Сороковая миля

Салун «Сороковая миля» тяжело переживал воскресный день. Ближайшая церковь расположилась в соседнем штате, и прихожане несли все наболевшее в питейное заведение.
Несли сначала молча. Потом, разогретые проникновенными госпелами в исполнении белокурой Мэри,   начинали делиться бедами с окружающими.  Нельзя сказать, что это устраивало абсолютно всех. Особенно возражали наибеднейшие и карточные шулеры: у первых было нечего дать взамен, кроме как в морду, у вторых – дела шли хорошо, и они боялись сглазить. Тонкие души прихожан приходили в негодование и с гордостью удалялись, оставляя бренные тела разбираться с обидчиками.
Пролетающие стулья и револьверная пальба сильно затрудняли работу бармена. Прибавьте к этому застарелый ишиас и вы поймете, почему старина Райн (так его звали горожане) иногда терял терпение и выходил из себя. Его полное ирландское лицо багровело еще сильнее, а неизменный огрызок сигары выпыхивал еще больше клубов слезоточивого дыма.
-  Побойтесь Бога, ублюдки! – увещевал он расходившихся посетителей, - Сегодня день святой Бригиты (бармен повторял это каждое Воскресенье), а вы ведете себя, как неотесанные мужланы.  Сколько раз повторять, что выяснять отношения подобает на улице, предварительно заключив пари с обязательным отчислением 10-ти процентов в пользу предполагаемых сирот. В какой куче навоза вы похоронили хорошие манеры и матушкины заветы?

Взывать к совести разбушевавшихся переселенцев все одно, что требовать у зайца сдачу.
Утихомирить драчунов могло лишь неординарное событие или элементарная усталость. Но чем можно было поразить воображение искателей приключений, среди которых каждый второй перед завтраком грабил почтовые дилижансы, а каждый пятый доил бизоньих мамаш?
По этой причине старина Райн  еженедельно скрупулезно подсчитывал размер материального убытка и, послюнявив обломок чернильного карандаша, заносил цифири в  пухлую клетчатую тетрадку. Моральный ущерб в учет не принимался.

Так было и в этот  раз.

В самый разгар free for all в салун неспешно зашла лошадь и направилась   прямиком к барной стойке. Поначалу явление мерина (как профессионально определили  завсегдатаи) никого особо не удивило: ну, отвязался, ну, пришел за хозяином. Однако  дальнейшее озадачило  бывалых ковбоев. Коняка разжал желтые от времени зубы,  и на прилавок упал серебряный доллар. Странный посетитель грохнул передним копытом о дощатый пол и ткнул мордой в бутылку «white horse». Старина Брайн по привычке плеснул двойную порцию и потянулся за сдачей. Мерин отрицательно махнул головой, ловко опрокинул стаканчик и, не прощаясь, вышел вон.

Первым пришел в себя одноглазый Билл:
-  Ослепни мой единственный глаз, но я вижу этого коня впервые!
-  И я, и я – раздалось отовсюду.
-  Может, он новенький? Я слыхал, судья прикупил на прошлой неделе.
-  Да нее – у судьи кобыла.
-  Тогда сбежал от индейцев – на нем и седла нет.
-  От краснокожих сбежишь – как же, - Лохматый Джон почесал место под шляпой, которое некогда украшала шикарная шевелюра (его скальп давно красовался в  вигваме  Быстроного Оленя).
-  Криволапый Мэтью с неделю как мимо косяк перегонял – вот один и отстал, – конокрад Смок всегда был в курсе.
-  То-то я гляжу – притомился. Шутка ли – сотню миль по жаре. Ну-ка, Райн, плесни и мне.
Идею дружно поддержали.

Взаимные претензии были на время забыты, и  жизнь салуна потекла в привычном русле: глухо стучали  стаканы, шелестел покер, жужжали осоловевшие мухи.

О происшедшем вскоре ничего не напоминало.
Лишь бармен, подсчитывая дневную выручку, приятно удивился щедрым чаевым парнокопытного.

29.03.13