Микки

Сегодня у Микки день рождения. Я подарил ей светло-голубой шарф с оленями. Такой старинный. Я откопал его в старом подвале. От него пахло плесенью и временем. Я знал, что Микки нравятся такие вещи. Она вообще любила все странное.
Поэтому я выкопал этот шарф из-под груды старых потрепанных книг, и, не стирая, намотал ей на шею, пробубнив что-то вроде: «будь хорошей»
Она вся засияла. На щеках появился румянец, а глаза сверкали, будто я признался ей в большой и чистой любви.
Но я не собирался этого делать. Не в моих правилах. Да и время еще не пришло, чтобы говорить ей что-то большее.
Должна была пройти вечность, а прошло всего семь лет.

Микки присела на край тахты. Я закурил, выпуская дым в сторону окна. Микки ненавидела мои сигареты и их запах. Наверное, поэтому я курил, лишь из-за ее ненависти.
Мне нравилось все то, что Микки так ненавидела. И мне нравилась ее реакция на то, что я делал. Было видно, как она вся изматывается. Вот-вот из нее были готовы политься потоки грязных ругательств, но она просто с трясущимися руками уходила на кухню и варила кофе.

Она всегда так делала, когда из нее вываливалась злость. И чаще всего у нас на кухне стояла куча недопитых кружек с остывшей буро-коричневой жидкостью.
Я любил ее кофе, пропитавшийся ненавистью, но я просто не мог пить его в таких количествах.

В этот раз Микки почему-то не ушла в другую комнату. Она просто сидела на краю тахты, задумавшись о чем-то. Не докурив, я потушил сигарету об стол, и лег рядом с ней. Она продолжала поглаживать шарф.
Мне даже показалось, что она не дышит.

На самом деле я любил Микки. Любил криво и временами.
Если я любил ее – она вся изнутри светилась счастьем, а если не любил, то я заставлял ее ненавидеть меня, потому что это доставляло удовольствие и некую эйфорию.

Сегодня я ее любил, и она это чувствовала. Чувствовала, когда поглаживала край посеревшего от времени шарфа.
В те дни, когда я любил Микки, мы всегда по утрам ходили в книжный, и подолгу прогуливались мимо стеллажей, выбирая друг другу книги. Потом шли в алкогольный магазин  и покупали бутылочку хорошего вина.
Я никогда не спорил с ее вкусами, касаемо спиртных благородных напитков. Она спокойно заходила в магазин, закрывала глаза и глубоко вдыхала, проникаясь ароматам вина и вермута.
Продавец, странно на нее поглядывая, всегда спрашивал, не нужна ли помощь. Я отвечал за нее, что она сама выберет. И вот Микки, открывая глаза, шла по тому, или иному маршруту, подходила к стеллажам, и легонько проводила по донышкам бутылок кончиками пальцев. Вскоре, ее пальцы замирали на бутылке французского бордо с тридцатилетней выдержкой, или совсем нового итальянского вкуса, и с чувством выполненного долга подходила к кассе, где ее ждал удивленный продавец.
Еще бы! Девушка, совсем не разбирающаяся в спиртных напитках, на ощупь выбрала прекрасное вино. Мы оплачивали покупку и приходили на телебашню.

Поднявшись на самый верх, мы откупоривали вино, и пили прямо из бутылки, смотря на вечерний Город. Микки была счастлива.
Посидев там, мы возвращались домой, и занимались любовью. Возможно даже три дня подряд.
И она светилась, как наша ужасная «больничная» лампа в коридоре.

Но в те дни, когда я ее не любил, я вставал около трех часов дня, шел на кухню, выпивал чашку ужасно сваренного кофе, курил , кричал на нее просто так, и уходил в магазин.
Покупая там пиво и суши, я возвращался домой. Мы в молчании ели, потом пили дешевое пиво. Иногда даже очень много.
Я снова накуривался, а она шла в ванную, включала в воду и плакала.
Ночью я уходил в какой-нибудь кабак, и просаживал там деньги на дерьмовое сакэ. Возвращаясь домой, я уходил от Микки в другую комнату и засыпал. А иногда и не приходил.
А Микки готовила кофе, заливая им все имеющиеся в доме чашки.

Сегодня, впервые за семь лет я сделал ей подарок – старый, пахнущий сыростью шарф.
Но Микки не светилась так, как в те дни, когда я ее любил.
Я попросил ее раздеться, и заняться со мной любовью. Она сняла с себя все, кроме шарфа с оленями. Но мне было плевать. Закончив, я ушел в магазин за обедом.

Взяв бутылку какого-то дешевого пойла, я сел на скамейку и выкурил пару сигарет.
Покончив с этим, я зашел в ювелирный магазин и выбрал серебряное кольцо для Микки.
Внезапно, мне захотелось, чтобы она стала моей женой. Я хотел сказать ей: «жена, сходи в аптеку». Мне хотелось рассказать продавцу в винном магазине, что она моя жена.
Внезапно, мне просто захотелось поцеловать ее.
Сегодня, в октябре, я любил Микки…

Вернувшись домой, я раскрыл в ладони черную коробочку с кольцом, и вошел в комнату.
В голове что-то стукнуло, а кольцо выпало из моей руки.
Микки повесилась на этом гребанном шарфе с оленями.