Зловещие забавы славянского бога 2

 10 июля 1991 года

    Со вчерашнего вечера и до нынешнего утра, Людмила Петровна не могла найти себе места. Ещё бы. Вы только представьте: впервые, за двадцать лет их совместной жизни, её муж не ночевал дома.
   Конечно, всякое случалось в их браке. Были и ссоры, и размолвки, и какие-то обиды. Бывало, что глава семейства задерживался на работе или «вечеровал» в гараже, в компании с мужиками или в «обнимку» со своим любимым «Москвичом». Но чтобы вот так, без предупреждения, без каких-либо намёков, да ещё и на всю ночь!.. Столь неожиданный поворот, поверг Людмилы, в неописуемое смятение.
Случайная амурная интрижка и, уж тем более, продолжительный роман супруга на стороне, Людмилой Петровна полностью исключались. Не тот он был человек, чтобы вот так, запросто пожертвовать семейным благополучием ради случайно подвернувшейся короткой юбки. Безрассудство, некий романтизм, легкомысленность или склонность к авантюрам – все эти определения были вовсе не о нём, не о её стабильном и чересчур консервативном Василии. Да собственно, и не в том он был нынче возрасте...
   На протяжении многих лет, одиннадцать часов вечера, были для супруга последней временной отметкой, дольше которой он никогда и ни при каких обстоятельствах не задерживался. Нет, идеальным мужем Василий, конечно же, не был. Случалось, что слегка... И не только слегка... Порой он прилично «перебирал» с приятелями или кол¬легами по работе. При этом он добирался до дома самостоятельно, без чьей-либо помощи и неизменно до двадцати трёх, ноль-ноль. То была не прихоть или требование Людмилы, просто так повелось в их семье с первых дней супружеской жизни.
   Все выше приведённые доводы, настойчиво и упорно подталкивали растерявшуюся женщину к мысли о том, что с её мужем определённо приключилась какая-то неприятность, а быть может, и трагедия...
До полуночи Людмила Петровна терпеливо ждала, всё надеясь и надеясь, что вот-вот в замочной скважине, с внешней стороны входной двери, лязгнет ключ самого близкого для неё человека. К сожалению, те невыносимые ожидания оказались тщетны.
   Ну, а ближе к часу ночи, волнения женщины переросли в панику. Рука её невольно потянулась к телефону и записной книжке с номерами друзей и знакомых.
Очень скоро Людмиле стало известно о том, что по окончанию рабочей смены её благоверный с коллегами по работе заглянул в пивной бар. Опрокинув там пару кружек, Василий поспешил на вокзал, дабы успеть на семнадцатичасовую электричку. Кажется, он собирался пораньше вернуться домой.
   И всё. С этого самого момента, супруг Людмилы Петровны как в воду канул. Никто его не видел; никто и ни чего о нём не знает.
   На сей раз, очередь дошла до телефонного справочника с номерами оперативных служб города и об¬ласти. Переполошив дежурную часть УВД; приёмные отделения больниц и городские морги – более оригинального ответа, чем: «среди поступивших, ваш муж не значится…» – Людмила так и не добилась.
   Когда ж за окном забрезжил рассвет, в женщину переполняло лишь одно, чувство полнейшей безысходности.
   Невзирая на то, что измождённая бессонной ночью и нервными переживаниями Людмила всё ещё ждала любой, пусть и самой маломальской новости о своём супруге, внезапный утренний звонок во входную дверь, всё же застал её врасплох.
   «Кто там?.. Что мог принести этот незваный гость: облегчение или скорбь?.. – Людмила Петровна замерла в нерешительности. – …А если, последнее?.. Может, мне и вовсе не открывать?.. Пусть идет, откуда пришёл, уж лучше неопределённость, неизвестность. В ней, хотя бы теплится хоть какой-то огонёк надежды. Уж лучше оставить всё, как оно сейчас есть, чем узнать что-то мрачное... Ведь я, точно, не смогу пережить пе¬чального известия…»
   – Мама! Открой, в конце концов, дверь. Уж четвёртый раз звонят... – окрик дочери сумел-таки вывести хозяйку дома из временного ступора. – …Ты разве не слышишь? У меня каникулы или что?.. Родители, дайте ж мне выспаться!
   Будто робот, получивший приказ, Людмила Петровна отрешённо направилась в сторону прихожей.
   На пороге стоял мужчина лет тридцати-тридцати пяти. Одет он был в гражданский костюм. Однако в вытянутой руке тот мужчина держал удостоверение сотрудника милиции. Увидев красные «корки», сердце хозяйки квартиры заколотилось в бешеном ритме.
   – Что с ним? – прошептала Людмила.
   – Да, не волнуйтесь вы так… – улыбнулся гость. – …Жив ваш муж, жив. Всё неприятное уже по¬зади. Сейчас он в больнице «Скорой помощи», на Левом берегу. Состояние удовлетворительное. Можете не беспокоиться.
   – Почему в больнице? – с подозрением поинтересовалась женщина.
   – Травма головы… – как бы, между прочим, пояснил гость. – …Его в бессознательном состоянии обнаружил путевой обходчик. В трёх километрах от железнодорожного вокзала. Я разбираюсь с этим делом и выясняю обстоятельства происшествия. Кстати, забыл представиться. Капитан Орлов, Дмитрий Владимирович. Оперуполномоченный линейного отделения УВД. Скажите: когда вы в последний раз видели своего мужа?
   Никаких вопросов Людмила Петровна более не слышала. Всё её существо, вся её душа и мысли, были уже там, в больнице у кровати суженного...
   – Доктор, пока я не увижу своего мужа, не успокоюсь… – настаивала Людмила в кабинете заведую¬щего нейрохирургическим отделением. – …Медсестра уверяет: будто бы он уже в  сознании.
   – Хорошо-хорошо. Но не более пяти минут… – согласился заведующий. – …Пациент очень слаб, он потерял много крови... К тому же, полученная травма слишком серьёзна. С головой шутки плохи... И чтоб никаких слёз. Ему рекомендуются, исключительно, положительные эмоции.
   В сопровождении лечащего врача, Людмила Петровна тихо вошла в палату. Увидев своего супруга с перевязанной головой, да ещё и обвешанного со всех сторон какими-то капельницами, тру¬бочками, проводами и прочими медицинскими штучками – ей, чуть было, не стало дурно.
   Слегка приоткрытые глаза Василия отрешённо смотрели куда-то вверх. Казалось, он был без соз¬нания или, вовсе без чувств. Однако заслышав посторонние звуки, тяжелобольной медленно обернулся к двери и встретился взглядом с Людмилой. В это мгновение и произошло нечто невероятное...
   Вместо того чтобы обрадоваться приходу жены или, каким-то иным образом выразить свои чувства, пациент вдруг изогнулся всем телом, затрясся и ни с того, ни с сего, из¬дал вопль ужаса. Будто бы увидел он вовсе не свою супругу, а зловещего и страшного монстра.
   Реакция больного была настолько неожиданна, а главное, совершенно непредсказуема, что врач, во из¬бежание более серьёзных осложнений, предпочёл развернуть Людмилу Петровну к  выходу и скоренько закрыть за ней дверь.

