многомерность, вариативность жизни

Галина Федорова-Косарева
Алевтина, Аля, Тина…

Жизнь остановилась. Может быть, потому, что уехала Жанна. Хотя при чем тут подруга Жанна?…Мир не может замереть вот так.  Тишина перед грозой?! Что-то должно было произойти. Но что и когда? И случится ли? Или вот это тоскливое ощущение пустоты, вакуума  непреходяще?! Уже навек, до конца…
Все вокруг словно оделось в серое. Алевтина автоматически отмечала  симптомы апатии, безразличия - этой новой для себя болезни. Первое. Утром вставать не хотелось. Традиционную зарядку она не делала уже давно, а, между тем, простенькие упражнения в течение многих лет оставалась неким фетишем, знаком нормального течения жизни.  Привычных буден. Хотя бы несколько минут вытягиваний, наклонов, приседаний – и все вокруг обретало смысл. Давало настрой, как нотка «ля» камертона.  Когда-то в детстве она немного занималась в музыкальной школе. И привычные утренние мотивчики – этакое тара-тара-тара-там– вместе с несложными движениями придавали бодрости,  служили подтверждением, что все идет, как тому и следует идти.
Но теперь  - увы! Даже лишний раз вымыть пол  в квартире не было сил  и настроения.
Второе, что позволяло диагностировать  депрессию, - равнодушие к еде. По утрам нехотя давилась овсяной кашей, днем покупала сардельки или колбасу – чтоб попроще да  побыстрее приготовить что-нибудь пожевать.
Собственно, терялся смысл жизни. Стержень, так сказать. Сказать, что это от одиночества, будет неправильно. Потому что одна она жила уже давно, после смерти сначала бабушки, а потом и матери, последовавшими одна за другой. Собственно,  вся ее жизнь до того была направлена на   поддержание  существования матери и бабушки.  Тем более, что уход за больными – дело благородное и наиважнейшее. Ей тогда нравилось думать, что она посвящает себя  укреплению родового древа, сохранению жизни как таковой.
 Мать прежде была учительницей, и не просто педагогом, но отличником народного образования, и, разумеется, лучше всех знала все  обо всем, и особенно, кому, что и когда надо делать. Самые важные дела для дочери, конечно, – учеба, ну, а после окончания вуза - работа, это необходимо и оправдано. И совсем другое  -  прогулки с кавалерами. Просто блажь. 
Мужчин в жизни их семейства как бы не существовало. В доме почитали исключительно  имя деда, мобилизованного на фронт совсем молодым и погибшего в майские дни 1945. Бабушка больше замуж не выходила, растила свою дочурку.  Ну, а отец Али оставил их семью почти сразу после рождения дочери, ушел к другой женщине, повеселее и поласковее. Мир мужчин оставался по ту сторону жизни. Когда по кухонному радио начинали передавать рекламу препаратов для мужчин, мать морщилась:
- Фу, какая гадость! – поджимала губы и выключала радио.
Она считала, что дочери в свободное время следует не на танцульки бежать, а в квартире прибраться, пошить что-нибудь, повязать. Благо бабушка, еще  до того, как слегла, успела научить внучку многим женским премудростям: на спицах, крючком,  кроить, шить… Да мало ли работы дома! В конце концов, можно и на пианино побрякать, чтоб не все забылось, что в детстве учила. Это дозволялось.
И Алевтина покорно принимала предложенную ей  модель жизни.  Она никогда и не знала другой.
Молодые люди в ее окружении возникали, но долго не задерживались, так как всегда оставались на заднем плане – получали роли без слов. Без поцелуев и совместного выхода в  кино и на дискотеки. С некоторыми изредка она все-таки встречалась, посещала симфонические концерты. Музыка давала надежду. Пустую. И она в конце концов устала от бессмысленных надежд. Постепенно незадачливые  ухажеры как-то незаметно растворялись в окружающем пространстве.
