Сумкрки в Дели, ч. 2, гл. 1. Ахмед Али

Сумерки в Дели. Ахмед Али

Часть вторая

Мое отчаяние не ведает
Круговращений колеса времени.
День превращается в ужас,
Я не замечаю ни сумерек, ни рассвета.
                Галиб

Глава первая

Было ужасное лето 1911 года. Люди не помнили, чтобы такая жара стояла еще когда-нибудь на много лет назад. Багам Джамал жаловалась, что такой жары ей не приходилось испытывать за всю свою жизнь. Бегам Нихал сказала, что такого лета не было с 1857 года, года «Восстания». Температура поднималась и поднималась, пока не достигла 46 градусов в тени. С семи утра начинал завывать жаркий ветер Лу, угрожающе продираясь сквозь безнадежно притихшие улицы. Листья Хинного дерева скукожились и пожухли, а ветви финиковой пальмы покрылись толстым слоем песка. Пыль носилась весь нескончаемый полдень. Люди выходили на улицу, хорошо замотав свои головы. Голуби полетали какое-то время, после чего сели, раскрыв клювы от жары. Вороны каркали и коршуны кричали, и эти звуки вызывали неприятные отупляющие ощущения в умах.
Небо потеряло свой обычный цвет, и стало бронзовым и грязным. Лу не прекращался даже по ночам. Звезды мерцали на небе из-за заволакивающей их завесы пыли. Песок сыпался сверху всю ночь, попадал на зубы, покрывал постели, и сон даже близко не подходил к изможденным жарой людям.
Страсти накалялись, и отовсюду доносились громкие крики ссорящихся женщин, мужья били жен, матери – детей, и казалось, в этой суматохе невозможно обрести покоя.
Постоянно в разных местах вспыхивали пожары. Во время пожара небо окрашивалось в красный цвет от пламени, вырывающегося от земли. Люди умирали от солнечного удара. Даже птицы не могли защититься от разрушительного влияния солнца, и много голубей погибло.
За городом, за пределами Форта и за пределами Ворот Мори, рабочие копали землю под всё сжигающей жарой мая, выравнивая или возвышая отдельные участки, они украшали эту местность, готовя ее к коронации нового и чужого короля. Но до коронации еще оставалось много времени, и никто особо этим не интересовался.
А в самом городе свободно дул ветер, продувая вдоль и поперек Чанди Човк, поднимая на улицах и в переулках пыль и трепля приземистые деревья, которые росли рядами в центральной части базарной площади от квартала Фатехпури до Фонтана и дальше.  Люди наглухо закрывались в лавочках и домах. В полдень город казался мертвым и опустевшим, раздавался только дребезжащий шум трамваев, работавших целый день, хотя только немногие пользовались их услугами. По вечерам люди выходили из домов, когда солнце садилось и улицы вспрыскивали водой, и тогда город начинал потихоньку жужжать…
                ***
Мир Нихал, одетый в мусульманский халат, сшитый так, чтобы одна из его грудей выходила наружу, в красных туфлях с вышитыми на носках белыми цветами вышел из магазина Хаджи Нур Элахи и сыновья, торговцы кружевами. Только он ступил на улицу, пронесся сильный порыв горячего ветра, и Мир Нихал замотал свою шею, чтобы защитить ее от солнца. С крыши близлежащего дома голубятник с азартом кричал: «Аао, аао!» Непроизвольно Мир Нихал поднял голову. Хотя стояла сильная жара, в небе было полно голубей. Внезапно Мир Нихал вспомнил, что он забыл оставить воду в своей голубятне, поэтому он ускорил шаг.
Ему хотелось, прежде чем пойти домой, посетить Баббан Джан, поскольку она была больна; но голуби сильно его беспокоили. Поэтому он пошел, не сворачивая, по улице Чанди Човк по направлению к Часовой башне, чтобы пройти через Бали Маран, это была кратчайшая дорога домой. Когда он проходил мимо Часовой башни, он увидел огромное количество телег, запряженных верблюдами, телеги со скрипом и ревом медленно продвигались, как улитки, от садов Ост-индской компании к Кхаори Баоли, рынку зерна. Он ощутил жажду, и на повороте улицы Бали Маран остановился, чтобы попить из фонтанчика. Люди начали ходить по улицам, и торговцы распрыскивали воду возле своих лавок.
Когда он проходил по улице Бали Маран, его ноздри наполнились запахом медицинских снадобий. Это была улица аптекарей и лекарей. С этим запахом в его ум пришла мысль о смерти. В воздухе был разлит аромат камфары. И по какой-то непонятной причине он стал думать о Баббан Джан. Мысли эти были печальны и сладки, подобно воспоминаниям об очень дорогом умершем человеке, они приходили откуда-то издалека, выворачивая наружу грани подсознания, печаля сердце.
