяка, проклиная себя, да и всё вокруг!
     Слеза стекала по чистому лицу мальчика.
     Только сейчас я заметил, как он был похож на меня того, кто сжимал в руке Звёздный камень. Мне стало противно. А главное – стыдно и страшно. В голове гудело: "Кресту поклоняемся…"



СОН ПЯТЫЙ.

Часы на камине пробили двенадцать раз.
По стенам комнаты заиграли цветные блики.
Воздух наполнился ароматом роз.
И музыкой.
Вальс.
Нежные переливы музыки.
В бликах света танцующие полупрозрачные девушки.
Они парят в пространстве.
Развеваются лёгкие прозрачные платья.
Посреди комнаты возникает еле уловимое свечение.
Оно растёт на глазах.
Приобретает очертания.
Приобретает плоть.
Передо мной возникает незнакомец.
Легкая прозрачная туника почти не скрывает его тела..
Правильно сложенного.
Как и его лицо.
Словно оживший шедевр скульптора-мастера.
В руке его книга.
Губы неподвижны. Но я понимаю его мысли.
Он посланец из далёких космических миров.
Книга очутилась в моих руках.
Странные цветные иероглифы и значки.
Но смысл понятен мне.
Подняв глаза, я не обнаружил в комнате никого.
И ничего.
Я находился, как бы посреди необъятной звёздной дали.
И я – частица её.
И смысл написанного – смысл моего существа.


     Я проснулся, когда на улице было ещё темно. Чистое звёздное небо было продолжением моего сна. Смысл понятого из Книги прочно засел в моём сознании. Многое из того, что было мне непонятно раньше, стало доступным и близким.
     Ни о каком сне не могло быть и речи! Строчки ложились на бумагу. Звёзды мерцали в вышине, как бы подмигивая мне в знак одобрения.
Необъятная Вселенная.
Тайна.
Вечность.
Люди ищут пути познания её.
И мы видим, как долги и тернисты эти пути.
В процессе Познания человеку открылось Бытие и Существо.
Вселенная – не Хаос.
Это система с чёткими и строгими законами.
Это организм.
Он живёт и развивается по этим законам.
Всё вокруг имеет своё, присущее ему значение.
Всё вокруг существует и развивается.
Переходит из одного состояния в другое.
Видоизменяется и перерождается.
Но никогда не умирает и не исчезает бесследно.
Всё вокруг имеет индивидуальность.
Но является частицей одного большого целого.
Клеткой огромного организма.
Которым правит Великое Нечто.
Оно содержит весь организм в согласии с основным законом.
Законом Бытия.
В основе этого закона лежит Гармония.


Человек познаёт материальный мир.
Но забывает о Духовной Первооснове.
Познав своё Духовное Существо, человек научится управлять своим организмом, исправлять и регулировать его.
Познав себя как Существо Духовное, человек сможет научиться проникать в Тайны Вселенной.
Ибо он сам – частица этой Вселенной.
Духовная Энергия находится в человеке в неразбуженном состоянии.
Поэтому он замкнут только на материальном мире.
Все беды и неудачи пытается объяснить только материальными причинами. Разбудите Духовную Энергию.
Вы почувствуете огромную силу.
С помощью которой возможно управлять всем материальным по своему усмотрению.

Если крепка ваша вера.
А желание искренно.
Вбирайте в себя крупицы Знания.
Сделающего вас счастливым в этом жестоком и прекрасном мире.
В добрый путь!
В путь к самим себе!