 С перестройкой и возвращением в жизнь России разрешенного, наконец, православия, к обычным будничным делам Алевтины добавились молитвы  за мать и бабушку, а также посещение храма.   Что же до всего остального…
« Мимо своей судьбы не пройдешь!» - привычно повторяла ей мать.  «Мы Мухины - фамилия в районе уважаемая! Дед – герой, защитник Отечества! Бабушка – известная труженица тыла, бывшая станочница, я в школе на хорошем счету. И ты уж, пожалуйста, фамилию не позорь! Держи марку!» И добавляла, что слово «моно» - один  - тоже в словаре наиважнейшее. Монах – это как раз отсюда.
- Монахи, между прочим, - ораторствала когда-то ярая атеистка,  очень быстро принявшая православную веру,  – это люди, постом и молитвой хранящие жизнь на земле. Если бы не их усердие, мир рухнул бы в тартарары.
Бывшая учительница легко освоилась с новой терминологией и даже вызубрила несколько молитв, которых никогда не читала прежде. Однако, когда пришел ее смертный час, истово молилась лишь Алевтина. Вот она приняла веру в сердце. И похоронила мать  достойно, с соблюдением всех православных канонов, как прежде и бабушку.   
В итоге осталась без семьи, без детей. Совсем одна. Моно…  Значит, вот такова и есть ее судьба.  Теперь  даже думать о том, чтобы вдруг что-то поменять  в жизни  – нелепо. Поздно. Поздно. Поздно.
Остается только пахота. А работала Алевтина, инженер по образованию, давно уже не на родном заводе, где в свое время вытачивала снаряды для фронта еще ее бабушка. С предприятия Аля ушла давным-давно, когда со сменой строя в стране все и вся начало сотрясаться и рушиться. Богатейшую собственность государства резали на куски, как торт, и заглатывали. Кое-кто умирал от обжорства, кого-то пристреливали. Более удачливые новые русские -  оказавшиеся поближе к кормушке, -  жирели. Многие сваливали на запад. Криминал снизу доверху… Был доведен до банкротства и ее родной Станкомаш. Денег не платили совсем. Работников увольняли или отправляли в отпуск без содержания…  Где былая слава их завода? Аля приходила в отчаяние. И чтобы как-то поддерживать жизнь семьи, нашла себе место в военкомате. Мужчин рядом всегда было много – молодых и не очень. Как прежде на заводе, так и тут, в военкомате. Но Алевтина видела в них только коллег или посетителей. Сердце ее ссохлось и молчало.
-Здравствуйте, до свидания, будьте здоровы…
Сама работа несложная, бумажная, документация, то, се…
До недавних пор  бывшая инженерша кое-как умудрялась поддерживать в себе некоторый интерес к окружающему миру. Иногда с однокурсницей Жанной ходила в храм и в концерты (утешает),  появилась новая привычка посещать раз в неделю бассейн  (для здоровья). Но вот подруга  уехала в другой город к дочери нянчиться с внучкой. Оттуда писала письма, небольшие, зато проникнутые внутренним светом, счастьем. Аля радовалась за нее, конечно. Но собственное одиночество, которое она упорно старалась не замечать прежде, теперь  кололо еще сильнее. От него невозможно  было спрятаться.
 В бассейн одна она перестала ходить совсем. Неинтересно - без подруги.  Болтаться в этом аквариуме на дорожке  среди чужих плывущих голов  -  просто скучно. К тому же в воде столько хлорки!  Преодолевать ядовитое голубое пространство без цели…   Только для укрепления мышечного корсета – стоит ли?!
С трудом находила в себе силы изредка по воскресениям по-прежнему посещать храм  – чтоб помолиться, поставить свечки за упокой матери и бабушки, и за свое здравие,  конечно. Хотя начали болеть ноги, и стоять долго становилось все тяжелее.