   – Василий Иванович, вас что-то беспокоит? – поинтересовался врач, вернувшийся к возбуждённому па¬циенту.
   – Почему она здесь? – всё ещё трясущимся голосом переспросил больной.
   – Это вполне естественно. Она ваша супруга. По-моему, нет ничего странного или невероятного в том, что ей, как самому близкому родственнику был выписан пропуск в вашу палату… – пояснил врач, стараясь говорить спокойно и предельно понятно.
   – Доктор, скажите: как вас зовут?– вопрос пациента был несколько неожидан.
   – Сергей Михайлович... – ответил врач. – …А в чём, собственно, дело?
   – Дело, Серёжа, в том... Извини, Сергей Михайлович... Так вот, дабы не было между нами каких-то разногласий... Или, не дай-то Бог, ты принял меня за конченого психопата, я обязан внести кое-какую ясность. Смею официально заверить тебя в том, что моя законная супруга погибла более девяти лет назад.
   – То есть, как?.. – ещё не зная, как относиться к словам Василия Ивановича, на всякий случай переспросил врач.
   – Мы попали в автокатастрофу. В живых остался лишь я один. Вы сами можете в этом убедиться, если отправитесь на Восточное кладбище. Там, в самом начале двадцать девятой аллеи, вы запросто можете обнаружить её могилу. Людмилы давно нет, и быть не может.
   Признаться, я вовсе не знаю, что за женщина, минутой ранее зашла с вами в мою палату: аферистка или привидение... Не спорю, она очень похожая на покойную. Да только у меня к вам будет очень большая просьба, никогда бо¬лее не пропускать её в отделение.
   – Хорошо-хорошо… – как-то совсем уж легко согласился Сергей Михайлович. – …Сейчас вы примите успокоительное и сможете нормально отдохнуть. Уж поверьте мне, сон лечит... Если не всё, то очень многое.
   – Прошу вас: отнеситесь к моим словам более чем серьёзно… – не унимался чересчур возбуждённый Василий Иванович. Он продолжал выкрикивать вслед уходящему врачу отрывистые фразы. – …Она действительно по¬гибла... Дом наш сгорел... А я, вот уж восемь лет бездомный и никому не нужный привокзальный бич.

   – Что это было?.. Что с ним?.. Я ничего не понимаю… – Людмила Петровна поджидала врача в коридоре, у дверей палаты. – …Почему он так кричал?
   – Не хотелось бы вас преждевременно огорчать… – озабоченно заговорил Сергей Михайлович. – …Однако боюсь, что состояние вашего мужа не настолько радужное, как мы перво¬начально предполагали. Честно сказать: с подобным в своей практике я встречаюсь впервые. Возможно, у ва¬шего супруга произошла частичная потеря памяти... Вы только представьте... Ваш супруг с полной уверенностью берётся утверждать, будто бы вы, Людмила Петровна, погибли девять лет назад... Якобы, в автомобильной аварии.
   – Доктор… – женщина оборвала врача на полуслове, так и не дав тому закончить. – …А ведь авария, действительно была. Тогда, девять лет назад, в его «Москвич» врезался грузовик с пьяным водителем. Однако меня, в тот злополучный день в машине не было. С утра мы немного повздорили и Василий, психанув, отправился на «нарезку» дачных участков один. Два месяца он провёл в реанимации.
   – И какие травмы, если не секрет, он тогда получил? – поинтересовался Сергей Михайлович. Вновь открывшиеся обстоятельства, его чрезвычайно заинтересовали.
   – Сложный перелом ноги. Он ведь до сих пор хромает. Перелом двух рёбер и тяжёлое сотрясение… – не задумавшись, ответила женщина. Она хорошо помнила те дни. Ведь, по сути, Люд¬мила не отходила от мужа не на минуту, на равных с ним перенесла все его страдания. Потому и отложились они так остро и ярко в её памяти.
   – Очень хорошо, что вы вспомнили о тех событиях. Не берусь утверждать с абсолютной уверенно¬стью, однако допускаю, что мы столкнулись со скрытыми последствиями того самого сотрясения, усугубившиеся новой травмой. Одно наложилось на другое и получилось нечто третье. Человеческий мозг, увы, до конца непознан...

   Итак, для Людмилы Петровны (как впрочем, и для других родственников) вход в палату Василия Ивановича Угрюмова, был временно закрыт. Однако с данным пациентом в тот день дважды удалось встретиться капитану милиции Орлову. Тому самому, что ещё утром сообщил жене пострадав¬шего о местонахождении главы семейства.
   Первый раз, оперуполномоченный добился пятиминутного посещения сразу после ухода из отделения Людмилы Петровны. Во время данного предварительного опроса, потерпевший вёл себя довольно-таки уверенно, на вопросы отвечал чётко, и почти не раздумывая. Вот только, в своих ответах он (как показалось тогда Орлову) Василий Иванович нёс полнейшую чушь. К примеру, Угрюмов утверждал, будто сбил его электровоз, нёсшийся на полной скорости. Пострадавший с полной уверенностью брался утверждать, будто бы, живёт он, где придётся и, как правило, на вокзале... Основным своим занятиями (вместо рабочей специальности на крупном предприятии) он почему-то назвал промысел пустой стеклотары, попрошайничество и бродяжничество... И вообще, по словам потерпевшего: нет у него ни дома, ни семьи. Кроме того, Угрюмов наотрез отказался писать заявление в милицию о полученных травмах и побоях, ссылаясь на то, что сам во всём виноват. Дескать, сам вышел на рельсы, не заметил товарный поезд, потому и не имеет он к кому-либо претензий.
   По большому счёту, дело о нанесении тяжких телесных повреждений можно было закрыть и никогда более о нём не вспоминать. Однако Орлов был дотошным опером.
Дабы окончательно внести ясность в обнаружившиеся противоречия – ради формальности, а может для очищения собственной совести, капитан отправился на завод, где трудился потерпевший. Пообщался с руководством цеха, с рабочими. После чего, Дмитрий заскочил на вокзал и ещё раз навестил Людмилу Петровну.
Лишь к вечеру капитан вновь объявился в нейрохирургии. В кабинете завотделением, куда прямиком направился Дмитрий, в аккурат, предметно обсуждался предварительный диагноз и возможные перспективы лечения, доставленного накануне пациента Угрюмова.
   Кроме главного и лечащего врача в том консилиуме принимал участие специалист из психиатрического отделения, специально приглашённый по данному, конкретному случаю.
   С разрешения главврача капитан присел в сторонке и принялся молча слушать диспут медицинских «светил», одновременно пытаясь уловить полезные для себя сведения.
   Оперу хватило и десяти минут, чтобы окончательно запутаться в медицинской терминологии. После чего, он и подал свой голос.
   – Уважаемые эскулапы… – предельно корректно обратился он к присутствующим. –…В ваших мудрёных разговорах, я естественно ни черта не понимаю. Потому, позвольте мне на очень ко¬роткое время прервать вашу дискуссию и попросить вас: по-простому... Как говориться, на пальцах пояснить мне кое-какие факты.
   – Спорить с сотрудником правоохранительных органов весьма опасное занятие… – усмехнулся главврач. – …Посему излагайте, с чем пришли. Мы все во внимании.
   – Сегодня, я надеялся по горячим следам разобраться с делом вашего подопечного. Однако проделав определённый объём работы, я зашёл в некоторый тупик... Из которого без вашей помощи мне, похоже, уже не выбраться.
   На первый взгляд: всё просто и очевидно. Обычный работяга и примерный семьянин (которых, вокруг миллионы) на протяжении двадцати лет передвигается по одним и тем же маршрутам. Дом – завод, дом – дача, дача – гараж и так далее. Короче, никаких отклонений: ни вправо, ни нале¬во от годами установившегося графика.
   Далее, с этим гражданином происходит, опять же, банальное происшествие... По крайней мере, для милицейской практики. В наше смутное время подобные случаи происходят сплошь и рядом. В общем, попадает наш Угрюмов в больницу с травмой головы. То ли, ударил его кто-то... То ли, на полном ходу его выбросили из вагона электрички... Нельзя сбрасывать со счетов и вариант, при котором он сам решил свести счёты с жизнью. Возможно, как утверждает сам потерпевший, его действительно зацепил проезжавший поезд... Согласно анализам крови, на момент инцидента пострадавший прибывал в состоянии алкогольно¬го опьянения, потому и возможна путаница в показаниях. Казалось бы, всё. Дело можно закрывать…
   – Молодой человек, нельзя ли покороче?.. – тяжело вздохнул главный врач нейрохирургического отделения. Похоже, он не был в большом восторге от затянувшегося монолога.
   – Да-да. Как раз, я и подошёл к самому главному. Итак, в криминальном плане, данное дело перспектив не имеет. Однако мне пришлось столкнуться с рядом спорных и сомнительных обстоя¬тельств, которые представляют определённый интерес не только для меня, но думается и  для вас.
   Прошу ответить на самый простой вопрос. Почему Угрюмов начал считать себя привокзальным бомжем? Заметьте, ни дворником, ни сварщиком, ни директором завода или начальником цеха... Я перечислил те самые профессии, с которыми пострадавший постоянно сталкивался в своей повседневной жизни. Он мог выбрать и более романтичные специальности, о которых, по крайней мере, можно и помечтать. Ну, там: космонавт, испытатель или, к примеру, разведчик... Но почему, именно, бомж? Ведь Угрюмов не имел, и не мог иметь ничего общего с подобными, антисоциальными элементами. Откуда такие подробные знания об их жизни?
   – Как вы и сами недавно заметили, здесь всё просто и, опять же, до предела банально... – первым от комментария не удержался психиатр. – …Перед получением травмы, пациент мог прочитать статью или книгу о жизни бездомных... В конце концов, он мог посмотреть фильм или, в том же пивном баре, куда заглянул после смены, услышать некий рассказ на данную тему, который глубоко врезался в его подсознание...
   – Признаться, я предвидел подобный ответ… – улыбнулся капитан. – …Предположим, что так оно и было. В таком случае, объясните мне следующее. Каким образом Угрюмов, ещё утром, при нашей первой с ним встрече, спокойно мог назвать имена реально существующих привокзальных бродяг? Как он мог описывать, якобы, вымышленные события, которые происходили с ним в действительности?
   – То есть, как? – главврач поправил очки и с интересом приготовился выслушать пояснения.
   – Сегодня я был на железнодорожном вокзале. Общался с доброй дюжиной этих самых опустившихся типов. Благо, у дежурного наряда, нынче плановая проверка и мне отловили с десяток наиболее колоритных представителей данной социальной группы. Я видел их, я с ними общался. Похоже, от меня до сих пор пахнет помойкой. После тех бесед я и пришёл к однозначному выводу. Абсолютно всё, о чём говорил мне утром потерпевший, являются такой же реальностью, как вы или я.
Правда, имеется и кое-какая загвоздка... Бродяги, опрошенные мной и подтвердившие показания Угрюмова, так и не смогли опознать последнего по фотографии. Чертовщина какая-то получается. Он знает о них всё, а они не имеют о его существовании ни малейшего представления.
   На сей раз, троица в белых халатах предпочла отмолчаться. Они смотрели на Орлова в  некоторой растерянности и недоумении.
   – Понять ваше желание: из ничего сотворить сенсацию, конечно можно… – выдержав паузу, произнёс Сергей Михайлович, лечащий врач Угрюмова. По возрасту он был чуть старше капитана. По¬тому и мог запросто разобраться в возможных устремлениях своего ровесника. –…Однако нам хотелось бы узнать о тех, якобы, схожих показаниях поподробней и поконкретней. О чём, вообще, можно говорить с бомжами?.. Сколько денатурата они выпили вчера, или какое количество пустых бутылок они подобрали уже сегодня?
   – Понятно… – вновь, кивнул головой Орлов. – …Вы мне не верите. В таком случае, я попрошу вас по¬участвовать в простейшем следственном эксперименте.
   – И в чём же будет его суть? – проявил заинтересованность психиатр.
Дмитрий поставил на стол целлофановый пакет, в нутрии которого просматривались кое-какие предметы.
   – Здесь собраны некоторые вещи, временно изъятые у привокзального отребья. Данные вещдоки пронумерованы. Тогда как предыстория каждого из них выписана на отдельном листе.
   – Как я понимаю, вы собираетесь предъявить их больному? – опережая события, предположил психиатр.
   – Совершенно верно... – согласился Орлов – …Надеюсь, потерпевшему будет, что рассказать. Ну, а мы лишь сверим полученные ответы с «правильными».
   – Коллеги, а мне по душе столь оригинальная задумка… – удовлетворённо кивнул головой главврач. – …Не будем откладывать предстоящий «экзамен» в дальний ящик. Я более чем уверен, этими самыми предметами мы и загоним нашего пациента и мнимого бродягу, в весьма затруднительное положение. Вот тогда, всё встанет на свои места. Бомж будут жить своей жизнью, а слесарь-универсал Угрюмов узнает свою супругу. В свою очередь, капитан мили¬ции, забыв о какой-либо мистике, спокойно вернётся к своим преступникам.