     Если крепка ваша вера… Крепка ли моя вера?..
     Я отложил ручку. За окном уже светало. Из сизой дымки пробивались первые неуверенные лучи солнца. Начинал распевку дружный птичий хор под ещё несмелое шуршание дворницких мётел.
     Меня увлёк бессвязный поток мыслей. Всё перемешалось в голове, являя собой первозданный Хаос. Интересно, как из него можно было чего-либо создать? Я почувствовал желание развеяться.
     Не спеша, я брёл по ещё не совсем проснувшемуся городу. Уже начали появляться на улицах первые прохожие, спешившие занять место в транспорте. Спешившие заработать себе на кусок хлеба. И совершенно не спешившие позаботиться о своей духовности.
     Проходя мимо базара, я решил заглянуть туда. Объёмистые обладатели телогреек заботливо суетились, раскладывая свою снедь. Чинно и гордо, как это и подобает жителям юга, возвышались над аккуратными кучками фруктов обладатели греческих профилей и чёрных усов. Среди ржавых гвоздей, старых велосипедных цепей и прочего металлолома восседали завсегдатаи. Заняв все пустующие от фруктов прилавки, расположились старушки в надежде продать то, что ещё не успело сгнить в сарае. Иногда, совершенно неожиданно, примешивались товары посерьёзнее, видимо навязанные младшим поколением этих самых старушек. Примеси были самыми разнообразными. Французская косметика, японские презервативы, английские и сирийские лезвия… Интересно, знают ли эти старушки со своей подвальной бережливостью, для чего многие из этих импортных предметов нужны? У одной из старушек на прилавке лежали книги. Гоголь. Достоевский. Бальзак. Булгаков. Даже – Кант. Всё это рядом с презервативами и полусгнившими сапогами времён Первой мировой. Книгами интересуются. Сколько стоит Булгаков? Сколько стоит Достоевский?.. Действительно, а сколько они стоят? Наверное, смотря как продавать: либо в живом весе, либо на вес по частям…
     Американцы хвалятся своими фильмами ужасов. Миллионами, десятками и сотнями миллионов тратят на съёмку, используя дорогостоящую аппаратуру. А сколько денег платят сценаристам, постановщикам!.. Пустите их к нам! У нас можно всё снимать открытой камерой без дополнительных затрат и усилий. Зато ужасы – самые первоклассные! Такие, что ни одному их сценаристу и не снились!
     Я вернулся домой. Очищения свежим воздухом не получилось. Я решил принять ванну. Раздевшись, погрузился в молчаливую прохладу воды. Долго отмокал. Освежённое водой тело казалось невесомым. Дышалось легко.
     Только тело… В какой бы воде можно вот так же освежить душу, чтобы не обременял её ненужный груз – всякая грязь, мешающая ей парить в вышине? Легко и свободно…
     Никак не мог я забыть своей экскурсии по базару. До самой ночи. А когда часы на камине…


СОН ШЕСТОЙ.

… пробили двенадцать раз.
Огромный зал с низкими тяжёлыми сводами.
Ни входа, ни выхода.
Серые стены и потолок сдавливают со всех сторон.
Вокруг полно народа.
Пространство наполнено тусклым безжизненным светом.
И жутким гулом толпы.
Длинные ряды прилавков.
Я хожу между ними и наблюдаю.
Я хочу уйти.
Выхода нет.
Что-то неопределённое носится под сводами.
Я не могу разглядеть.
Под ногами хлюпает жижа из полусгнивших овощей и фруктов.
Меня мутит от дурного запаха.
В стороне гадает старая цыганка.
Предсказывает судьбу.
Не забывая прикинуть, сколько можно выудить денег.
В зависимости от судьбы.
И содержимого кармана.
У мясного ряда неистово машет топором мясник.
С лицом профессионального палача.
Ему еле успевают подносить туши.
Которые в мгновение ока разлетаются на куски.
Кровь брызжет во все стороны.
Заливая стены.
И самого мясника.
Он – профессионал!
С заплывшими от жира глазами.
Откуда рядом с ним взялась маленькая девочка?
Она протянула ручку в сторону мясника.
Он машет топором неистово.
Даже крик девочки не отрезвил его.
Он профессионал.
Одной рукой поправил неудобно расположенную жертву.
Кровь по стенам.
Куски.
Снова туша свиньи.
Куски.
Кровь.
Куски.
Он знает своё дело.
Мать девочки тяжело вздыхает.
С озабоченным видом собирает куски.
Куски своей дочери.
В толпе ходит женщина.
В максимально короткой юбке.
С максимальным слоем косметики на некогда симпатичном лице.
Она ничего не продаёт.
Она продаётся.
Не предлагая, а навязывая себя.
Видно, плохой спрос.
Янтарный виноград остаётся невостребованным.
Аппетитно, но дорого.
В туалете нестерпимая вонь.
Похотливые росписи на стенах.
Мальчишка украдкой подглядывает за рядом стоящим сверстником.
Тот замечает это, и что-то шепчет ему.
С трудом, справляясь с брюками, они уходят вместе.
Со стеснением и радостью на влажных от вожделения глазах.
Ровные кучки огромных груш.
Крупная продавщица достаёт из грязной бочки крупную сельдь.
Опуская по локоть руки в рассол.
Бросает сельдь на весы.
Обдавая рассолом покупателей.
И свой, прикрытый полиэтиленом, живот.
Рядом, лицом в жиже, спит пьяный.
Кто-то спотыкается об его бесчувственное тело.
Кто-то наступает на его руку.
Старая цыганка предсказывает судьбу.
Мясник неистово машет топором.
Пожинает судьбы.
Грязь.
Кровь.
Вонь.
Куски.
Проститутки.
Пьяные.
Селёдка.
Кровь.
Вонь.
Судьбы.
Куски…
А над одним из рядов в вышине – транспарант.
"Великому народу – слава!"