Во время службы и особенно духовного пения внимательно смотрела на сверкающие золотом иконы, вглядывалась в лицо Богородицы, стараясь угадать по выражению ее строгих карих глаз, что же ей делать дальше, как жить. Обращалась к ней, просила о помощи и поддержке. Иногда Алевтине даже казалось, что  она слышит мягкий утешающий голос. Но понять, что ей говорит святая заступница, было невозможно. Ей казалось, что ее прощают. Но за что? «Все мы грешны, никто не без греха». В чем именно была виновата она? Как найти ответ на этот вопрос?  Тем не менее, особенно  глубоко каялась и униженно шептала на исповеди: «Грешна. Грешна, батюшка.»
А потом, выйдя на солнце,  шла задумчиво, медленно, тяжело переставляя ноги в старых разношенных сапогах,  пытаясь понять, отчего она испытывает такое  острое чувство вины? И вдруг ее осенило. Главная задача женщины на этой земле: родить и воспитать ребенка! Да ведь она не выполнила эту главную женскую миссию – вот ведь что! Наверное, были, конечно, были упущенные возможности! Ну и как теперь быть? Время назад не повернуть!
Вечером долго лежала без сна, перебирая год за годом свою жизнь. Где, в чем она допустила ошибку? Доведись вновь, она жила бы точно так же, стараясь честно работать, чтобы удержаться на плаву в родной стране, предавшей своих граждан,  летящей по волнам рынка  без руля и ветрил. И  максимально полно выполнять свой долг дочери и внучки. Да, это служение, и кто ее в этом может упрекнуть?! Но вот со страной ее происходит что-то страшное…
 Уснула уже после того, как решила в ближайшее воскресение сходить  хотя бы послушать музыку. Скоро орган перенесут в другое здание, а пока он установлен в бывшем храме. Вот и получится у Алевтины как бы одновременно посещение и храма, и концерта. Надо бы одеться, причесаться, привести себя в порядок. Вспомнить, что тебе всего 48, а не сто лет еще…
На выход надела лучшее, что у нее было: длинную черную шерстяную юбку, в которой всегда ходила в церковь, и нарядную шелковую,  крупными неяркими цветами, с салатного цвета шарфиком-галстучком, давным-давно купленную блузку. Внимательно поглядела на себя в зеркало. Совсем редко теперь подходит к нему. Мешки под глазами, кожа потеряла свежесть. В волосах сквозит седина. Надо бы покраситься, хотя бы в свой темный цвет. Цвет баклажана. Приторно-сладковатые церковные духи «Неопалимая купина», распространяющие запах ладана, точно соответствовали ее сегодняшнему внутреннему состоянию.
В зрительном зале, в кресле рядом оказался мужчина,  высокий, стройный, производящий впечатление успешного, очень уверенного в себе человека. Лицо как будто знакомое. Да мало ли людей проходит через ее отдел в военкомате. И на заводе – огромный был коллектив! Алевтина отметила это как бы между прочим и тотчас забыла: вся ушла в музыку.

Но в какой-то момент, когда тяжелые звуки органа неожиданно воспарили и стройными созвучиями точно подняли ввысь весь купол храма, что-то произошло. Мир странным образом изменился. Он был тот и уже не тот. Алевтине вдруг показалось, что она погрузилась в странное полузабытье. Органные мелодии переливались где-то в отдалении. И вдруг резкий звук звонка, совершенно невозможный здесь, в концертном зале, где всех предусмотрительно просят выключить сотовые.
Похоже, она уже не  на концерте, а как-то оказалась у себя дома. Странно!


Однако телефонный звонок все трещал, трещал и трещал…Замолкал и начинал снова. И кому приспичило? Фоном – тихие далекие мелодии Баха. Когда-то она любила посещать концерты. А Павел обычно встречал жену на выходе, у театрального подъезда, он терпеть не мог классику… Так…Кажется, уже глюки пошли… Какой муж? Она и замуж-то не выходила. Алевтина протянула руку и нащупала сотовый.
