Фантастика

                И. Рассказов.
                Фантастика.

1. В никуда.

Лето обещало быть жарким. Чтобы не изнывать в клещах городских кварталов, Лёнька, а точнее Леонид Васильевич, дипломированный специалист по информационным технологиям, решил перед началом трудовой деятельности окунуться в мир природы. Выбор был небольшой: или устроиться в какой-нибудь загородный лагерь и там под аккомпанемент детских голосов пытаться делать вид, что это самый лучший отдых на планете Земля, или умчать куда-нибудь на окраину - поближе к натуральному хозяйству и на некоторое время затеряться среди обветшалых построек времён социализма. Взвесив все «за» и «против», поехал в деревню, где некогда проживали ныне уже покойные родители отца. Мать на это его желание никак не отреагировала. Ей, свободной женщине, в разводе с Лёнькиным отцом она была уже лет десять, всё подобное теперь не имело никакого значения. Она жила своей жизнью, а повзрослевший Лёнька – своей. Это устраивало его, ибо он понимал, что мать ещё не совсем старая и у неё могут быть от него тайны, а тем более он вырос, и её участие в дальнейшей его жизни не имело большого значения.

От автобусной остановки до конечного пункта своего небольшого путешествия, Леониду пришлось изрядно попотеть, поскольку солнце не на шутку хотело выглядеть гостеприимным и осыпало всё движущее и не движущее таким зноем, что уже на полпути к своей цели возникло желание упасть куда-нибудь в тень и забыться. Он оглядел окрестности. Лес был где-то в стороне, а перед ним простирались поля и кое-где жидкие вихрастые насаждения в виде небольших посадок низкорослых деревьев и колючего кустарника. Леонид оценивающе осмотрел предполагаемое место для отдыха, и тут услышал за спиной звук, напомнивший ему время, когда он ещё ребёнком навещал деда с бабкой. Оглянулся – по пыльной дороге гремела колёсами телега. Лошадёнка понуро тащила её, наклонив голову к земле. Старик, управлявший вожжами, что-то напевал вполголоса, всматриваясь в дорогу из-под козырька замусоленной кепки. Усы с проседью торчали в разные стороны без всякой логики. Почему-то было ощущение, что им неудобно находиться на его лице. Телега поравнялась с Лёнькой.
- Дядя, не подвезёте?
- Для кого дядя, а для кого и дед Кузьмич… - хмыкнул старик.
- Понял.
- Ну раз такой понятливый, полезай… Будешь у моего Стёпки пассажиром, - Кузьмич ласково посмотрел на свою «тягловую силу».
- А оплата, какая?
- Оплата? Ну, чего-нибудь, расскажешь, чтоб не скучно было ехать.
- Расскажу. А на какую тему?
- Ты я вижу городской. Что там у вас слышно про инфляцию? Когда её ждать?
- Про инфляцию ничего не слышно… Всё больше про СПИД разговоры ведут.
- А это что за чертовщина такая?
- Болезнь века.
- И чем её лечат?
- Пока ничем.
- Это как рак, что ли? – старик слегка натянул вожжи, давая понять коню по имени Стёпка, чтобы тот не забывал: везёт людей, а не дрова.
- Одного поля ягодки, - Леонид уселся поудобнее, подбив под себя побольше сена.
- И куда мы всё катимся и катимся? – стал сокрушаться Кузьмич. – Не живём, а мучаемся… А всё почему? Никто не знает. А я так скажу, что всё это нам за наши грехи. Наломали дров,  а теперь всякая чертовщина этими дровами костры под нашими задницами разводит. Вот у нас в деревне осталось семь дворов. Вся молодёжь подалась в город за удобствами. Я в толк не могу взять, что нельзя эти самые удобства у нас изобрести? Чего туда мотаются? Земли много, воздух чистый, работа сама тебе в глаза заглядывает… Так нет – подавай им цивилизацию. Дурни – одно слово. Вот ты чего к нам едешь? Молочка попить, на травке поваляться… Угадал? Вот и выходит, что в вашем этом городе цивилизация того… не полная. Нет ни молочка, ни травки, да и всё остальное у вас какое-то искусственное. Вон мне мои внуки привезли ваши продукты в пакетиках из города. Так у меня кошка даже не подошла к ним. Природу не обманешь – она мудрее нас людей. Вот и получается: кошка не ест, а мы должны этой химией травиться, да ещё удивляемся потом, мол, живём мало. Чтобы жить долго, надо к земле повернуться лицом. Прав я, городской?
Лёнька не хотел спорить со стариком, кивнул. Кузьмич удовлетворённо крякнул и продолжил:
- Мне бы с моими мозгами в правительстве сидеть, а я вот тут при Стёпке. А всё почему? Потому что знаю наперёд: не моё это… не моё. Тут, - он рукой махнул в сторону, - я царь, а в городе… Раз зазвали дети, мол, приезжай погостить. Собрался и нагрянул. Не поверишь - через день домой потянуло. Захотелось с утра босиком по травке пройтись… На вечерней зорьке с удочкой посидеть, комара послушать… Нет, город – это не для нас стариков. Нам ближе тишина и покой и чтобы никакой инфляции. Вот так. А ты чем занимаешься?.. – Кузьмич посмотрел на Лёньку.
- Живу, как получается.
- Негусто для твоего возраста. А к нам значит, потянуло на травку?
- Потянуло… Здесь раньше жили мои дед с бабкой.
- А кто ж такие?
- Свиридовы.
- Ну, как же, знаю. Мирные были люди… Так ты  могилки решил их проведать?
- И могилки проведать и подумать о будущем.
- Учитель, что ли?
- Почему?
- Так они всегда о будущем думают. Как не включишь, бывало, телевизор, они только об этом и говорят. Послушаешь их, жить хочется, а новости посмотришь – грусть одолевает. Был у нас как-то один залётный из этих учителей. Такой башковитый… Всё в очёчках ходил. Наденет их и вышагивает по деревне, а мы пацаны за ним стайкой. Умел он всякие истории рассказывать. Вот так сядет, а мы вокруг него, как воробьи рты раскроем и слушаем. Хорошо говорил. Вот тоже был человек, а потом исчез.
- Как исчез?
- Ну, не стало его. Все вещи на месте, а самого нет. Старшие говорили, что пересёк он какую-то черту запретную. Какую такую черту? Следователь даже приезжал. Долго всех о нём расспрашивал.
- Что… так и не нашли?
- Как в воду канул. А вот и то место, где затерялся его след, - Кузьмич показал рукой на темнеющий в стороне от дороги лес. – Поговаривали, что его задрал якобы медведь. Отродясь в наших краях косолапые не водились.
- Может его убили?
- Может и так, да только зачем его было убивать? Беден был – за душой ни гроша. Всё о будущем рассуждал, да всякие небылицы пересказывал. Нет, причина в его исчезновении другая. Ну, вот и приехали. – Стёпка втащил телегу на пригорок, где начинались деревенские строения. - Где собираешься остановиться? Если не побрезгуешь, давай ко мне. Вон моя хата вторая с краю. К ночи баньку истоплю…
- А не стесню?
- Да один я… Моя старая год как померла.
Лёнька кивнул и сказал:
- Ну, если так, то, пожалуй, берите меня на довольствие. Я пока на реку схожу, а вещички свои вам оставлю, чтоб не таскаться с ними. Окунусь, полежу, подумаю о смысле жизни, а уж потом нагряну к вам.
- Дело хозяйское. Только это, городской, ты там не шибко-то ныряй – дно всё в  корягах.

Лёнька, скинув одежду, бултыхнулся в воду. Восторг перехватил дыхание, и он заработал руками. Брызги веером поднялись над его головой. Перевернулся на спину, прищурено посмотрел в небо и стал медленно погружаться, задержав дыхание. Сомкнув веки, резко перевернулся лицом вниз и нырнул, разводя ладонями невидимую преграду. Лёнька открыл глаза - мутная вода мешала обзору и он, вытянув руки перед собой, заработал ногами, пытаясь дотянуться до дна. Ему казалось, что оно рядом. Ещё одно усилие и... Вода не сопротивлялась, но и не выказывала большого гостеприимства тому, кто хотел вот прямо сейчас, а не часом позже проникнуть в её святая святых. Лёнька грёб руками изо всех сил. Лёгкие послали в мозг сигнал, мол, или-или и он повернул обратно и тут...
Кто-то схватил его сзади. Нет, это были не объятия. Сердце бешено заколотилось, и он стал рывками выталкивать своё тело навстречу солнечному пятну на поверхности воды. В какой-то момент ему показалось, что силы его покидают, и рот вот-вот предательски откроется и тогда... Мысли засобирались в дорогу. Лёнька за ними следом, поскольку без них в этом водном плену ему не хотелось оставаться. Что-то цапнуло его за бедро. Разбираться было некогда. Загребая руками, поднимался с глубины, уставив глаза на пятно над головой. Он просто хотел жить.
Уже на поверхности, глотнув жадно ртом воздух, ошалело повёл глазами по сторонам. Мысли виновато заняли свои места в голове, и он подумал: «Уф, ты... по-моему, обошлось».

Дед Кузьмич, выслушав Лёнькин рассказ о  купании, сказал так:
  - Ты это паря не шуткуй. Места у нас здесь гиблые. Это они сперва такие спокойные и манящие. Поживи, присмотрись. Чего сразу так-то? Вон и Водяной тебя приструнил...
 - Сказки всё это, - Лёнька ухмыльнулся.
 - Не скажи. Не зря исстари народ забавлялся всякими байками. Это неспроста... Так старики хотели уберечь младших от неверного шага. Расскажут вот так на ночь, те и присмиреют. А как же? Мне тоже рассказывали, а особенно моя бабка. Мудрая была сказительница.
  - Так говорите, что это со мной Водяной поздоровался?
     Дед Кузьмич прищурился и сказал:
- Может он, а может кто и другой. Ты паря того...
- Лёнькой меня зовут.
- Я и говорю, чтоб ты Леонид бдительности не терял.