     Я еле успел добежать до туалета. Меня тошнило. Из комнаты доносился звон будильника. Так противно он ещё никогда не трезвонил. Нагло и издевательски. Я вспомнил о начатой презентованной бутылке коньяка. Сейчас – это было то, что нужно! Для успокоения души. Да и тела.
     Сидя за коньяком, раскрыл газету. Уж и не помню какую. Нет, госпожа Фортуна надо мной определённо издевается!.. Попалась на глаза статья об Андрее Тарковском.
     "…Тарковский был одним из немногих, кто сумел утвердить перед всем миром самобытность и приоритет человеческой личности на фоне всего, что её нивелирует и принижает. Ибо личность – вне меняющейся моды, и только она способна… нести свет подлинной духовности и высокой художественности. Только она остаётся равной самой себе, проходя сквозь шум времени и его противоречия." (АПН).
     Эх, Андрей Арсеньевич! Где же взять столько сил и воли, чтобы среди этого шума, среди всего дерьма отыскать личность, достойную утверждения? Да и сами мы – далеко не святы! Хотя, не всегда по своей воле. Какой же талант нужен, чтобы так возлюбить эту личность, или хотя бы найти её среди всех противоречий?!.
     Возбуждённый статьёй, а больше – коньяком, я решил отправиться на поиски личности. Блуждая по городу, я заметил, что личности попадаются, но утверждать их не надо. Они сами кого хочешь утвердят! А скорее, уничтожат…
     Кончились сигареты. Зашёл в магазин. Вернее, меня туда протолкнули. Толчея у штучного отдела говорила о том, что рабочий день закончился, наступило время отдыха. Культурного отдыха. С выходом на лоно природы, духовным общением, разбором вопросов политической жизни в стране и в мире, с жарким выяснением уважения друг к другу. Предвкушая интересный разговор, участники общения возбуждены до такой степени, что налицо нервная дрожь в руках. Они полны решимости, и будут защищать это своё право!
     Женщины – все в заботах о домашнем очаге. Судя по сумкам в их натруженных руках, очаге очень большом! Они грудью встают на его защиту. Сметая всех и вся на своём праведном пути.
     Невдалеке от штучного стоит компания молодых ребятишек. Они живо обсуждают какую-то проблему, очень их волнующую. Отфильтровав от их речи процентов семьдесят пять-восемьдесят прилагательных и дополнений в виде отборнейшей матерщины, я понял, что в связи с недостачей лет эдак семи-восьми до положенного возраста – двадцати одного года – продавец никак не хочет их внимательно выслушать. Тем более, понять. А им никак нельзя сегодня остаться с пустыми руками! Горит ярким пламенем вечеринка, посвящённая Дню рождения Паоло Веронезе, венецианского живописца эпохи позднего Возрождения, или годовщине образования Бурятской АССР, а может, Международному Дню защиты детей! На вечеринке обязательно будут дамы сердца. Или чего пониже. Кто чем любит. Впрочем, парнишки в грязь лицом не упадут: какой-то бойкий мужчина уже покупает для них спиртное…  Я поймал себя на том, что стою в очереди за тем же, чего не хватает молодёжи, чтобы не ударить в грязь лицом… А в очереди этой мы все одинаковы! Я решил не бередить душу, потому и так на ней было пакостно и грязно. Единственное, что я для себя ещё раз отметил, это постоянное столкновение с шумом времени и его противоречиями. Прямо хоть из дома не выходи!



