Ностальгия из цикла Сполохи

НОСТАЛЬГИЯ. К ВОПРОСУ О ДЕМОКРАТИИ
Мне вновь отказали в бельгийской визе. Хотя бывал в Бельгии и почти во всех странах Европы десятки раз. Отказали без какой бы то ни было видимой причины и объяснений, те самые бельгийцы, столь рьяно ратующие за демократию. (На самом-то деле причина была известна: подсуетились имеющие связи в посольстве конкуренты, зарабатывающие на консалтинге, а по-русски говоря, сводничестве российских бизнесменов с бельгийскими и убоявшихся, что наше недавно учреждённое Российское отделение Европейского Клуба охотников Ордена святого Юбера откусит у них часть пирога, хотя мы об этом даже не помышляли.) И с ностальгией я вспомнил, как мне отказывал в советские времена (за антисоветчину по пьянке и амурные похождения со студентками из капстран) КГБ через выездной отдел ЦК КПСС или Спорткомитет СССР. «Ваш выезд в Колумбию (Испанию, Индию, Мексику), Сергей Алексеевич, - вежливо, можно сказать даже уважительно отвечали мне по телефону, - сочли нецелесообразным и несвоевременным. Да и чего вам там делать, в этой Колумбии? У нас такая большая страна». «И правда, - думал я, кладя трубку. – Чего мне там делать?» И иногда, приняв после очередного отказа полбанки на грудь, как тогда мы выражались, вставал и запевал в патриотическом запале: «Ши-ро-ка стра-на моя род-ная, много в ней ле-сов по-лей и рек, я другой такой стра-ны не знаю, где так воль-но ды-шит че-ло-век!..» (Хотя, конечно, чуть ли не с рождения мечтал о путешествиях – о Колумбии, Испании, Индии, Мексике и прочая и прочая.) А теперь, после отказа бельгийцев, лишь какая-то склизкая пакость на душе. И вовсе (клянусь!) в их сраную Бельгию не хочется.

РОМАНТИКА
На картошке. Полагая, что я уснул, напившись мутного деревенского самогона, подруги с нашего курса обсуждали в спальне пионерлагеря общежитские дела:
- …И тогда мы с Тео решили пожениться. Ты не думай, не из-за того, что он там у себя какой-то принц или вождь племени! Ты же знаешь, я в своём Ноябрьске всю жизнь мечтала о романтике, о путешествиях, а как, если без мужа-иностранца? Да и понравился он мне, честно – огонь, первый раз до слёз прямо! Но сразу сказал, что жить будем, как прежде, по своим комнатам, потому что ему учиться, много знать надо - как наследнику престола, а приходить ко мне он станет по ночам. Сказал, чтобы я не запирала дверь и всегда спала без всего, голая, в темноте, потому что у него глаза болят от занятий и чтобы он страсть свою на меня сразу всю обрушивал, не расплёскивая. Я согласилась. Даже романтично! Ну, пришёл раз, два, перед утром уходил… Не было неделю, работы Ленина и Маркса в читалке конспектировал, потом пришёл в том же коронном цветастом свитере, джинсах, но исхудавший, бедненький, одни кости, лобок весь мне отшиб… Потом опять на несколько дней пропал, пришёл уже располневший и по-русски ни бум-бум, я решила, что притворяется, смеялась… Вообще-то с ним никогда не было скучно, он каждый раз разный – то мачо настоящий, которому только одно от бабы нужно и поскорей, то – сама нежность, такое с моим телом вытворял, я просто зверела, в истекающую желанием суку превращалась!.. Потом будто бы даже ростом стал повыше, в плечах пошире, помускулистее и это самое побольше сантиметра на три и гораздо толще, я решила, что порнухи насмотрелся, ну меня вертеть туда-сюда, кусался – у меня аж искры из глаз, вопила как резаная, поэтажка прибежала! На Новый год уснула я под утро, и… вроде бы их даже двое было… но потом я поняла, в глазах двоилось от «северного сияния», которое мне наши парни наливали, водку с шампанским, а он, конечно, один, но дико темпераментный, столько в нём всего!.. Потом, после каникул, поменьше вроде стал, вялый и какой-то вонючий… Потом пришёл, с лица как бы сбледнувший и менее кудрявый, пел всю ночь какие-то революционные песни, по табуретке стучал, как по там-таму, вместо того, чтобы…
- А ты уверена, мать, что это один и тот же был негр? Что он своих друзей к тебе не засылал – в своём коронном свитере, за деньги?
- Ты с ума сошла?!
- Мало ли – они ведь для нас на одно лицо. У знакомой девчонки с химфака такое было – с вьетнамцами. А сейчас твой Теодор где?
- Не знаю. Кажется, у них там военный переворот какой-то, он уехал. Но мне ни с кем так не было, как с ним. Не сравнится с нашими мужиками. Я его буду ждать.