Как и обещал дед Кузьмич, на ночь затопил баньку. Накупались они с Лёнькой, попили чаю и вышли под звёздное небо. Лёнька закинул голову и произнёс:
- Красотища!
 Кузьмич крякнул:
- А то... в городе такого нет.
- Как так нет? Есть. Я на крышу лазил и всё это видел, как сейчас.
- Вот то-то и оно, что лазил, - сказал  дед Кузьмич, - а здесь всё под рукой и никуда не надо лазить. Всё перед тобой и замечу без всяких удобств.
Лёнька не хотел с ним спорить. Закинув руки за голову, потянулся и глубоко вздохнул. Кузьмич затянулся вонючей папиросой и стал говорить:
- Был у нас в деревне случай. Мне о нём моя бабка рассказала, мать моего отца. Давно это было... Тогда ещё цари всякие в правителях ходили. Ну, так вот, повадился один богатей в деревню нашу наезжать. Приедет, всяких гостинцев навезёт, раздаст: бабам бус стеклянных, мужикам водки, детишкам конфет. Так приучил он народ к этому, что стоило ему как-то приехать с пустыми руками его возьми кто-то из деревенских и убей. Народ-то тёмен был... не образован. Когда это случилось, стали думать, как из этой неприятности выкручиваться. Думали, думали, а ничего в головы-то и не приходит. Тогда один самый древний старик и говорит, мол, надо его колдунье показать. Жила тут у оврага одна залётная, не из деревенских. Схватили тогда люди убиенного и потащили к ней. Колдунья выслушала их просьбу и оживила богатея: травки всякие пожгла, водичкой побрызгала, да слова непонятные нашептала. Встал богатей, а люди врассыпную. Перепугались до смерти... Убежать-то, они убежали, да только история на этом не закончилась. Стали пропадать после этого случая из деревни детишки. Пойдут в лес или на реку и исчезают. Чего только старики не делали: и облавы всякие устраивали, думали, что зверь завёлся в лесу бешеный, и капканы ставили, а ребятня как пропадала, так и пропадает. А тут ещё кто-то возьми и скажи, что это богатея проделки, мол, мстит всем им. Собрался народ и к колдунье, чтобы та помогла им в их беде, а она им отвечает: «Что сделала, то обратно не повернуть» и ещё сказала: «Всех вас он изведёт, поскольку за его добро, вы отплатили ему злом. И нет той силы, чтобы его остановить», мол, готовьтесь к смерти. Вот такая история...
- И всё? - Лёнька разочаровано посмотрел на Кузьмича.
- Эта история вся, - тот затянулся папиросой. - После-то всякие революции произошли и люди стали забывать про это проклятие, да и когда было помнить, если времена такие пришли, что брат шёл на брата, отец на сына, а потом голод, а позже немчура полезла танками. Одним словом, натерпелись по самые ноздри. Когда всё это прошло и люди стали жить дальше, этот самый богатей возьми, да и объявись. Видеть-то его никто не видел, а вот детишки опять начали пропадать из деревни. Ну, времена уже другие были и понаехали не только следователи, но и всякие учёные, чтобы распутать этот клубок.
- Распутали?
- Учёные-то? Распутали... у них это быстро: непонятных слов наговорили с три короба и убрались восвояси, а мы остались со своими страхами наедине. Долго ничего подобного в наших краях не происходило, а вот лет десять тому назад стали опять из деревни детишки пропадать. Пожаловали милиционеры аж из самой области и долго они всё вынюхивали и выловили...
- Богатея?
- Нет, его не нашли, а вот одного из наших вычислили. Оказался серийным убийцей и насильником. После того, как поймали ирода, всё прекратилось.
- А как же богатей?
- А бес его знает. Наверное, помер... лет-то вон сколько прошло. Ну, ладно, я на боковую, - Кузьмич зевнул. - Тебе у печи постелю. Там кровать справная. Завтра спи, а я в поле - дела у меня. Еда будет на столе.
Кузьмич ушёл, а Лёнька остался один под звёздным небом.

Никто из живущих на Земле не знает о том, что каждую ночь зависает над их головами. Предполагают многое, но в точности... Вот и сейчас Лёнька смотрел на звёзды, как баран на новые ворота и ничего не мог с собой поделать. Раззявив рот, пускал слюну и думал так: «Вот она, какая Вселенная... И сколько же у неё всех нас? Не сосчитать. Сижу сейчас, любуюсь, а кто-то оттуда посылает мне сигналы, мол, подай голос. Может они уже давно это делают, и никто и даже я просто лупим в небо глазами и не реагируем. Эх, что же мы такие? Лапти... Вон к информационным технологиям подступили, что-то пытаемся в них сотворить, а результат так себе. Полстраны подсело на игрушки - резвятся как малые дети, придумывая из себя невесть что. Взять бы всё, да обменять на это звёздное небо... этот воздух. Вопрос только в том: «А им там, в Космосе это надо?» Они всем этим уже переболели, а вот мы зависли по крупному... бездари. Конечно, не всё так плохо и когда-нибудь накушаемся всем этим и мы, но ждать придётся долго... очень долго, ибо человек, как плохая машина, без пинка не понимает, что ехать надо, а не стоять. А мы стоим, и ещё долго будем стоять. Вот взять, к примеру, меня. Ну, дипломированный специалист, а дальше что? Ничего существенного: опять надо будет ковыряться в микросхемах. А чего в них ковыряться, когда есть кто-то, кто эти самые микросхемы уже придумал на несколько лет вперёд? Там на Западе всё просчитали. Если что-то пойдёт не по ихнему, начнут искать виновных. И не у себя под носом, а на стороне. Они даже в Бога верят, потому что привыкли, а случись свидетельствовать против него, пойдут и на это. Они такие и если в мыслях уже витает идея о переселении на другие планеты, то Бог им будет только мешать в этом мероприятии. И мы такие, только у нас задачи помельче в России: делим власть и портфели... Временщики».

Его слух уловил справа подозрительные шорохи - будто кто-то крался на ощупь в темноте. Лёнька скосил глаза. Сердце бултыхнулось, будто камень, брошенный с обрыва в реку. В метрах десяти от него стояла, судя по очертаниям, девушка. Волосы распущенные, босая и платье такое белое, выделявшееся пятном на фоне яблонь раскорячившихся позади незнакомки. Лёнька дал ей понять, что он заметил её, но девушка продолжала стоять не двигаясь. Он решил заговорить:
- Как звать, красавица?
Девушка не шелохнулась. Где-то залаяла собака.
«Странно, - подумал Лёнька, - оказывается, в деревне есть собаки. А днём ни одна не гавкнула».
- Ну что, так и будем стоять? - он поднялся и направился к незнакомке.
- Не подходи, - девушка отступила от него на шаг назад.
- Почему?
- Так надо.
- Ты меня боишься?
- Да.
- Ясно. А меня Леонидом зовут. А тебя?
- Никак.
- Понятно. И много вас таких здесь?
- Каких?
- Никаких, - Лёнька улыбнулся.
- Не знаю.
- Ты что, тоже приезжая, как и я? Чего молчишь?
- Думаю.
- Уже лучше, а то стоишь как приведение...
- Я и есть привидение.
- Ну, это как тебе будет угодно. Ты собственно, чего хотела?
- Посмотреть.
- Посмотрела?
Девушка кивнула. Лёнька потянулся и сказал:
- Ну и иди с Богом. Нечего людей на ночь пугать.
- А Бога нет.
- Откуда знаешь?
- Знаю.
- Чудная ты какая-то. Ладно, мне пора спать, а ты ступай домой... Чего стоишь? Иди, иди...
Девушка поводила одно рукой перед собой, вычерчивая  какие-то знаки, и произнесла:
- Будь осторожен городской, - и пошла прочь, растворяясь в темноте.
«Чертовщина какая-то» - подумал Лёнька.

Утро лениво пробежало первыми солнечными лучами по покосившимся крышам деревенских изб. Те понуро ждали, когда тепло просушит росистую влагу и тогда они по-стариковски смогут кряхтеть, подставляя себя этому бездонному небу, молясь непонятно кому за своё долголетие. Где-то мумукнула скотина и петух запоздало подал хриплый голос, сзывая к себе своё перьевое войско. Послышалась человеческая речь.
«Земля...» - подумал Ленька, открыв глаза. У него прямо над головой по металлической спинке кровати ползла божья коровка. Она передвигалась осторожно, будто по минному полю. Лёнька произнёс, беря её в руку:
- Попалась? Это ты меня разбудила? Нет? А кто? Ну, ладно, ладно... пошутить, что ли нельзя. Лети  к своим деткам. Я кормящих матерей не трогаю. Так всем своим и передай, что я не опасен... безобиден.
Он встал, сделал несколько потягиваний, после чего выглянул в распахнутое оконце и увидел лежащего в высокой траве огромного пса.
- А ты откуда взялся? Вчера тебя не было.
Собака завиляла хвостом, но так только для приличия, мол, ко мне хорошо и я отплачу тем же. Лёнька вышел во двор, желая поближе познакомиться с лохматым обитателем здешних мест.
 - Ого! Да мы не просто так, мы принадлежим к элите, - он рассмотрел на шее собаки ошейник с гравировкой.
Лёнька приблизился - пёс зарычал.
  - И так умеем? Понял, - он поднял руки над головой. - Уважаю независимость. Ладно, где у вас здесь удобства?.. Показывай...

День обещал быть жарким. После лёгкого завтрака Лёнька решил прогуляться по деревне, так сказать, познакомиться со здешними достопримечательностями. Дед Кузьмич не соврал - большая часть дворов пустовала. Там теперь хозяйничали сорняки, доходившие местами до плеч. Не найдя ничего интересного, направился к околице. Перед глазами открылась панорама лугов с небольшими посадками деревьев и всё это в цветах. Лёнька прислушался - мир звуков был в ударе. Он сделал шаг и тут же брючины джинсов отяжелели от росистой травы. Захотелось разуться и босиком по всей этой красоте. Приставил ладонь к глазам, посмотрел вдаль - безбрежное зелёное море уходило к горизонту и только в стороне у дороги, по которой Лёнька приехал сюда, чернел исполинскими деревьями лес. Не зная почему, направился к нему через луга. Когда выбрался из травы и ноги ступили на пыльную дорогу, Лёнька ощутил в кроссовках присутствие влаги.
Лес молчаливо наблюдал за человеком, не выказывая никакого гостеприимства. Еле заметная тропинка пересекала дорогу под углом и уходила в заросли. Лёнька сделал шаг... ещё и ещё. Его будто засасывало в невидимую воронку. Он интуитивно почувствовал, что какая-то сила тянет его за одежду в чащу. Ощупал себя - ничего такого, но что-то продолжало его тянуть вглубь леса. Чтобы следовать этим путём, надо было раздвигать ветви руками и ступать медленно, поскольку под ноги попадались старые сучья. Тёмные, изъеденные сыростью и временем, они походили на человеческие кости. Ломались под ногами, и тогда тишина начинала проявлять любопытство к человеку. Невидимая рука, натянула на всём пути следования, на уровне лица паучьи ловушки. Лёнька шёл, натыкаясь на все эти «прелести» живой природы, временами отмечая про себя, что здесь пахнет болотом. Запах перепревшей листвы лез в нос.  Хотелось закинуть голову и глотнуть чего-то свеженького, но там вверху кроны деревьев, будто стражи не выпускали ничего и никого к небу, к солнцу.
В какой-то момент Лёнька решил повернуть назад, но тут же невидимая сила отогнала эти мысли, и внутренний голос предательски выдал: «Сам выбрал эту глушь и нечего теперь пятками топотать».

                2. Точка пересечения.

