Наш ответ Молчанию ягнят Ч. IV Силой сердца Гл. 1

Часть IV   Силой сердца. Лад - клад.

Глава 1

Поехать из Ижоры в Финляндию, всё равно что из одной области в другую. С таким же успехом можно было отправиться на Вологотчину или в Архангельск. Четыре часа пути и в другом государстве.

Под Лапеняратой на озере Сейма у Смельгарха дача – одноэтажный котедж. Замаскированный под горную пещеру, это настоящее убежище викинга, уединённое и таинственное. Муж утверждает, что об этом месте не знает никто, а ещё он утверждает: «Озеро Сейма, дорогая, непростое озеро, оно вроде Лохнесса и, даже покруче…»

Он ведёт себя как мальчишка, играет всерьёз, с увлечением, и всегда по-разному, развлекает.

Он не чужой, он никогда им и не был. Он всегда был тем, кто живёт в сердце. Это не единство душ, душа одна, единство сознаний, единство тел, и только. Всё естественно, несомненно, и обыденно, и никаких вопросов. Любовь не влечение друг к другу – пребывание друг в друге, полнота! Он не муж, не друг, не любовник – естество! Одно из начал, орган, принадлежащий единому целому, мы одно целое! Какое странное слово «мы», оно совершенно не приемлемо и в то же время реально, существенно.

Вот когда спины касаются друг друга это именно то, именно так должно быть. Рост только разный, развивались самостоятельно. На самом деле он должен быть ниже, я выше.

Наши Спины соприкасаются, приникают, вжимаются, трутся, но всё напрасно. Как неприятно осознавать невозможность воплотить изначальный образ! Наивная, ничтожная попытка! Ну, какая же это попытка! Скорее, просто ощущение того, когда-то бывшего состояния, не больше, ведь наше единство неразделимо, и мы всё понимаем: этой ошибке много-много времени, она произошла очень давно. «Ты всё ещё сомневаешься, — шепчет он не оборачиваясь, — боишься поверить». В ответ из груди вырывается вздох: «Нет, дорогой, я верю, но мне странно, всё как-то не так, наверное, мы слишком долго были врозь. Послушай, давай договоримся — я, наверное, очень многое забыла, видимо, в моём сознании произошёл  провал. У меня двойственное отношение к тебе.

Он усмехается:
- Было время, когда ты меня приводила в чувства, теперь пришёл мой черёд
- В глубине сознания я знаю: мы – одно. Но наши тела, они слишком разные. Я вижу одно, а чувствую другое. Я больше  вижу  чем чувствую. Когда я не видела тебя, я лучше чувствовала, а теперь, когда я вижу я уже не чувствую так, я вижу различие и мне больше хочется другого слияния.
- Но ты помнишь, как это было раньше?
- Очень смутно, словно это было во сне. Та жизнь закончилась очень давно, сейчас мы люди. Мы уже давно стали похожи на них. Я помню, у нас с людьми были не простые отношения, но они наше порождение. Мне странно, я говорю, произношу слова, в которые сама верю с трудом. Перед моим внутренним взором пелена, в моём сознании молчание.
- Ну не совсем так, дорогая, кое-что ты, всё-таки, вспомнила, и самое главное. А, ведь, чаще было так:  ты,  после какого- либо из наших перерождений шаг за шагом, восстанавливала мою память.
- Но знаешь, мне хочется видеть в тебе человека, дорогой,  и мне нравится наше различие – очень! Я знаю, я сейчас мыслю как человек и чувствую как люди, но мне это нравится. И мне нравится, что я многое забыла, я не чувствую этого груза, я хочу начать всё заново и по-другому. Я слилась с потомками Волотов, с Русами, потому что только они в состоянии побеждать. Я уже, видимо, давно не мыслю как раньше и потому, не знаю твоего пути. Я только всегда чувствовала твоё присутствие, ты был моим богом.

Он с ужасом ахает:
- Как всё поменялось! Моё божество обожествило меня!!! Немыслимо!!!
- Я люблю тебя как человек человека! И я хочу тебя продолжить. Очень этого хочу!    
 - А я-то полагал, тогда в Ижоре, наша встреча лишь очередной розыгрыш людей! Теперь я понимаю: ты слилась с миром людей, стала чувствовать как они, твоя память стала освобождаться, ты слилась с одним из народов, стала его частицей. Ты стала мыслить по-другому, не отрешённо как раньше, сейчас ты мыслишь сердцем. Как я обманулся! Я стремился сравниться с тобой в знании, развивался, чтобы ты не тратила на меня времени, как раньше и мне казалось твоя Сандра это подготовка, испытание, я уже не страдал как прежде, утрачивая тебя. Вот к чему ведёт магия чувств! Она, оказывается, освобождает память! Я не сравнялся с тобой, ты сейчас мудра как младенец с чистым сознанием, а я,  я…

- Ты - мой дух-хранитель, мой бог! Моя любовь! И наше единство сейчас не тело - семья! Я сейчас хочу знать только это. Я Сябрина Смелова — человек и я никогда не знала Угго Смельгарха, очень похожего на моего отца, Свирида Смелова. Я совершенно ничего не знаю об Угго Смельгархе, о человеке, за которого вышла замуж. Я не знаю его жизнь, я только что-то чувствую. И то откровение, которое я испытала после нашего слияния, моего первого слияния, было ударом по моему сознанию. У тебя до меня было много женщин?

