Последняя женщина. Вспоминая тот день

         -    В  тот   день,    когда   Аргут   принёс     медицинскую   сумку,  мне  действительно  было  особенно   тяжело, -  вспоминает     Мариула,   пока   Казбек,   выйдя   из  помещения,    мастерит   для    их  малыша    кроватку.

  Вспоминая   тот   день,  она   рассказывает   о  нём    вслух.   Это     стало    у  неё    делом  привычным,   укачивать   малыша,    рассказывая   ему   о  себе,   о   своей   любви   к   Казбеку,   об   их   жизни,  здесь,   на  этом   зелёном   острове.   Каждый  день   она  находит,   о  чём   повести   свой   рассказ.    И   вот,   сегодня,    когда    исполнилось,   ровно    сто   дней    как   появился    Тимур,   Мариула    вспомнила,   как   всё   было  в   тот  день,  в   день   его    рождения.
 
         -  Я  видела,  как  ходит  из  угла  в   угол   Казбек,   не  зная,  что  делать  и  чем   он   мне   может     помочь.    Старалась  улыбаться,  когда  встречалась  с  ним   взглядом.

  От  приступа  острой  боли   закусывала   губы,  чтобы  не  дать  вырваться    стону,  а  самой  не  то,  что  застонать,  кричать   во  весь  голос  хотелось.   Попросила,   чтобы   он    вскипятил   воду  и  приготовил   чистые  простыни.   Когда   он   вышел,  вот  тогда  и  отвела   душу,  хоть  и  тихо,  но  все  же,   дала  вырваться  крику.

   Я  тогда,  ногтями  царапала  стены,  и,  запрокинув  голову,   старалась,  то  задерживать  дыхание,  то,   как  можно   глубже    дышать.
 
  Со   стороны   прикрытой   двери,     раздался  стук   молотка.   Мариула,   поднимая    завёрнутого   в  пелёнки   малыша    и,  осторожно   прижимая   его  к   щеке,  продолжает   беседовать   с   ним,   веря,  что  он    сейчас  всё    слышит   и  всё    понимаяет.   
     -  О!  если  бы   ты   видел,  как   вбежал   тогда    Казбек  сюда,    с  таким  видом,  как   будто,   наконец-то,  приехала   вызванная  им  скорая  помощь.   Вбежал   с  радостной  вестью:  -  Смотри,  что  тебе  Аргут  принёс,   чего  здесь  только  нёт.
 
А  рядом   с  ним    Аргут   стоит,   язык  у  него   из  пасти  вывалился,    дышит   прерывисто   и  смотрит,  словно  спросить   хочет:  -  Ну,  как  ты?   Может,   что-то   ещё   надо?

И   сумка   медицинская,  с   потёртым   белым  крестом,  похожая   на  ту,  что  была  у  нашей  заведующей   отделением,   у  его  лап  лежит.  И  такие    они   были,   в  этот   момент    и  смешными   и  бесконечно  родными,   что   у  меня  невольно   слезы  на  глазах  появились. 

    А  потом,   тут  же,  сразу,   такая  была  боль,  что  уже   никого  не  стеснялась,  орала,  что  есть  мочи.      И     на   Казбека   кричала,  за  то,  что  он,  вместо  того,   чтобы  ко  мне  подойти,    так  и  стоял  с  открытым  ртом   возле  входа.  И  Аргуту  досталось.  Сейчас,  даже  стыдно  об  этом  вспоминать.   Но,   слава  богу,  всё   прошло  нормально.     И  Казбек,   молодец,  всё   сделал,  как  я  ему  накануне  говорила.
      
 А  как    вспотел   он   тогда,  пот  так  ручьём    и  лился   с   него,  но,  ни  на  шаг   не  отошёл   и   принял   роды,  не  хуже  опытной  акушерки,   помог   и    пуповину  перерезать  и,   обмыв   тебя,    в  тёплом  марганцовом  растворе,  завернул  в  чистую  простыню.    Вот,   так  ты  и  появился,  ненаглядный    мой,  солнышко   моё,  -  Мариула   снова    осторожно   прижала   к  себе   ребёнка  и   поцеловала    тёпленькую  его  щечку.

 Прошлась, укачивая    на  руках.   И,    глядя   в     любознательные   глаза,   продолжала    говорить,  вспоминая,  каким  он   был,   самый   счастливый   в   её   жизни   день.