Вот уже ровно год, как Алексей Сергеев «бросил якорь» в этом забытом Богом месте. Будучи неплохим специалистом и живя в престижном городском районе под ласковым названием «Вишенки», он однажды решил убежать от цивилизации. Этому было несколько причин и первая - это его работа, на которой он стал чувствовать себя изгоем. Нет, к нему относились хорошо, но часто надо было вставать, то на одну сторону, то на другую, чтобы остаться на плаву в этом проклятом бизнесе. Сначала это забавляло, но когда всё подобное надоедает, и тебе уже нет дела до остальных, начинаешь вести себя более естественно, что вызывает всякие недомолвки со стороны коллег, а это прямая дорога в «никуда». В наше время не любят, когда ты отличаешься от всех. Надо дышать со всеми в общей массе, даже если это наносит вред твоим мыслям. Сергеев не мог себе позволить так жить. Он знал, что рано или поздно всё это лопнет, механизм расстроится, и люди окажутся в дерьме.
И тогда он отправился  в бега, чтобы  не попасть в это «никуда». Выбрал заброшенную деревушку, о которой ему довелось услышать от одного попутчика, подсевшего на какой-то станции к нему в купе. Тот так и сказал ему тогда, что место диковинное, поскольку много легенд ходит про здешние края. А что такое легенды? Правильно - это  народные придумки, и иногда так случается, что за всем подобным скрывается нечто интересное.
Первое впечатление о деревне было следующее: вымирающая пустошь. Означало это то, что люди ещё здесь проживали. Но все до единого человека уже одной ногой стояли по ту сторону жизни. Собственно, все мы к этому бредём, невзирая на чины и должности, и не надо пугаться финальных аккордов. Конечно, хотелось бы подольше здесь задержаться, но есть что-то или кто-то, кому и решать об очерёдности убывания каждого из нас из этой жизни.
Итак, деревня вымирала. Было ощущение, что неведомая сила вытягивает из неё все соки, опустошая некогда шумные подворья. Старожилы рассказывали о том, что в старину жили намного лучше, чем сейчас. Время от времени у околицы появлялись энтузиасты в городских костюмах и говорили громкие речи, после которых ничего не менялось. Люди постепенно привыкли к таким посещениям и перестали на них реагировать, занимаясь своими повседневными делами. В отместку за это или ещё за что-то, кто-то пустил слух, мол, гиблые эти места. Ну, что гиблые — это на Руси не диковинка. Их вон, сколько разбросано и ничего -  живут люди и даже пробуют рожать. В этой же деревне не пробовали, да и кому было этим заниматься, когда вся молодёжь подалась в город? Замечу, что на Руси издавна повелось, если счастье обходит такие места стороной, то никак нечистая сила прописалась под крышами домов. Так вот именно эта деревенька оказалась в изоляции от внешнего мира: не было телефонной связи, молчали радиоточки, по целым неделям случалось, отсутствовала электроэнергия, а о телевидении жители деревни уже и не вспоминали. Лет эдак пять, а то и все шесть - во время грозы, так громыхнуло однажды, что у кого в избах были телевизоры на тот момент, перестали функционировать.
А время себе бежало и бежало, и на смену человеческим заблуждениям пришли шальные года, прозванные в народе «перестроечными». Чего там и как, трудно было понять, но каким-то образом жители этой деревни остались верны своим заблуждениям. Им так было спокойнее, нежели с теми, кто звал непонятно куда, обещая в который уже раз «светлое будущее». Да, они были не первыми, кто звал в «даль светлую», и всё же выглядело это по бутафорски. Уж на что люди были не избалованны грамотностью и то сумели рассмотреть очередную байку со стороны власти. Так они и остались наедине со своими проблемами, перемалывая в памяти далёкое прошлое.
Постепенно всё успокоилось, а страна стала медленно разваливаться себе дальше, сзывая на мусорные кучи стаи ворон. От всего этого Сергеев и убежал сюда, выбрав для житья покосившуюся избу на самом краю деревни. Местные не противились его появлению. Им даже было интересно, что он будет дальше делать в их глухомани. Он же ничего не делал: только ходил и дышал «свободой», о которой так много ему говорили до этого, подменяя существующее понятие чем-то искусственным. Вообще он считал, что его бегство случилось тогда, когда надо, поскольку лет ему было немного, а значит, кое-что в этой жизни он успеет пересмотреть в пользу своего будущего.
Деревенские жители, обсуждая его поведение, крутили у висков пальцами, мол, ненормальный. Сергеев не обижался, на них, да и откуда в этой жизни быть нормальным, когда всё подчиненно законам распада и запустения?

Этим утром он проснулся с ощущением, что сегодня должно что-то произойти. Сергеев не знал, что это будет, но сознание уже готовилось к встрече, будя организм. Он встал, сделал несколько физических упражнений, после чего, натянув спортивный костюм, направился на пробежку, которую проделывал каждый день, невзирая на погоду. Набегавшись, зацепился за массивный сук дерева и стал нагружать мышцы рук, подтягиваясь. Когда почувствовал, что те устали, коснулся ногами земли, выпрямился, потряхивая руками по сторонам.
Обратно решил возвращаться короткой дорогой мимо оврага, который располосовал лес на две половины. Это место и раньше его притягивало. Здесь он ощущал себя чем-то вроде местного Шерлока Холмса. Во-первых, у самого края оврага видны были следы человеческого жилища. Местные поговаривали о какой-то колдунье, которую якобы сожгли здесь в старину. Подробностей ему никто не доверил. Может чего-то опасались или просто не знали, что сказать? Во-вторых, сколько он не пытался рассмотреть дно оврага, тот перед ним не раскрывал своих тайн. Почему? Этот вопрос не давал ему покоя и поэтому каждый раз он возвращался сюда под любым предлогом. Кстати, как-то Сергееву приснился сон, странный, настораживающий: будто он свалился в этот самый овраг, а там... После увиденного он долго выбирался из своего сна, а потом ещё несколько дней размышлял над тем, что ему привиделось, думая, что именно так в свой час оборвётся его жизнь.