Он обалдело глядит в глаза, в его лице, беспомощная растерянность.
- Да, – наконец  произносит он твёрдо, – и это всё была ты.
- Иными словами, выражаясь языком человеческим, тебя привлекает только определённый тип женщин и тебе странным образом везло на двойников, как, впрочем, наконец, повезло и мне. И, поверь, мне это объяснение больше всего нравится. А глубину, давай, трогать не будем, пусть она будет тайной. Иногда, иногда, ты будешь мне что-нибудь рассказывать обо мне, и я буду слушать это как сказку.

Он вздыхает, молча кивая.
 – И не стесняйся рассказывать мне о своих похождениях, я хочу знать о тебе всё. Когда у тебя «это» произошло в первый раз, в смысле, в этой жизни, в жизни Угго Смельгарха?

Он громко и тяжело несколько раз вздыхает, глядя на меня с сожалением, в его глазах мука и тоска и ещё он любуется мной. О, этот взгляд! В нем такая глубина, такая бездонность, такая неизбежность! И я тону в них, погружаюсь, растворяюсь, сливаюсь, становясь их естеством.
- Мне было четырнадцать, ей тоже. Тебя, тогда звали, Сельга Осмельд. Мы были байкерами, ездили по всей Европпе. В Италии, под Соренто, у нашей команды был конфликт с красной бригадой католиков. В перестрелке погибла Сельга, умирая, она приказала мне сжечь её тело. Она мне обещала продолжение. Оказалось, что у неё есть две сестры Сабина и Сегильда. Они  были тройняшками и жили в монастырском приюте на севере Франции.

Когда Сельге было двенадцать, она с сёстрами  бежала из приюта, они хотели стать  рок-командой, петь и играть рок. Сестёр поймали и вернули, Сельгу не нашли. Умирая, Сельга приказала мне освободить сестёр, я выполнил все её приказы. Мне попытались мешать, но я убил тех людей и мы стали жить втроём: я, Сабина и Сегильда. Мы играли и пели рок… - Он замолкает, взгляд становится отрешённым. А мне жутко интересно. Сгораю от нетерпения, во-первых, хочу слышать его голос, во-вторых, хочется узнать, что там дальше. Его рассказ похож на сценарий крутого триллера. Я словно смотрю блокбастер! Ну же!!!
- Ну  и что потом?! Что там дальше!? — Трясу я его за плечо. — Угго, не тормози-и, гони дальше!
- Настоятель монастыря оказался настойчивым, он обратился в интерпол. Под Кордовой, в одном из отелей, нас попытались арестовать. Мы сопротивлялись до последнего. Когда патроны почти закончились, Сабину застрелили, а Сегильда застрелилась сама. Перед этим она приказала мне сделать с их телами также как и с телом Сельги и отомстить настоятелю. Я взял канистру. Я тогда хотел сгореть вместе с ними, но я вспомнил клятву мести. Двумя канистрами, я взорвал полицейских, и вовремя, они как раз пытались вызвать подкрепление, мы для них оказались не простой добычей, не наркоманами, как они там у себя полагали, мы не плохо их потрепали.

На их вертолёте с телами Сегильды и Сабины, я улетел на побережье. Я даже не знаю как мне тогда удалось подняться на воздух, я видел вертолёт, вблизи впервые. На побережье, я сжег вертолёт с телами, а проще говоря, взорвал его, у полицейских оказалась взрывчатка. Потом,  там же на побережье, я взял один из катеров…

Вот это травит! Полный улёт!
-… Охранники мне попытались помешать. Я их убил и уплыл во Францию. Полгода спустя, под Леоном, из ручного гранатомёта, я взорвал фургон настоятеля вместе с ним и несколькими монахинями из красного креста. После этого меня арестовали. Это произошло совершенно случайно, я заснул в одном из клубов и проснулся уже в камере. На одном из опознаний, на одном из процессов опознания, мне удалось вырваться. Я завладел оружием дух охранников, отбился от преследователей и ушёл. В трюме одного из сухогрузов, пересёк Атлантику и очутился в Южной Америке. К тому времени мне было уже восемнадцать.