Волна жалости к самому себе захлестнула его сердце. Он ощущал, что стареет – ему было шестьдесят два года. Он пытался подавлять эти мысли. Но особая тяжесть появилась в его голове, давление крови, стремящейся вырваться из сдерживающих ее каналов вен и артерий. На мгновение всё почернело перед его глазами. Он подумал, что это результат его запора. Или –  солнечный удар? Последнее казалось более желательным для Мир Нихала.
Итак, когда он достиг квартала Куча Пандит, он купил на один пайс недозрелых манго, чтобы их запекли в печи и приготовили свежий щербет. Торговка фруктами и овощами, полная молодая женщина с крупными бедрами и грудями,  которыми можно было бы накормить весь Хиндустан, с лицом, обезображенным глубокими следами оспы, острым языком и громкой глоткой стала ему говорить, что ее дыни – экстраординарны. По ее словам, она только что получила партию из Лукнова. Или, быть может, ему захочется приобрести немного тутовых ягод? Мир Нихал сказал: «Нет!» - «Тогда возьмите немного гранат! Мой муж недавно привез их из Кандагара!»
Мир Нихал не был расположен покупать что бы то ни было. Он пошел дальше, отвечая на приветствия попадающихся ему навстречу людей из его квартала. Когда он проходил через Джангли Куан, он увидел Низар Ахмада, спешащего в мечеть. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина, возраст которого немного перевалил за пятьдесят. Он был одет в рубашку и халат кустарного производства, на его голове была коричневая шапочка с грязными краями, а через плечо было перекинуто небольшое узкое покрывало. Его голова была коротко острижена, что заставляло казаться его чело более широким. Его обширная, подстриженная в форме веера, борода была окрашена хной в красный цвет, и его усы были сбриты на верхней губе в соответствии с законом ислама. Его нос был большим, и он выдавался на его лице  как скала. На его лбу сформировалось круглое отвердение, поскольку он постоянно прикасался лбом к земле во время молитвы. Это отвердение сияло пепельно-серым цветом при взгляде на его темное лицо издалека. Его называли Балал Хабши (так звали чернокожего спутника Мухаммеда, известного своими призывами к молитве). У этих двух людей было много общего: их темная кожа и их золотые голоса. Низар Ахмад торговал топленым маслом, чтобы заработать себе на жизнь, но люди говорили, что он недобросовестный торговец, и что его топленое масло не очень хорошей очистки.
Но его призывы к молитве с лихвой перекрывали его недостатки. Все люди его благословляли, говоря, что он отправится сразу на небо за призывы правоверных к молитве. Не было сомнения, что когда он пел призыв к вечернему намазу, он наполнял сердца слышавших его людей богобоязненностью и благоговением. Во время захода солнца его золотой голос начинал постепенно разливаться в воздухе и, дрожа от славы ислама, раскрывал его послание всем мусульманам, принося с собой ощущение преходящей природы жизни  и временности всего земного. Его голос можно было слышать на большом расстоянии в нескольких кварталах, он поднимался над шумом и грохотом города, возносясь к звездам. Затем голос внезапно стихал, вызывая мир и покой и действуя, как колыбельная песня, на утомившиеся сердца людей. Мир Нихал хотел его догнать, чтобы попросить прислать немного топленого масла для голубей. Он не брал масла из дома, боясь гнева Бегам Нихал, которая могла в таких случаях накричать на него и разразиться жалобами на свою жизнь. Но Низар Ахмад ушел далеко вперед, и на повороте на улицу Мохаллах Нирарьян вообще скрылся из виду.
В это время Шейх Мухаммад Садик выглянул из своего магазина и, увидев Мир Нихала, вышел  с ним поздороваться. Он изготавливал золотую нить, и на его правой ноге поверх штанины была намотана короткая кожаная прокладка, на которой он прокручивал свою конусообразную катушку. Нить обычно свисала с притолоки и Шейх, взявшись за тонкий конец конусообразной катушки, наматывал и прял эту нить. Затем он ее обрезал, отматывал новый кусок с мотка, и весь вышеописанный процесс повторялся снова.
Медленно Шейх Мухаммед Садик пошел навстречу Мир Нихалу. Его борода была небольшой и конусообразной, и его коротко остриженные волосы были окрашены хной в красный цвет, что вызывало немного комический контраст с его наполовину темной, наполовину седой бородой. Когда он шел, его красный пояс немного позвякивал в такт шагам, свешиваясь справа почти до самой земли, и ритмически раскачивался в разные стороны.