Лёнька шёл, раздвигая руками ветви деревьев, углубляясь в чащу всё дальше и дальше. Судя по всему, солнце сюда не проникало уже давно - под ногами чавкала слежавшаяся листва и ноги скользили, попадая то и дело в ямы с вонючей жижей. Тропинка вывела его к остаткам строения со следами от пожара. Любопытство взяло верх, и он шагнул навстречу пепелищу и вдруг за его спиной раздались шаги: кто-то шёл за ним след в след. Лёнька решил затаиться и поискал глазами для себя укромное место. Тот, кто был пока от него на некотором расстоянии, пробирался сквозь чащу напролом. Лёнька сделал шаг, хоронясь за кустарником, и вдруг почувствовал, как его ноги потеряли опору, и он стал проваливаться в пустоту. Последним движением он ухватился руками за торчавшие корни дерева и задвигал ногами, ища опору. Краем глаза покосился вниз и чуть не вскрикнул - под ним простиралась бездна. Она смотрела на него выжидающе, будто привыкая к тому, кто рано или поздно будет принадлежать ей. Лёнька стал подтягиваться на руках, издавая при этом характерное сопение.
- Кто тут? - над его головой раздался мужской голос.
Он хотел подать голос, но что-то ему мешало. Наверное, это был страх. Лёнька зажмурился и, преодолевая оцепенение, всё же произнёс:
- Помогите.
Над краем оврага показалась голова. Человеческие черты лица проступили сквозь пелену. Лёнька понял, что спасён и потянулся изо всех сил к незнакомцу.
- Давай руку, - тот нагнулся и схватил его за запястье. - Ну же?
- Не могу.
Тогда мужчина, сильно выдохнув, рванул его на себя. Лёнькина голова мотнулась, как у сломанной куклы и он почувствовал, что кто-то ослабил хватку его ног у щиколоток.
- Тяжёл ты брат. Наверное, аппетит хороший....
- Не жалуюсь, - ответил Лёнька, подрагивая.
- Перепугался?
- Чуть-чуть.
- Это хорошо. Значит, в следующий раз будешь более осмотрительным.
- Следующего раза не будет, - Лёнька покосился на овраг.
- От сумы, да от тюрьмы не зарекайся. В нашей жизни рано или поздно мы возвращаемся туда, откуда отправились в путь. Как звать?
- Леонидом.
- Ну, а меня Алексеем... - мужчина отряхнул свои колени. - Обойдёмся без отчества, чтобы в этом мире существовать на равных. Откуда будешь?
- Приехал отдохнуть.
- Сюда? - удивился Сергеев,  а потом  сказал: - А собственно, я тоже вроде здесь на отдыхе. Здесь хорошо - много тайн и пустоты, и дышится легко.
- У меня другая информация.
- Да?
- Гиблые места и всё такое, - Лёнька поднялся с земли,  заглядывая в овраг, произнёс: - Мне показалось, что там нет дна.
- Возможно, что и так. А ты чего сюда забрёл?
- Потянуло. Вот осматриваюсь...
- И как?
- Пока не понял.
- Вот и я про это говорю, что много тайн. Я здесь уже второй месяц, а вот никак не могу привыкнуть к этой тишине. Тревожная она какая-то и вот ещё это… пепелище. Люди говорят, что некогда здесь проживала колдунья.
При этих словах кроны деревьев над их головами ожили, хотя не чувствовалось ни  единого дуновения ветерка.
- Вон как природа реагирует… - Сергеев задрал голову. - Нет, тут что-то явно есть и оно за нами наблюдает. Жаль, что человеческий разум не может всего этого постичь. Жаль… А ты больше сюда в одиночку не ходи, а то пропадёшь.
- А вы?
Алексей смерил Леонида долгим взглядом и сказал:
- Давай на «ты». Это упрощает общение и потом я это совсем другое дело, а тебе ещё жить, да жить и потом у каждого своя жизненная траектория. Моя - это моя, а твоя – это твоя. Конечно, решать тебе и всё же поостерегись.
- Что-то в последнее время все меня  хотят отчего-то уберечь.
- А что тут плохого? Радуйся.
- Чему?
- Что к тебе Вечность благосклонна.
- Всё это сказки.
- Сказки? Тогда подойди к краю оврага и попробуй разглядеть дно. Что, боишься?
- А чего его разглядывать, если нет там ничего, - Лёнька повёл плечами.
- А ты уверен, что там всё так, как ты говоришь?
- Ну, раз не видно?
- Вот в этом и ошибка людей: если не видно, то отрицаем. Не хотим знать больше того, что нам положено. Это всё от нашей забитости. Кстати, ты сюда надолго?
- На месяц.
- Чем собираешься заниматься?
- Жить.
- Ну, это понятно… А ещё, что в твоём расписании присутствует из этой области?
Лёнька неопределённо пожал плечами. Сергеев предложил ему:
- Если хочешь, давай во всём этом покопаемся. - Он повёл головой в сторону пепелища. – Тайн много и…
- И хочется их потрогать руками. Так?
- И руками тоже, - утвердительно кивнул Сергеев. – Я вот уже, сколько пробую, а не могу подобраться к ним.
- Не подпускают?
- Может и так. Кстати, который сейчас час?
Лёнька достал из кармана джинсов сотовый телефон. Сергеев с интересом посмотрел на плоскую вещицу и спросил:
- Что это?
- Мобила…
- А по-человечески?
Лёнька усмехнулся и ответил:
- Сотик.
- А ещё проще?
- Трубка.
- А по-русски?
Лёнька слегка вскинул брови и произнёс, растягивая слово:
- Те-ле-фон.
- Телефон? Откуда он у тебя?
- Купил.
- Дорогой?
- Этот – сущие копейки, но есть и с наворотами.
Сергеев стал дёргать свои мысли за невидимые ниточки, приводя их в движение. Его сознание подсказывало ему что-то, но пока неуверенно и он стал задавать вопросы:
- Какой сейчас год?
- Две тысячи двенадцатый…
- Двадцать первый век?
- Да.
- Но это невозможно… Я из другого времени. Ты … меня разыгрываешь, - рот Сергеева скривился в ухмылке.
- Ага, больше мне делать нечего, - Лёнька хохотнул, но как-то натянуто.
- Постой, дай привыкнуть… Если ты меня не разыгрываешь, то ты из будущего… Так?
- Я ничего не понимаю, но в чём я уверен на все сто процентов, так это в том, что я – это я.
- А кто же я?
- А это вам решать.
- Ну, я же просил не «выкать», - Сергеев сморщился. – Итак, давай по порядку. Ты живёшь в… Этого не может быть. Что же это получается: и ты, и я встретились во временном пространстве и теперь надо в это поверить. Доказательства? Где доказательства?
- А телефон?
- Да, да… телефон. Ты где остановился?
- В деревне… Тут за поворотом, - ответил Лёнька.
- И я там живу, - Сергеев недоумённо посмотрел ему в глаза. – А у кого?
- У деда Кузьмича. Вторая хата с краю, ну… со стороны дороги.
- Кузьмич? Так какой же он дед? Мужик… Чертовщина какая-то. Нет, ты парень меня разыгрываешь. А какая сейчас в стране власть?
- Наша.
- Ты ещё скажи, что демократия победила.
- Победила, - Лёнька подтвердил.
- А коммунисты?
- Плетутся сбоку.
- Ха-ха-ха! Анекдот… Ты оказывается ещё и фантазёр? Ну-ка, дай взглянуть, - Сергеев протянул руку к телефону.
- Пожалуйста.
- А лёгкий какой, - удивился Алексей. – Ну, и как им управлять?
Лёнька стал ему всё показывать. Сергеев вернул телефон и сказал:
- Кажется, я начинаю верить и всё-таки…
- И всё-таки это телефон, а я дипломированный специалист по информационным технологиям и...
- Дай, отдышаться, а то мозг сейчас начнёт из ушей выползать, - Сергеев более внимательно осмотрел одежду на Лёньке. – Не могу поверить.
Тот ухмыльнулся и сказал:
- Ну, со мной всё проще. Я уже привыкший к таким выкрутасам.
- Что ты этим хочешь сказать, что я того?
- А почему нет? В наше время слететь с катушек – пара пустяков. Да не бери это в голову – без этого ни один нормальный человек не обходится.
- Даже так?
- И только так. Цивилизация…
- Странная она какая-то… И ты тоже с катушек?..
- Перед защитой «диплома» был на грани, но каким-то чудом удержался, - признался Лёнька. – Мне кажется, что и сейчас я всё ещё нахожусь там, и вот-вот моя голова лопнет от непонятого на мелкие дольки.
- Не напрягайся, - Сергеев серьёзно посмотрел Лёньке в глаза. - Представь, что ты весь в образах только что прочитанной фантастики. Ну?
- Что-то у меня не получается. Хочу сначала понять, а потому уже и…
- Да ты и не такой простой, как кажешься. И как только тебе живётся с такими навыками в будущем?
- А что? Таких, как я – большинство, - заявил Лёнька.
- Плохо, что так.
- Почему? Войны нет, да и есть надежда на будущее.
- Сильный аргумент, - Сергеев кивнул головой. – Кому рассказать – не поверят.
- Камнями закидают, - согласился с ним Лёнька.
- Даже так?
- А у нас это запросто: плыть против течения опасно для здоровья. Вот поэтому, если кто-то поднимет с земли камень, руки других тоже потянутся к земле.
- Стадность.
- Ага, только до первой крови.
- А что потом?
- Потом? А потом, кто куда…
- Как крысы.
- Точно, как крысы.
- Теперь я понимаю, почему в вашем мире легко слететь с катушек. Человеческая природа сопротивляется приобретённым навыкам выживания за счёт усреднённости. Сам-то понимаешь, что это тупик?
Лёнька кивнул. Сергеев оглянулся на пепелище и продолжил:
- Раз понимаешь, давай попробуем прожить хотя бы несколько дней без оглядки на свои недостатки. Вдруг получится нечто интересное? А?
- Можно. И с чего начнём?
- А вот отсюда, где сейчас стоим. Жаль, что только здесь мы сможем с тобой видеться. В любом случае, если что-то произойдёт неординарное, я буду оставлять для тебя небольшие послания.
- Где?
- Дом видел на краю деревни? У старого дуба? Ну, там ещё недалеко колодец…
- Колодец? – переспросил Лёнька. – Я ещё не всё осмотрел, как следует. Дуб помню… весь изъеденный временем и болезнями.
- Ну, а дом как раз справа от него.
- Так он пустой и весь зарос сорной травой.
- Тем лучше. Так вот я буду, как войдёшь внутрь, у двери оставлять листки из блокнота. Как-то мы должны с тобой поддерживать связь? Не даёт мне покоя всё это, - Сергеев опять посмотрел на пепелище. – Что-то местные не договаривают.
- Не договаривают, значит, не знают.
- Или делают вид, что не знают. В любом случае докопаемся, если конечно, ни кто нам не помешает.
- А что, могут помешать?
Сергеев пожал неопределённо плечами, давая понять, что он и сам в этом неуверен, но на всякий случай, надо быть готовыми и к этому. Лёнька спросил его:
- А что искать  будем?
- Ответы на вопросы. Например: «Кто спалил колдунью?» или «Куда пропал учитель Серебров?»
- Это тот, что рассказывал всякие байки?
- Ну, что он и кому рассказывал, я не знаю, а вот куда он подевался и всё такое – это нам предстоит разузнать.
Лёнька оглянулся на овраг. Сергеев, разгадав его мысли, сказал:
- Если удастся, то и туда заглянем.

3. Подробности.

