Последняя женщина. В ожидании апреля

Казбек    так    и   не  смог   выследить,    куда     направляется    Аргут,   когда    отлучается   с  зелёной   горы.   То,  что     пёс,  в  отличие  от  обычных   собак,  обладал  каким - то  особым  даром,  он  начал   подозревать  уже    давно.
 
Приглядываясь  к  нему  Казбек,  находил  подтверждение   своим  предположениям,  буквально  во  всем.  В  том,  как    Аргут,   немигающим  взглядом  следил  за  пламенем   костра,  как,  прислушиваясь   к   их  разговору,     медленно  переводил   глаза   с  одного  лица   на  другое.  Он   замечал,  как  менялось   выражение   собачьих    глаз,  в  зависимости   от    настроения   Мариулы.  Если   она  грустила,  Аргут,  положив  ей  на  колени     голову,  закатывал   глаза   вверх,   пытаясь,  таким  образом,    заглянуть    ей  в  лицо   и  добивался,   чтобы   она  улыбалась   ему.

 -  И  что  в  этом   такого?  Просто  очень  ласковый  и  умный   пёс,  -  возражала    Мариула,   когда   Казбек   за  всем  этим    пытался  увидеть,  что-то    сверхъестественное.

-  А  история   с  ослом   и  козой,  тоже,     из  разряда,    ничего     особенно    не  значащих  случаев?     Кстати,  ещё  как-то   можно   понять,  как  он   из   того   времени,  принёс   сюда,  в  зубах,   домашнего   гуся,  но,   вот  эту  козу,  он   же   не  в  зубах  своих  её   нёс.   Или    Сократа,  который   ростом   выше  его.   Значит,  есть  какая-то  неизвестная   нам   дорога  из   одного   времени   в  другое.   Дорога,   о  которой   мы   не  знаем,  а  он   по  ней   прогуливается    как   по  бульвару.   И   ведь,  молчит,   не  показывает   нам   её,   дорогу   эту.
 
   Мариула  не  знала,  что    сказать,    и  только   могла,  что    пожать    плечами   в   ответ.  Разговор   о  странном  поведении   Аргута,  Казбек   обычно  вёл   в   его    отсутствии,  будучи  убеждённым,  что  пёс  прекрасно  всё  понимает,  что   говорят  о  нём.

 - Вот  и  сейчас,  как  ты   думаешь,  где  он?   Мариула  снова  в  ответ  пожала  плечами.    -  Бегает   где-нибудь,   и  охотится   за   своими   ящерицами. И  чего  ему   дома  сидеть,  вон,   погода,   какая  тёплая  стоит,  даже   не   верится,  что  по  календарю   уже  зима  наступила.

   - И  ты   так  спокойно  обо  всём   этом  говоришь.  А  что   если  мы  с  тобой,  и  на  самом   деле,  самые  последние  люди  этой  на  земле,   лишь  двое   сейчас    на    всей   этой  планете?

   - Уже  не   двое,  а  трое,  а  может,  и  четверо, -    улыбаясь,  поправила   Казбека  Мариула.  Улыбка  её  была  необычной,  словно  она  в  этот  миг    прислушивалась,   к   тому,   чего    не  мог  слышать  Казбек.

    - Ну,  да,  если   в  качестве  последних  людей  считать   ещё  козу    и    собаку,  то   действительно,  четверо,  -  согласился   Казбек,  и  тоже  с  улыбкой.  Только  была  она  у  него  не  такой  как  у  Мариулы.  Это  была  улыбка  усталого  человека,  которого,   что - то   тяготит,  и  тяжесть  эта  всё  сильнее  давит   на  плечи,  заставляя  их  сутулиться,  когда  он  сидел,  опустив  руки  на  колени.

   -  Какой  ты  смешной  и непонятливый, -  теперь  улыбка  Мариулы   была   предназначена   Казбеку.  Она  подошла  к  нему,  обхватив  руками  его  усталые  плечи,  шепнула  на  ухо:  -  подожди,  я  скоро.
  Зашла  в   их   дом,  а  через   несколько  минут   вернулась   оттуда, преобразившись  настолько,   что    изумлённый   произошедшей  в  ней   переменой   Казбек  поднялся   и    удивлённо   смотрел   на  неё.