   Когда в палату Угрюмова вошла представительная делегация из четырёх мужчин в белых хала¬тах, дремавший Василий Иванович открыл глаза и, опёршись на руку, попытался привстать.
   – Не надо, не надо... Лежите спокойно, как и лежали… – строго предупредил пациента Сергей Михайло¬вич.
Тем временем, капитан Орлов подошёл к тумбе, стоявшей у кровати потерпевшего и вывалил на неё содержимое того самого целлофанового пакета. Тотчас по палате пронёсся омерзительный приторно-затхлый запах.
   – Василий Иванович, внимательно посмотрите на эти предметы… – начал свой эксперимент Дмитрий. – …Скажите, знакомо ли вам что-то?
Угрюмов вытянул шею, обозревая поверхность тумбы.
   – Что, не верите?.. Проверку решили устроить?.. – в свою очередь, ухмыльнулся пациент. –…Так и быть, смотрите... Вот эта зажигалка Плешивого. Она не рабочая. Тем не менее, Плешивый никогда с ней не расстаётся. Говорит, дескать, память о южном курорте. Якобы, эту самую зажигалку подарил ему сам Маресьев, легендарный лётчик.
   Врачи, пробежавшись по рукописному листу Орлова, в изумлении, переглянулись. А Угрюмов, как ни в чем, ни бывало, продолжал рыться в хламе. Он с интересом перебирал предметы, к которым обычный человек и вовсе не приблизился. В противном случае, его (имеется в виду нормального человека), уж точно, стошнило.
   – Эта табличка когда-то висела над ресторанной помойкой. Пока её не оторвали и не унесли на пустырь... Ха!.. Вязаная шапка Беспалого. Вот ведь, сука... Извиняюсь. В общем, не хороший он мужик, этот Беспалый... Перочинный нож Старика. Интересно, каким-таким образом вы его умык¬нули. У Старика он привязан к верёвке и спрятан где-то под одеждой…
Постепенно Василий Иванович рассказал о каждой вещи, добытой капитаном на вокзале. И каждый раз, он попадал в точку. То есть, его пояснения полностью соответствовали записям, представленным Орловым...

   – Не может быть… – округлив глаза, воскликнул Сергей Михайлович, когда мужчины вновь вернулись в ка¬бинет главврача – …Это, что ж получается?.. Человек прожил две параллельные жизни?.. Фанта¬стика.
   – Не спешите, с громкими выводами… – остудил его пыл, более опытный в «душевных делах», психиатр. – …Ещё в палате, глядя на больного, в мою голову вдруг пришла интересная мысль. А что, если мы имеем дело с людьми-двойниками?
Граждане, схожие как по фигуре, по лицу и даже по голосу, крайне редко, но всё же иногда встречаются. Вот и подумалось мне: а почему, собственно, привокзальный бомж не может быть, как две капли воды, похожим на слесаря Угрюмова?.. Капитан, ты, кажется, сам говорил о том, что прошлой ночью, супруга потерпевшего под¬няла на уши всю городскую милицию... Дабы успокоить жёнушку, дежурный наряд подобрал у железнодорожного полотна, более и менее, похожего бродягу. А мы ломаем сейчас головы...
   – Я могу привести с десяток аргументов в противовес вашей версии… – ответил Орлов, посвятивший данному делу весь текущий день.
   – Попробуй, – с вызовом усмехнулся специалист в области психиатрии.
   – Во-первых, наш подопечный знает не только подзаборную жизнь... До определённого момента... Точнее было бы сказать, до аварии девятилетней давности... В общем, вряд ли кто-то станет отрицать тот факт, что Василий Иванович прекрасно помнит свою прежнюю се¬мейную жизнь. Когда он ещё был слесарем Угрюмовым. А эти знания, боюсь, не могут быть доступны ни одному из возможных двойников. Во-вторых, в пиджаке потерпевшего были обна¬ружены  документы: пропуск и водительское удостоверение на имя Угрюмова. Чего так же не могло быть у человека, даже очень похожего на Угрюмова–настоящего.
   – Уважаемей… – главврач нейрохирургии вдруг обратился к чересчур дотошному Дмитрию с некоторым вызовом. – …Не кажется ли вам, что разбираться с документами и двойниками, это уже ваша компетенция? Мы, конечно, благодарны вам за очень нужную и полезную информацию... Однако сейчас нам не¬обходимо продолжить врачебный консилиум, прерванный вашим визитом. Мы и без того, уделили вам более часа своего личного времени, вместо обещанных пяти-семи минут.
   – И действительно. Что-то я, подзадержался... – правильно поняв ненавязчивый намёк, капитан направился к выходу. Уже на пороге кабинета он оглянулся и с нескрываемой досадой  добавил. – …Беспокоить вас я более не стану. Поскольку дело, фактически закрыто. Однако мне чертовски интересен этот, совеем неординарный случай... Потому, и хотелось бы мне напоследок,  задать потерпевшему ещё пару вопросов.
   – Мне кажется, вы уже достаточно пообщались с пациентом… – отчасти с раздражением заметил главврач. – …Извините, но больному требуется полноценный отдых.