Весь остаток дня Лёнька был сам на себя непохожий. Кузьмич встретил его ухмылкой:
- Опять к Водяному ходил за «премиальными»? И как он тебя встретил? Да ты паря какой-то растрёпанный. Может, здоровье пошатнулось? У меня есть «лекарство»… народное. Могу налить грамм сто. Сам ставил на свеколке. Садись… рассказывай.
- А что, у вас все собаки по деревне в ошейниках с гравировкой слоняются?
Кузьмич вскинул густые брови и крякнул:
- Напугала шельма. Вот и я говорю: придёт, полает, а потом куда-то исчезает. Самостоятельная… Нет, это пришлая, а наши все давно подались туда, где сытнее. Пробовал её погладить - не далась. Так-то она смирная, а иногда шерсть вдруг вся дыбом и смотрит, и смотрит вдаль, будто чует нечистую силу. Страшно бывает от этого… Ну так что, налить или сам выкарабкаешься?
При слове - «выкарабкаешься» Лёнька вспомнил, как его вытащил из оврага новый знакомый. Он ещё подумал: «Сколько же ему лет на самом деле? Ну, так-то на вид, если отбросить всю фантастику в сторону, он старше меня лет на десять, а если… приплюсовать разницу во времени, то и получается, что ему сейчас около пятидесяти. Хотел бы я в свои пятьдесят лет выглядеть как он. А что, можно попробовать… Собственно, время ещё есть и если задаться такой целью, то…»
- Городской, ты чего глаза в одну точку упёр? – Кузьмич отвлёк Лёньку от его мыслей. – Ну что… налить?
- Не надо.
- Хозяин барин, а я подлечусь.
- Я вот что хотел спросить. Вы говорили, что вся молодёжь подалась в город.
- Было дело – говорил.
- А вот вчера я видел такую всю в белом…
Кузьмич скривил губы в ухмылке и добавил:
- С распущенными волосами… Да?
- Точно, - Лёнька оживился.
- Так это Матвеевны внучка. Её родители сюда каждый раз на лето привозят. У неё что-то там с головой. Ты её паря не трогай… Убогая она. Когда мелюзгой была кто-то её в лесу снасильничал. С тех пор у неё в голове всякие черви завелись. Матвеевна рассказывала, что врачи и те руки опустили, мол, не можем её сознание привести в надлежащий вид. Вот её родители сюда на лето и сплавляют.
- Зачем же сюда?
- А это, так сказать, клин клином чтобы. Какой-то профессор им якобы сказал, мол, чуда не обещаю, а вот если она походит по тем местам, где её того, то может память к ней и вернётся.
- Так с виду нормальная, только говорит загадками.
- А чего? Она ж человек и всё при ней. Девка-то уродилась в смысле фигуры ладная. Ты только не забижай её. Таких трогать нельзя. Грех это. Если хочешь, так километров так с пяток есть хутор. Там обитает одна молодка. Ух, жар-баба! Я как-то наезжал. Не дала… даже воды напиться. Так и сказала, мол, нечего слюни по чужим ковшам развешивать. Ох, и остра на язычок! Мне бы годков с десяток сбросить, я бы ей показал…
- А сколько же вам?
- Мне-то? А сколько есть – все мои, - Кузьмич усмехнулся.
Лёнька улыбнулся и произнёс:
- Вот так живёт человек и не думает, что чем дольше живёт, тем ближе к концу.
- Почему не думает? Думает… К старости мы все мудрыми становимся. Это по молодости шалим, а ближе к концу нас не узнать, хоть сейчас портрет рисуй - не ошибёшься.
- И часто к вам сюда наведываются такие, как я?
- Не часто, но наезжают. Вот лет десять назад был у нас один залётный. Из себя весь подтянутый. Всё бегал по окрестностям. Мы со старухой, царство ей небесного, только соберёмся в поле, а он уже на ногах… бежит.
- Тоже у вас останавливался?
- Нет… Он всё больше дружил с одиночеством. В деревне уже тогда были брошенные дома, так вот в одном из них он и поселился. Бабы поговаривали, что он писатель. Сам не знаю – болтать не буду, но был он какой-то чудной. Да вы все городские на один манер. На вас без смеха смотреть нельзя: всё чего-то ищите... А чего искать, когда и так всё понятно, что рано или поздно всем нам вон туда собираться, - Кузьмич посмотрел вверх.
- А как его звали?
- А Леший его знает. Он собственно и не представлялся. Жил себе жил, а потом пропал.
- Как пропал? – у Лёньки глаза округлились.
- А как тот учитель, про которого я тебе рассказывал. Ну, так вот и с этим городским так случилось: вещи на месте, а его нет. Мы-то подумали, что утоп. Он был охотник до купания и даже в холод полоскался в реке. Старики потом баграми дно щупали, а куда там. Видно под корягу течение занесло на корм сомам да ракам. Я тогда, как раз к своим в город ездил. Вернулся, а тут вот такая история. Моя старуха вся в тревоге, мол, пропал городской-то. Долго деревня шумела, да собственно дворов на тот момент с десятка два было или чуть по более. Чесали языками разное, мол, черти его утащили, да всё такое. У нас же глухомань и народ тёмный, а тут такое событие.
- И что так и не нашли?
Кузьмич отрицательно покачал головой и добавил:
- Милиционер приезжал… А что толку, когда  самогоном разило от него так, что хоть огурцом закусывай? Что-то в своих бумажках понаписал, да и уехал. У нас здесь это в порядке вещей.
- А может ваш утопленник и не утопленник совсем, а взял просто и вернулся в город?
- Может и так. Про то неизвестно, - Кузьмич насупился.
- А где он проживал в деревне? – спросил его Лёнька.
- Да на самом краю, у леса. Там ещё заброшенный колодец, да дуб старый век свой доживает. Сейчас конечно изба вся того, а раньше ничего – жить можно было,  и крыша не текла, а сейчас всё обветшало – дышит на ладан. А чего ты переполошился? На кой он тебе сдался? Ты случаем не родственник ему? Что-то уж слишком похож.
Лёнька улыбнулся и сказал:
- Так мы все городские на одно лицо.
- Может и так. Вы там в своих домах скоро с ума сойдёте. Всё под боком: и вода, и туалет, и мусоропровод. Вам самим не страшно так жить?
- Отчего же?
- От этих удобств. Нет никакой свободы. Тут посмотришь это, туда повернёшься уже другое. Ну, разве это жизнь? Вот у нас – это совсем по-человечески.
Лёнька понял, что Кузьмича потянуло поболтать. Он махнул рукой, мол, так оно и есть, но продолжать тему не стал. Старик это воспринял, как капитуляцию и, повернувшись в сторону почерневшего от времени буфета, произнёс:
- И где моё «лекарство» тут? А вот оно родимое… Наломался я сегодня – надо организм поправить, а то ещё столько дел. Кстати, чем думаешь заниматься завтра?
- В лес пойду.
- Ну, сходи, сходи… Может Лешего повстречаешь. У нас это запросто.
- Опять пугаете?
- Да, что ты… Это я предупреждаю. Пугают не так, - Кузьмич крякнул, направляясь к буфету.
Пока он возился со своим «лекарством», звякая посудой, Лёнька вспомнил, как вышел сегодня из леса. Ещё там он почувствовал, как за его спиной будто бы сомкнулись невидимые створки. Ему даже показалось, что он расслышал характерный щелчок. Показалось или действительно так оно и было, разбираться не стал, находясь под впечатлением от встречи с человеком из прошлого, по имени Алексей. Лёнька ещё постоял там, приводя в порядок свои мысли. Без этого  трудно было продолжать жить дальше, ибо что-то новое, непонятное теперь поселилось у него в голове, и он не знал, как всем этим распорядиться. Он стоял и оглядывался, но невидимый проход так и остался для него таковым. Лёнька ещё подумал, что всё это ему пригрезилось: лес, как лес и птицы поют, как всегда… «Стоп! А почему там, у оврага я их не слышал? Нет, точно – не было там птиц. Или были, а я их?..» - мысли в неудержимом порыве захотели ещё раз оказаться там и потащили за собой Лёнькино тело. Он шагнул, раздвинул ветви и прислушался. «Поют… Значит, это глюки, - подумал он. – Надышался».
Лёнька вернулся из своих воспоминаний. Поводя головой, уставился в Кузьмича.
- Ты сегодня какой-то другой, - старик кашлянул, возвращаясь на своё место за столом. – Ну, ладно… за тебя постоялец, - он опрокинул в себя стопочку и зажмурился. – Уф! – выдохнул. – Крепкая зараза… Так чего ты спрашивал-то? – открыл глаза и посмотрел на Лёньку.
- Вы мне не всё говорите…
- А-а, ты про это… Ну, если тебе всё сразу выложить, так ты ко мне весь интерес потеряешь. Я человек одинокий, в возрасте и мне не хотелось бы вот так. Я и держу кое-что на потом.
Лёнька взял со стола огурец, повертел перед собой и сунул в рот. Жевал медленно. Кузьмич достал папиросу, прикурил, выпуская струю дыма из носа. Рассматривал постояльца и думал про себя: «И куда все они спешат? Всё равно ничего не успеют… ничего».

После обеда Ленька забрался в стог сена и задремал, убаюканный стрекотанием кузнечиков. Снилось ему, что стоит он на берегу реки, а из воды его новый знакомый делает ему знаки рукой. Непонятные знаки, предостерегающие. Потом приснилась девушка, внучка Матвеевны, с распущенными волосами. Она была без одежды и манила Лёньку к себе. Он сделал шаг навстречу, и тут же залаяла собака. Сон оборвался.
Лёнька открыл глаза. Солнце, путаясь лучами в перистых облаках, клонилось к западу. От этого небо казалось простреленным трассирующими очередями. Лёнька выбрался из стога. Где-то продолжала лаять собака. Видно, что-то или кто-то ей не внушал доверия.
«Сколько же я проспал?» - Лёнька стал отряхиваться. Появился дед Кузьмич. Приставил ладонь к глазам, посмотрел в сторону собачьего лая и сказал:
- Опять шельма пожаловала. Чего лает?
- Может голодная?
- А как узнаешь? Она ведь самостоятельная… Я как-то попытался её при хозяйстве оставить, так не далась холера – так на меня зарычала, что я затею свою отложил в дальний угол. Жалко… пёс-то породистый и ухоженный… Не то, что наши были – все в репьях, - Кузьмич вздохнул. – Пойти, что ли Матвеевну проведать? Люди говорили, что совсем плохая. Ну, тут у нас у всех один конец, а ей грех жаловаться – пожила достаточно. Конечно, без болячек-то оно было бы лучше, но это не нам решать. Ещё дети удружили – внучку на шею посадили, мол, присматривай. Нет, чтобы матери помочь, а они наоборот – нагрузили. Сами по курортам разъезжают, а тут всё рушится. Не думают ни о чём. Вот чего спрашивается таких рожаем? Мы, старики тут, а они все там. Непорядок, - Кузьмич крякнул и пошёл прочь.
Лёнька постоял ещё, припоминая, чем хотел заняться, а потом решил пойти к колодцу возле старого дуба. Кузьмич-то подтвердил, что лет десять назад в одной из хат в той части деревни жил один городской. «Вот как тут не поверить? Конечно, интересно, если всё окажется правдой, а не видением… Хотя кто его знает, что здесь правда, а что – вымысел».
Избу он нашёл сразу. Просевшая крыша, почерневшие от времени ворота и трава, доходившая местами до плеч – всё говорило, что здесь давно никто не живёт. Лёнька поискал глазами калитку. Вместо неё зиял проход, заваленный всяким хламом. Взобравшись на эту кучу, осмотрел двор. Повсюду росла дикая вишня, побегами покрыв всё свободное пространство. Дверь в избу была не заперта. Ленька, осторожно ступая, приблизился и заглянул внутрь. На него повеяло затхлым запахом. Переступил порог. Пол весь сгнил и доски провалились до самой земли. Он постоял, привыкая к сумраку. Свет с трудом проникал со двора сквозь запылённые оконные стёкла. Было ощущение, что кто-то специально отгородил внешний мир от этого уголка, где все вещи уснули вечным сном забвения.
Лёнька потянул осторожно носом воздух. Тот медленно заполз в лёгкие. Лёнька закашлялся, пугая тишину своим вторжением. Что-то метнулось тенью в дальний угол, касаясь паучьих ловушек невидимыми корявыми пальцами. Лёнька неторопливо обошёл две небольшие комнаты. Осмотрел внимательно место у двери, где новый его знакомый должен будет оставлять для него «весточки». Потрогал руками стены. Пока ничего не было.

Вечером за ужином Кузьмич сообщил, что Матвеевна преставилась. Он, сгорбившись, сидел, рассматривая муху перед собой.
- Не зря собака лаяла. Надо бы могилку вырыть. Ты как? – он поднял глаза на Лёньку.
- Если надо…
- Надо. Мужиков-то в деревне осталось я, да ещё один калека.
- Не разговор, - Лёнька утвердительно кивнул. – Отчего умерла?
- Жить устала. Это у стариков встречается через одного, да и болячки одолевали. Без них мы не можем. Сначала нахватаем их, а потом мучаемся.
Спать легли рано. С утра надо было заниматься похоронами.

Весь следующий день прошёл в хлопотах. Лёнька устал, пока вырыл могилку. Место досталось Матвеевне хорошее - с видом на реку. Кузьмич сам не принимал участие в рытье могилки, а только давал советы, жалуясь на ревматизм, схвативший его старые кости невидимой рукой.
- Вот тоже нашёл время, когда напоминать мне о себе, - ворчал Кузьмич. – Ты вот что пока копай, а я наведаюсь в соседний хутор, да стариков попрошу помочь. Мы с тобой вдвоем гроб не поднимем – уроним. Ещё, надо телеграмму отбить её детям, чтобы дитё своё забрали. Пропадёт девка, а нам отвечать… До станции тут рукой подать и я на Стёпке быстро обернусь.
- А хоронить когда?
Кузьмич посмотрел на небо и сказал:
- Чем раньше, тем лучше. Жара стоит, а она нам плохой помощник в этом деле. Да и Матвеевне будет лучше и нам спокойнее.

Кузьмич обернулся как и обещал быстро. С ним приехали два бородатых старика. Ещё привезли они гроб, собранный из старых потемневших досок. Весь остаток дня просидели за чаркой и всё вспоминали свою прожитую жизнь. Свекольный самогон развязал им языки. Лёнька под их говор и уснул, приткнувшись на лавке у окна.
Проснулся среди ночи от стука в дверь. Не сразу сообразил, где это он. Полежал, всматриваясь в нечёткие очертания предметов. Стук повторился. Приподнял голову – все спали мертвецким сном, храпя на разные подголоски. Лёнька встал, подошёл к двери.
- Кто там?
- Я, - женский голос просунулся в дверную щель.