 В  ослепительном  белом  платье,  украшенном  драгоценными  камнями,   которые  переливались  разноцветными  искорками,   с   золотой  короной    поверх   пышных   пепельных   её   локонов,  она  выглядела  сказочно  красивой.   Мариула  подошла  к  мужу,  прильнула  к  его  груди,  и   сказала  то,  о   чём   не  решалась  говорить  раньше.

     -  Будущей    весной,   в   середине   или  в   конце   апреля,   ты  станешь  отцом,  у  тебя  будет   сын   или  дочь.

 Казбек,  не  перебивая,  слушал  её,  не  зная,   что    сказать   в  ответ.  Это  было  настолько  неожиданно,  что    на    какое-то  время   он,   просто    лишился  дара  речи,  глядя  на  Мариулу   всё   теми  же   удивлёнными  своими   глазами.

  Наконец,  когда    до   его   сознания   дошло,  что  она   сейчас  сказала,  дошло  в  понимании  полного  смысла    этих    слов: -  Ты    станешь  отцом… Сын   или  дочь…   Этой  весной,   в   апреле... 

Он,  всё  так  же,  молча,  поднял  её  на  руки  и  закружил,  так   сильно  закружил,  что  она    крепко   обхватила  его  за  шею,  смеялась  и  говорила:  -    Отпусти  меня,  слышишь?    У  меня  же  голова  сейчас  закружится.  Ой,  какой  же  ты  у  меня  действительно    ненормальный.
   
А  когда  он  остановился,  она  не  спешила   размыкать  свои  объятия,  всё  так  же  крепко  его  обнимала,   то   и  дело    повторяя:   - Какой  же  ты  ненормальный  у  меня.
    Смеялась  и,    глядя  ему  в  глаза,   говорила:  -   И  за  что  только  я  тебя  люблю.  Ну,  скажи  мне,  за  что?

    Много  новых  признаний  в  любви  услышала  в  тот  день  от  Казбека   Мариула. 
 А  ночью,  когда,  они  легли  в  постель,  он,   осторожно   прикоснувшись   к  ней,   спросил: -  Ты  чувствуешь  сейчас   его   в  себе?

       -  Конечно, -  придвигаясь  к  мужу  плотнее,  сказала   она, -  я  теперь  всегда   его   чувствую,  чтобы  ни делала,  я  даже  разговариваю  с   ним.

       -  С   ним?  Переспросил  Казбек, - ты  думаешь,  родится  сын?

       -  Точно  это  никто  не  может  знать,  разве  что  в  больнице,    при  помощи  специального  оборудования   можно   установить  заранее  и  пол  и  вес.  Но,  в  наших  условиях,  Мариула  обвела  взглядом   темнеющий  над  ними  потолок,  -  можно  полагаться   только  на    голос   своего   сердца,   а  оно   мне  говорят,  что  у  меня   будет   сын. 

      -  Главное,  чтобы  всё  нормально  прошло.  Чтобы   тебе  не  слишком  больно  было  и,  чтобы    ребёнок  родился  здоровым, -  сказал  Казбек,  казалось  бы,  обычные  в  таких  случаях  слова,  но  в  условиях  их  пещерного  существования  они  имели  особый  смысл.
 
        Раньше   Мариуле  рожать  не  приходилось.  А   когда,  ещё   не  достигнув    восемнадцати  лет,   решилась   в  первый   раз  прервать   беременность,     врач,     пожилая    строгая  женщина,   предупредила,  что   в  дальнейшем,     вряд  ли    она   сможет   родить.  Сказала   ей,   прямо,  не  скрывая  своего  осуждения.
 
Слова  эти,   пронзили   тогда   её   сознание,   ощущением  вины,  за  то,  что  собирается  сделать.  Она  лежала   на  больничной   койке,  до  боли  закусив  губы   и  отвернувшись  к   стене,  чтобы   никто  не   видел,   как  по  лицу  её   катятся  слёзы.  И,  всё   же,  выбрала   операцию,  лишающую   её    надежды,  когда-нибудь  стать  матерью.
    
 Казбеку    об  этом,  конечно,  не  сказала,  и  от себя   сейчас    пыталась     отогнать   тревожные  мысли,  но   куда  от  них  денешься,  снова  и  снова  задумывалась, -   сможет  ли  родить,  выдержит  ли,  как  справится  со  всем    этим,  без  чьей - то  помощи?