СОН СЕДЬМОЙ.

К вечеру пошёл дождь.
Лил как из ведра.
На улице холодно и сыро.
В комнате уютно и тепло.
Горит растопленный камин.
Вдруг часы начинают бить.
Полночь.
Меня почему-то начал одолевать непонятный страх.
Двенадцатый удар.
Мягкие шаги.
Знакомые.
Призрак вошёл молча.
Долго сидел, не издав ни звука.
Я боялся первым задавать вопросы.
Возникла музыка.
Всё кругом наполнилось тревогой и болью.
Призрак протянул руку вперёд.
Разжал кулак.
На ладони вспыхнула маленькая искорка света.
Она росла.
Яркая вспышка.
Я невольно зажмурился.
Грянул хор.
"Кресту поклоняемся, Спаситель. Воскресение Твоё славим."
Я открыл глаза.
Бескрайняя равнина.
Невдалеке стоит Храм.
Купола его поднимаются к свинцово-чёрным тучам.
У входа на паперти сидит мальчик.
Совершенно нагой.
Он плачет.
Две огромные крысы лакают из лужицы возле его ног.
Из лужицы крови.
Я подошёл ближе.
Крысы, испепелив меня ненавидящим взглядом, нехотя удалились.
Вместо лужицы крови на земле оказалась красная роза.
Я поднял её.
Она источала удивительный аромат.
Я протянул её мальчику.
Он обрадовано взял цветок и легко взмыл вверх.
На небе не осталось и следа тучи.
Исчез Храм.
На его месте вырос огромный мрачный дворец.
Я вошёл во внутренний двор.
Забитый народом.
Понтий Пилат тяжело поднялся с трона.
У всех на глазах он умыл руки свои.
Стражники освободили Варавву.
Народ ликовал.
Понтий Пилат подал знак.
Процессия двинулась к Голгофе.
Несмотря на перенесённые пытки и истязания, Христос шёл, гордо подняв голову.
Сзади нёс его крест Симон.
Народ ликует.
Ударил гром.
На мгновение всё вокруг погрузилось во тьму.
Тьма рассеялась.
На месте Храма – огромное бревно, поставленное вертикально.
Как для рубки мяса.
Мясник в безукоризненном костюме.
Галстук.
Неистово машет топором.
Он – профессионал!
Огромная очередь нагих людей.
С безразличным взглядом.
Подгоняемая вихрастым обладателем будёновки.
С огромной звездой цвета крови.
Идут люди, подчиняясь кнуту в руке у вихрастого.
Лезвие топора сверкает в лучах заходящего солнца.
Кровь.
Куски.
Крысы.
Нескончаемым потоком.

     Я проснулся совершенно разбитый и помятый. Гудело в голове: "Кресту поклоняемся…" Будильник молчал. Я забыл его завести. На улице шёл дождь. На окне стояла хрустальная ваза с большой красной розой. Она не гармонировала с облезлыми стенами комнаты, но я поспешил переставить её на стол, чтобы снова не собирать осколки.
     Не было никаких сил.
     Я устал.
     Как же я устал!..
     Хорошо, что идёт дождь, и мне не придётся выходить на улицу.
     Сегодня мне не хочется ничего.
     Я подошёл к картине. Мальчик плакал, протягивая ко мне руки. Неспокойно заколотилось сердце. Я отпрянул от картины. Взгляд мой упал на стол. Я обомлел.
     Вместо вазы с розой на столе лежал маленький серый камешек. Как бы подмигнув мне, он на мгновение озарился ярким светом. Я осторожно взял камешек в руку. Приятное тепло разлилось по всему телу. От усталости не осталось и следа!
     Снова яркая вспышка света озарила всё вокруг, но я не закрыл глаз, а радостно смотрел на весёлую игру разноцветных лучей, исходивших из камня на моей ладони…
     Раздалось громкое: "Кресту поклоняемся…"
     А потом: "Но не забывайте о цене…"


БЕСКОНЕЧНАЯ ВЕРЕНИЦА СНОВ.

Часы на камине пробили…
В камине веселилось пламя…

1990 г.