Бесстрастный тон хроникёра – эффектный фон, для замысловатого узора слов. Мой милый не только фантаст, он ещё и глубокий реалист. Мне бы хотелось посмотреть фильм по такому сценарию. Я, наверное, очень похожа на тех девушек, раз он ассоциирует их со мной.
- А где ты там жил?
- Сначала в Колумбии, в Уругвае. Потом побывал на Кубе, в Сальвадоре – я очень уважаю латиносов, они не загоняли индейцев в резервации.
- А чем ты там занимался?
- Контрабандой, дорогая.
- Торговал?
- Скорее, транспортировал и охранял. Торговали другие. Мне неплохо платили.
- А женщины к тебе клеились?
- И даже слишком часто, но заводит меня только одна.
- А ты был с ними, с теми кто к тебе клеился?
- Можно сказать, что нет.
- Что это значит, любимый?
- Это значит, у меня ничего не получалось. Пока я не встретил тебя опять. В предгорьях Анд, в одном из индейских посёлков, я увидел белокожую индианку, её звали Семела. Она, то есть ты, отвела меня однажды в один из горных монастырей, и там мне было откровение, там я узнал правду о начале
- А где сейчас Семела? Умерла?
- Нет, она стала недоступной. Она выпила напиток богов и уснула.
- В смысле, отравилась?
- Нет! Уснула, она спит, дышит. После того как мы были вместе, она обещала продолжение и назвала мне все другие имена женщин, в которых будет суть Смелита.
- А почему она не осталась с тобой?       
- Она была очень больна, и ей нужен был этот сон после слияния, как исцеление. Этот сон будет очень долгим.
- Так, отлично! И сколько у вас было таких встреч, сударь?
- Двадцать.
- Ого! Значит я двадцатая.
- Нет, госпожа, двадцать первая.
- Та-ак! И они все умерли или уснули?
- Не все.
- То есть, есть и живые?
- И даже слишком живые, любимая.
- Ого! Ну, надо же! Это что-то удивительное! Слишком живые - это как?
- Не способные к слиянию.
- Фригидные?
- Слишком юные.
- Ах, мой милый, значит вы извращенец!
- Нет, моя дорогая, извращенка как раз-таки вы. Ибо одна из вас изнасиловала меня, будучи от роду двенадцати лет, под именем Сидана Самелих.
- Невероятно! Вот, глядя на вас, мин гхерц, никак не скажешь, что вас можно изнасиловать, скорее наоборот! Как же с вами произошло такое горе?

Он усмехается:
- Ну почему же сразу «горе»? Скорее приятная неожиданность. Она дочь одного индийского раджи. Он  посол Индии в Уругвае, а познакомились мы в Боливии…
- Колитесь, колитесь дальше, друг мой, у меня просто мурашки бегают по телу от нетерпения. Я просто не в состоянии представить, каким образом двенадцати летняя девочка могла изнасиловать вот эту вот самую груду мышц.
- Всё было очень банально, хоть и неожиданно. Прежде чем возмущаться, вам, сударыня, следовало бы заглянуть в себя поглубже. И тогда бы вы узрели, какой зверь в вас сидит.
- Так! Ну, допустим! Что ж, правды ради, следует сказать: в четырнадцать неполных лет Сябрина Смелова чуть было не натворила чудес с одним курсантом. Однако он оказался ловким малым и проворно сумел отразить нападение.
- Ну, очевидно, он был в состоянии бодрствования…
- Вы угадали, досточтимый гер! Ах! так вот в чём дело! Коварная девица воспользовалась вашим сонным состоянием!..
- Да, да, вы сумели взять реванш!
- Ах! Так это была я! Ну да: я прикинулась в двенадцать лет дочерью индийского раджи, чтобы поехать в Уругвай с целью вашего изнасилования. Гениально! Какая же я дальновидная!

- Госпожа очень хорошо помнит того несчастного курсанта, которого пыталась погубить шесть лет тому назад? Ведь по российским законам, ему за это дело полагался срок и срок не шуточный. Кажется дело происходило на одной из карельских тур баз с 23 на 24 июня. А клок волос, который вы вырвали у него из усов вы сохранили?

Эти слова добивают окончательно, в горле ёкает. Я больше не хочу иронизировать. И я больше всего боюсь, что он сейчас замолчит.

– Н-ну, – победоносно изрекает он, – что же вы замолчали? между прочим, - вкрадчиво продолжает он, -  от Финляндии до Карелии, рукой подать. Ну, неужели же, усы так сильно изменили мою внешность, в совокупности с шестью годами? Ну что же вы! У вас воистину девичья память! В тот год Угго Смельгарх приехал утрясать свои житейские делишки из Южной Америки в Скандинавию, решив прочно обосноваться на стыке двух своих исторических родин. Таким стыком могла быть только Финляндия. И вот этот грот, в котором мы с вами, сударыня, находимся, был моим первым приобретением. Мне удалось раздобыть форму вашего морского пограничника, для осмотра близ лежащих окрестностей. От Лапенраяты я покрыл расстояние в 50 километров по Саймскому каналу к вашему Кириловскому, где по берегам озера Глубокое расположено несколько турбаз. Вы помните то озерцо справа от трассы, если стоять лицом к Финляндии? Мы с вами на нём и столкнулись: была одна из белых ночей обычных в это время.

Вы купались. Только что вышли из воды, мокрая, возбуждённая, без купальника – не девушка ещё, но и не девочка, прекрасная в своей, ещё не развившейся, страшной красоте. Ваши глаза блестели как капли воды на вашем теле. Я не мог отвести от вас взглад, вы совершенно бесстыдно смеялись. Это был глубокий, зазывный женский смех, страстный, жгучий. Это только я знаю, что вас тогда потянуло ко мне – наша тайна! И если бы вы тогда были одна, мы стали бы близки. Но вы были не одна. Меня это смутило, а вас нет; и  тогда я впервые вышел из вашего повиновения; прикосновение ваших рук причинило мне муку невыразимую, я покинул вас тогда с невыносимой болью в сердце, оставив лишь малую частицу в ваших руках.  А усы я потом сбрил и никогда больше не носил. Что вы сделали с моими усами, вы помните? Нет?
- О, какой ужас! – Вырывается со стоном из груди. – О, как мне потом было горько! Как я мучилась! У меня было чувство, словно меня разорвали на половины. Я потом видела такие странные сны! Я влюбилась как сумасшедшая. Я только спустя много времени поняла, что тебя остановило! И ещё я поняла одну вещь: я не должна отдаваться, я должна брать. А усы? Догадайтесь сами, господин Смельгарх.

