Живи, Марта! Живи!

  Девочке, искалеченной жизнью, обладающей огромным сердцем и бездонной душой,  чудом ставшей матерью, и памяти ее отца, посвящается.




- Привет, Лидочка! Что-то ты сегодня рано. Хочется поскорее заступить в смену?
- Салют, Светик! Да вот спалось мне сегодня плохо. Всю ночь вертелась, так что даже не поняла,  спала ли вообще. Девочка наша, Марта, из головы у меня не идет. Ее ведь вчера должны были кесарить? Как прошло?
Акушерка Света отставила стакан с чаем, которым неспешно наслаждалась до прихода Лиды, тяжело выдохнула, смахнула набежавшую слезу и ответила:
-Ах, Лидусик… Сделали вчера нашей Марточке операцию. Девчушку вынули из нее весом 1740 и ростом 42см. Хорошая малышка, крепенькая, красавица. Лежит под аппаратом, сама не дышит еще конечно. За ребенка можно не переживать, выживет. А вот ее мама..
- Что ее мама??? – взволнованно выкрикнула акушерка Лида, заподозрив худшее.
- Вот ведь не ожидал никто. Анализы все хорошие были, сердечко у нее крепенькое… А во время операции крепенькое сердечко подвело, остановилось. Еле откачали ее, думали прямо в операционной дух испустит… Лежит сейчас в реанимации, сама не дышит, в коме. Скоро сутки после операции, а вот в себя не приходит, - тихо, с тоскою в голосе говорила Света, нервно теребя пуговицу своего халатика.
- Ба… - Лида всплеснула руками, медленно опустилась на стул рядом с коллегой. Сердце в груди болезненно сжалось.
- Как же так, Светочка? Кто бы мог подумать… А главный,  Потемин,  что?
- А что Потемин… Вечером домой не пошел, всю ночь тут возле Марты дежурил. Помрет, говорит, деваха, не выживет… А сам возле кровати ее стоит и шепчет: «Живи, Марта! Живи!».
- Даааа… Неужто и правда помрет? А ведь ей всего 25… И личико такое красивое… Не хочется мне в это верить, Светочка. Я за нее молиться буду, - не  вытирая обгонявшие друг друга слезы, шептала Лида.
- И я, - так же сквозь слезы прошептала Света. – Мы тут все за нее молимся. Всю ночь…
Женщины минут пять сидели молча, объятые взаимной печалью и  жалостью к незнакомой девочке со скомканной судьбой. Не было у них еще такого за всю историю роддома. Долго здесь ее будут вспоминать.
- Я пойду, взгляну на нее, - поднявшись со стула, сказала Лида.
- Я с тобой, - ответила Света.


****
Этого дня Марта ждала ровно так же, как и боялась. В звонкой ночной тиши роддомовской палаты, она с нетерпением ждала утра, часа, когда ее поведут на операцию. Дышать было тяжело. То и дело приходилось хвататься за маску с кислородом, которого так не хватало последний месяц. Ворочаясь с одного бока на другой, она нежно гладила свой животик, мысленно упрашивая дочурку сильно не пинаться. Каждое движение ребенка в утробе, отдавалось тупой болью в спине и низу живота, давило на зажатые легкие. Маленькая жизнь, зачатая чудом, такая желанная, за 30 с небольшим недель  причинила своей матери немало страданий. Но Марта мужественно их переносила. Этот ребенок был ее маячком, ее светом, единственным желанием жить.

Когда Марта внезапно забеременела, не было ни одного врача, который бы не уговаривал ее идти на аборт.
- Девушка, не порите горячку! Вы не сможете выносить ребенка и до 20ти недель. И сами умрете. Поймите, вы не обычная женщина, плоду негде в вас расти. Мне вас жаль, но вы никогда не станете матерью. Смиритесь с этим и идите на аборт, - твердили ей городские светила акушерства и гинекологии.