    -  Выдержу.  Обязательно  выдержу.  Да  и  Казбек  рядом,  поможет.  Всё  будет  нормально,-  подбадривала  и  успокаивала  себя.

Она   теперь   берегла  себя,  берегла   ради  этой  крошечной    жизни,  напоминающей   о  своём  существовании  в  её    теле.   Это  было  ни  с  чем  несравнимое   ощущение.  Она   старалась  теперь  идти  медленней,   чтобы,   не   дай  бог,  не   поскользнуться  и   не   упасть. Тяжёлого    ничего  не  поднимала.  Старалась   питаться   так,  чтобы  в  рационе,  по  возможности,  были   необходимые,    в  таком  её  положении,   продукты.
 
Казбек,  научившись  доить  козу,   пытался,   освоить  и   процедуру  изготовления  сыра,    но    у   него   каждый   раз  выходила    некая   творожная    масса,   которая   даже  отдалённо    не   напоминала    ничего  похожего   на  сыр.

Эта   неудача   его   не  обескуражила,   он    попытался     переключиться    на     изготовление   других    кулинарных    изделий,  тратя  на  это,   помимо    молока,     муки   и   масла,   немало   и  других   продуктов,   пока    Мариула,   видя  такое   расточительство,  не    положила  конец    этому     изобретательству.

    -  А  зря, -   сказал   Казбек,   отдирая  от   рук    прилипшее  к  пальцам  тесто,  -  только   начал   ощущать   себя   настоящим  поваром.  Ведь  кухня  она,    где-то,  сродни  с  мастерской    художника.  И  там, - он   поднял   руку   к   небу,  -  и  здесь,  -  растопыренные  пальцы   указывали   на     комок   теста,  -  без   вдохновения   ничего  не  сделаешь.

   -  Ты   забыл  об  одном,  - прибирая  за   ним   неаппетитную  массу,  добавила   Мариула, -  что  это,    прежде    всего,    должно  быть   съедобным.
 
   -  Я  слышу  голос  желудка,  но  не   голос  сердца.  Как   можно  относиться  так   к   искусству.  И  там   и  здесь…   
 Но  на    этот  раз   Мариула   не  дала   Казбеку  закончить  речь,  которую  он  так  патетически  начал.   
   -  И  там   и   здесь,   полный   беспорядок.  Ты    посмотри  на  себя,   как  можно,   так   вымазаться   в  муке,  столько  рассыпать  её  на  землю,  потратить   впустую   такое  количество   продуктов.  Нет,  всё,  с  этого  мгновения   вы,   господин    художник,    уволены   с  этой   работы   и   переведены   в   дворники.
 
       Ещё  два  месяца  прошло  их  жизни  вдали  от  всех,   подходил  к  концу  декабрь.  Пора  было  задуматься  о  новогодней  ёлке  и  рождественских  подарках,  а  природа,   казалось,  и  не  думала   менять  цвета  на  своём  платье.
  К  большому  удовольствию   козы,   вокруг  было  много   густой  травы.   Ничто  не  говорило, что  идёт  зимний  месяц.   И  вдруг,  в  течение    суток,  всё  переменилось.  Утром,  когда   они   вышли  из  дома,  оба   так  и  застыли  на  пороге.  Всё   вокруг   было   покрыто  снегом.  Вершина  горы,  склон   её,   камни  их  пещеры,  спуск  к  реке  и  даже  сама  река,   всё   было  окрашено  в  белый  цвет.   Зимнего  холода  не  было.  И  это  было  тоже  удивительно.  В  небе   светило  солнце,  светило  ярко,  а  снег,  который  лежал  на  ветвях  кустарника,  на  траве  и  на  камнях,  совсем   и  не  думал  таять,  он  только  покрылся   тонкой   блестящей  корочкой  и  сверкал  в  лучах  солнца,  словно   всюду,   куда  не  бросить  взгляд  лежали   бесчисленные  россыпи  драгоценных  камней.  И  эти   камни  были  намного  прекраснее  тех,  что  лежали  у  них  в  пещере.