Он, словно по наитию, отбрасывает прядь волос слева. Его пальцы мягко мнут мочку левого уха.
- Вот они! — Ттихо восклицает он. – Ты из них сделала серёжку. Свила их и пропустила через прокол, связав узлом.
- Ты только в одном ошибся, любимый, мы с тобой встретились не в Карелии, Кириловское  в Ленинградской области.
- Да, согласен…
- Ну, а что там насчет Сиданы?
- В тот же месяц я покинул Финляндию. Вернулся в Уругвай. Меня наняли секьюрити  при особе индийского консула и его семьи. Мне повезло нейтрализовать против него две акции похищения, мне было повышено жалование. Сидана отомстила мне за непослушание: однажды сквозь лёгкий, обычный у охранников сон, я услышал… нет, скорее ощутил около себя присутствие, открыв глаза я встретился с властным взглядом  горящих глаз – ты пришла требовать то, что принадлежит тебе по праву. Я подчинился, стал твоим покорным рабом. Сидана не требовала ничего особенного, хотя, я был готов выполнить любое желание: чувство вины было сильнее всего. Она сказала только одно: «Теперь я возьму всё, а не часть». И она сделала так, как сказала.
- Когда это произошло?
- Седьмого июля, шесть лет тому назад. То есть уже почти семь, пошёл седьмой год.
- Я помню: видела тогда сон. Я помню этот сон до сих пор с начала до конца. Я была с мужчиной, лица его не видела, видела только тело, очень отчётливо, и я говорила ему, что теперь возьму всё, а не часть и стала так делать, а когда закончила, сказала: «Это чтобы ты не забывал, чему принадлежишь».
- Сидана так и сказала, перед тем как уйти. Она ещё потом не раз приходила
- Угго, неужели это всё правда?! Мне страшно верить в это, но ещё страшней в это не верить! Значит меня в этом мире много!?! Я размножена?? Я, Сябрина Смелова, всегда считавшая себя единственной и неповтори-мой!
- В этом и есть твоя неповторимость.
- Кто это сделал?
- Ты сама. Очень давно ты начала эту цепь перерождений. Это наша с тобой борьба. Мы не погибли как другие, только благодаря этому и не погибнем, ибо близок конец времени. Смелит, самое трудное, самое трудное осталось позади.
- О, Угго, как я хочу рожать! О, как я этого хочу!
- Я знаю это, любимая, это будет наш последний удар.
 
Его дыхание беззвучно. Сон спокойный. Во сне он кажется более величественным и менее доступным. Сон у него чуткий, но он никогда не спешит вставать – качество опытного война. Проснувшись, он слушает окружающее пространство и откроет он глаза только, когда убедится в полном порядке. Как он красив! Мечтам иногда свойственно сбываться.
- Угго, кончай партизанить! Я знаю ты проснулся, противный, ты хочешь уклониться от супружеских обязанностей! -  Он улыбается, но глаз не открывает.
- Я ждал когда ты заговоришь. -отвечает он.
- Ах, значит ты всё время наблюдал за мной!
- Угу, и ждал.
- Ах ты, мерзавец! Но я сейчас тебе на буду докучать, хочу другое. Во-первых, оставайся лежать с закрытыми глазами, так мне больше нравится, нечего подсматривать как я тобой любуюсь; во-вторых, желаю говорить с тобой; а в-третьих... потом...
- Всё будет так как хочет госпожа!
- Да! В-третьих: повелеваю отвечать серьёзно на мои вопросы, как можно серьёзнее и не двигайся, пожалуйста.
- Повинуюсь!
- Хочу знать, ты с американцами имел дело?
- Да, дорогая
- А в каком качестве?
- В разных.
- Значит, ты с ними хорошо знаком?
- Да, я их хорошо знаю.
- А они тебя?
- Не думаю.
- А почему ты так не думаешь?
- Потому что вёл с ними дела через посредников.
- Значит ты им не доверяешь?
- Да, я им не доверяю.
- А ты можешь назвать причину, по которой не доверяешь им?

После этого вопроса нависает долгая пауза. Мои виски вдруг сильно сжимает. Тонкий звон в ушах переходит в свист, давление от висков смещается в точку между бровей. «Извини, дорогая, - раздаётся в голове его голос, – я не могу иначе. На твой вопрос здесь я могу ответить только так. Я не доверяю гринго потому, что они пособники сиона».
- Почему ты молчишь, Угго?
- Думаю, как покороче тебе ответить. Скажем так, я не доверяю им потому что, они склонны всех вербовать и заставлять на себя работать.