ТЕЛЕПОРТАЦИЯ
Зашёл в Центральный Дом литераторов на Большой Никитской, бывшей улице Герцена, с которым связаны вехи жизни – детство, отрочество, юность, студенчество, вступление в Союз писателей, муки раннего среднего возраста в преддверье гибели империи, разгул, развод с первой женой, встреча со второй, стал заполнять карточку для вступления в новообразованный Клуб писателей, между прочим беседуя с Жанной Аполлоновной, проработавшей в Бюро обслуживания ЦДЛ много десятилетий, и в графе «адрес» указал, бессознательно, но безошибочно, даже с почтовым индексом, с корпусом, домашний адрес, по которому не проживаю уже лет двадцать, после которого сменил с полдюжины адресов… Быть может, тот адрес и был настоящим, единственным?

ПРИЗНАНИЕ
Того эффекта, на который я втайне надеялся, выпуская том I своих сочинений, книга, мягко говоря, не вызвала. Однокашники, приятели, знакомые, соседи - за редким исключением - молчат, будто от зависти или по другим каким причинам – мол, шрифт мелкий, читать тяжело, слишком толстая (1000 страниц), и т.д. и т.п. Даже родственники оставили почти без внимания. Вопрошал: читали? Да, конечно… И неопределённое какое-то мычание в ответ. Задавался вопросом: может, в принципе сейчас таких книг не читают?.. Я не Маяковский, стреляться, конечно, не стану (как он после своего вернисажа, на который никто не пришёл). Но… Ладно. В конце концов, писать надо лучше, как справедливо подметил Василий Белов - один из наших литературных классиков конца XX века. Зато пользуется книга популярностью, совсем неожиданно, в Тверской тюрьме, где оставил её как-то случайно мой сосед по даче Омар Гветадзе, некогда сам в этой тюрьме сидевший. Оттуда, из застенков, просят ещё, ещё, ибо камер много, заключённые всё прибывают и на книгу в очередь записываются. Не это ли, в сущности, и есть маленькое, но истинное признание?

МИНУТНОЕ
День смерти Сталина… Именины Тимофея… Мороз и солнце… И кому какое дело до того, что вы с соседом-полуидиотом Славой Капитановым закапываете у забора Тима, Тимку, Тимофея, ирландского сеттера, прожившего на этом свете четырнадцать лет?..
05.03.08

 

ЧЕРТОВСКИЙ ПАРЕНЬ
«Чертовский парень! – воскликнул Адольф Гитлер, утвердив план «Барбаросса» и получив информацию о том, что Сталин запретил активную подготовку к неизбежному уже нападению Германии. – Сталин незаменим!.. Когда я завоюю Россию, то оставлю его правителем, под моим, конечно, контролем, ибо никто не умеет лучше обращаться с русским народом!»

В ПЕСОЧНИЦЕ
Неужели всё предначертано загодя? И от нас, по большому счёту, ничего или весьма мало что зависит? Такие мысли приходят в голову, когда наблюдаешь за детьми, играющими в песочнице. Вот этот явно политик, вожак. Та жеманница. Это клоун. Это будущий олигарх. Это блудница. А вот тот раб – кем бы он ни стал в этой жизни…

РОВЕСНИКИ-РОВЕСНИЦЫ…
На одной лестничной площадке с нами проживал детский писатель-фронтовик Иосиф Дик, лишившийся на войне рук, одного глаза, части щеки, весь обожжённый в танке, вблизи просто ужасный, но чрезвычайно энергичный и весёлый. Родители его были румынскими евреями-коммунистами, эмигрировавшими при Сталине в СССР. Дик писал весёлые детские рассказы, стихи и песни, в том числе сочинил культовую, как сказали бы теперь: «Ровесники, ровесницы, мальчишки и девчонки». Водительские права он получил по величайшему блату через министра внутренних дел. Своей автомашиной «Волга» лихо управлял посредством специально сделанного для него руля с отверстиями, в которые мог вставлять культи, и рычагами с петлями, и почти ежедневно его останавливали гаишники за превышение скорости и проезд на красный свет светофора.
- Привёл бы соседу девочку хорошенькую, а? – подмигнув, шепнул мне Дик, встретив в лифте с однокурсницей, которая в ужасе отшатнулась от калеки. – Ты не смотри, там-то у меня всё в порядке.
От одной лишь мысли об этом взяла оторопь. Но каково же было моё изумление, когда Дик неожиданно женился на симпатичной русоволосой медсестре, которая была на сорок с лишним лет его моложе и почти на голову выше. И я подумал, когда она мгновенно забеременела от танкиста: «не стареют душой ветераны!» А через много лет, уже в новой России, как принято было её называть, я подумал: что ж это за страна у нас была, которую мы потеряли, что за социальный строй, при котором двадцатилетняя красивая девчонка могла выйти за небогатого семидесятилетнего калеку только за то, по сути, что в детстве она слушала по радио его звонкую песню «Ровесники, ровесницы» и ещё за то, что он не сдавался? Вот загадка истории.

(продолжение следует)"