Но Марта никого не слушала. Решив идти ва-банк, она заставила врачей примириться с ее решением. Сошлись на том, что девушка будет вынашивать своего ребенка, покуда сможет, и покуда он будет расти. А потом будут делать кесарево. За жизнь ее и ребенка никто не брал ответственности. Марте не оставалось ничего, как согласиться. Первые три месяца она беременность свою не ощущала. Потом, по мере роста плода, начались проблемы. Появилась отдышка, стало тяжело ходить, спина ныла и болела, вечно мучила изжога и бессонница. Девушка все это преодолевала с трудом, но с радостью. Она верила в счастливый конец, в чудо. Да и терять в этой жизни ей было нечего. А за мечту, которая еще к тому же может сбыться, не жалко умереть. И чудо случилось. Прогнозы врачей не сбылись. Марта, под неусыпным наблюдением врачей всех направлений, смогла доносить своего ребенка до 30-ти недель. Смогла бы и дальше, скрипя зубами. Но ребенок перестал расти, места в утробе матери ему не хватало. Из деревни, где жила Марта со своим мальчиком, 16-ти летним отцом ребенка, увезли ее на скорой в город, в перинатальный центр. Там дней 5 обследовали, проникнувшись за это время состраданием к Мартиной судьбе. И, наконец, назначили день операции. За жизнь будущей мамы врачи не боялись. Казалось, ничто не могло помешать ей перенести эту операцию. Ребенок тоже не внушал опасений. Переживала лишь Марта. Не за себя. За ребенка. Она, конечно, знала, что семимесячные выживают, но мало ли что…

Наконец, вместе с ожившим коридором отделения патологии, наступило утро. Марта, практически не спавшая всю ночь, чувствовала себя бодрячком. В сердце не было тревоги. Заботливые врачи и акушерки сумели приглушить ее опасения за дочь. Теперь она с трепетом ждала операции и думала лишь о том, как очнется и увидит долгожданного ребенка.

В палату, скрипнув дверью, вошла акушерка с поста. На цыпочках, чтобы не будить соседку , она подошла к Марте.
- Доброе утро, милая девочка! Как себя чувствуешь? – улыбаясь, шепнула акушерка будущей маме.
Марта заулыбалась, приподнялась на постели, готовая тут же бежать на операцию.
- Спасибо, хорошо. Пора?
- Ты сейчас тихонечко к посту подойди. Надо измерить температуру и давление. А потом отправимся с тобой на третий. Сам главврач тебя будет кесарить. Волнуешься?
- Немного.
- Ну, я жду.
Акушерка скрылась за дверью. Марта быстренько накинула халат, сунула ноги в шлепанцы и пошла на акушерский пост. Потом ее проводили на третий этаж, где быстренько подготовили к операции. Последние волнения ушли, когда девушка услышала ласковый голос анестезиолога:
- Сейчас ты уснешь…

Марту подхватило пушистое облако, окутало ее тело в своих объятиях, украло ее сознание. Перед глазами пронеслись какие-то яркие лампы, приглушенные, доносились до слуха чьи-то голоса, что-то холодное приятно кольнуло внизу живота. Облако качнулось и куда-то понесло, бережно поддерживая тело девушки. Вдруг Марта выпала из облака, лампы померкли, голоса замолкли. Появившаяся чернота слилась с девушкой воедино, стала ею. Девушке стало хорошо, как никогда в жизни. Не было ни тела, ни мыслей, ни звука. Это был блаженный отдых в мире, где нет ничего.

- Марта.. Марта! – донеслось внезапно до слуха девушки откуда-то издалека.
- Марта! Марта! – взывал голос, оказавшийся теперь ближе.