 «Дорогая, ты идеальный напарник! Я горжусь тобой! Всё что знает ЦРУ знает Массад. Вся Скандинавия нашпигована их агентами». - Проносится в сознании его голос второй строкой.
- Жаль что ты им не доверяешь, Угго, это значит, мы никогда не поедем в Америку.
- А чего бы тебе там хотелось увидеть?
- Индейцев! Я в своё время много о них читала, ты видел индейцев?
- Да, в Южной Америке.
- А что ты там делал?
- Я ничего там не делал. Наш рыболов стоял в Пуэрто-Рико неделю, а хозяин торговал рыбой с местными. Пару раз я видел индейцев, настоящих…

Ага, стало быть, квартира в Хельсинки на прослушке. Значит, финская ГБ сливает информацию о своих гражданах, если эта информация касается международных отношений. Тогда почему он вообще стал отвечать на эти вопросы?

«Потому, милая, что я хочу, чтобы они думали про тебя, как про русскую агентку. Тогда на улицах Хельсинки к тебе ни кто не подойдёт, а так же страхуюсь сам, твои вопросы сейчас оказались очень кстати. Только подумай, расслабленный любовью литератор вернувшийся только что из России, где он женился, получает с утра по раньше от своей молодой жены вот такие «невинные» вопросики, касающиеся Америки и американцев. Ясное дело, его вербуют, или просто прощупывают на перспективу, а раз так, значит, он ещё не завербован и может быть полезным  в игре и против русских и против американцев. Если же ты просто принявшая гражданство, тебя социалы возьмут в оборот. У них своя система отслеживания  вышедших замуж за финских граждан, как потенциальных матерей. Но если ты, агентка, они тебя не тронут, тогда ты принадлежишь федералам, а они, напрямую, не лезут, всё будет проходить, через меня».      
- Угго, я хочу открыть тебе своё заветное желание, самое сильное желание после тебя.
- Я слышу тебя, любимая.
- Я ненавижу евреев, я очень сильно их ненавижу. Я готова их убивать, но я не хочу оставлять следов. Эти мрази, всё собой заполонили, они – торжество зла. Я не хочу, чтобы они торжествовали.
- Ты носишь тяжёлый груз на душе, но я не могу тебе возразить.
- Милый, я просто хочу.., просто знай об этом. Вряд ли я бы тебе это высказала вслух, но раз ты владеешь этим, ты должен знать.
- Я понял тебя. Я ещё не знаю, как тебе в этом деле помочь, но я буду думать.
- Не надо думать. Я уже давно всё обдумала. Я уже начала, начало положено. Просто не надо, не надо меня ревновать по-настоящему, в душе, в сердце, потому что моя привлекательность – оружие.
- Ты хочешь в этом деле, использовать свою красоту?
- Да. Ревнуй понарошку, и так, чтобы это знали все.
- Мне это не будет трудно, и если я в припадке ревности кого-нибудь…
- Думаю, до этого не дойдёт, я не хочу тебя превращать в орудие, оставайся чистым. Но если ты пару раз накричишь на меня при посторонних, или, влепишь пощёчину…
- Только не это! Нет, но сцену обещаю.
- Я люблю тебя, Угго, я рада что мы заодно. Давление в межбровии пропадает.

Еврейские центры разбросаны по всем странам Европы, в северной Африке, северной и южной Америках, Австралии и практически нет такого места на планете, где бы они не оставили себе окно для сферы своего влияния напрямую или косвенно.

Финляндия территория нейтральная, как Швейцария, Нидерланды. Это зона курьеров и наблюдателей, пункт разведок, где ни одна из агентурных сетей не заинтересована пересекаться с другой. И в этом вопросе федералы стараются вовсю - им не нужны разборки на финской территории. И потому, они, во избежание недоразумений в международной политике, косвенно помогают разведкам всех стран и косвенно же им и мешают. Финская ГБ негласно сотрудничает со всеми разведками и через третьи и, даже, десятые руки, пополняет государственную казну, а так же процентов на тридцать-сорок финансирует социальные службы страны.

Финны очень практичны. Сами финские разведчики охотно вербуются, они самые прозрачные, их часто используют как посредников. Особенно в вопросах касающихся совместных действий. Иногда интересы разведок совпадают и тогда возникает ситуация круглого стола, где финны договариваются с финнами. Поэтому финская  служба ГБ  в курсе практически любой информации. И поэтому, жена известного литератора, русская агентка,  могущая стать интересной, особенно, если она ещё не приступила к игре – неприкосновенна для внутренников. Агент только тогда начинает действовать, когда чувствует себя расковано и потому, госпоже Смельгарх-Смеловой на пути её перемещения в пространстве не будет причинено никаких препятствий, ни полицией, ни социальными службами, ибо служба финской ГБ отныне её «хранитель», даже если она окажется простой связной.
- Финские женщины, дорогая, лишены самого главного, материнства. С того самого момента, как они рожают, они сталкиваются с суровой, бездушной административной системой, напичканой схемами состоящими из пунктов и параграфов: одни запреты и ограничения. Финская мать, в сущности, камера по вынашиванию плода. Из финских детей, с первых шагов после рождения, делают граждан. Их учат любить статус, положение, емью, но не отца, не мать, страну, родину, но не людей, государство, его интересы. Это, конечно, удобно, однако опасно. Финский гражданин бюрократ, он приучен мыслить категориями «логично -  нелогично, выгодно невыгодно»: веселиться нелогично и невыгодно, это затрата времени и средств, выгодно и логично делать то что приносит доход, улучшает благосостояние, покой, стабильность, уверенность в завтрашнем дне.