   Покидая медицинское учреждение, какой-либо обиды или злости капитан вовсе не испытывал. Орлов пре¬красно понимал врачей, не каждому будет приятно, когда в его профессиональные «территории» влезает посторонний, да ещё и со своими глупыми советами. В душе Дмитрия осталась лишь небольшая досада за то, что он, так и не успел расспросить Угрюмова о некой Синюге, неоднократно упомянутой Василием Ивановичем в утренней беседе. Кстати, об этом персонаже привокзальные бичи, как и о самом Угрюмове, так же ни разу не слышали.
   «Эх, Синюга-Синюга... Что-то упорно подсказывает, что ты обязательно должна мне помочь, именно ты и должна приоткрыть завесу некой тайны... Но где тебя теперь ис¬кать?.. И, вообще, кто ты такая полумифическая Синюга?..»


                * * *

   Она проснулась рано. Примерно за час до ненавистной (а потому, и раздражающей) трели будильника.
   Не сказать, чтобы работа кассира железнодорожных касс ей вовсе не нравилась. Просто, до долгожданно¬го отпуска и, соответственно, до поездки к морю, оставалось всего-навсего две рабочие смены. А кому ска¬жите в охотку вставать в шесть утра, когда всеми мыслями ты уже далеко, на солнечном и тёплом черноморском побережье.
   Именно так, каждое лето она, со всей своей семьёй, отправлялась в Сочи. Благо билеты для работников железной до¬роги, как и для её мужа, инвалида – всё ещё оставались льготными (фактически бесплатными).
Спору нет, с каждым новым ку¬рорт¬ным сезоном, поездки на юг становились всё более и более затратными и отчасти весьма обременительными. Мало того, что стремительный рост цен значительно опережал всевозможные добавки и надбавки к зарплатам и пенсиям, так ещё и муж, сволочь этакая, сразу после сокращения с предприятия, ударился в тихое бытовое пьянство, периодически перехо¬дя¬щее в длительные и беспробудные запои.
   В последнее время, обеспечением достатка семьи уж полностью легло на женские плечи. Гроши, получаемые супругом в виде пособия, им же самим успешно пропивались. Мало кто знал, каких трудов и усилий стоило ей, хруп¬кой женщине, одевать, обувать и полностью содержать фактически троих иждивенцев (мужа и двоих детей). А сколько нервов ушло у Раисы Максимовны на то, чтобы пристроить сына-оболтуса в институт, тем самым избежав призыва на срочную службу. Однако и эти истраченные нервы, и финансы, изъятые из семейного бюджета, не идут ни в какое сравнение с тем неимоверным числом попыток, которые она предпринимала по избавлению мужа от пагубного пристрастия к алкоголю. Она использовала любой, подвернувшийся под руку шанс: от старушек-шептуний до профессоров наркологических диспансеров. Причём, прекращать эти попытки она не собиралась.
   «Какой ни какой, а всё же муж…» – в сердцах твердила Рая, оправдывая перед подругами своё долготерпение.

   Спать почему-то совсем не хотелось. Женщина лежала на спине с открытыми глазами, прислушиваясь к сопенью своего «благоверного». Эх, и как же он был ей нынче ненавистен, после вчерашнего очередного загула... Однако думала женщина, вовсе не о нём. Она вспоминала, только что приснившийся сон.
   Причём, были те сновидения, весьма и весьма поучительны. По крайней мере, ей так казалось.
   Привиделись Раисе Максимовне её мужики: сын и муж. И главное, оба пред¬стали перед ней, почему-то погибшими... Виктор, её супруг, якобы, был убит уже давно, когда она сама, будучи молоденькой девушкой, только-только родила Андрея. Ну, а сына её, того самого Андрюшку, убили уже в эти дни. Причём, на той же самой заставе, что и отца.
   «Не иначе как, к долгой жизни… – оптимистично предположила Чернышева. После чего, трижды сплюнула. – …И всё же, какой умницей я была, когда заранее «отмазала» сына от этой чёртовой службы. Именно из-за неё, из-за этой самой армии, я чуть было, не лишилась Виктора. Не хватало, чтоб ещё и мой Андрей вернулся оттуда, таким же перекалеченным, как и муж. Или того хуже... Тьфу, тьфу, тьфу... Не дай-то Бог, ещё при жизни узнать о смерти сына…
   А ещё Рае приснилось... Даже стыдно вспоминать, не то, что б кому рассказать. Будто она, потеряв в молодости мужа, превратилась в привокзальную потаскуху.
«Да, уж... С такой-то жизнью, не мудрено и на вокзале оказаться, с обратной стороны кассовых окон…» – усмехнулась про себя Чернышева.
   Уж с чем-чем, а с чувством юмора, при любых жизненных условиях и самых тяжёлых обстоятельствах, у Раисы Максимовны непременно было всё в порядке.
Ещё раз потянувшись, дама решилась-таки встать и отправиться в душ. Уж больно ночь была нынче жаркой и душной.
   Чайник на плите только-только закипел, а Рая уже успела навести на своём лице косметический «ма¬ра¬фет». Суетясь на кухне, она старалась меньше шуметь и греметь посудой, дабы не разбудить до¬мо¬чадцев. Пусть дети подольше поспят, ведь у них каникулы.
   Отпивая мелкими глотками горячий чай, женщина вдруг вспомнила о том, что кроме сына и мужа, в своих недавних сновидениях она видела и ещё одного человека... Кто знает: быть может, именно поэтому и проснулась она нынче в приподнятом на¬строении. Однако восстановить в своей памяти те приятные мгновения, она так и не успела. В спальне неожиданно скрипнула кровать, и тотчас из коридора послышался стук костыля. Это проснулся Виктор.
   – Чего соскочил ни свет, ни заря? – небрежно бросила Рая, увидев в кухонном дверном проёме опухшее и небритое лицо мужа.
   – Проводить хотел… – пробурчал тот.
   – Да, не уж-то?.. Интересно, с каких таких пор, мы вдруг стали столь заботливыми?.. – саркастично усмехнулась женщина. Поставив чашку на стол, она добавила. – …Насколько я помню, вчера ты был готов меня убить, если я не дам тебе червонец...
   – Ладно тебе, Райка... Нашла, что вспомнить... Товарища вчера встретил, вот и выпили...
   – Этих друзей, ты каждый день встречаешь. У тебя ж, кто наливает, тот и друг.
   – Прекрати. Разве ж я виноват в том, что я инвалид?.. По этой самой причине меня и на работу брать не хотят. Ты, Райка, не за¬бывай... Я, между прочим, свою ногу за Родину отдал...
   – И где она теперь, твоя Родина?.. – вскипела Раиса Максимовна. – …Что же не кормит она тебя?.. Почему, не даёт десятку на опохмел?.. Отчего же её герой, отнимает у матери двух детей последние деньги?.. И на работу тебя не берут вовсе не из-за ноги. Уже трижды тебя пристраивала сторожем... И каждый раз тебя увольняли за пьянку… – выплеснув наболевшее, женщина вдруг взяла себя в руки. – …В общем, так Виктор. Вчера Лариска, моя напарница,  вернулась из отпуска... Рассказывает, будто бы в Адлер приехал известный нарколог. Между прочим, ученик самого Довженко!.. Приём там ведёт. За своё лечение, берёт не слишком много. Так что, го¬товься... Десять дней до сеанса, пить нельзя. Потому, смотри... Хоть каплю в рот сегодня возьмёшь, пеняй на себя.
   И запомни: это будет твой самый последний шанс. Сорвёшься, выгоню на хрен из дома. Будешь жить там, где наливают, у своих собутыльников.
Витя, ведь я вовсе не много от тебя не требую... Вернёшься из Сочи трезвенником, устроишься на ра¬боту... Ну, там, сторожем или вахтёром... Хоть какая-то прибавка в семейный бюджет...
   – Раечка!.. Голубушка, ты моя... Гадом буду, на всё согласен. Вот только, родная моя... Давай-ка, отсчёт десяти дней мы начнём с завтрашнего дня... Не видишь, что ли: как меня трясёт и колотит после вчерашнего?.. Христом Богом прошу, дай мелочи на опохмелку. Вот увидишь: вечером я буду, как огур¬чик...
   – Нет!.. – безапелляционно рявкнула супруга. – …С меня хватит. Ты пойми, мне перед соседями и детьми стыдно. Иду мимо них, и не знаю, куда глаза свои прятать.
   – Если не дашь денег, я никуда тебя не пущу… – пригрозил Витька, заслонив собой кухонную дверь.
   – Да пошёл, ты… – грубо оттолкнув мужа, Рая вышла в коридор. – …Свою силу, ты уж давно пропил... Ох, Витька-Витька, и как же ты опустился... А ведь когда-то был видным парнем. И хрен с ним, что на одной ноге... А какие ты строил грандиозные планы, у тебя были и цели, и реальные перспективы. Именно тогда, ты был для меня настоящим героем… – открыв дверь, женщина обернулась к помятому и погрустневшему мужу. – …В общем так. Сиди дома и никуда не рыпайся. Не хочу пугать, но если что-то узнаю, ты мне более не муж...
   Когда-то Виктор и в самом деле был весёлым и неунывающим парнем, душой любой компании. Высок, строен, симпатичен. В общем, Рая влюбилась... Влюбилась по уши и доверила любимо¬му человеку самое сокровенное.
   Это уже после, когда Витьку забрали в армию, она поняла, что беременна. В одном из писем спросила его: что делать? Вернее, она знала, что будет делать. Не сомневалась ни секунды: будет рожать. С ним или без него... А у Виктора спросила, потому что так полагалось. Ведь имел же он право знать... Первым же письмом Чернышев ответил: вернусь, сразу пойдём в ЗАГС...
   Виктор вернулся. Вернулся без ноги. Они расписались и стали жить вместе. Он по-прежнему был хорошим, она ценила его чувство юмора, его умение быть ласковым и страстным. При этом Рая вдруг поняла, что все её чувства к нему, это вовсе не любовь... Однажды она прочла: «Не быть любимым – это всего лишь неудача. Не любить – вот несчастье».
   Нет, Рая не пыталась развестись с Виктором и начать новую жизнь. Ей было жаль супруга-инвалида. Она не могла так жестоко с ним поступить. Рая лишь могла позволить себе мечтать. Мечтать о мифическом принце на белом коне, за которым хоть на край света; с которым и рай в шалаше. Вот его-то, этого самого принца, она б полюбила самой настоящей неземной любовью...
   Тут-то и появился ОН. В отличие от мужа, ставшего нерешительным и каким-то неуверенным в себе мужичком, вечно смотрящим ей в глаза с немым вопросом: я опять сделал, что-то не так?.. Юрка ни в чём не сомне¬вался…