         -  Помню,    когда   взяла  сына  из  рук  Казбека,  почувствовала,  будто    всё   во  мне  переменилось,  будто  это  уже  совсем  и   не   я    вовсе, а  другая  женщина  с  моим  именем,   держит  на  руках   ребёнка.
  Своего  ребёнка,  которого  девять месяцев  под  сердцем  носила,  чувствовала  любое  движение   его,  мечтала   увидеть,  а  когда  увидела,   казалось,   никогда  от  него  глаз   не  отведу.   
Сколько   я  этих   детей  видела,  которые  только  что  рождались  и  курносых  и  кучерявых,  а  такого  красивого   видеть  не  доводилось.
 Знаю,  для  каждой  матери  свой  ребёнок   самый  лучший  и  всё  равно   считаю,  что  не  было  ещё  на  земле   прекраснее  создания,  чем  мой  сын. 
 И  ножки  у  него  ровненькие  и  ручки   правильные   и   черты  лица  красивые,  всё  лучшее  от  нас  взял,  глаза  как   у  Казбека  синие – синие,  брови  и  реснички  мои,   длинные  и  пушистые,   ротик  -  то  ли  мой,  то ли  как  у  Казбека,  так  и  хочется  его  всё  время  целовать  и   целовать.     Маленький   ещё,  а  уже    волосатый,  ужас  какой,  но  это  и  к  лучшему,  какой   же,  это  мужчина,    без   волос.
             Искупала   Тимурчика   Мариула,  запеленала   в  чистую  простынку,  в   который   раз,  прижала  к  груди,  уложила  на  руки  и опять  любуется   им.  И  опять  не  находит  слов,  чтобы  сказать,  какая   она   счастливая.
 
У  входа     в   каменный    их  дом,   послышался  какой-то  шум,  коротко  залаял  Аргут,    заблеяла   Машка,  напоминая,  что  наступило  время,  освободить  её  от  накопившегося  молока.
 Раздался    голос  Казбека:  -  Ничего   с  тобой  не  случится,  подожди  немного.    А   вот  и  он  сам,  вошёл   в  дом,  смахнул  с  лица  капельки   пота,  спросил,  указывая   на   Тимура: - Как   он?
   -  Не  стала  тебя  ждать,  сама  его   искупала,  а  он,   сразу,  после  тёплой   ванны,  как  завернула  я   его,  тут  же  и  заснул.
    - Так  ты, что,  даже   и  не  покормила   его?  -  в  голосе   Казбека   звучала  тревога,  -  Может,   он   заболел?
    -  Оставь.  Тоже   мне,  скажешь,   с   чего   ему  болеть-то.    Сытый,  чистенький,  спит  на  свежем   воздухе.
     - Так  бы  и  сказала,  что  уже  покормила, -  успокоился   Казбек.   А    я,   смотри,   какую  ему  кроватку  смастерил.    
Мастеровые  руки  оказались  у   Казбека.  Красивую,   удобную  кроватку   он   сделал   для   сына.   Да  ещё   и     украсил  её    разными   узорами.   
     -  А  это,  кого  ты   здесь  изобразил,  тигра   что  ли?  -  приглядываясь   к  рисункам  сделанным    масленной   краской       по  бокам  кроватки,  спросила   Мариула.
Казбек   внимательно  посмотрел  на   жену,   словно   спрашивая,    серьёзно   она     говорит  или,    просто     хочет  посмеяться  над  ним,    так    и     не    определив  этого,   покачал   укоризненно  головой:  -  где    это     ты  видела,  чтобы  у  тигра   были  рога?

   -  Рога? -  засмеялась   Мариула.    -  Ну,  это,   смотря    на   то,   какой  тигр.
   -  Да  это  же  наша   Машка,  -    пояснил  Казбек, -  та,  самая,    которая  тебе  молоко  даёт.  А  вот  с  этой  стороны,    я  нарисовал   Аргута.  Как,  похож? 
   -  Вот   Аргут   у  тебя   больше   смахивает     на  Машку.    Знаешь,     чтобы   Тимур,  когда    подрастёт,   не  перепутал,   кто  есть  кто,  ты  лучше  их  подпиши,  для  ясности.
   -  Вот,  когда   я  твой   портрет   нарисую,  так  там  уж  точно,   подпишу,   для  ясности,   кого  я   на    том    портрете    изобразил.
   -  Казбек,  миленький  мой,  всё   что  угодно,  только,  умоляю  тебя,    не   пиши  мой  портрет.   Я  этого  не  вынесу.
   -  Ладно,  так  и  быть,  чего  не  сделаешь   для  любимой  женщины.  Хотя,  жаль,  конечно,  человечество,  с  этой  минуты   потеряло   великого    живописца.   
    -  За  то   человечество  обрело   с   этой   минуты   в   твоём  лице  непревзойдённого   плотника,  -  сказала,   целуя   Казбека   Мариула   и  укладывая  сына   в     удобную  кроватку,   сделанную   руками      заботливого     отца.