Кажется, сегодня воскресенье. На работу не идти. Можно бы и поспать.
-Да, да,- ответила она еще сонным голосом.
- Аля! – кто-то надрывно кричал в трубку.- Я послал тебе 10 тысяч по «Золотой короне», да, да, через «Связной». Ты получила? Нет? Да громче, я плохо слышу! Тут такая плохая связь, некоторые вверх подбрасывают телефоны, чтоб хоть СМСку передать! Но сейчас еще терпимо! Как ты там живешь? На овсянке перебиваешься?! Родная моя! Как же я по тебе соскучился! Во сне вижу! У ребят тут все в порядке. Не беспокойся. Василий рулит на «Скорой», приличные деньги. А  Леонид в автосервисе вкалывает. Кажется, уже подружку завел.
 Господи, таки она замужем, и это Пашка звонит, муж! Он погнал на север за длинным рублем, устроился на вахту на нефтянке и сыновей утянул. А она пока караулит квартиру тут, работает все так же на заводе, где сделала какую-никакую, но карьеру. Да, до начальника отдела  доросла. Так вот, знай наших! В этой новой жизни – никакого военкомата! И родной завод, надо же, не обанкротился. Фантастиш! Выжил в самые трудные времена. Правда, у предприятия заокеанские хозяева… Что там их завод! Когда нефть и железные дороги, все отдано в лапы олигархов. И все-таки она держится за  свое место подсолнцем, за карьеру. К тому же давно уже в общественницах ходит, бьется за права рабочего человека. О них, о династии Мухиных, даже стенд есть в заводском музее.
 И вдруг взять и уехать отсюда?! Как-то странно было бы все начинать сызнова.
 Нет, нет, какой север! В вагончике  позябать-мерзнуть уже не для нее! А тут жилье  оставалось от бабушки и матери. Обменяли с комнатой Павла – получилась приличная трехкомнатная, хоть и брежневка … Мальчишек здесь вырастили, с трудом, но все же. И вот теперь она одна, роскошествует в трех комнатах.
Кстати, дай Бог памяти,  как же они с Павлом встретились? Да, конечно, это случилось, когда она сразу после института пришла  на завод. В столовке познакомились. Ох, смех и грех!  Подсел за ее столик и сразу позвал в кино. А она ответила, что только в концерты ходит. Он надулся, но уже на следующий день они-таки пошли в кино. Как мать ни возражала, ни ругалась, ни запрещала Павлу к дочери подходить, все-то у них сладилось. И  мать с ними жила до последнего часа. Внуков помогала поднимать. Говорила, какое счастье ей привалило – внуки! Мальчишки! Но нет уже на свете ни матери, ни бабушки. А муж, Павел, со взрослыми сыновьями подались на севера.
Столько лет вместе, и вот теперь врозь! А уж как красив он всегда был. Он и теперь красив, и подружки все время ее поддразнивают. Особенно однокурсница Жанна. Когда в былые годы случались трения в семье, Аля иногда подумывала о разводе. Подруга тогда смеялась:
-Брось, брось ты своего Павла, его в тот же день подберут. Да хоть и я. Не сомневайся!
 И теперь снова о том же. Мол, найдет твой Павел на севере симпатичную вогулку – и поминай как звали…   Говорят, что там традиционно на две семьи живут. Одна жена «в русском месте» осталась, ждет, как вот она теперь, а другая с ним – аборигенка, вогулка местная. Алевтина отшучивается, но червячок сомнения где-то глубоко внутри шевелится.
Работа вахтами, и Паша время от времени приезжает домой. А вот сыновья, кажется, всерьез задумали  на северах остаться. Тут что?! Ни работы, ни заработка! А там…Нефтяная провинция, почти другое государство. С первой же зарплаты сложились с отцом, и Алевтине шубку купили, норковую, невесомую совсем, теплую! Красота!