Только в гроте на озере Сеймаа можно нормально поговорить по душам без ухищрений. Без этого места, жизнь в Финляндии стала бы просто несносной. Природа красивая. Находясь на ней, забываются все глупые людские законы.
- Угго, а почему ты, швед, живёшь в Финляндии?
- Видишь ли, дорогая, дело в том, что я швед только по рождению. Моя историческая родина Русь. Я даже, в сущности, не швед, а шведский русич. Все мои предки по линии отца – русы, точно также как и по линии матери: русы, датчане, шведы. Мой отец и моя мать – хиппи, дети - цветы. В 60-е—70-е, да и почти все 80-е годы прошлого столетия было такое молодёжное движение. Оно возникло на волне протеста, против командно-административной системы, госаппарата, против чиновников. Это был порыв к свободе, к духовности, а для кого-то просто мода. Всё начиналось с…
- Битлз?
- Да, дорогая, с них. Прошла волна, но как и подобно волне она поднялась, ударила в берег и растеклась...  короче прошла. Волна прошла, и кое-что разрушила, или несколько ослабила. Она не прошла бесследно, многие задумались.
- Задумались?! Но ведь то, что сейчас происходит в Европе, ведь всё это делается людьми того поколения!

Он грустно качает головой в ответ.
- Не совсем так, любовь моя, на самом деле всё сложнее. Есть действие и есть противодействие. Красный крест, Хоспис, Гринпис – это противодействие. Люди в Европе поняли главное: разрушение требует множества затрат, тогда как изменение к лучшему начинается с себя. Государственные системы меняются, вследствие множества социальных факторов. Нужно решать множество проблем и обычные подходы уже не срабатывают. Тое есть, мы все  сейчас на рубеже, или около рубежа, чего-то очень мощного. Видимо произойдёт скачок в развитии, в человеческом сознании, в обществе. И это может быть движением к объединению, к началу объединения людей в человечество.
- Ну да! Под чутким руководством Вашингтоно-Тельавива!
- Мне понятна твоя ирония, госпожа, у меня и самого мелькают такие мысли, когда я вижу, то что вижу. Однако, как я уже говорил, есть действие и есть противодействие – это диалектическая формула. Да, Сион старается действовать наверняка, у него много наработок, особенно области религии. Их магия «Каббалы» не сборная солянка, как многие думают. Да, они многое присовокупили к своей основе, это верно, но естество, иегово-иудаизм, фундамент, незыблемо. А цоколь…
- Цоколь?!
- Ну да, цоколь – верхняя часть фундамента, зримая, это экономика, индустрия…
- А индустрия – это 95% нарушенной экологии.

Муж усмехнувшись кивает:
- Вы комплексно мыслите, госпожа Смел-Смельгарх. Да! Так вот, в сущности, весь этот цоколь, есть глобальный шантаж всего человечества: «Смотрите что мы сделали! Это сделали мы! Мы прогрессивны! Мы мудры! Наши идеи всем на пользу! Всё самое лучшее от нас! Они знают – весь мир их ненавидит, но они хотят добиться признания. И вместе с этим признанием - права проживания на планете. Потому-то они и создают образ своего тотального присутствия во всём. Глобализация – это их детище. Единое мировое правительство, где сначала будут их представители, а в последствии, это правительство полностью перейдёт в их руки. Далее, под их давлением, произойдёт смешение рас в одну сборную-уборную. Сборная раса – раса рабов, рабов сознающих своё положение, довольная таким положением и раса господ-рабовладельцев. Одни работают другие потребляют. Что же касается путей, которыми они движутся к этой цели, то они известны всем: политика, искусство, религия, экономика.
- Смельгарх! Я это знаю! Знаю давно, ещё со школы и за это я их ненавижу! Сион – раса ублюдков-упырей, но ведь палестинцы…

Он азартно щёлкает пальцами:
- Да!! Да, дорогая, это серьёзный камень преткновения на их пути и они хотят сдвинуть его со своей дороги многими-многими руками. Потому-то они и хотят навязать миру идею о арабе-мусульманине, или мусульманине вообще как о террористе. Сион хочет, чтобы ислам и террор стали неразрывны в человеческом сознании, это их древняя борьба. Ведь арабы были первыми, кто принял от них удар. Ислам ведь и проявил себя как идея борьбы с сионизмом-иудаизмом. А христианство, в сущности, иудаизм международный, внеплеменной, та же глобализация с целю подавить сопротивление и завладеть полностью одним из сакральных центров на планете, Иерусалимом. И  арабские мусульманские центры в Европе, да и не только в Европе это ответ арабов-филистимлян сионистам-иудеям. Есть лишь один сучок, о который мусульмане всё время больно царапаются…
- Какой?
- Они почитают Ису пророком-святым. Лишь малая часть исламистов видит в нём то, что есть на самом деле – суть Иеговы. Именно эта часть наиболее радикальна и динамична. На духовный магический наркотик иеговохристианства они отвечают явным гашишем, анашой, марихуаной,  динамитом. Их извечная борьба вырвалась далеко за пределы  Аравийского полуострова и зацепила многие народы. Ошибка народов как раз  и состоит в том, что они приняли ту или иную сторону в этой борьбе, позволили втянуть себя в неё. Обособление – вот ключ, закрывший бы двери в другие страны этим чужеродным потокам, национализм, расизм. Но Сион любит путать это с нацизмом, ибо эта идея взращена ими. Это легко понять, прочитав их Ветхий завет, светскую часть Талмуда-Торы. Национал-социалист Гитлер не был немцем, он не был даже австрияком. А фамилия Гитлер, это фамилия второго мужа его матери и, в сущности, псевдоним.
- А кто же он тогда???
- Еврей Шекельгрубер!
- Ну а как же гетто-то эти!?!
- Мимикрия, подтасовка, дорогая. В еврейском обществе, некая часть предназначена на роль жертвы. Это как правило, потомки от смешанных браков с евреями, так что холокост, в сущности – Блеф! А вот количество погибших арийских народов в той бойне было несоразмеримо выше.