Утро полосонуло по земле лучами, схватив кроны деревьев за самые макушки. Туман стелился по самой земле. Лёнька открыл глаза. Вставать не хотелось. Он укрылся с головой и опять уснул.
Кузьмич долго кряхтел, протирая ладонями глаза.
- Эй, городской, вставай, - его голос с утренней хрипотцой в обнимку стал по-хозяйски ощупывать пространство.
 Двое стариков, что вчера приехали с Кузьмичом, завозились на своих лежаках.
- Давайте поспешать други, а то солнце нам подпортит мероприятие, - Кузьмич встал, покачался на кривоватых ногах, пробуя их как бы на прочность.
Лёнька откинул с головы одеяло и сказал:
- Ночью какая-то женщина в дверь стучалась. Я не открыл, а потом она долго ещё по двору ходила.
- Хорошо, что не открыл. Это, наверное, Матвеевна приходила, неугомонная душа.
- Зачем? – Лёнька приподнял голову от подушки.
- Проститься. Да ты не пугайся. Худа от этого никакого нет, да и доброй она была при жизни. Сколько себя помню, ни разу плохого слова от неё не слышал. Прожила свой век сухоньким стебельком и ушла, никого не виня за свою судьбу. Ну, вставай… Сейчас перекусим, да надо идти, чтобы до обеда управиться. Стёпку возьмём, а то мы без «тягловой силы» пупки надорвём.

Хоронили Матвеевну всей деревней. Собственно, это громко сказано – всего-то осталось дворов-то  чуть меньше десятка, да и то в основном бабки. Удручающая картина, когда старость смотрит на итог человеческой жизни, оплакивая ту, что опередила всех. Лёнька ещё, подумал, что и этим, кто заливался слезами, по-старушечьи комкая концы головных платков, осталось немного.
Гроб с телом погрузили на телегу, и Стёпка повёз Матвеевну в последний раз в сторону реки. Люди, сбившись в кучку, побрели следом. Слов прощальных никто не говорил. Видно, всё уже было сказано раньше, ещё при жизни. Раззявив беззубые рты, жители деревни смотрели, как первые комья земли гулко стукнулись о крышку гроба. Лёнька работал лопатой быстро, дивясь людскому интересу к тому, что сейчас происходило на их глазах. Над земляным бугорком водрузили крест, сделанный из почерневших досок. Кузьмич произнёс:
- Упокойся с миром.
Поминали Матвеевну самогоном, закусывая соленьями с варёной картошкой. Лёнька ничего не ел и всё поглядывал на часы. Ему надо было идти в лес. Его встречу с Алексеем никто не отменял.

                4. На пороге тайны.

На этот раз лес встретил его не так приветливо. Ветви цеплялись за одежду, на каждом шагу под ноги попадались коряги, и запах болота перекрывал дыхание. Когда Лёнька выбрался к оврагу у пепелища, Алексей уже был там. Поздоровались…
Лёнька всё ещё не верил в происходящее, а поэтому смотрел на Сергеева с любопытством. Тот на это отреагировал с улыбкой:
- Что, не можешь привыкнуть? Это нормально… Не каждый день прошлое встречается  с настоящим. Когда-нибудь, это будет в порядке вещей. Что припозднился?
- Похороны были.
- Кто?
- Какая-то Матвеевна… У неё ещё внучка такая странная. Говорят, что её в детстве снасильничали…
- Нашли, кто?
- Не знаю. Теперь вот ходит со своим горем, будто призрак… Непонятная какая-то. Всё о чём-то хочет меня предупредить.
- Сумасшедшая?
- Нет, просто какая-то нереальная.
- Бывает… Ну, давай обсудим наши действия, – Алексей поводил головой по сторонам. - У меня такое ощущение, мы здесь не одни. И вот следы какие-то. Видно, кому-то это место не даёт покоя, как и нам. Надо бы всё здесь осмотреть повнимательнее.
Они излазили ещё раз всё вокруг. Действительно, следы были повсюду. Кто-то что-то искал, а может наоборот, хотел спрятать. Когда они осматривали пепелище, Алексей сказал:
- Странное место – после пожара не осталось ни одного фрагмента от вещей, мебели.
- Так это когда было? Наверное, всё растащили.
- Зачем кому-то всё это? Хотя если пораскинуть мозгами, мы же ещё те люди и верим всему, что имеет отношение к колдовству. Может, кто-то решил, что вещи колдуньи имеют способность спасать и охранять от невзгод?
- Или кто-то хотел стереть с лица земли любое напоминание о чём-то…
- Или о ком-то, - Сергеев ногой поддел кучку угольев. – Один пепел. Прямо и не знаю, что подумать и ещё эти следы. Ну, ладно, не будем гадать. Я тут прихватил верёвку, фонарь… Пора заглянуть в «бездну». Как настроение?
 Лёнька пожал плечами, мол, нормально. Алексей  признался:
- А меня потряхивает, - и добавил: - Так, совсем чуть-чуть.
Было решено: Леонид останется на подстраховке, а в овраг спустится Алексей. Концом верёвки обвязали ствол дерева, корни которого свисали над самым краем. Сергеев проверил на себе узлы и сказал:
- Я не думаю, что там будет что-то из области фантастики, но на всякий случай договоримся: никакого геройства. Лады?
Лёнька кивнул. Начался спуск.
- Темень здесь ещё та. Хорошо, что фонарь захватил, - сообщил Сергеев, когда голова его скрылась в овраге.
- Дно видно? - поинтересовался Лёнька.
- Ни черта здесь не видно. Такое ощущение, что его вообще здесь нет. Попробую…
Это были последние слова, которые услышал Лёнька. Всё произошло так быстро, что он ничего не понял. Уже через какое-то мгновение, он испытал необычное волнение, и яркая вспышка ослепила его. Лёнька инстинктивно зажмурился и одной рукой прикрыл лицо. Звенящая тишина надавила на уши. Тонкий свистящий звук появился из ниоткуда. Он был похож чем-то на то, как неумелая рука водит по скрипке смычком, но только природа звука, извлекаемая невидимым существом, всё же навязывала не совсем знакомые интонации. Что-то было в этом звуке металлическое. И тут Лёнька понял, что его рука державшая верёвку не ощущает натяжение. Он дёрнул её на себя. На том конце верёвки повисла невесомость. Страх встал за Лёнькиной спиной. Он позвал Алексея. Голоса своего он не узнал. Реверберация расщепила его на многие составляющие, что обезобразило звук. Лёнька свесил голову над краем оврага и крикнул ещё, как бы проверяя голос на силу. Но прежде, чем это произошло, он увидел…
То, что он увидел там, не подлежало описанию. Человечество, увы, ещё не обладает способностью всё подобное озвучивать языком, на котором общается с себе подобными и если даже собрать воедино все словари мира, то и тогда вряд ли отыщется нужное слово или хотя бы слог, чтобы рассказать об этом другим. Лёнька отполз от края оврага, вжав голову в плечи. Это было поражение чистой воды перед тем, что сейчас находилось там, среди свисавших корней дерева. Почему-то захотелось плакать. Слабость ткнулась в ноги и Лёнька, с усилием распрямил колени, стал быстро перебирать верёвку руками. Та не сопротивлялась.
Когда вся она оказалась на поверхности, стало ясно, что там, внизу что-то произошло. Лёнька в памяти восстановил последние слова Алексея. Ему всё время мешал этот свистящий звук. Из-за него какие-то разрозненные эпизоды кусками высвечивались в памяти. Сознание подобно раненой птице цеплялось за ослепляющую вспышку, за какие-то слова, сказанные Алексеем, но ничего связного из всего этого не получалось.
«Что это такое? Как могло это произойти?» - он задавал себе вопросы, а перед глазами стояла бездна, в которую он только что заглянул. Заглянул и потерялся во времени. Лёнька сжал ладонями виски и повалился на бок, стараясь перекричать этот свистящий звук, рвавший мембранные перепонки в клочья.
Что он мог сделать? Что? В такие секунды чувствуешь себя песчинкой… Да что там какая-то песчинка, когда всё увиденное он не мог передать словами. Лёнька себя ощущал уже не человеком, а тенью, которая вот-вот исчезнет из этого мира и никогда не повторится. Он ассоциировал себя с пустотой. Ещё где-то теплилась надежда, но она такая была слабая, что стоило ему закрыть глаза и всё кончилось в ту же самую минуту: его не стало бы.
Мозг ещё пытался жить, но это была уже другая жизнь - непонятная Лёньке. Она сама по себе, а он плёлся за ней, как заморенный верблюд по пустыне и уже никому не принадлежал и в первую очередь  самому себе. Весь смысл знаний, которые всовывали ему в голову учителя, померкли. За какие-то секунды Лёнька увидел мысленно, как будут разрушаться пирамиды, выстоявшие до этого в войне со временем. Да и само время, так ему показалось, стало отсчитывать секунды в обратную сторону. Время потеряло власть над живущими на этой планете. Их просто поглотила бездна, подталкиваемая неведомой силой. Лёнька попробовал вздохнуть полной грудью. Не получилось. «Это конец» – промелькнула мысль. Разум стал отступать, не в силах бороться. Лёнька упал в забытьи, уткнувшись лицом в пропахшую болотным запахом землю.