Из черноты уходить ужасно не хотелось. Но голос был так знаком… Неужели это… Неимоверными усилиями Марта раскрыла глаза. Девушка лежала на роддомовской кровати. Неестественная белизна постельного белья слепила, заставляя щуриться от боли. Наконец, глаза привыкли, и Марта смогла рассмотреть комнату, в которой она очутилась. Вокруг царил полумрак. На себе девушка увидела одноразовую сорочку, которую ей выдали до операции. Ужасная слабость сковала тело, внизу живота пульсировала боль, на грудную клетку будто что-то давило. Дышать было тяжело. В комнате больше ничего не было. Только рядом с кроватью стоял стул. На нем сидел мужчина  средних лет.
- Папа? – еле ворочая окаменевшим языком, произнесла Марта.
- Да, моя родная… - ответил мужчина, касаясь руки девушки. Прикосновение оказалось ледяным, но приятным.
- Но ты же умер, папочка. Где я? Тоже умерла? – медленно, с остановками, без всякой интонации сказала Марта.
- Нет, дочь, ты не умерла.
- Ты мне снишься?
- Можно и так сказать, девочка моя.
Марта вдруг вспомнила, что была беременна, и что сегодня ей делали операцию.
- Папа, у меня ведь сегодня дочка родилась. Где она? Почему я здесь? Почему со мной ты? Я умираю?
- За дочку не волнуйся. Ты подарила мне чудесную внучку! Жаль, что я не смог увидеть ее при жизни…
Мужчина замолчал, глотая ком в горле. Перевел дыхание  и продолжил:
- Я пришел, чтобы дать тебе сил вернуться обратно. Боюсь только, их не хватит…
Марта почувствовала, как глаза застилает пелена, размывая папин силуэт.
- Так значит я умираю… - тихо произнесла она, прикрыв веки. Две горячие слезы скатились по холодным щекам.
Папа не ответил. Он опустил взгляд и сильнее сжал руку дочери.
- Папа, но я хочу жить! Там, в мире живых, у меня теперь есть ребенок…
- Марта, доченька моя, я тоже хочу, чтобы ты жила!
- Папа, помоги мне!
Мужчина был готов зарыдать.
- Это не в моих силах…
Девушка почувствовала, как слабость начала превращаться в тяжесть. Тело словно наливалось свинцом. От этой тяжести еще больше болело внизу живота, начала ныть спина. Марта плакала, не сдерживая слез. Отец молчал, по-прежнему держа дочь за руку.