Читая многократно историю вашей великой Отечественной, по вашим источникам, у меня не раз возникало чувство, что руководство, сталинская клика, на 70% состоящая из инородцев и в большей степени из евреев, была больше Гитлера заинтересована в гибели большего числа населения страны. Это странное объяснение начала войны - «внезапность!» А где же была разведка?! И этот глупый, трусливый пакт, что он мог изменить? Трусливая попытка выдать желаемое за действительное. Сталинская хунта, или нет, не хунта его режим — самодержавие всё держалось на еврейском бюрократизме и его лозунгах.

А вот перед второй мировой, в Союзе мог произойти переворот и его создал бы генштаб, вот тогда действительно была бы хунта. Сталин-Джугашвили, поп-недоучка это чувствовал, потому и устраивал репрессии. Финская кампания была средством отвлечь руководящий состав армии и ещё одним из способов и поводов ужесточить репрессии. Точно так же как и совершённое им с этой же целью, в своё время, убийство Кирова и…
- О, господин Смельгарх, как вы меня заводите своей эрудицией! У нас у русских говорится: «Муж и жена – одна сатана». - Атака из поцелуев повергает мужа в состояние близкое к прострации.
- Угго, а у тебя было какое-нибудь прозвище?
- Угу!
- А какое?
- Ты его знаешь.
- Медведь?
- Белый Медведь, меня звали, Бер-Блонд это было моим байкерским  погонялом.
- А твои родители живы?   
- Да, из хиппи они стали гринписовцами. Мы почти не встречаемся, у них то и дело акции, но я посылаю им деньги.
- Они живут в Швеции?
Он усмехается:
- О, дорогая, они живут, везде, но деньги, я отправляю в Швецию.
- А как их зовут?
- Имя отца Олег, имя матери Вия.
- А своих дедушек-бабушек помнишь?
- Знаю только имена, мы с ними никогда не общались. Ведь мои родители рано покинули свои семьи.
- А как зовут отца твоего отца?
- Аким, он женился на русской эмигрантке Ядвиге Бескудовой…
- Послушай! А фамилия-то у тебя почему не русская?
- Её переделали и очень давно.
- А какая была?
- Смелогород. Это род бояр новгородских.
- Милы-ый! Значит ты Смелогородов!?!
- Ну да, а девичья фамилия матери Трукк, сокращённое от Струкова. Она  пра-правнучка купца-морехода Струкова, Егора Струкова сына Карпова. Но он не потомственный купец, Струковы – династия военных моряков.
- Ой, какой ужас! А кто ж у тебя тогда швед?!
- Бабушка!! Мать моей матери. А моя прабабушка – мать моего деда, отца моей матери – датчанка. Егор Струков женился на датчанке, так и пошла русско-датская линия, вплоть до бабушки. Так что я швед чисто символически. – Он лукаво улыбается.
- Ох, какой же ты, мерзавец, мой милый! Ты настоящая, русская свинья! Ты! Ты даже не представляешь, какая ты свинья и как я тебя люблю! – Комок подкатывает к горлу. – Смелогородов, – дрожащий голос срывается, – Скотина! Ты, ты весьма, редкостная скотина! Я в шоке! Я то и дело от тебя в шоке, мурло ты этакое! П-партизан, блин, Штирлиц, что б тебе ни дна ни покрышки!
- И, всё-таки, я тебя добью, любовь моя, твои слёзы бальзам для моего сердца.
- Садист! — Реву я уткнувшись мордой ему в грудь. – Добивай поскорей! Скажи что имя Угго это исковерканный Игорь!
- Ты сама догадалась, я этого не говорил! Ты сама сказала, я могу только подтвердить. – Его руки стискивают мне плечи. Он тоже волнуется и ещё как.
- Да что же Со мной такое творится-то, – задыхаюсь я, – за что ж мне это счастье! Как же я это всё переживу! Руки стискивают ему шею в объятии. – Прикинулся, понимаешь ли, тут веником, тоже мне.         

- Значит, твой отец – чистокровный русак!
- Так точно: Смельгархи, то есть Смелогородовы, со шведами не вступали в связь. Это были потомки русских моряков, русские пленные, пленницы. Изменили фамилию, но не язык, не кровь. Выучили шведский, датский, норвежский, немецкий, английский, но не забыли своего русского. Вот такие мы Смелогородовы-Смельгархи. Именно поэтому, я к своей фамилии прибавил твою.
- Аферист! – Вырывается из глубины души с восхищением. – Ты будешь жестоко наказан! Я сделаю тебя многодетным отцом! Твоя жизнь превратится в сплошной процесс детопроизводства, без отпусков, без выходных, русский бродяга!