- Молодой человек, что же вы тут разлеглись? Вставайте, вставайте… Здесь люди ходят, а вы в таком виде… Молодой человек, вам плохо?
Лёнька открыл глаза. Кто-то тряс его за плечо. Очертания человеческого лица проступили сквозь пелену. Добрый взгляд, упрятанный под пенсне, усики, аккуратно подстриженные, румянец на щеках и голос…
- Так, уже хорошо. Да у вас батенька, наверное, обморок… Голова кружится? Дайте-ка, милостивый государь, я ваш пульсик пощупаю, - пальцы незнакомца коснулись запястья. – Что тут у нас? Сердечко работает, но неуверенно. Вам бы себя поберечь, голубчик. Что же вы так-то? В ваши годы надо по дамочкам гарцевать, а вы тут лежбище устроили. Не время вам по больничным койкам путешествовать. Вот сейчас дам таблеточку. Воды у меня нет – придётся так глотать. Сумеете? Будет горько, но терпеть можно. Ну-с, открываем рот. Не противьтесь. Вам станет сразу же лучше.
- Где я? – Лёнька пошевелил языком.
- Задающий вопросы, как правило, живёт чуть меньше всех молчунов. Сначала вот проглотите таблеточку, а уж потом я вам отвечу на все ваши вопросы, - незнакомец сунул в рот Леониду белую «пуговку». – Глотайте…
Горечь коснулась кончика его языка.
«Чувствую… Слышу… Вижу… Мыслю…»
Лёнька задвигал мышцами лица. Незнакомец улыбнулся и сказал:
- Напугали вы меня. Встать сможете? Обопритесь, - мужчина протянул руку. – Как вас подкосило-то. Раньше такое уже случалось с вами?
Лёнька отрицательно покрутил головой. Незнакомец стал отряхивать его, приговаривая:
- Кажется, обошлось.
- Что именно?
- А всё, что хотите. Мы кто с вами? Просто люди. А что это значит? А значит это, что в любую секунду можем оказаться далеко от реалий.
- Где я? – Лёнька вернулся к своему вопросу.
- Здесь.
- Где?
- Что вас конкретно интересует?
- Всё.
- Боюсь, что вы задали мне непосильную задачу, поскольку в двух словах на ваш вопрос мне будет ответить затруднительно. Могу с точностью утверждать только то, что вы на Земле. Кстати, разрешите представиться: Серебров Иннокентий Павлович... здешний учитель. А вас как величать?
- Леонид…
- А отчество позвольте узнать?
- Васильевич.
- Леонид Васильевич, - мужчина повторил, как бы проверяя на слух это словосочетание. – А по фамилии как?
- Свиридов.
- Чудесно! Итак, продолжим наше знакомство. Род ваших занятий?
- Я специалист по информационным технологиям.
- Странно, ничего об этом раньше не слышал. Наверное, что-то пропустил. И что поделываете?
Лёнька ответил машинально:
- Просто живу.
- Похвально! – Серебров улыбнулся. – Лаконичный ответ, дающий, тем не менее, пищу для размышления. А родом, откуда будете?
Лёнька наморщил лоб, что-то припоминая. Его взгляд уставился в Сереброва, и он спросил:
- Как вы сказали, вас зовут?
- Серебров… Иннокентий Павлович.
- Постойте… Это про вас мне рассказывали, что вы пропали…
- Я? Какая чушь! Вот он я!  Можете меня потрогать, - Серебров похлопал себя по животу и, смерив Леонида самодовольным взглядом, добавил: - Давайте пройдём к ручью, а то вы весь какой-то в земле…
Леонид поднёс к глазам свои руки. Серебров произнёс:
- Если даже допустить, что вы кладоискатель, то…
- Я не кладоискатель.
- Допустим. А зачем вам такая длинная верёвка?
- Верёвка? – Лёнька только сейчас заметил её у своих ног.
Серебров усмехнулся:
- Завидую вам… Всё чего-то ищете. Что значит молодость. Кстати, а что вы хотели отыскать в этом лесу? Наверное, вы большой охотник до чужих тайн. Угадал? Что до меня, то я давно пришёл к выводу: никакая тайна не сможет изменить ход времени. Увы, когда-то я тоже бредил чем-то подобным, а потом вдруг всё стало на свои места.
Лёнька, что-то припомнив, направился к краю оврага. Серебров посторонился, давая ему дорогу.
- Там человек.
- Там? Вы шутите. Этого не может быть. Это всего лишь плод вашего воображения. Я думаю, что вы бредите. Вы точно хорошо себя чувствуете?
- Ему нужна помощь, - Лёнька нагнулся, чтобы поднять с земли верёвку. – Вы мне не верите? Я говорю правду.
- Правду? Ну, допустим, что это так. Вопрос: «Вы в это искренне верите?»
- Верю.
- Вот в этом вся наша беда. Хотите убедиться, что там никого нет? Я могу вас подстраховать…
- Я буду вам благодарен, - Лёнька стал обматывать себя одним концом верёвки.
- Только, сначала надо мне вам кое-что рассказать.
- Что?
- Так, один пустячок на первый взгляд.
- А как же?.. – Лёнька кивнул в сторону оврага.
- Всё успеем, да и нет там никого, кроме… Ну, что вы на меня так смотрите?
- Вы говорите как-то странно.
- По-моему, вам в этом тоже не откажешь. Давайте отойдём вот сюда, - Серебров потянул Леонида за рукав. – Не упирайтесь. Я хочу вам помочь, а вы весь, как натянутая струна. Да не смотрите на меня как на покойника.
- А как мне на вас смотреть, если вы из другого времени?
- Так, кажется, ваше сознание делает успехи. Тем лучше, мне меньше мороки. Итак, вы догадались, что мы с вами здесь встретились чисто случайно. Не буду с вами играть в прятки, ибо все, кто до вас приходил сюда, выглядели не лучшим образом. Вы, судя по вашему лицу, отличаетесь от них. Ну что, будем разговаривать или сразу отправитесь на дно оврага?
Лёнька колебался. Серебров одобряюще похлопал его по плечу со словами:
- Давайте поговорим, а потом решайте, что и как делать.

Кузьмич долго стоял над разметавшимся по подушке постояльцем. Лёнька температурил и от этого бредил в голос, пытаясь в забытьи поймать кого-то невидимыми руками.
- Ишь, как лихоманка распоясалась. Ведь говорил, чтобы поостерёгся… Всё думают, что обойдётся, а она вон как вцепилась окаянная. Нет, паря, тут придётся с тобой повозиться. Весь горишь. Лопочи, лопочи… Пусть из тебя дурной дух выходит. Держать в себе нельзя – придушит, а то и вовсе разума лишит. Это тебе не в городе. У нас здесь свои супостаты… Своя материя. Надо температуру-то сбить, - Кузьмич полез за своей микстурой. – Сейчас разотру, а там будем ждать, чем всё это обернётся.
В избе запахло самогонкой с какой-то придурью. Кузьмич громко сглотнул и стал растирать Лёньку. Грубые ладони безошибочно ориентировались в человеческом теле. Еле заметными движениями старческие руки надавливали на какие-то скрытые точки. Сознание ещё было в отключке, но мозг продолжал жить.
- Вот говорил же, чтобы не лез напролом… Не послушал… Эх, молодёжь…
Во дворе залаяла собака. Кузьмич закончил процедуру и выглянул в окно.
- Чего тебе?
Собака вильнула хвостом. Кузьмич буркнул:
- Ходит, и ходит…
Скрипнула входная дверь. Он оглянулся – на пороге стояла внучка Матвеевны.
- Ну, а ты что бродишь? Твои родители видно забыли про тебя. Чего встала? Проходи… Сейчас завтракать будем. Мой жилец-то опять где-то не в ту дверь сунулся. Всю ночь с ним проканителился, - Кузьмич кивнул на Лёньку. – Бредит…
- Вы его не ругайте, - внучка Матвеевны переступила через порог. – Нельзя так… Он ведь хороший.
- Все вы хорошие – суёте нос, куда вам не след. А с кого потом спросят? С меня. А что я им отвечу?
- Кому?
- Кому, кому… Тем, кто… - Кузьмич прикрыл ладонью рот.
- Да вы говорите, говорите, - внучка Матвеевны улыбнулась. – Я же своя.
- Ну, чего пристала? Пришла – заходи, есть хочешь – садись, а нет, так нечего из меня информацию выуживать. Учённый я стал со всеми вами.
- Вы дедушка какой-то неправильный. Вон и городского не смогли уберечь от любопытства.
- Не учи, не учи… Ишь, взяли моду старших поучать. Я, что за ним должен был по пятам ходить? Не было такой инструкции… Не было. А потом, где мне за ним поспеть? Он шаг шагнёт, а я два, а то и все три. У меня возраст, - Кузьмич покрутился, как бы ища что-то, а потом кашлянул в ладонь и сказал: - Ладно, я пойду по хозяйству, а ты ешь, да за городским присматривай. И чего они к нам шастают? Что им тут мёдом помазали? Живём, в их цивилизацию не вмешиваемся, а их будто черти надирают. Неугомонные какие-то. У себя всё в городе с ног на голову перевернули, а теперь, видите ли, бегут отдышаться в глухомань. Наглотались своих удобств до умопомрачения…
- Ы… ы… - подал голос Лёнька.
Внучка Матвеевны испуганно посмотрела на Кузьмича. Тот махнул рукой и сказал:
- Блукает… Ему сейчас не до нас. Видно, шибко его шибануло. Сам виноват. Нечего совать нос в неведомое. Ведь говорил ему, что гиблые у нас места, так нет, гребень вздыбил и напролом. Эх, паря с этими надо бы иначе. Они вон, сколько уже здесь, а никто о них ничего не знает.
- А мы? – вставила внучка Матвеевны.
- Мы – это другое дело. Мы – посвящённые… Понимать надо… Ну, я пошёл, а ты командуй тут. Я скоро…
Кузьмич ушёл. Внучка Матвеевны подошла к лежащему в беспамятстве Лёньке. Постояла, рассматривая его лицо с тёмными кругами вокруг глаз. Он морщил лицо, произнося в бреду непонятные слова, и то и дело облизывал побитые жаром губы. Она взяла со стола ковш с водой, намочила в нём свои пальцы и  дотронулась ими до его губ. На какое-то мгновение Лёнькино лицо посветлело, а потом опять морщинки наползли, и он стал похож на старика. Внучка Матвеевны отдёрнула руку, быстро перекрестилась, после чего зашептала какие-то слова, слегка раскачиваясь, полу прикрыв глаза.
А Лёнька был сейчас далеко. Так далеко, что никакая сила из реального мира не могла его вернуть обратно. Его сознание подобно птице с перебитым крылом из последних сил пыталось найти себе место, чтобы передохнуть. Но куда не бросишь взгляд, всюду клокотала огненная масса и смрад, подымавшийся вверх от неё, не давал вдохнуть полной грудью. Ещё была надежда, что вот-вот всё изменится к лучшему. В подтверждение к этому откуда-то сверху пробился тонкий луч света. Он достиг огненной массы, и та стала отступать, лениво отодвигаясь по сторонам. Сознание потянулось к образовавшей бреши, косясь по сторонам невидимыми глазами.
Лёнька очнулся – веки дрогнули, и пелена нависла над ним. Он заморгал быстро-быстро и тут же человеческие контуры проступили из туманности. Секунда, другая… Это была женщина с распущенными волосами. Память метнулась в прошлое… Лёнька узнал внучку Матвеевны.
- Ты? – его голос гулко толкнулся в барабанные перепонки. – Где я?
- Тише, тише… Не так быстро. Возвращаться надо постепенно.
- Что со мной?
- Успокойся… Сейчас всё пройдёт. На, попей, - она поднесла к его губам ковш.
Лёнька с трудом приподнял голову от подушки. Зубы инстинктивно вцепились в посудину, и он стал пить. Когда тонкая струйка воды скользнула мимо рта на грудь, он откинулся и, выдохнув, произнёс:
- Как хорошо.
- А будет ещё лучше, если поспишь. Тебе надо набраться сил.
- Ты это о чём?
- О том, через что тебе придётся ещё пройти в этой жизни.
- Не говори загадками. У меня и без того голова, как мяч, по которому все кому не лень наносят удары ногами.
- Дай, я тебе помогу, - внучка Матвеевны коснулась ладонями его головы. – Сколько жара… А сейчас?
Лёнька прислушался к себе. Боль стала отступать.
- Как тебя зовут? – он благодарно посмотрел на девушку.
- Солнышко.
- Я серьёзно.
Внучка Матвеевны улыбнулась и пояснила:
- Это меня по настоянию моей бабули так родители назвали.
- Чудное имя.
- Не чудное, а настоящее. Я это только недавно поняла.
Лёнька попытался сесть. Солнышко торопливо положила на его плечи ладони и сказала:
- Тебе нужен покой. Лежи… Сейчас дедушка вернётся и меня заругает, что не доглядела.
- Кузьмич? – Лёнька подчинился. – Значит, это он меня сюда притащил из леса?
- Не знаю.
- Он, он… Больше некому. Вот незадача – ничего не помню.
- Может так-то оно и лучше?
- Откуда тебе знать, что так, а что не так?
- Знать не знаю, но чувствую.
- Опять загадками говоришь. Вы все тут с ума посходили: то собака эта, то…
- Зря ты так. Пёс хороший. Он злых духов отгоняет, - перебила Лёньку Солнышко. – И потом ты приехал – уехал, а нам здесь жить.
- Разве это жизнь? Вы все отстали от этой самой жизни.
Солнышко улыбнулось:
- Как мы можем от неё отстать, если ушли от всех вас далеко вперёд?
- Вот-вот, - Лёнька скривил губы в усмешке, - вы в будущем, а мы все в…
- Ну, за всех говорить не буду, а вот ты -  в прошлом.
- Рассмешила. Я вот сейчас возьму, да позвоню кое-куда, и пусть с вами со всеми разберутся. Где моя мобила? Все ваши тайны накроются медным тазом…
- Попробуй, - Солнышко улыбнулась.
- Куда дели мой телефон? – рука нащупала в ворохе одежды на стуле пропажу. – Видите ли у них здесь люди пропадают… Напридумывали… Так, я что-то не пойму. Батарея разрядилась? Вроде нет… Видно далеко нахожусь… Вот дыра, так дыра… никакой цивилизации.
- Это ты насчёт удобств?
- Причём здесь они? Живёте одним днём, да ещё в полной изоляции.
- Одним, не одним, но живём же.
- Вот то-то и оно, что непонятно, как вам удаётся эта затея. Тут у вас под самым носом…
В сенцах послышались шаги. Судя по звукам людей было двое. Открылась дверь, и на пороге показался Кузьмич - за его спиной стоял ещё кто-то.

