Последняя женщина. Она была - просто матерью...

               

               История   с  медицинской   сумкой,   которую   неизвестно  откуда   принёс  Аргут,   имела   продолжение.  Конечно,  в   те    дни,    после  рождения   сына,  Мариуле   было  не  до  того,  чтобы   вникать  во  все  эти  подробности.

   Но,   потом,   когда  опасения  за  жизнь   малыша   отошли   в  сторону,    когда   прошло   недели  две   после   удачных   родов   и   Тимурчик,  оказался  на  редкость  спокойным   ребёнком,   у  них   было  время  над  чем,  задуматься   и  о  чём   спросить   Аргута.

А  вопросов    возникло,  очень   и    очень   много.  Во-первых,   Мариула    смогла   теперь  убедиться,  что  Казбек   был  абсолютно   прав,   когда   говорил,  что   они  оказались  в  другом  временном   измерении.

 В  это  было  трудно   поверить,  но  это  предположение,  даже  ничем  не   подкреплённое,  казалось  наиболее  правдоподобным.
 
 Тем  более,  после  того  как  Казбеку   несколько  раз  удавалось,   надев   на  голову   волшебную   корону,   перемещаться  во   времени   и,  оставаясь   здесь,  одновременно  находиться   в  далёком  прошлом,  сама  эта  мысль  о  параллельно  существующих  мирах   уже  не  казалась,  чем-то,    за  гранью  невозможного.
 
Когда   Мариула   открыла   медицинскую   сумку,  в  её   руках   появилось  и   конкретное  доказательство,    о  чём   они  могли   только  догадываться.  Вынув  лекарства,  которые  в  ней    лежали,   некоторые  из  них,   оказались  для  неё,  сейчас,    как   раз   кстати,   в  боковом   карманчике    сумки   Мариула   обнаружила     паспорт    на  имя   их  заведующей   отделением   и    несколько  бланков   больничных  листов.   Один  из   этих  больничных   листов    был   заполнен.   Там,  где  стояла  подпись  врача  и    была  проставлена    дата.
 
-  Казбек,  скорее   подойди  сюда, -    крикнула   она   мужу.  Услышав,  что  Мариула  его   зовёт,  он,  бросив  всё,   вбежал  в  дом:  -  Что  случилось? -  спросил  глядя  на  неё  и  сына.    

-  На,  прочитай,  что  я  обнаружила  в  этой  сумке, -  протянула  она  мужу  заполненный  бланк   больничного  листа. 
-  А,  это, -  облегчённо   произнёс  он, -    ты  так  крикнула,  что  я  испугался,  думал,  что-то     с  Тимурчиком.    А  это  я   уже  читал.  Не  хотел  тебя  тогда    волновать,  решил,   пусть   пройдёт   немного   времени,  потом  обо  всём  этом   с  тобой  и  поговорим.

 -  Значит,  всё  это  время,  там  жизнь  так  и  продолжалась.  Люди  ходили    на  работу,   болели,  выздоравливали,  куда-то  ездили,  что-то  делали,  а  я  думала,  что  они  все  погибли.  Выходит,  все  остались  живы?

 -   Нет,  не  все,  там  есть    ещё   и   газета  за   прошлый   год,   в  этой   же   сумке,  прочитай  её,   и    всё   поймёшь.
    
Мариула    вынула    сложенный    вдвое   газетный   лист,   развернула  его.    
 -   Так   это  же  наше  отделение,- сказала  она,  -  вот,  здесь,   на    этой    фотографии    и  заведующая  наша,   и   врачи  наши,  а  вот  и   я   стою   здесь,  с  краю.   
 Впервые   в  своей  жизни   Мариула   видела   себя  на  снимке,   напечатанном   в  газете,   а  потом,  когда   прочитала     опубликованный  материал,  отложила   газету  в  сторону,  и   долго  молчала,   обхватил  лицо  ладонями  рук.
  В    газете  сообщалось,  что   две   недели  работы  спасателей    по  обнаружению    пропавшего   вертолёта,  и  медсестры   из  сельской  больницы,   не  дали  никаких  результатов,  и    поэтому   было   принято  решение   приостановить  дальнейший  поиск.   