«Ассалам-алейкум, Мир Сахеб! - сказал он с довольно большого расстояния.- Как поживаешь?»
«Валлейкум-ассалам! – ответил Мир Нихал. – Жив еще! А как обстоят твои дела?»
«У меня всё хорошо!» - сказал Шейх Мухаммад Садик, присоединившись к Мир Нихалу в его шествии к кварталу Нирарьян.
«Я думал посетить тебя, но у меня было столько проблем, что я не смог прийти».
«Теперь всё в порядке?» - спросил Мир Нихал.
«Да, спасибо. Всё было бы хорошо, но есть одна вещь, о которой я хотел бы с тобой поговорить».
Они подошли к повороту улицы, и Мир Нихал остановился, чтобы выслушать слова Шейха. С другой стороны показался Фазал Кхан, каркхандар, и, по мере приближения, он обратился с приветствием к Мир Нихалу и спросил:
«У тебя дома всё в порядке?»
«Благодарение Аллаху! – ответил Мир Нихал. – А у тебя всё хорошо?»
«Твоими молитвами! Благодарю!»
К счастью, он не остановился и пошел дальше.
Шейх Мухаммед Садик схватился за свою маленькую бороду правой рукой, боясь приступить к разговору. Воздушный змей пронесся над головой, ударяясь о стены и крыши, и запутался в каких-то деревянных планках и небольших кусках материи, которые находились на близлежащей крыше. Шейх набрался смелости и сказал:
«У меня есть племянница. Ее родители умерли, и я беспокоюсь о ее браке. Прости мне мою дерзость, но…»
Шейх помялся секунду. Воздушный змей освободился из ловушки, и его владелец потащил его к себе.
«Если ты разрешишь, я отдам ее замуж за твоего слугу Гхафура» - продолжил Шейх.
Мир Нихал прочистил горло и спросил: «Сколько лет девушке?»
«Тринадцать или четырнадцать, но ее комплекция такова, что она выглядит гораздо старше!»
«Мир Нихал пробурчал: «Хм…» - и задумался.
«Не думаешь ли ты, что она слишком юна для Гхафура?» - спросил он наконец.
«Да, это так, - смиренно ответил Шейх. – Но я говорю, для нее так трудно найти жениха. И моя жена меня всего извела просьбами выдать замуж эту девочку. Если ты не против…»
Мир Нихалу не особо понравилось это предложение. Но он очень спешил домой. Голубятники кричали громче и громче, их становилось всё больше, и это напоминало Мир Нихалу о его голубях. Поэтому он коротко ответил так:
«Поговори об этом с Гхафуром. Ведь ты знаешь, это касается его».
«Да, это так, но он – твой слуга. Поэтому, каково твое мнение?»
На что Мир Нихал ответил расхожей поговоркой:
«Если муж и жена хотят, что сделает судья?»
Шейх принял эти слова за согласие и, широко улыбаясь, схватил обеими ладонями ладонь Мир Нихала и стал с горячностью трясти его руку. Откуда-то сзади появился Маст Каландар, сумасшедший факир, почти обнаженный, если бы не кусочек материи, прикрепленный к обхватывающей его поясницу веревке для того, чтобы скрывать его интимные места. Его всклокоченная борода, испачканная пылью, супом и грязью, была слипшейся и напоминала гнездо соловья. Его ногти были длинными и черными от  грязи, и его босые ступни были грязны. Но его тело, волосатое, как у медведя, выглядело сильным и здоровым. И его маленькие глаза сверкали с его заросшего лица. На его лице лежала печать сумасшествия, но люди считали, что он – одухотворенная личность, факир, занимающий очень высокое положение в мистическом ордене, о чем говорило данное ему имя, Каландар. Он пользовался большой популярностью среди игроков, которые постоянно просили его назвать счастливое число. Большую часть времени он сидел возле гробницы Нарай Бхарая (Вечно юной личности) и Шармада у основания мечети Джама, и очень редко выходил в город. Он постоянно со слезами произносил одну и ту же мистическую фразу: «Если такое удовольствие кроется в выбрасывании этой вещи, сколь великим будет блаженство в обладании ею!»
Его крики слышались с большого расстояния. И когда он подошел ближе, Мир Нихал попрощался с Шейхом Мухаммедом Садиком и пошел домой. Из маленького, полуразрушенного домика послышался голос женщины, сильно ругавшей какую-то девушку:
«О Фатто, пусть на тебя падет гнев Божий! Когда ты только умрешь?»
И собака бросилась за кошкой, гоня ее прочь.
Мир Нихал был сильно обеспокоен, он ощущал тяжесть в голове, ведь его тревожили  думы о его голубях. Мысль о Баббан Джан снова пришла в его голову, а вместе с ней и рубаи Шармада, факира-мистика и персидского поэта, обезглавленного Аурангзебом:

Я потерял веру довольно оригинальным способом,
Выбросил ее с пьяных глаз долой.
И всю свою жизнь, проведенную в благочестии, швырнул
На алтарь этой идолопоклоннической радости…