И все же, хоть и в шубке теперь, но все больше совсем одна. Прямо депрессия началась с отъездом троих самых родных мужчин. Ежедневный телефонный звонок. Динь-динь. Пять минут радости. Разговор ни о чем – и снова тоска. Моно…
Сегодня воскресенье. Отвлечься бы от дум и  забот. Хотя бы в храм сходить. Иконы она завела, но в церковь зайти все некогда. Работа и дом. Нет, лучше она сегодня пойдет на органный концерт. Музыка Баха уносит мысли ввысь, к небу.
Что-то прояснится для нее, быть может. Верное ли она приняла решение в своей жизни? Или следовало сразу  ехать вместе с мужем и детьми на север и все начинать с чистого листа? Но дети выросли, и тут, дома, у нее есть Дело. Или надо думать  теперь, в новой стране, разоренной, растерзанной  стране, не об общем благе, не о Деле, а  исключительно о себе, о семье, о Павле, Леониде и Васеньке? Она мысленно обращалась к  Пресвятой Богородице. «Ответь, Присноблаженная и Пренепорочная матерь Бога нашего. Подскажи!» Молчание…

В какой-то момент, когда тяжелые звуки органа неожиданно воспарили и стройными созвучиями точно подняли ввысь весь купол храма, что-то произошло. Мир странным образом изменился. Он был тот и уже не тот.


Нет, все оставалось как бы по-прежнему. Знакомый концертный зал – бывшая церковь, где уже начали изредка проводить службы. Звуки органа. Протяжные фуги Баха. Маленький тощий человечек у гигантского инструмента, поднявшего ввысь, к небу, свои металлические пальцы.
И мужчина рядом. Вот что…  Этот мужчина. Алевтина взглянула на него повнимательнее и вдруг, вздрогнув, поняла: это Эдик, однокурсник Эдик. Как же сразу она не узнала его! Говорили, что он стал удачливым бизнесменом. « Мой супруг выглядит вполне достойно, и мы смотримся вместе вполне…», - она поймала себя на этой мысли. Что? Муж? Новый вариант судьбы, реализация еще одной упущенной возможности?! Эдуард  откликнулся на ее взгляд, легонько погладил по руке и снова ушел в музыку. Значит, все правильно. Другая жизнь… Но почему же на душе кошки скребут? Дочка. Вот что. У них с Эдом есть дочь. Ее зовут Дашенькой. Да, Дарья, дар Бога… Дашенька…  Недавно вышла замуж, приличная партия…
Концерт закончился. Супруги вместе спустились в гардероб, и Эдуард привычно подал ей норковую шубку. Боже! Точно такая, какую в предыдущем варианте жизни дарили муж и сыновья. Легкая, нежная, блестящая… И еще. Ведь прежде никто не подавал ей пальто. И Павел был не приучен к таким деликатностям. А тут ухаживают…  Приятно, однако.
На стоянке - шикарная красная машина. Муж открывает для нее дверцу. Запах дорогого табака. «Форд» скользит, летит по знакомым улицам. Вот, значит, как бы она жила, если бы в свое время обратила внимание на ухаживания однокурсника Эдика. Но она не обратила. Хотя  на какой-то концерт вместе они все же сходили. Что слушали? Да, кажется, Брамса…
- Тина, я давно хотел тебе сказать…
-Потом, дома. Сейчас ты за рулем…
-Да, да, конечно…
Дома, в новомодном особняке, муж все же продолжил разговор, которого почему-то так ждала и боялась Тина. Она готова была обнять мужа, поговорить о концерте, но он явно не был расположен к нежной беседе. Наконец, уселись у камина со стаканами свежевыжатого апельсинового сока.
-Тина, я понимаю, ты устала с этой свадьбой. Мы с тобой все провели на высшем уровне. И тачку на новобрачных, на Дашу переписали. Совсем новая, отличный свадебный подарок. Сейчас, поверь, они и не вспоминают о нас с тобой в своем свадебном путешествии по Альпам. Дети счастливы, и слава Богу.