Он молчит, лукаво улыбаясь, играя мочкой уха с серьгой из волос собственных усов, трофея, добытого однажды в жестокой борьбе. Усы пострадали совершенно случайно, на самом деле хотелось схватить за белесую чёлку, чтобы пригнуть голову для поцелуя. Хватит! Хватит откровений, а то ещё немного и в голове начнутся необратимые процессы.

Душа парит в потоках пламени,
Она желанием объята,
И это чувство так же свято,
Как то, что изливает свет.
И в этом изначальном образе,
Из глубины, из недр исторгнется,
Чуть позабытое пророчество
 Любви, сильней которой нет.

После Хельсинки грот на озере – рай, а Ижора – Райская обитель. О, милая родина! Чудь! Славное, дорогое захолустье, домик, садик! И что самое приятное: ему не безразлично, он не подделывается, не изображает, а видит эту красоту и сопереживает ей, хоть и делает равнодушный вид. «Дорогая, я привык мотаться по миру, я везде чувствую себя достаточно комфортно». Да он это говорит, но вот глаза! Глаза отражают чуточку другое: тёплое, уютное. Этого не было в Хельсинки и даже в гроте на озере. И его страсть здесь не то что там, там он утончённый аристократ-сноб, а здесь яростный варяг-викинг, жестокий, безжалостный любовник – чудовище!

В организме ощущаются некие изменения, видимо предстоит в скором времени стать мамашей. Нормально. Но роды пройдут здесь и только здесь и эту позицию он разделяет  целиком и полностью. - В Финляндию, дорогая, мы будем ездить только как на курорт, жить будем здесь, именно на этой даче. Вряд ли мне что-то здесь захочется переделать. Может быть, баню построю, вон там, у задней ограды. 
- А если у нас будет много детей?
- Тогда, – он чуть задумывается, – тогда соорудим несколько мини катеджей по периметру, перспектива позволяет.

В этом мужике всё основательно, надёжно, прочно. Он из тех с кем можно идти в разведку, сразу, без подготовки, в любое время дня и ночи. Вряд ли когда-нибудь захочется иметь от него секреты, жуткие тайны, нет это не тот случай. поразительное сходство с отцом – покровительство, по другому не назовёшь. Надо признать: двойники в природе явление неординарное и, тем не менее, нормальное.

Конечно, отец не был таким громилой. Да, высокий, да, сильный, но вечно чем-то недовольный, озабоченный, словно ищущий и не находящий, никогда не смеявшийся и очень редко улыбавшийся и то как будто стеснявшийся своей улыбки. А Угго совсем другой: беззаботный, беспечный, и размышляет так  что это совершенно не похоже на серьёзное занятие, скорее, игра. У него всё легко и просто, без усилий, это талант, умение жить. Он умеет жить, он похож на отца только лицом и лишь некоторыми чертами характера. Но вполне вероятно это общее, есть вообще общее у мужчин , когда-либо ведших сходный образ жизни. Но, иногда приятно бывает думать, будто у Свирида Смелова кроме дочери есть сын.

Учёба стала чем-то очень далёким, она совершенно перестала волновать и, может быть, поэтому стала более успешной чем раньше. Глубокая привязанность отодвинула всё на задний план, но при этом привнесла во всё большую основательность, не позволив выкинуть за борт естественные хлопоты. Отдавшись чувству, душа насытилась сама и насытила этим всё, что имела, ни с чем не расставшись. Резкого поворота на 180 градусов, как ожидалось, не последовало. И это, видимо, его влияние. Все находят, что замужество пошло на пользу, интересно, как отреагируют на материнство. Это, радостно, это желанно, это, чуточку, странно, на фоне, общего разгула безнравственности, разврата порно-чернухи. Но русская душа так устроена, она всегда знает, где хорошо и где плохо. И она всегда будет наперекор всему тянуться к свету, пусть даже и призрачному, способному, вдруг, ни с того ни с сего, стать самым что ни на есть реальным лишь благодаря силе страстного желания.

Авантюрист-аферист потряс душу основательно как яблоню, но не вырвал с корнем, хотя мог бы, если бы захотел. Иногда в глазах у него мелькает убойная доза благоговения, которую он прикрывает насмешками: жуткое зрелище, заворажи-вающее – магия. Контраст сумасшедший, настоящий гипноз! Голова начинает кружится как перед обмороком

Хозяйственный, капризный, непред-сказуемый: баню, которую то ли собирался, то ли не собирался строить, собирает за неделю, никого не нанимая, сам, собственными руками. Из невероятного железного хлама, скупленного по дешёвке на воинских частях, умудряется соорудить нечто среднее между гоночным автомобилем и вездеходом. Он всадил в это произведение пять или шесть транспортных единиц по меньшей мере, потратив на это полтора месяца, не отказывая себе при этом, ни в сне, ни в еде, ни в жене. Ну и как, после этого, не восхищаться этой скотиной!!!

Теперь у нас машина неизвестной марки,  баня с сауной, электроветрогенератор и любовь!