Преподаватель

          Преподаватель.

  Ефим Львович!
  Преподаватель математики. 
 Увлекающийся, доказывая какую-нибудь теорему так, что пиджак в мелу. Под мышкой указка, мешающая нещадно. Но он не замечает. Перекладывает её то под правую, то под левую руку. Иногда указка падает, но и это проходит мимо его внимания и если бы ни мы, указка так и пролежала бы до конца урока. Но кто – нибудь, чья очередь, тянет руку:

  - Что? - Останавливается на полуслове Ефим Львович – Вопрос? Что непонятно?

  - У Вас указка упала.

  - Что? Какая указка? Это не главное, это к делу не относится.

  Но лезет под стол, достаёт злосчастную указку и теорема продолжает доказываться не сразу, несколько сбивчивых слов, рассеянных фраз и он снова весь в огне.
 
  Мел крошится и сыплется по доске, берёт новый кусок, но тот живёт до ближайшей точки, которую в запале ставит так, что и этому куску приходит конец.

  - Теперь смотрите, что происходит, оба многочлена сокращаются и мы видим, что «А» равно «В»! Вы могли себе это представить? Нет!
 
   И победно, как полководец, втыкает свою короткую указку, словно шпагу, в центр стола, непременно попадая во что-то, что с грохотом падает на пол. Это может быть и забытый с прошлого урока небольшой глобус, и его собственный футляр от очков, и чашка давно остывшего чая, с которой он никогда не расстаётся, приходя на урок непременно с этой чашкой в одной руке и с огромным портфелем в другой.
 
  Теорема доказана,  время вопросов. Мой друг всегда первым тянет руку и всегда с одним и тем же:

   - Ефим Львович, у вас пиджак немного запачкался.

   - Это не главное, это к делу не относится - парирует учитель.
 
  Однако тщательно трёт слегка запачкавшееся место на груди совершенно перемазанной мелом рукой, отчего половина пиджака становится ещё больше замаранной.
 
   - Ещё вопросы есть?
 
  В этот момент звенит звонок, аудитория издает характерный шум, но первым, как мальчишка вскакивает сам Ефим Львович с поднятыми руками и растопыренными пальцами, как бы заслоняя собой выход:

   - Нет, звонок не для Вас, звонок для меня!
 
  Но видя, что никто и не встал, сам спокойно опускается на стул, и уже, совершенно обыденно, диктует задания на дом.
   
  Ефим Львович безмерно влюблён в математику. И, как человек способный любить, любит и нас,  и ещё тишину.
  Когда он говорит, объясняя что-либо, в классе должно быть очень тихо.  Знает, что половина учащихся его не слушает, он не против, главное, что бы не мешали ему и тем, кому интересно.  А то, что может быть неинтересно никому, сам понять не в силах.
   
  Хотя поначалу так и было. Было совершенно неинтересно. Было смешно. Смешно, как он весь перемазанный мелом бегает вдоль доски, смешно, как обижается на малейший шум и на нас, на тех, кому интересно, допускающих этот шум. Смешно, как распаляется и не видит ничего, даже того, что прямо перед ним за первым же столом идёт трапеза: лучшие его два ученика поглощают домашнюю яичницу со столовским кефиром.
 
  Было смешно, было долго смешно, пока ни стало  интересно. Своей любовью он сумел зажечь всех. Не было отстающих. Математику любили все. Ну почти все, а кто не любил, всё равно сидел тихо, из уважения, а может из любви. Из уважения и любви к преподавателю с таким талантом.
 
  Своим талантом любить свой предмет  зажёг в нас, начинающихся циников, тот самый огонь, без которого жизнь превращается в серые будни.
 
  Самый обыкновенный учитель, самой простой математики лично для меня стал пастырем в мир всеобъемлющей любви. Своим огнём разжег не просто любовь к математике - саму способность хоть что-то полюбить. А если ты способен любить ну хоть что–нибудь по настоящему, то способен любить всё.
 
  Жизнь людей можно сравнить с поленьями: одно сухое, берёзовое, горит жарко, воспламеняется от спички, но за то с ним тепло, уютно, интересно, другое отсыревшее, осиновое, разжечь можно, но горит только в печи, где есть ещё и берёза, само по себе тлеет и гаснет, а третье вообще не разжечь, оно полусгнившее и если положить в костер, то и другим гореть мешает.

  Ефим Львович разжёг весь класс и ни  один наш, я полагаю. Внешне несуразный – яркий внутри. Есть ещё преподаватели в России. Вернее сказать – учителя.
 
  Я не стал математиком, да и ни кто с нашего потока, но преподаватель математики стал для нас для всех учителем жизни, что, в общем и требуется от настоящего учителя: научить жить, любить, гореть,  быть человеком, а математика, она потом приложится, если надо.