Рыцари ярости

Ах…   Я снова втянул носом воздух и умиротворенно вздохнул.  Затем я поднял глаза в небо, по моему лицу скользнули мягкие лучи осеннего солнца, и я зажмурился, наслаждаясь уходящим теплом.  Я положил руку на корпус своего танка и уставился на линию горизонта. Закат был замечательным, я всегда любил закаты. Украдкой конечно, ведь командиру танка не положено быть чувственным болваном. Он должен быть тверд и непробиваем, как стальная броня его боевой машины, и остальной экипаж должен черпать силу и отвагу в этой твердости. Но в такие редкие моменты одиночества, как сейчас, я позволял себе такие маленькие радости, как созерцание заката. Недолго.

 От холодного ветра мое лицо раскраснелось, разыгрался насморк. Я шмыгнул и вытер нос рукавом грязной куртки. Приятно все-таки иногда жить. Особенно когда есть, ради чего.  Я отошел  на несколько шагов, чтобы целиком охватить мой танк взглядом. Я смотрел на него с одухотворенным благоговением. Наверное, проклятый осенний пейзаж пробил брешь в заслоне, за которым я прятал свои чувства, и они поглотили меня.   Я заворожено любовался изгибами стального корпуса, массивной и угрожающей башней своего смертоносного ИС-2. 
 
Я слышал однажды от какого-то вшивого пехотинца, что в наше время война потеряла благородство, что сражения более не поединок храбрости и умения солдат,  но дуэль кошельков государств, которые тратят баснословные деньги на разработку и постройку  этих бессмысленно разрушительных железных чудовищ – танков и прочей бронетехники. Глупец, что он понимал?  Навыки и храбрость?  Пусть спросит об этом моих парней, которые умудрялись делать выстрел в полторы минуты в то время,  как машина была охвачена огнем и мы едва не умирали от удушья в салоне.  Что знает пушечное мясо о благородстве? Его задача, подобно средневековой черни бросится в атаку с оглушительными воплями и погибнуть под шквальным огнем, а я – рыцарь, закованный в латы, и танк мой – молот, сокрушающий кости и плоть. 
Я стоял в сумраке заходящего солнца и сжимал кулаки,  погрязший в воспоминаниях. Всего лишь в нескольких десятках метров в стороне от места, где я находился, стояла лагерем наша дивизия. Солдаты балагурили у костров и иногда громко смеялись, но я их не слышал. Я вспоминал.

 Вспоминал один свой бой.  У меня было много боев, но этот я запомнил особенно хорошо. Я вышел тогда один на один против  Тигра, и клянусь Богом, это была настоящая Битва Титанов! Я вспоминал, как мы кружили под  черным, затянутым тучами небом в окружении дыма и грохота выстрелов. Как судорожно мы маневрировали пытаясь угадать, когда противник выстрелит, и каждый раз сердце сжимало ледяной хваткой: разорвет ли меня этим выстрелом в клочья ? А может быть… следующим?  Мы кружили вокруг друг друга, до смешного напоминая разъевшихся балерин, и только редкие всполохи огня от выстрелов освещали эту чудовищную пляску стали и огня. И смерти. Храбрость и навыки…
    
"Тихо ты". Усилием воли я заставил себя успокоиться. Тот солдат уже мертв. Подорвался на мине, и умер, судорожно пытаясь остановить кровь, хлещущую из оторванной лодыжки.  А я жив, и продолжаю свое славное дело. Аминь. В тот вечер я заснул, укутавшись в мешковину, и мне снились солнечные блики, сверкающие на стальной броне.