- Папа, почему я такая? Чем я хуже других?  Почему одним даны красота и здоровье, а другим нет?
- Я не знаю, доченька.
Мужчина горько вздохнул, погладил дочь по голове, провел ледяной ладонью по ее лицу, затем поцеловал ее в лоб, по-отечески, как это делал раньше, при жизни.
- Ты родилась крепкой, здоровой девочкой. Быстро росла и развивалась. Мы с мамой нарадоваться не могли. Ты опережала сверстников. Все завидовали, что наша дочь быстрее всех пошла, начала разговаривать, научилась собирать пирамидки, любые логические игры давались тебе так легко. Ты была нашей гордостью. Тебя любили все. Насекомые, животные, люди, дети. И ты любила их. В твоем сердце было столько нежности! А потом, когда тебе исполнилось 6, ты вдруг почти перестала расти, похудела, словно тебя что-то сушило изнутри. Начались какие-то проблемы со спиной. Позвоночник искривился, на левой части спины начало что-то расти. Мы с мамой таскали тебя по врачам, даже в Москву возили. Ты постоянно лежала в больницах. Тебя осматривали ортопеды и хирурги. Никто не смог остановить страшные изменения в твоем теле. У тебя вырос горб. Мы скрывали его под широкими кофтами. Ты носила их даже летом, не снимая. В 12 лет ты перестала расти окончательно. Потом был диагноз – ты никогда не сможешь иметь детей. Мама твоя начала пить и гулять. Потом и вовсе бросила нас с тобой. Марта, ты ее прости, не держи в себе зло.
Девушка тихо плакала. Почему? За что такое случилось с ней?
- Папа, продолжай, расскажи мне про меня все, - попросила она. – Я хочу увидеть себя со стороны.
- Хорошо, доченька. Итак, твоя мама ушла. Ты не стала о ней горевать. Когда она запила, ты сразу от нее отдалилась. Удивительно, как тонко дети читают взрослые души… Я наблюдал, как ты взрослела. Твоими друзьями были дети младше тебя. Они были одинакового с тобой роста, твоего недостатка они не замечали. Сверстники тебя не обижали, но и не уважали. Ты это чувствовала и не пыталась с ними подружиться. Я горевал, в тайне от тебя плакал по ночам… Я не знал, какое будущее тебя ждет. Однажды  тебя обидел городской мальчик. Тебе тогда было 14. Он назвал тебя уродом с красивым личиком. Ты убежала к реке и не увидела, как твои друзья закидали этого мальчишку камнями… А я пошел искать тебя. Помнишь? Ты тогда в первый раз подумала о самоубийстве… С того дня ты изменилась. В твоих глазах появились печаль и боль. Словно только-только узнала о своем несовершенстве. Я гадал, о чем ты думаешь. А ты стала такой замкнутой… По ночам тебе стали сниться кошмары. Ты кричала во сне, а я прибегал тебя утешать. А когда ты засыпала, я плакал от бессилия… Ведь я ничем не мог тебе помочь… Так прошел еще год. Твои друзья повзрослели и начали пить. Ты тоже. Вместе с ними. Я не ругал тебя, потому что боялся твоих эмоциональных вспышек. Я боялся, что ты опять убежишь на реку… Но ты и без этого убежала, когда понравившийся тебе мальчик не ответил тебе взаимностью. Тогда ты первый раз порезала себе вены.
Отец взял в свою руку левую руку дочери. Он провел ладонью по грубым шрамам на запястье.
- Марта, почему ты не думала тогда обо мне? Ты ведь знала, что я люблю тебя, и буду страдать, если тебя не станет…
Девушка опустила опухшие от слез веки. Ни к чему лукавить. И она ответила то, что думала.
- Папа, наверное, потому, что тех, кто нас любит, всегда недостаточно… Но говори же дальше, папочка.
- В тот раз порезы оказались неглубокими и неопасными. Ты сама вернулась домой, истекая кровью. Молча прошла мимо меня, достала аптечку и попросила меня обработать раны. Я все понял, но ни о чем не стал спрашивать. Весь вечер ты просидела в своей комнате и писала дневник, который я тайком читал… Прости, я не мог иначе. Оттуда же я узнал о твоей самой сокровенной мечте – когда-нибудь стать матерью, ведь ты так любила детей! В течение трех последних лет моей жизни, ты вела такую жизнь, о которой мне стыдно говорить. Ты уподобилась своей матери. Соседи судачили о том, с кем ты веселилась  в нашем летнем домике в ту или иную ночь. Больше всего их удивляло то, что желающие обладать тобой  находились… Они все были младше тебя на несколько лет. То были мальчишки, которые только начинали жить. Им не нужна была ты, им нужен был материал.. Ты все это знала и страдала. И писала свой дневник, где я прочел столько признаний в безнадежной любви. Страницы твоей тетради пахли твоими слезами. Я не видел ни одной из них, где бы не было жирно выведено слово «УРОД». Знаешь, мне самому хотелось повеситься. Но я жил. Ради тебя. Снова и снова ходил искать тебя на реку. Я всегда чувствовал, когда это нужно было сделать. И ведь пару раз мне удалось спасти твою жизнь. Когда я умер, ты запила еще больше. В нашем доме побывали все мальчишки ближайших деревень. Нет, мне не противно, дочка. Мне больно. Но  я никогда тебя не осуждал, не делаю этого и сейчас. Я был рад, когда появился твой Владик. Он хороший мальчик. Пусть ему всего 16. И не то, чтобы он тебя любил. Но он тебя не бросит. А самое главное, с ним ты перестала пить и гулять, и резать себе вены. Каким-то чудом забеременела. И после всего этого ты должна умереть? Нет, малыш, я знаю, ты будешь жить!

Отец зарыдал, не в силах больше продолжать свою речь и сдерживать слезы. Марте очень хотелось сейчас встать, обнять его. Как в детстве, сесть к нему на колени, поместиться там целиком и спрятаться ото всего мира, почувствовать себя защищенной. Но девушка не могла пошевелить и пальцем. Чудовищная тяжесть сдавила тело, казалось, под такой тяжестью не выдержит кровать. И Марта, неведомой силой притягиваемая куда-то вниз, наконец, рухнет неизвестно куда… Не в силах больше ни плакать, ни думать, ни сострадать, девушка закрыла глаза.