   Оказавшись на улице, Рая вновь позволила своим мыслям вернуться к ночным сновидениям.
   «Итак, я видела во сне Юрку!.. Моего дорогого Юрочку. Как сейчас помню тот день, когда увидела его впервые... Когда-то он частенько заглядывал в наш дом. Поначалу Юра просто навещал Витьку, своего бывшего сослуживца. Они проходили службу на одной и той же заставе. Юрка подбадривал своего бывшего сослуживца, помогал ему с трудоустройством. Быть может, Юрочка испытывал нечто схожее с комплексом вины, ведь в том бою, когда муж потерял ногу, они были вместе...
   Правда, один из них вышел из того боя целым и невредимым, а второй израненным калекой... Потом Юрик приходил уже к нам двоим, вытаскивал нас в кино и на набережную. Ну, а позже «визит к другу», превратился в некий предлог. На самом деле, Юрочка хотел чаще видеть меня.
Ох, и как же нравился мне этот парнишка. Высок, симпатичен, остроумен. Умел скоро находить выход из любой ситуации. В общем: смел, хваток и предприимчив. И на что мне только не приходилось идти, как только не старалась я скрыть свои чувства и своё неровное к нему дыхание... Да разве ж такое скро¬ешь... Юра замечал, ловил любой намёк и отвечал мне тайной взаимностью. То цветочек мне потихоньку подарит, то флакончик с дорогими духами. На ка¬кой-нибудь из вечеринок, бывало, возьмёт и пригласит меня на танец. Да так прижмёт к себе, что я, в буквальном смысле, млела.
   А однажды, под хмельком, Юрка и вовсе обнаглел.
   «Ведь мы любим друг друга… – шептал он на ухо. – …Так зачем насильно заглушать свои чувства?.. Витьку, конечно, жаль. Но тут ничего не поделаешь, мужик он не глупый, должен понять... Увезу я тебя на край света, подальше от завистливых глаз и будь, что будет...»
   Но Рая, как порядочная супруга (пусть, и скрипя сердцем), а всё же ему отказала. Семья и здравый смысл перевесили её страсть и сиюминутные желания.
   «Нет, мой принц ещё не пришёл. Он всё ещё ищет меня. Потому и не стоит мне спешить…» – оправдывала свой отказ Рая.
   Однако после... О том своём скоропалительном ответе, она весьма сожалела. Особенно тогда, когда Вик¬тор «променял» её на «зелёного змея»... А может и променял-то он её, именно из-за того, что догадывался: кому на самом деле принадлежало сердце супруги.
   С той самой поры, когда Юрка получил от ворот поворот, след его в доме Чернышевых простыл. Он исчез, так и не попрощавшись. И, похоже, пропал навсегда. Мечты, так и остались мечтами... Разве что, тот мифический принц, уже представлялся Рае исключительно в образе Юрия.
   С исчезновением Юрки Громова, как будто бы все вернулось на круги своя. Работа, дом, дети, муж. У каждого свой характер, свои проблемы, свои решения. Правда, в последнее время, в голове Раи всё чаще и чаще начинали зарождаться опасные мысли с полукриминальным оттенком, по поводу своего непутёвого супруга.
   «Уж лучше б он погиб тогда, на границе... Юра-Юра, и зачем ты только спасал его?.. Тащил на себе до заставы?..
   Эх, и где ты сейчас, мой дорогой друг и тайный воздыхатель? Как живётся тебе без меня?.. – спрашивала Рая, уже внутри утреннего и ещё совсем малолюдного здание вокзала. А после, обращаясь уже к самой себе, с некоторым укором добавила. – …Что за мысли? И до чего ж я порочная баба?.. Ну, чем не привокзальная шлюха из моего недавнего ночного видения?..»


