Падший 6, Дно

Долго время я находился в состоянии, близком к бессознательному: все пять чувств моих будто бы были отключены, единственным ощущением, испытываемым мною, было чувство какого-то бесконечного полета куда-то вниз, в пустоту. Временами мне начинало казаться, будто сквозь вены на моих руках пропускают огромные пластмассовые шары, тогда, наверное, я стонал или даже кричал – слишком непривычным, невыносимым было это. Хотелось очнуться, разорвать окруживший меня мрак, но не получалось – видимо, я  был под воздействием сильного наркоза.
 Очнувшись, я не сразу сообразил, где я. Непривычный яркий свет слепил глаза, и первое время я попросту не мог ничего разглядеть. Наконец, когда глаза привыкли к ставшему за последние годы непривычным освещению, я понял, что нахожусь в неком подобии больничной палаты. На гладких, окрашенных в приторно-зеленый цвет стенах висели лампы дневного света, возле стен в длинный аккуратный ряд стояли покосившиеся и местами здорово продавленные койки, возле коих располагались такие же уродливые и кособокие тумбочки. Время явно не желало щадить это место: краска облазила отовсюду, откуда только могла облазить, и крошилась на пол, складываясь в целые созвездия серых пятен, побелка на потолке выцвела и теперь напоминала черт знает что, все предметы обихода, находившиеся в комнате, производили впечатление ветхости и убогости. Да и в целом место вселяло не очень хорошие ощущения.
 Я скинул с себя одеяло, сплошь усеянное засохшими кровяными пятнами, и присел на краю кровати. Вместо привычных брюк и свитера на мне почему-то была белоснежная(вот уж чего не ожидал от такого пандемониума) пижама,  на ногах красовались весьма симпатичные голубенькие носки, возле кровати кем-то заботливым была оставлена пара пушистых «зайчиков». Я встал, обул «зайчики» и подошел к ближайшему окну.
 Была ночь. Мелкие, похожие на слезы капельки дождя оседали на оконном стекле, складываясь в некую хаотичную мозаику, луна,  впервые за несколько лет выглянувшая из-за туч, всем своим мрачным и несколько мистическим видом явно пророчила что-то нехорошее. Я никогда не верил во всякие знаки свыше и тому подобную ересь, но неожиданное появление луны почему-то дико взволновало меня. Я вздохнул. Убого как-то все это было. Жутко убого.
  Позади меня заскрипела дверь. Я обернулся – на пороге стояла моя недавняя знакомая, и я почему-то совершенно не удивился ее приходу. Одета она теперь была в розовую(посмеялись, видимо, не только надо мной) пижаму, длинные смоляные волосы были собраны в хвосты и аккуратно лежали на плечах, глаза закрывала белоснежная бинтовая повязка. Передвигалась девушка явно на ощупь. 
 Держась за стены и постоянно спотыкаясь, она вошла в комнату. Не знаю, коим образом ей удалось меня обнаружить (тот факт, что она абсолютно ничего не видела, не вызывал сомнений), но она все же подошла ко мне и взяла меня за руку. Пальцы ее, длинные и холодные, дрожали мелкой дрожью, на лице играла глупая улыбка. Я не понимал, чего она хотела от меня, и поэтому спросил:
- Что с тобой?
 Она молчала, продолжая бездумно улыбаться.
- Что с тобой? – повторил я. – Что с твоим зрением?
- Как-то раз, - неуверенно начала она. – Я попала за черту. Вы знаете, это темное место внутри Централа. Я встретила Самуила. После того, как он бросил наркоманить, он стал пить… много пить. Наверное, это единственный выход для человека, запертого внутри этого мира.
- Не понимаю…
- Тени, - вздохнула она. – Неприкаянные тени. Бродят здесь. Не только по коридорам наших домов, нет, они теперь исследуют и закоулки нашего сознания. Не хочу их видеть. Я ничего больше не хочу видеть. И не вижу. А еще я больше не могу плакать…
- Какие к черту тени? О чем ты?
- Семена великого зла… в каждом из нас. Вам холодно? Мне – да. Здесь очень холодно. В аду, наверное, именно так.
- Это и есть ад, - вздохнул я. – Что с твоими глазами?
- Ничего не хочу видеть, - повторила она. – И не вижу. И не плачу. У меня нет глаз… ваши руки… исколоты, я чувствую. Что с вами здесь сделали?
- Откуда ж знать, - мне стало не по себе. – Что-то делали.