- Марта! – снова позвал кто-то женским голосом.
Глаза повиновались голосу, тяжелые, как и все тело, они еле раскрылись. Отца не было. На его месте сидела женщина в черном. Невозможно было угадать ее возраст. То ли это старуха, хорошо сохранившаяся, то ли женщина средних лет, преждевременно постаревшая.Ее черные волосы падали беспорядочными космами на черное одеяние, похожее на платье. Бледная, почти белая кожа, резко оттенялась на фоне черной одежды.
- Кто вы? – спросила Марта. Голос ее шел откуда-то изнутри. Язык же движению уже не повиновался.
- Я – смерть. Как ты уже догадалась, за тобой пришла.
Марта не почувствовала страха. Только тяжесть в теле стала еще невыносимее.
- Я хочу жить! Уходи! – крикнул голос из глубины девушки.
Смерть презрительно ухмыльнулась.
- Давно ли в тебе проснулось такое желание?
- У меня теперь есть дочь. Не трогай меня. Я нужна своей малышке! – воскликнул все тот же голос изнутри.
- Когда ты пыталась покончить с собой, у тебя был отец, и ты была ему нужна, но ты о нем не подумала. Ты звала меня, ну-ка вспомни сколько раз? Хорошо, я напомню. Семь раз ты резала вены, два раза глотала таблетки. Я убегала от тебя, я не хотела тебя забирать, но ты девчонка настырная. И вот я здесь.
- Нет, пожалуйста, только не сейчас! Я правда так хочу жить! Как никогда! Дайте мне шанс все исправить! – взмолил голос.

- Я бы рада тебе помочь, да и забирать тебя не хочу. Но на этот раз все серьезно, детка. Это приказ свыше. Ты должна покинуть землю.

У Марты закружилась голова. Притяжение снизу усилилось вдвое. Тело превратилось в боль. Девушка застонала. Голос изнутри не собирался сдаваться.
- Неужели ничего нельзя сделать? Ну что же вы такая бессердечная! Я жить хочу! Жить!
- Во-первых, детка, не забывай, что я – Смерть. Сердца у меня нет. Я – палач. А свыше отдают приказы. Мне жаль тебя. Да и ребенка твоего жаль. Ох, видимо все-таки сердце, какое-никакое, есть и у меня. Вот, допустим, отпущу я тебя. Проживешь ты годок-второй, а потом мальчишка твой тебя бросит, и ты снова пойдешь вены резать. Зачем же тогда оттягивать момент? А мне еще и сверху попадется. Если и отпущу тебя, то не просто так, Марточка.

- Отпусти! Умоляю! Я не буду вены резать! И пить не буду! Дай мне лишь пожить ради дочери, увидеть ее улыбку! – плача, молил голос.
Смерть почесала свою черную шевелюру, задумалась.
- Как девчонку-то назвать хотела?
- Валерия или Александра, - был ответ.
- Валерия мне не нравится. Дурацкое имя.
Марта снова застонала. Притяжение опять усилилось…

****
Лида и Света стояли возле кровати безжизненно лежавшей Марты. Ее кожа была бледна. Лишь ярким пламенем горели губы.
- Какая она красивая…- со слезами в голосе сказала Лида.
- И дочка такая же красавица, - добавила Света.
Акушерки еще немного постояли у постели девушки. Они молились. Искренне, пламенно. Так молятся, когда теряют надежду.
Женщины собрались было уйти, как вдруг Лида схватила Свету за руку и прошептала:
- Смотри. Она открывает глаза или мне кажется?
- Лида! Лидочка! Ура! – так же шепотом воскликнула Света. – Наша Марта приходит в себя! Тебе не кажется! Бог нас услышал!
Акушерки засияли, подбежали к кровати. Марта вяло смотрела на них снизу вверх. Света попробовала снять маску с ее лица.
- Лида, дышит!
Женщины ласково улыбнулись очнувшейся девушке.
- С возвращением, новоиспеченная мамочка! – ласково сказала Лида, взяв Марту за руку.
В глазах вернувшейся заплясал живительный огонек
- Александра. Я назову ее Александра…- чуть слышно шепнула она…




На фото - Марта