                * * *

   Наверняка, многим известны те неповторимые, щемящие душу чувства, которые непременно испытывает человек, возвращаясь в места, где когда-то прошла его юность, то есть, самые лучшие годы жизни. Наверно поэтому Юрий Александрович Громов проснулся в это душное летнее утро необыкновенно счастливым. Наконец-то он вернулся в родной Омск. В город своей молодости, первой любви и бе¬зумных поступков.
Открыв глаза, Юрий увидел рядом с собой, задержавшуюся с ночи голую девку.
   – Пошла отсюда… – Громов брезгливо столкнул проститутку с кровати. Эта грязная особа мешала ему думать о чём-то светлом, приятном, жизнеутверждающем.
Вновь развалившись на мягких подушках богато убранного гостиничного номера люкс, Юрий Александрович с упоением припомнил, чего сумел он добиться за последние годы, а так же о том, что теперь он может себе позволить.
   «А ведь когда-то был простым слесарюгой... На работу и с работы ходил по заводскому гудку. Каждый день, и в стужу, и в мороз... В ливень и в зной, знай себе, топай в этот грёбаный цех, к ненавистному станку. И ведь никто, так ни разу и не поинтересовался: дескать, есть ли у тебя, Юрок, желание идти туда?..»
Негативное отношение к пролетарскому труду, основанном на железной дисциплине и планово-авральной обязаловке, он впитал с той самой минуты, когда отчим впервые привёл Юрку к заводской проходной. Много воды утекло с тех мрачных времён... Словно палочка-выручалочка, Юрию Александровичу, успевшему отслужить в армии и наработать приличный трудовой стаж, явилась начавшаяся в середине восьмидесятых горбачёвская Перестройка. Толком, не осознавая в какое время ему суждено будет жить, Громов осторожно фарцевал на барахолке. Немного осмелев, попробовал смотаться «челноком» в Польшу. Ну, а когда появились первые шальные деньжата, погнался за «длинным рублём» в более цивилизованные капиталистические страны.
Зачем он вернулся в город своего детства и юности, объяснить внятно даже самому себе, Громов вовсе не мог. Воз¬можно, то была очередная ностальгическая волна, накрывшая с головой его одинокую, забугорную жизнь. Ведь там, на чужбине, новыми друзьями он так и не обзавёлся. Так, случайные знакомцы, соседи по барной стойке. Тогда как в Омске у него осталась куча, дорогих его сердцу друзей-товарищей. Потому, очевидно, и хотелось Юрию блеснуть... Спустя пять лет, предстать перед приятелями во всей своей нынешней красе. А быть может, Громов вовремя смекнул, что именно здесь, в полуразрушенной Империи, во времена дикого разграбления народных недр, как в сказочной Стране дураков, из семян начального капитала обязательно взрастут денежные леса и рощи.
   Так или иначе, но вчерашним поздним вечером Юрий Александрович прибыл на землю своей малой Родины. Сходу, зака¬тив грандиозный банкет (по сути, с первыми встречными земляками), он и встретил новый день в этом шикарном и совсем недешёвом номере.
   «Вот, кажется, и сбылась мечта идиота... По нынешним российским меркам... Имею в виду, подавляющую всероссийскую нищету, я просто сказочно богат. Потому и не терпеться мне, встретить кого-то из своих прежних друзей, подруг и родственников. Пусть они дико обзавидуются, пусть трепещут перед моими деньгами и лоском...
   Расступись толпа, нынче пришло моё время, время Юрки Громова...»
При этом, было вовсе не важно, что там, за кордоном, в цивилизованной Италии, наш герой-миллионер не вылизал из униформы мусорщика, не чурался любого грязного приработка... Собирая цент за центом, он экономил абсолютно на всём. Кто здесь об этом знает? Главное было в том, что накопленного там капитала (как ему самому тогда казалось) хватит на две российские жизни.

   Перекусив в ресторане и поправив своё здоровье холодным шампанским, сытый и приободрённый Громов, примерно в полдень вышел на солнечную улицу.
Взглянув на синее и безоблачное небо, он втянул в себя тёплый и родной омский воздух. После чего, Юрий Александрович направился было, в сторону той самой, неказистой заводской проходной, дабы объявить своим бывшим сослуживцам о возвращении их блудного товарища.
   Однако не успел Громов сделать и пары шагов, как кто-то сзади, грубо толкнул Юрия в плечо. К тому же, этот самый наглец, пробегая мимо Громова, ещё и наступил тому на итальянский туфель, вычищенный до блеска.
Юрий Александрович попытался ухватить хама за руку, да не успел. Курсант-танкист уже запрыгнул в отходивший от остановки автобус. Сплюнув обиду, Громов достал из кармана белоснежный платок, об¬тёр обувку и, забыв об инциденте, двинулся дальше.
   «Добро пожаловать, в Советский Союз!» – по пути усмехнулся возвращенец.


                * * *

   Скажу вам честно: многое потеряли те, кому ни разу в жизни не приходилось учиться в военном училище.
Ведь это далеко не институт и, уж тем более, не школа, где учащихся ежедневно связывают лишь пять-шесть часов учебного процесса, да короткие встречи вне стен общеобразовательных учреждений, в сво¬бодное от занятий время.
   Военное училище – абсолютно иное. Это свой, закрытый от посторонних мир. Вы только представьте: несколько сотен (вовсе не последних в физическом развитии) молодых людей, на протяжении пяти лет вынуждены уживаться бок обок, под одной крышей.
   Соперничество между возмужавшими юнцами здесь ведётся круглые сутки, причём везде, где, только это возможно. В учебных аудиториях, спортплощадках, в курилках и даже, вне стен училищных кор¬пусов. Подспудно, оно присутствует и в иных сферах жизнедеятельности курсанта: будь то, служба, учёба, неформальное общение, безнаказанное нарушение военной дисциплине, либо в негласном споре за самую стройную и симпатичную девушку, ожидавшую военнослужащего за воротами училища.
   Александр Угрюмов, курсант третьего курса, бу¬дущий офицер бронетанковых войск, отличник боевой и политической подготовки, хорошо преуспевал во всех вышеозначенных «дисциплинах». Вот только его «самая красивая», оказалась для Угрюмова, не столько предметом гордости, сколько Сашкиной «бедой» и его же «головной болью».
   Познакомиться с приглянувшейся на дискотеке девчонкой, особого труда Александру не составило. Однако это оказалось лишь половиной дела. Гораздо сложнее было расположить Дашу к себе. Стать для неё, по-настоящему единственным мужчиной.
   «Ну, как можно удержать девушку возле себя?.. – спрашивал себя влюблённый курсант. –…Когда между нами высоченный училищный забор, а частые полигонные сборы и вовсе отдаляют меня от Дашеньки на невероятные расстояния...»
Положа руку на сердце, были они с Дашей абсолютно разными. Она, студентка пединститута, дама свое¬нравная и капризная, любительница всевозможных тусовок. Он, обязательный, живущий по строгому армейскому распорядку парень. Девичья легкомысленность, в противовес  серьёзному мужскому отношению: как к выбранной профессии, так и к своему будущему... И, тем не менее, вместо того чтобы навсегда за¬быть о ней, не взирая ни на что, Сашка продолжал и продолжал «биться» за Дарью. Упорно соединяя, казалось бы, вовсе несовместимое.
Не сказать, чтоб девушка уж совсем не отвечала парню взаимностью или недостаточно уделяла ему своего внимания. Вот только время, которое Даша проводила без Александра, увы, почти все¬гда заполнялось кем-то... Как говорится; мир не без «добрых людей». Хотя, для данного случая, пожалуй, лучшей будет иная поговорка: о том, что шило в мешке не утаишь. Отголоски многочисленных и неприятных слухов, а так же всевозможных сплетен, связанных с подругой Угрюмова, иногда долетали и до самого Сашки. Воспринимались они курсантом чрезвычайно остро и болезненно. А, находясь при этом ещё и в гарнизонной изоляции, он и вовсе впадал в дикую ярость и бешенство.

   «Парень, ты бы поберёг свои нервы... Брось ты эту взбалмошную стерву…» – в один голос советовали друзья, наблюдавшие за метаниями товарища.
Однако, вместо того, чтоб адекватно и жёстко реагировать на слухи и советы сослуживцев, Сашка вновь и вновь мчался к своей Дашечке, каждый раз пытаясь доказать, что более терпимого и преданного мужчины ей вовсе не сыскать. Умом Санька понимал, что делает глупость, а вот сердцем... Потому как разум сердцу не советчик. Оно не думает, оно чувствует.
   Ну, а вчера, во время полевых учений, курсант Угрюмов случайно узнал о том, что в ближайшие выходные его любимая и единственная Дашуня, в компании друзей и подруг, собирается выехать с ночёвкой на природу. Реакция его была молниеносной. Используя заранее подготовленные хитрости, Сашка уговорил-таки командира перевести его в город по, якобы, служебной необходимости.