- А мои руки, - она задрала рукав и улыбнулась. Я увидел разодранную чуть ли не мяса руку. – Я выращивала на них цветы. Да, из них росли прекрасные цветы. Алые розы, которые были так похожи на человеческие слезы… не на растения, а на слезы. Я собирала букеты и дарила их самому молчаливому из ангелов. Жаль, он их не видел…
 Меня передернуло. Красоты изувеченных рук я не понимал.
- Ты так похожа на гонца, о котором мне рассказывали ангелы, - зачем-то сказал я.
- Гонца? Ах, вы о гонце из темных царств. Нет, это бред. Нет никаких стран, царств, государств. Ниже места, в котором мы находимся сейчас, опуститься нельзя. Это самый низ. Это преисподняя. Через вас прогнали сто кубов стерилизующих средств… у вас болит все тело, но пока не отошла полностью анестезия, вы этого не почувствуете. Будет больно.
- Возможно, - ответил я. – Но где же… человек, отправивший меня сюда.
- Он понял, что вы хотели его застрелить. Он не вернется.
- Как? – удивился я. – Вообще?
- Вообще. Его нет. Он не с нами.
- Не с нами, - на какой-то момент я просто выпал из реальности. – Интересно, где мы… впрочем, неважно. Я и так знаю, что где-то в Централе, на одном из нижних этажей. Неприятное место. И где же эти темные страны, которые обещал показать мне господин Патриарх.
- Он ничего не хотел вам показать. Он просто ненадолго отключил ваше сознание. Как и мое.
- А глаза? – спросил я.
- Что глаза? Глаза я сама себе забинтовала. Никто мне их не удалял. Не знаю, было бы лучше вообще без них…
 Я с облегчением вздохнул: все-таки экстренных мер они не приняли. Не знаю, зачем этой девочке понадобилось изображать слепую, видимо, в этом была какая-то фишка, понятная ей одной. А может быть, это было всего лишь бредом отчаявшегося человека, не знаю. Я подошел к ней и аккуратно снял с ее головы повязку, она не стала сопротивляться. Под повязкой целые и невредимые блестели глаза. Обычные, человеческие. Не ангельские, не дьявольские. Самые обыкновенные глаза.
- Девочка, - сказал. – Не придумывай проблем. Их пока у тебя нет. Если только ты не хочешь взять роль гонца из темных царств… стоп, его же нет, конечно. Мы проиграли…
- Мы не проиграли, - возразила она. – Как мы можем проиграть, если мы живы? Могут умереть все ангелы, архангелы, патриархи, но мы-то будем живы, а значит, будем в выигрыше.
- Железно, - улыбнулся я.
- Этот мир не скатится до предела вниз до тех пор, пока в нем мы, люди. А когда нас не станет, здесь уже не будет ничего, о чем стоило бы беспокоиться, поверьте.
- А дождевики?
- Их тоже не будет. Как противовеса нам. В этой войне нет победителей и побежденных. Встречайте новый рассвет, наслаждайтесь им. Уж вы-то сможете оценить его красоту, я знаю.
- Рассвет? Постой… я тебе не верю.
- А я и не настаиваю на том, чтоб вы мне верили, - с улыбкой ответила она. – Солнце  обязательно взойдет, оно не может вечно находиться за тучами. И вы этот рассвет увидите.
- А ты?
- А я… а у меня слишком уж все болит. Мы с вами волки… замученные в неволе волки. Причем каждого мучили по-разному, но с одинаковой силой.
- Твои дальнейшие планы? – спросил я.
- Их нет у меня. Жить сегодняшним днем – это здорово, но это не навсегда. Отдыхайте. Берегите силы. Они вам пригодятся.
 С этими словами она и вышла из комнаты. Оставшись в одиночестве, я попытался поразмышлять над нашей беседой, но никаких путных выводов так и не сделал. Все сказанное выше было бредом, потоком воспаленного сознания (в данном случае двух воспаленных сознаний), но не более. Ни значения, ни толкования оно не имело.
 Я присел на край покосившейся койки и закрыл глаза. Все казалось бессмысленным, пустым, глупым, напрасным, бренным, бестолковым. Все творящееся вокруг  выглядело настолько алогичным, что во мне напрочь пропали какие-либо желания и стремления. Хотелось уснуть, уснуть и не просыпаться,  лишь бы только не видеть творящейся вокруг суеты, такой же абсурдной, как и все, что происходило в этой Вселенной.