Мариула  и  Казбек  переглянулись   и  поняли,  что  они  сейчас  думают  об  одном  и  том  же.  О  том,  что  с  этим  живым  великолепием,  никогда  не  сравниться  холодной  красоте   камня.   И пусть  нельзя   взять  всё  это  в  руки,  как  тот  же  алмаз  или  изумруд,  и  пусть  красота  эта   живёт   коротким  мгновением,  и  пусть,  чтобы  оценить  её,  взгляд  должен   вобрать  в  себя   всё  это  небесное  и  земное  раздолье,  но  есть  во  всём   этом   главное  -  ощущение   жизни   и  твоей  причастности  к   ней.

У   холодного   камня    даже   самой   редкой   породы,  даже  если  самый  искусный   мастер  вложит  в  него   весь   свой   талант   и  душу,  не  будет  того  ощущения   жизни,  которым   природа   наделяет   обыкновенную   капельку   воды,   превращая   её  в  хрустальную   снежинку.
          
    -  Боже  мой,  как  это  красиво! -  Мариула    прижала  к  груди  руки,   словно    пыталась   удержать  сердце,  которое   взволнованно  и   радостно  билось    в  эту   минуту.
     - Посмотри  на  этот  склон,   укрытый  снегом, -  показал  ей  рукой  Казбек, -  он  выглядит  точно  так  же  как  твоё  платье,  которое  ты  надела  в  тот  день.
Это  был   последний   день   декабря.  Казалось,  природа  решила  преподнести   им    новогодний   подарок.
   
 Глядя   на    ручные   часы,   по  которым   Казбек  определял  точное  время,  он   наполнил  бокалы   шампанским   и,   стоя   около   костра,    ровно  в  двенадцать  часов,   они   поздравили  друг  друга  с  Новым  годом.

 В   ночное   небо     взметнулись   искорки   костра   и     превратились  там,   высоко  над  землёй,    в  маленькие   звёздочки.   Так  думал   Аргут,   следя  за    их    полётом.    Он  бы  нисколько  не  удивился,  если  бы   эти   яркие   огоньки  сейчас  снова    вернулись   на  землю.

         Здесь  намного  лучше,  чем  там,  рассуждал  он,   глядя  как  всё  новые  и  новые  искорки,  устремляются  в  далёкий  путь.  И,  чем  их   только  так  привлекает    небо?  Вот  и  солнце,  казалось  бы,  намного   мудрее  этих  звёзд,   однако  всегда  под  вечер  опускается  на  землю.  Нет,  здесь  лучше,  -  окончательно  решил  он  и,   подойдя  к  Мариуле,    устроил  свою  голову   на   её  коленях.

В  ответ   на    вопросительный  взгляд   Казбека,   она   только  руки   развела, - мол,  что  с  ним  поделаешь,  не  прогонять  же  его.
 
    -  Что  ж,  придётся  мне  на  танец   Машку   пригласить, - сказал  Казбек  вполне  серьёзно.   Коза    долго  себя  ждать   не  заставила,  подбежала   и  стала  тыкать,  остренькой  мордочкой  в   ладони,   выпрашивая,   что-нибудь    по  случаю  праздника. Печенье  ей  пришлось  по  вкусу  и   она,  то  и  дело   благодарно  трясла   бородой.
 
   -  Чем  он  там  её  угощает, -  внимательно  приглядываясь    к  ним,   подумал     Аргут,  уходить   с  колен   Мариулы  не  хотелось,  но  любопытство  в  конечном  итоге  победило  и  он,  не  спеша, подошёл,  оттолкнул  Машку  в  сторону  и  сунул  свою  лохматую  голову  в  ладонь   Казбеку.
 
  -  А  этого  ты    не  хочешь?  -  сказал  ему  Казбек,  сжимая  пальцы  в  кулак  и  протягивая   его   к  самому  носу  собаки.  Аргут   ответил    вполне  достойно,   обнюхивать  кулак  не  стал,   зевнул,   широко  раскрывая    пасть  и  показывая    свои  клыки,  которые  устрашающе   действовали  даже  на  волков.

   На  этом    дуэль   их   жестов   закончилась.  Аргут  снова  стал  смотреть   на   звёздное   небо,  Машка   отыскивала  под  снегом  траву,  а  Мариула  вновь   вернулась  в  объятия     мужа.