Ну, а нам пора  поговорить, и серьезно. Концерт – это была моя последняя уступка твоему дурацкому  романтизму. Дочка сейчас устроена; часть бизнеса, ты знаешь,  я оставляю молодым. И тебя не обижу. Дом – твой, живи. Денег у тебя на счету тоже достаточно. Кстати, хорошо, что ты в свое время не сменила фамилию, осталась Мухиной. Меньше лишних подозрений у всяких проверяющих инстанций.  А сам я уезжаю. За границу. И надолго. Мне необходимо уехать, Тина! Здесь у меня могут быть большие неприятности. Я предлагал тебе ехать со мной. И сейчас предлагаю, но ведь ты уперлась. Патриотка! Ладно, не обижайся. Временные трудности у нас … Мы с тобой вместе столько пережили. И угрозы конкурентов, и   рейдерские атаки…Ладно, не будем вспоминать. Ты все сама прекрасно понимаешь. Дашенька к тебе будет забегать. Надеюсь, и детки у них с Германом появятся, тебе на радость… 
Да, конечно, она все понимала. Все знала. Знала и про то, что уезжает Эд не один, а со своей смазливой секретаршей. Может быть, конечно, ничего у них серьезного, и все же… Вернется ли он домой – или ее заберет с собой туда? Нет, нет, она от могил матери и бабушки никуда не поедет, да и дочка пока остается тут. Так что…
-Хорошо. Я понимаю. Все понимаю. И когда ты едешь?
- А вот сейчас и буду собираться. Документы, билеты, визы – все на руках…
Под утро, когда Алевтина осталась одна в огромном доме, она начала судорожно искать в записных книжках номер телефона дочери. Нет, теперь все записывают прямо в сотовые. Нашла. Дозвонилась.
- Дашуля,  как вы там? – голос Тины дрожал, прерывался.
-Мам,  ты чего! Ревешь, что ли? Не волнуйся! У нас все нормально. Почему не звоню? Сама посуди, медовый же месяц! Ну, все. Да, да, я знаю, что отец сваливает за бугор.  И правильно делает, тут очень неплохо. Сказка прямо. Ладно, не грусти! Скоро увидимся! Чао, чао!
Моно…  Опять моно…Хотя замужем, и дочку вырастили они с супругом – и все равно снова одна! Слез не было. Только тоска! Неправедная жизнь, она-то понимает цену их роскоши, ничего хорошего не приходится ждать…Понимала, что дочь теперь живет своей жизнью – и не нуждается в ней. И не будет нуждаться, потому что у богатых молодых новые привычки: няни всякие, потом закрытые школы …  А она остается со своей ненужной уже материнской любовью…Брошенная состоятельным супругом.
Что же делать ей, как жить! Встала на колени перед иконами. В их доме по современной моде был небольшой иконостас. Казанская, спасительная…
– Воспеваю благодать твою, Владычице! Радуйся, Невеста Неневестная! Богородице Дева, честнейшая Херувим, славнейшая без сравнения Серафим!  Склонись к молениям моим, пресвятая Богородица!  Конечно, мы с мужем много нагрешили. Да и как вести  дела в нашей стране, не обманывая государство. Да и конкурентов. Без двойной бухгалтерии… Никак! Прости нас. Грехи наши тяжкие прости. Заступись за нас перед сыном твоим, Иисусом Христом. Как  мне жить теперь дальше?
Однако молчала Присноблаженная и Пренепорочная. Только глаза ее смотрели на Алевтину сострадающе и грустно.
Раздался звонок. Эдик! Значит, все-таки думает о жене. Дорогой мой!
Нет, это подружка позвонила, однокурсница Жанна. Зовет  в воскресенье в парк прогуляться. Знает о ситуации и пытается поддержать. Конечно, хорошо бы на лыжах в парк, но как-нибудь потом.