 Здесь   же,  рядом  со  снимком,  было  опубликовано   интервью   заведующей  отделением,  где  она  характеризовала   Мариулу   как  одну  из  лучших   работниц,    оставившей   о  себе  добрую  память.
 
   -  Выходит,   меня  уже   похоронить   успели, -  наконец   произнесла   Мариула,  снова   взяла   газету  в  руки,   перечитывая  всё  заново  и  про  землетрясение  и  про  пропавший   вертолёт   и,  про  тех,  кто  погиб   во   время    подземных  толчков.

  -  Оксане   тоже   не  повезло,    здесь  написано,  что  во  время  землетрясения   муж  её   сорвался  в  пропасть.  Жаль,  конечно…

 Больше  она   в  тот   день   ничего  не  сказала  по  поводу  этой  газеты,   взяла  на  руки   ребёнка   и,  молча,    ходила   с  ним    из  угла  в  угол,  прижимая    к    груди,  словно    пыталась   от   кого-то  защитить.

            Казбек   решил,  что  лучше,  в  эти  минуты  оставить  её    в  покое.  Около   входа  в   их  жилище   он   давно  соорудил,  что-то  в  виде  кабинета,  где  был   широкий   навес,  который   мог  укрыть  от  дождя,  стоял   там  и   письменный   стол,  сооруженный  из  досок,  на  котором,  стояла,    всегда   готовая  к  работе   заправленная   бумагой   печатная  машинка.

 Он   сел   на   стул,   который   заменял   ему   большой  гладкий   камень   и,    посидев  немного  в   задумчивости,  глядя   на  ровные  ряды   букв   на  клавишах,   вывел   первое  предложение:     « Я   не  могу    объяснить,   как  это  происходит,  по  каким   законам   или  вопреки   всему,    но  то, что   это   происходит,   у  меня   нет  никаких  сомнений…»

         Он  снова,  в  очередной   раз  задумался,    переводя  взгляд  с   отпечатанного   текста,  на   догорающий  огонь  костра.   Он   не   знал,  для  чего  сейчас  всё  это  пишет.  Возможно,  это  был  разговор  с  самим  собой,  возможно,  таким   способом   он   пытался   через    множество  строк   подойти  к  той,  которая  полнее  передаст  его  мысль.

  А  возможно,  таким  образом,  он  пытался   уйти  от  ощущения  безысходности,  выплескивая    его   на   бумагу,    чтобы  потом   бросить   всё,  что  напишет,  в  костёр.

 Он   не  раз  и  прежде  так   поступал,   доверяя   бумаге   свои  размышления,  а  затем,    под  влиянием   минутного  настроения,   желая,  чтобы  ничто  не  напоминало  о  них,   передавал    на  вечное  хранение   огню.
   Однажды   он  написал    фразу, которая   звучала примерно  так:- «У  каждого  писателя,  кроме  пера  и  бумаги,   должен  быть  рядом  и  свой   костёр,  чтобы   сжечь,    им   написанное».

      В   тот    день,   он  испытал    особенное  удовольствие,  видя,   как   огонь  не  сразу  схватил   брошенный   ему  лист,  а  медленно   подкрадывался  к  нему,   облизывая  желтые  пламенеющие  губы  в  предвкушении   изысканной  трапезы.
  В  такие  минуты,  Казбеку   казалось,  что   все  эти  буквы,  соединенные  им  в  слова,  предчувствуя   свою  печальную   участь,   стараются,   как  можно  глубже  втиснуться  в   лист  бумаги,  чтобы   спрятаться   в  этом  белом  пространстве   от  его  безжалостной  руки,   бросающей   написанный  текст   в   костер.
   