   Уже сегодня, с самого утра он принялся названивать на домашний телефон Дарьи. Так ни разу и не получив долгожданного ответа, он перемахнул через училищный забор... По разумению Угрюмова: наказание за самоволку не шло ни в какое сравнение с возможной потерей любимой.
   Оказавшись на «воле», беглому курсанту требовалось быстро добраться до дома. Дабы, переодевшись в «гражданку» (то есть, в безопасную от патруля одежду), отправиться на поиски своей Дашуни.
Сегодня Александру явно «фартило». Училище он покинул тихо и незаметно. На остановку общественного транспорта Сашка вышел опять же удачно. Автобус с необходимым ему маршрутом, подошёл, как никогда кстати. Правда, бросившись к этому самому автобусу, курсант чуть было, не сшиб какого-то принарядившегося франта. При этом он, кажется, ещё и отдавил какому-то бедолаге ногу... Ничего тут не поделаешь, не надо было стоять на пути беглого военнослужащего. Хотел извиниться, да не успел – води¬тель автобуса ждать кого-либо персонально вовсе не собирался.

   – Сашка?.. Ты, что ли? – услышав в коридоре посторонние звуки, выкрикнула с кухни мать курсанта.
   – Да, мам. Я ненадолго.
   – Разве ученья ваши уже закончились?
   – Нет. Просто я, на пару часов отпросился… – соврал «самовольщик», спешно переодеваясь в своей ком¬нате.
   – Сынок. А у нас неприятности… – Людмила Васильевна заглянула к сыну. – …Папа в больнице, с травмой головы... Врачи говорят, что он частично потерял память...
   – Что с ним случилось?
   – Никто не знает. Его нашли сегодняшним утром, в бессознательном состоянии.
   – Почему не сообщили мне сразу? – поинтересовался Александр, поправляя на джинсах ремень.
   – Не хотела тебя беспокоить. Ведь ты сам говорил о том, что у вас серьёзные ученья.
   – Мама, ты извини... Сейчас я очень спешу. Вот вернусь, тогда и поговорим… – уже с порога выкрикнул юноша.
Не сказать, чтоб сообщение о несчастном случае, произошедшем с отцом, вовсе не растрогал или каким-то иным способом не коснулся Александра. Просто в данную минуту, он думал, совсем об ином.
   «Жаль, что мать не позвонила в училище... Гладишь, и бежать бы мне вовсе не пришлось. И отца я бы успел навестить в больнице... Да и с Дашей проблем было б куда меньше. Ведь я даже и не знаю: где её сейчас искать…»


                * * *

   В этот яркий и солнечный день, на одной из многочисленных скамеек городского парка культуры и отдыха расположились две дамы, лет двадцати. Они вели меж собой милую и непринуждённую беседу. По крайней мере, именно так, это выглядело со стороны...
   Ну, а в действительности, на дворе стояла дикая жара, солнце беспощадно припекало. В такой зной, не спасала и тень деревьев. Потому как полуденный солнцепёку сопутствовала душная и безветренная погода, вовсе не располагавшая к какому-либо фривольному времяпрепровождению. Да, и разговор двух девушек, о которых ранее шла речь, был вовсе не милым. Барышни о чём-то спорили. Причём, спорили чисто по-женски, то есть, категорично и бескомпромисно.
   – Дашка, какая же ты, всё-таки бестолочь… – раздражённо заметила одна из барышень. –…За тобой такой парень бегает... Серьёзный, красивый, влюблён в тебя по уши... Опять же, будущий офицер. А ты меняешь его на какого-то придурка...
– Сама ты, Наталья, дура… – в том же неприязненном тоне огрызнулась подруга. – …Никуда этот самый Саша, от меня не денется... Да, и офицером он станет лишь через три года... Опять же, если ещё ста¬нет... Что ж ты прикажешь?.. Всё это время в монашках ходить? Запомни главное: красота не вечна, и наша молодость вовсе не безгранична. Мне погулять ещё хочется. Может, и встречу я кого получше... Да, побогаче...
   – Например, Андрея... – ухмыльнулась Наталья.
   – А чем, собственно, Чернышев тебе не по вкусу? Между прочим, он тоже студент. Будущий инженер, если хочешь... Он высок, симпатичен, дерзок и за словом в карман не полезет. Да и по  морде, если потребуется, запросто врежет. И за меня, и за себя сумеет постоять.
   – Вот именно, что «по морде». Смазлив и язык, как помело – вот и все его достоинства. А на самом деле, бездельник, балабол и весьма ограниченная личность. И ещё... Умоляю тебя. Какой из Андрея, к чёрту, инженер? Если бы его мамаша не работала в железнодорожных кассах, не имела бы «блат», то и института у него никакого не было. Трудился бы твой Андрюша, как и его па¬паша, инвалид и конченый алкоголик, где-нибудь на заводе. Или, того хуже, служил бы он сейчас рядовым солдафоном в каком-нибудь Таджикистане... Вот у Сашки... Тут и упрекнуть нечем... Семья благополучная. Мать учительница, отец бригадир... Да и сам Угрюмов надёжен и самостоятелен.
   – Подруга, хорош меня сватать... – в категоричной форме ответила Дарья. – …Сказала: хочу погулять, потому и поеду сегодня за город. Оттянусь, развеюсь и возможно, получу кое-что... В отли¬чие от мямли Шурика... Чернышев, уж точно, не станет рассусоливать, он сразу возьмёт «быка за рога».
   – Точнее было бы сказать: тёлку за вымя… – съязвила Наталья. Однако вовремя сообразив, что слегка «перегнула палку», она немедленно поспешила исправиться. – …Эх, Дашка-Дашка. Мне бы твои «данные»... Уж я бы, давно за¬муж выскочила. Кстати, вот и он, лёгок на помине… – Наталья кивнула в сторону троих парней. – …Беги. Встречай своего «быка».
   – Привет, девчата… – приблизившись к лавочке, Андрей заговорил первым. – …Дашуня, ты, как всегда, выглядишь бесподобно. Ну, и тебе, Натаха, так же, не хворать... Всё скалишься?
   – Да, пошёл ты… – оскорбившись, бросила Наталья.
   – Натаха, с нами на природу поедешь?.. – Чернышев и не думал оставлять в покое чересчур раздражённую даму. – …Поехали. Шашлычок, пиво, водка, фрукты, закат, речка, палатка... Одним словом, романтика. Мальчика тебе подберём. Такого же, как и ты, тоскливого и скабрезного. Вместе с ним будете кос¬точки наши перемывать.
   – Сказала ведь. От-ва-ли! – грозно зыркнула на парня Наташа.
   – Андрей, прекрати донимать мою подругу. Едет она с нами, едет... Успокойся… – вступилась за Ната¬лью Даша. – …Ну?.. Где и когда вас ждать?
– Дашуня, понимаешь... Тут такое дело. В общем, вышла одна неувязочка… – нехотя заговорил Чернышев. – …Обломали нас с машиной. Хочешь – не хочешь, а до общего места сбора придётся добираться на пригородной электричке.
   – Ну?.. – вновь ухмыльнулась Наталья. – …Ведь я предупреждала тебя, Дарья о том, что он не более чем пустобрёх. А ведь как сладко пел: мол, поедем на крутых тачках. Отдохнём в полном комфорте. Заранее уверена, что и водка у него будет «палёная»; пиво просроченным; шашлыки из тухлого мяса... А палатки (если они, вообще, будут) окажутся рваными и дырявыми.
   – Заткнись, кляча!.. – в глазах Андрея сверкнул огонёк животной агрессии и слепой ярости.
   – Что ж. На электричке, так на электричке. Я согласна… – скорее, назло подруге, нежели в её спасение кивнула головой Даша. – …Только сумки поможете нам донести...
   К слову сказать: Даша вовсе не тешила себя надеждой о том, что подготовка и сам выезд на природу будут абсолютно гладкими, как планировалось в начале. А если честно, ей было всё равно: как и на чём они будут выбираться из го¬рода. Главное, чтоб это случилось, как можно скорее. Ей безумно хотелось остаться с Андреем на¬едине. Неизвестно почему, но она трепетала перед этим «самцом», ярким представителем мужской особи. Его нарочитая наглость и агрессивность подспудно пробуждали в ней дикие фантазии. Сейчас он казался ей героем любимого мексиканского сериала, этаким беззаботным «мачо», которому до фонаря политические катаклизмы и мировые проблемы. Он, словно животное, жил лишь нынешним днём и именно тем, что окружало его в данную минуту. Андрей умел получать удовольствие от реального мира, не «заморачиваясь» на абстрактном, эфемерном, недоступном. С ним, в Дашиных представлениях, должно быть легко и про¬сто.
   А ещё, Дарья прекрасно осознавала, что этот самый «мачо» абсолютно не предназначен для долгих взаимо¬отношений и, уж тем более, для семейной жизни. Потому и не тешила себя иллюзиями, не строила на счёт Андрея каких-либо долгосрочных планов. Он должен был стать всего лишь глотком свежего воздуха в загазованной городской атмосфере. Весёлым и увлекательным приключением. Коротким и долгожданным отпуском в череде однообразных рабочих будней…