-Пока, пока…
Еще один звонок. На этот раз-таки Эд.
- Я уже в самолете. Ты что, ревешь там? Дарья мне перезвонила, ты ее тревожишь по пустякам. Не дергай девочку! Найди занятие себе какое-нибудь, что ли… Нечего бездельничать! Почему бы благотворительностью ни заняться, а? Давно ведь собиралась. Глядишь, и мне послабление по судьбе выйдет! Небо, как ты говоришь, все видит. Мы с тобой два сапога – пара.  Ты доброе дело сделаешь, и мне лишний грешок, глядишь, спишется…Ну, пока! Бывай! Перезвоню еще!
Муж слегка раздражен, бизнес - дело не для слабонервных. Но ведь любит…О паре сапог вспомнил! Сейчас, когда за судьбу дочери душа спокойна, надо действительно всерьез подумать, чем заняться в дальнейшем. Почему бы на  самом деле ей ни сходить в ближайший детский дом, ни поглядеть, в чем там нужда. Как-то нужно покаяться в грехах, заслужить прощение Царицы небесной …
-Спасибо, Преславная Божия Матерь, услышала  меня…   Теперь, хоть и одна я остаюсь, но ничего… Пора начинать новую жизнь. Пусть Моно! Зато с верой и надеждой…
Включила музыкальный центр, поставила Фуги Баха  - и будто снова вернулась в концертный зал в старом храме, где они с Эдом были всего несколько часов назад. Словно уже во вчерашней жизни.


В какой-то момент, когда тяжелые звуки органа неожиданно воспарили и стройными созвучиями точно подняли ввысь весь купол храма, что-то произошло. Мир странным образом изменился. Он был тот и уже не тот.

Алевтина снова сидит  на своем месте в концертном зале. Импозантный сосед исчез – ушел, наверное, со второго отделения. В голове проносятся неясные отрывочные  образы. Ей  кажется, да нет, она просто уверена, что за время концерта  пережила две какие-то другие судьбы. Которые могла бы пережить, если бы мир наш был многовариантен. И можно было бы его листать, как книжку. На одной страничке  - одна действительность,  на другой – совсем иная. Или эти миры умудряются как-то сосуществать? Упущенные нами возможности по инерции уходят в непонятное далеко и  где-то там реализуются. Чушь! Глупости! Жанна бы посмеялась над ее  фантазиями. Но подружка далеко.
А суровая действительность сослагательного наклонения не имеет. Это музыка позволила Алевтине нафантазировать себе иные житейские ситуации. Ощутить счастье замужества и отчаяние разлуки…Радость материнства и тоску по детям,  улетевшим за синей птицей,  подросшим детям. Богатство, неправедно нажитое, которое не дарит счастья; и стесненные обстоятельства, оказывающиеся вполне терпимыми.
Однако миллионы супругов на земле счастливо живут вместе до глубокой старости, а вовсе не расстаются, как ей причудилось в  ее музыкальных грезах. Это ее одиночество диктует ей  безрадостные финалы…Моно! Но ведь эти же финалы дают и надежду. На воссоединение семьи. Или на ее создание?! На занятия, которые дарят удовлетворение. Может быть, в самом деле, пора уволиться из военкомата, вернуться на Станкомаш, туда, где  их династию Мухиных еще помнят. Да и  завод начал как будто оживать в последнее время. Были когда-то у предприятия и подшефная школа, и детский дом. Может быть, именно ей, Алевтине Мухиной,  предстоит напомнить об этом?
 Зал опустел. Только вокруг еще бабочками летали гаснущие аплодисменты. Аля встала одной из последних и медленно побрела к выходу.
У гардероба томился  исчезнувший было сосед. С цветами в руках. Кого-то ждет… Однако он сделал шаг навстречу и почти преградил путь.