Улыбнувшись  сейчас   в  ответ  на    эти   мысли,  и  видя   как  отпечатанные  им   строчки,  уже  трепещут,  от  близкого   присутствия    огня,   он   произнёс,   обращаясь  к   ним: -  Так  и  быть,   в  честь  рождения    моего   сына,   вы  избежите   этого   аутодафе. 

Сказав  это,  он  ближе  придвинул  к  себе  печатную   машинку,  и  его   пальцы   быстро прошлись    по  клавишам    букв.
 
  « Я    уже   свыкся    с  мыслью,  что  также   как    мы    существуем    здесь,  точно  так  же,  возможно,  на  таком  же    пространстве,   проходит    сейчас    жизнь  людей,   ведущих  совершенно  иной  отсчёт  времени.    Если  бы   можно   было    предположить  проведение   некоего   симпозиума    с  одновременным   участием  представителей   из   самых   разных   временных   измерений,    в  каком-нибудь  одном  месте,  объединив,  таким  образом,  свои   усилия,  человечество,   хоть,  что-то    могло   бы    прояснило  в  этом  вопросе.  Но  это,   скорее   из   области   со  множеством   неизвестных  помноженных   на  ещё  большее    число   загадочного   и  таинственного,  разобраться  в  котором,  вряд  ли,  когда-нибудь   представляется  возможным…»

      -  Казбек,  иди,  посмотри,  что  он   делает,  -   из  глубины  пещеры,  позвала   его   Мариула.   Зрелище   действительно  было  забавным,    освобождённый   от  пелёнок    малыш,   лежал   совершенно   голеньким   на    простыне   и,  подтянув   к  лицу  ногу  поддерживая   её   ручонками,    тянул   к  своему    рту.

Глядя   на  своего    сына  и  не  отойдя    ещё   полностью  от   размышлений   о  том,   что   объединяет   разные   времена,  Казбек   вдруг  понял,  вот  оно   -  перед  ним,    связь   всех   времён,  -   и  прошлое,  и  настоящее   и   будущее.

  Всё   в   этом   крохотном  теле,   время  отсчёта  жизни  которого,   берёт  своё   начало    в  пределе     нескольких   тысячелетий   до  того   дня,   когда   он  родился.

     -  Не  простынет  он,  если  так  долго   будет  лежать  раздетым?  -  беспокойно   спросил  Казбек,  не  в  силах  отвести  глаз    от   маленького    существа,  единственного   из  всех   живущих    на  земле,  которому   выпало   родиться    очень    далеко     от   времени,    в   котором   родились    его  родители.

    -  Нет,  не  простынет, - ответила    Мариула,   как  и  Казбек,    любуясь   чудесным  созданием:  -  Ему   это  полезно,  принимать  такие  воздушные  ванны.

Глядя   на  сына,  она   была  сейчас  просто  матерью,  она  чувствовала,  как  полниться  её   грудь  молоком,   даже  на  расстоянии,  ощущала  тепло  идущее   от  этих   рук,  протянутых  к  ней,   различала   видимые  только  ей,   искорки   света   всплывающие   в    светлых    глазах.  Губы  его  ещё   не  успели  вздрогнуть,  чтобы  обозначить  улыбку,  а  она   уже  улыбалась  ему  в  ответ.

 Она  была   матерью,  женщиной,  давшей   жизнь  другому  человеку.   И  это  её  предназначение,    поднимало   её   над   всем,  что  имеет   какие - то  границы,    будь  то  пространство  или  время. 

 Она  не  рассуждала  сейчас  так,  как   мы  об  этом  говорим,  она  просто  смотрела  на  своего   сына,   смотрела,  не  отводя  от  него  глаз,  и  чувствовала  себя   необыкновенно  счастливой,  не   задумываясь  над  тем,  какие  выбрать  слова,   чтобы  дать  определение   этому  чувству. 
 Она   была просто  матерью,  давшей  жизнь   своему  сыну.