                * * *

   Юрий Александрович медленно шёл по знакомым с детства улицам. Он наслаждался размеренным и спокойным ритмом сибирского городка; отсутствием излишней суеты, так присущей крупным европейским мегаполисам. Казалось, Громов созерцал сейчас записанный в юности кинофильм – правда, запущенный в слегка замедленном формате.
За время его отсутствия, город определённо изменился. Причём, в самую лучшую сторону. Там, где в памяти Юрия Александровича ещё ютились ветхие и отжившие свой век хибары, сейчас возводились «навороченные» современные здания. Вот только грязь, мусор и пыль, в изобилии поднимавшаяся вверх при любом дуновении ветерка, по-прежнему резали глаз... Тот самый глаз, который успел привыкнуть к западной чистоте и благоустройству.
   А вот, и та самая аллея, ведущая к заводской проходной. Именно по ней Громов ежедневно следовал на работу... По ней он и возвращался домой. Юрию Александровичу даже показалось, будто бы те времена минули совсем-совсем недавно, буквально вчера.
   Громов остановился в каких-то пятидесяти метрах от ворот проходной и с некоторым подозрением глянул на свои наручные часы.
   Дело в том, что по заводскому графику, в этот час должна была заканчиваться первая смена. Лет пять назад, то есть, в рабочую бытность Юрия Александровича, данная аллея была полна людьми. Прилегавшие к проходной территории напоминали муравейник. Той привычной картины Громов нынче вовсе не наблюдал.
   «Возможно, пришёл рано… – предположил Юрий. – …Или наоборот: поздно. Потому как не может, столь огромный заводище, просто так простаивать посреди рабочей недели…»
   – Ещё как, может… – словно услышав мысль Громова, ответил ему, проходивший мимо дедок.
Лицо того старичка, как будто бы, показалось Юрию Александровичу знакомым.
   – Из тринадцатого? – поинтересовался Громов, подразумевая номер цеха.
   – Ага… – ответил дед. –…Да только «тринадцатый» уж два месяца, как закрыт... Паскудные демо¬краты всю страну разворовали, да распродали, а деньги пропили... Военный заказ с пред-приятия сняли, потому и собираем мы нынче всякую, никому не нужную хрень. Причём, их двухсот прежних цехов, задействовано лишь пять-шесть...
   – Наши ребята ещё трудятся?.. Как-никак, а слесари-универсалы... Таких не сократят, это ж самый ценный генофонд предприятия…
   – Под словом «наши», ты кого, мил человек, имел в виду?.. – прищурившись, собеседник вгляделся в лицо Юрия. – …Что-то не при¬знаю я тебя.
   – Громов я, из бригады Угрюмова... Ну, Прокопенко, Тишку, Вовку Андреева знаешь? – Юрий Александрович назвал первые, пришедшие в голову имена из своей прошлой, многочисленной бригады.
   – Этих-то знаю. Твои универсалы сточную канаву сегодня чистят. Обожди малость, скоро выйдут. В раздевалке недавно их видел.
И действительно, минут через пять, на крыльце проходной появились знакомые Громову лица.
   – Ребята, кого я вижу?!.. – зычно объявил один из бывших коллег Громова, первым заметивший Юрия. – …Не иначе, как нашего «иностранца», из-за границ турнули?.. И Юрок уж готов упасть нам в ноги, дабы его вновь приняли в родную бригаду.
   – Нет-нет... Только не на завод… – улыбаясь, ответил Громов. Его не забыли. – …Погос¬тить приехал... Соскучился я, понимаешь, по вашим наглым рожам.
   – Делов-то... Вот мы, все перед тобой. Созерцай, сколь хочешь.
   – А ещё лучше, наливай... – выкрикнул ещё кто-то.
   – Да, без проблем... – в том же полушутливом тоне ответил Юрка. – …Что пить будем?
   – Коль угощаешь, то можно и пиво.
   – Да, ну его, твоё пиво... Пиво без водки, деньги на ветер...
   – После столь долгого отсутствия, мог бы и коньячком угостить… – наперебой загалдели работяги...
   Бывшие члены бригады предпочли отметить возвращение Громова, в своё излюбленное место, в старой привокзальной забегаловке, успешно пережившей эпоху антиалкогольной компании. Бывшая «Закусочная» нынче гордо именовалась «Пивным баром». Именно здесь, на протяжении последних десяти – пятнадцати лет бригада Угрюмова обычно отмечала дни рождения, какие-то юбилеи и прочие знаменательные даты. Ранее бывал тут и Юрий Александрович.
   В отличие от прежних времён, когда Громов вёл себя предельно сдержанно, на сей раз Юрий Александрович весьма шумно демонстрировал преимущества буржуазного строя над социалистическим. Причём, делал он это, чисто по-русски: от всей души и на всю катушку. Конь¬як, водка и прочие алкогольные напитки – текли здесь рекой. А буфетчица не успевала подносить к их столику, имевшиеся в наличии дорогие закуски. Сам же Юрий Александро¬вич, уже слегка подвыпивший, без перерыва рассказывал друзьям, о том «райском уголке», из которого он только что вырвался. Мужички слушали возвращенца, раскрыв от восторга рты.
   – А ведь я сразу предлагал вам пойти в ресторан… – возмущался не на шутку раздухарившийся Громов. – …Притащили меня, понимаешь, в этот засаленный и засраный гадюшник с общепитовскими вилками и ложками... Вы что ж, считаете, у меня денег нет?.. Да я, если пожелаю, то полгорода могу скупить...
   – Юрка, ты пойми... Нам здесь привычней… – ответил один из слесарей. – …Забыл, что ли? Как сам заглядывал сюда после смены? Да и одеты мы вовсе не для приличных заведений.
   – Ерунда. Ради такого случая, всех вас, с головы до ног, переодел бы в «цивильное». Кстати, а где Угрюмов?.. – неожиданно поинтересовался Громов. – …Почему я не вижу своего наставника?
   – Так он, это... В больницу попал... Посидел вчера с нами, вот за этим же самым столиком, а ут¬ром его нашли с пробитой башкой... Мент сегодня приходил, всё расспрашивал: когда и с кем ушёл наш «бугор».
   – Не мешало бы его навестить... – задумчиво, словно что-то припоминая, произнёс Юрий.
   – К Угрюмову лучше не соваться...
   – Эт ещё почему? Он, что?.. Так плох?.. – удивился Громов.
   – Не в этом дело. Говорят, что от удара по голове у Василия Ивановича «крыша» съехала. Представляешь: жену свою в больнице не узнал...
   – А я-то всё думаю, с каких таких щей, мне вдруг Вася нынче приснился. Будто бы ругался со мной... Матом на меня орал... А, за что осерчал, вовсе не помню... Обязательно к нему съезжу. Вот посижу с вами ещё не много, и двинусь. Пусть только попробует меня не узнать... Подскажи, в которую больницу его определили?
   – За зря прокатишься... Без специального пропуска к нему не пустят.
Громов уже прилично опьянел. Достав из кармана пачку сто долларовых купюр, он развернул её веером перед изумлёнными лицами заводских ребят.
   – Ну?.. И чем эти бумажки не пропуск?..



                (Продолжение следует)