- Простите, я уж отчаялся,  думал, что потерял вас. Я отлучался за букетом. И опоздал. Все слушатели разошлись. Разрешите вручить…
Вот это неожиданно.
-Извините, мы не знакомы. А хризантемы, наверное, предназначены для органиста…
- Не совсем. Ведь вы – Алевтина. А я Михаил. Помните, мы по работе не раз встречались на заводе, на Станкомаше? Давно, правда. Вас почему-то уже несколько лет нигде не видно – или вы уволились?
- Да, и давно уже. Но, может быть, вернусь. Как там сейчас обстановочка?
- Похоже, завод поднимается с колен. Заказы пошли…
Вот Михаила, в отличие от Эдуарда и Павла,  она помнила совсем смутно. Так, начинает, кажется, разворачиваться третий вариант судьбы…  Надо бы как-нибудь задержать  его на этой плоскости материальности, чтобы он не соскользнул, как два других, – в иные слои времени-пространства…Тоже, похоже, вполне реальные …
   -  Да нормально. Можно работать. И зарплату платят аккуратно. И все же, я еще никак не могу поверить. Это так неожиданно: мы оказались в одном месте в одно время – да еще на органном концерте. Позвольте подбросить вас до дома? Я на машине…
Конечно, машина оказалась красной. Можно было и заранее догадаться. Поскромнее, правда, чем была в мечтаниях… «Жигули», десятая модель…
Пока они ехали, Михаил изложил, что жена уже несколько лет как ушла, бросила его, полетела вслед какому-то удачливому бизнесмену. И остался он, рядовой инженер, с двумя сыновьями и  дочерью. Сейчас уже все взрослые. Сыновья Василий и  Леонид работают на севере, вахтовым методом. Нашли денежную работу на нефтянке. Труба хорошо кормит.  Не случайно вся страна сидит на этой нефтяной игле. Ну, а дочка  Даша дома. Еще в вузе учится. Экономистом будет. Скоро у нее с Германом  - однокурсником ее - свадьба намечается. Вот такая история.
Каждое имя вызывало в памяти Али ситуации из  соседних реальностей. Из ее полусна-полумечты. Михаил легко держал руль, слегка повернув голову в ее сторону. Но  машина шла абсолютно ровно. Опытный водитель.
Алевтине  хотелось одного: молча слушать его низкий, спокойный голос, затаившись,  чтоб не спугнуть  едва мерцающую в душе  Надежду. Не разрушить резким движением это чудо,  неожиданный подарок судьбы.
- Не будет ли  Алевтина так добра, чтобы как-нибудь  навестить их?!  - вопрос звучит чуть отстраненно, по-книжному, но требует быстрого ответа, немедленного участия пользователя, как нынче, в компьютерный век,  принято говорить.
- Почему бы и нет?  -  неожиданно для себя едва слышно лепечет Аля. Она тихонько благодарит Небо за то, что ее молитвы услышаны. «Неужто и в самом деле еще не поздно? Как поется, еще не вечер?! Может, Бог даст,  с внуками повожусь, раз уж с детьми не пришлось! Женское предназначение хоть частично…» Додумывать нельзя, не сглазить бы… Больно мысль дерзкая, но такая манящая, сладкая. Запах жизни…
Нет, время ее не остановилось, не замерло, как она думала совсем недавно. Жизнь, похоже, брала новый разгон. Или она снова попадает в какой-то придуманный мир? Нет. Это реальность. За окном машины бесшумно пролетали родные   с детства улицы. Сегодня они были какие-то совсем незнакомые, нарядные, в играющих цветных огнях. Новая жизнь приходит на эти проспекты. Должна придти. Сегодня ей хотелось так думать. Мрачно-серое скучное тоскливое существование ее ушло, растаяло, исчезло. Мир обрел яркие краски. Тягучие звуки Баховских  мелодий сопровождали авто, нотными строками  плыли в воздухе, точно почетный эскорт.