Сергеев ничего не почувствовал. Кто-то невидимый ослабил хватку его рук, и он стал падать. Верёвку на прощание резанула ладони и всё. В первое мгновение хотел крикнуть или даже крикнул, но слух, его слух ничего не различил – все звуки потонули где-то там, где его уже не было. Непроницаемая тишина, как бы издеваясь, стала выкладывать перед ним свой  набор звуков и шумов. Выбор был не богатый. Сергеев попытался, раскинув руки, ухватиться за что-нибудь, но всё было тщётно. Он ощущал падение. Оно напоминало собой состояние, когда ты стоишь на месте, а мимо тебя проносится жизнь со всеми плюсами  и минусами и знаешь, что ничего нельзя будет вернуть, но продолжаешь стоять и чего-то всё ждёшь и ждёшь.
Сергеев поймал себя на мысли, что это ещё не конец, хотя с каждой секундой ему верилось в обратное. Он захотел рассмотреть всё то, что было вокруг него. Не получилось. Скорость падения стёрла все очертания предметов, и теперь все они походили на следы потёков краски, стекающие куда-то вниз. Этих потёков было много. Сергеев интуитивно зажмурился и произнёс наугад первую молитву, которая вертелась у него на языке. Видно, он что-то в ней напутал или просто отсюда всё подобное не могло достучаться до Бога, а поэтому продолжал падать, и сердце замирало, как когда-то в детстве на дедовских качелях под яблоней. Он вцепился сознанием в это воспоминание и, стиснув зубы, потащил на себя: и качели, и червивые яблоки, и улыбку деда, копавшегося на грядках.
В какой-то момент картинка сменилась, и Сергеев подумал о Лёньке: «Повезло парню. Может, выберется из всего этого? К тому времени мне всё это будет по барабану. Кстати, в детстве я мечтал играть в группе и непременно на ударных, и чтобы они были обязательно красного цвета. Многое, о чём мечтал, так и не сбылось – осталось где-то там. А что теперь? Наверное, больше ничего уже не будет и это мой последний «полёт», если падение можно назвать так. Скоро всё оборвётся. Может, оно всё уже и случилось, а я просто по инерции продолжаю дышать и ничего не чувствую. Точнее не дышу, а выдыхаю… Сил на вдох всё равно не будет. Ну, почему всё это должно было произойти именно со мной? За что мне такое «везение»? Надо закрыть глаза и считать про себя до тех пора, пока меня не станет. Один, два, три…»

- Ну, что будем делать? – старик с седой прядью у виска с отвислой губой обвёл присутствующих усталым взглядом.
Сидящие перед ним люди молчали. Они смотрели на него так, будто их в этом мире уже ничего не интересовало – всё было известно им наперёд. Старик подобрал губу. Непонятно для чего дотронулся до неё пальцами, замер на какое-то мгновение, а потом произнёс:
- Нас становится всё больше и больше. Мы укомплектованы на все сто процентов и…
Раздался голос с места:
- Пора переходить к жёсткой фильтрации.
- Мы не для этого пришли в этот мир, - старик отыскал глазами говорившего. – У нас несколько другая миссия и при ней передники палачей не предусмотрены. Да, пробыв здесь какое-то время, мы стали сами меняться и всё же надо помнить о том, кто мы есть на самом деле. Пока я стою перед вами, буду пресекать: и разговоры, и мысли о любом виде ликвидации жителей этой планеты. Мы прибыли на эту планету помогать, а не устанавливать правила в игре на выживание. Да, мы совершеннее их и наша цивилизация в несколько раз превосходи их и, тем не менее, это не даёт нам право решать возникшую проблему жёсткой фильтрацией. Если это и произойдёт, нам будет в будущем нелегко вернуть себе достигнутые завоевания в области познания Вселенной.
- А что предлагаете вы? – человек предложивший «жёсткую фильтрацию» нервно передёрнул плечами.
Старик смерил взглядом лысоватый череп спрашивающего. Маленькие рыжие усики, глаза-буравчики, губы, капризно выгнутые уголками к низу – всё говорило о том, что этот первым поднимет руку за «ликвидацию», если надо будет решать путём голосования. Старик кашлянул и спросил:
- Как ваше имя? Что-то я вас раньше не видел. Вы из последнего пополнения?
- Да, из последнего. Моё имя Марсель.
- Так вот, уважаемый, вам будет здесь трудно, если вы заговорили о таких вещах, как «жёсткая фильтрация». Здесь не может быть и мысли об этом. Времена, когда на чаши весов клали в первую очередь силу, а не разум, канули в прошлое. Да, ситуация непростая: двое землян оказались от нашей тайны на расстоянии вытянутой руки. Мы их не звали – они сами изъявили желание и вот результат: место одно, а их двое. Решать нам…
Собравшиеся стали переговариваться между собой. Старик выдержал паузу и продолжил:
- Одного нам удалось нейтрализовать с помощью наших же «посвящённых» из числа жителей деревни. Вряд ли он что-то вспомнит после нашего невольного вмешательства в его сознание. Вот второй лично у меня вызывает куда больше беспокойства. Помещённый в изолятор с имитацией падения в бездну, он продолжает мыслить. Сканеры дали нам расшифровку его рассуждений. Есть интересные повороты в трактовке такого понятия, например, как смерть. Он не паникует и это настораживает, поскольку всё подобное принадлежит, как правило, людям, работающим на систему землян, которая, кстати, уже неоднократно пыталась вступить с нами в контакт. А вдруг окажется, что он один из этого списка?
Марсель приподнялся со своего места и сказал:
- О чём мы говорим? А если представить на миг, что их люди уже среди нас?
- Вы хотите сказать, что…
- Вот именно. А как объяснить то, что столько времени мы бьёмся над их благополучием, можно сказать, за уши тащим в завтрашний день, а они упираются как бараны? Нельзя недооценивать их спецслужбы.
- Мотив? Мы сильнее их и…
- Это надо ещё доказать. Сколько наших осталось с первой высадки? Судя по собравшимся здесь, - Марсель развёл руки в сторону, - вы последний, кто уцелел, - он бросил взгляд на старика. – И потом, они веками себя уничтожают, а мы только наблюдаем. И в чём тогда заключается наша миссия, если мы даём им себя убивать? Мне это напоминает театр, только реальный: с кровью, с болью. Надо отметить, что зрелище того стоит, чтобы здесь находиться… Но тогда почему мы не можем себя обезопасить, принеся в жертву одного из тех, кому на роду написано пасть на полях сражений между идеологиями? Это же для дела.
- А вдруг мы ошибаемся и он не тот, за кого мы его приняли? – старик собрал брови к переносице.
- Как у них тут говорят: «Лес рубят – щепки летят»?
- Но это же…
Марсель перебил старика:
- Я ещё не закончил. Мы не должны всем доверять, а то наш мир скоро поработят вот такие, как эти и тогда войны начнут происходить не только здесь, но и у нас.
Собравшиеся заговорили громче. Судя по их настроению, все они или, по крайней мере, большинство из них были на стороне Марселя. Старик поднял перед собой правую руку и произнёс:
- Ну, допустим, что сейчас мы проголосуем за «ликвидацию»… Я говорю, что допустим. А кто будет исполнителем?
Повисла тишина, и в ней беззвучной нотой прозвучало:
- Я.
Все обернулись.
- Я, - повторил буднично Марсель.
- Я предполагал это, - старик кивнул. – Ну что же, тогда надо дать землянину шанс доказать, что он заслуживает большего, чем мы ему приготовили. Вам придётся с ним сразиться на равных.
- Спарринг?
- А почему бы и нет?
- Хотите зрелищ? Я согласен, - Марсель задрал горделиво голову.
- Осталось дело за малым: проголосовать за то, чтобы… - старик не закончил.
Встал высокого роста человек. Он был широкоплеч, с ясным взором. Обвёл всех взглядом и сказал:
- Они наши братья по разуму, а мы с ними хотим поступить, как... – он помедлил. – У меня нет слов.
Присутствующие задвигались. Теперь в их взглядах угадывалось лёгкое волнение. Куда-то подевалось безразличие. Старик заметил это изменение и улыбнулся краешком губ. Выходило так, как он хотел, чтобы все остались невредимыми.
- Как мы будем себя чувствовать после всего этого, если допустим выяснение отношений через поединок или как он там называется? Ведь речь идёт не об отдельно взятом экземпляре, а и о тех, кого он сейчас представляет, оказавшись волею судьбы так близко от наших тайн. Сумеем ли мы стать прежними, когда всё это произойдёт? – высокого роста человек сел на своё место, шумно выдохнув.
Марсель криво улыбнулся и выдал, обернувшись в сторону выступившего против поединка:
- Как жить? А что собственно происходит? Мы ведь который раз за наше пребывание здесь были в роли созерцателей, наблюдая, как земляне себя истребляли, борясь за ту или иную идею… Так, о каком гуманизме может идти речь и что было тогда, и что может произойти сегодня, если мы не оградим себя от непрошенного любопытства?
Вмешался старик:
- Не будем ломать копий и потом, может так статься, что землянин одержит верх. Конечно, можно обойтись и без этого поединка, но должны мы убедиться и в нашей, и в их способности отстаивать своё право на жизнь. Кстати, борьба будет производиться голыми руками.
Марсель тряхнул головой, как бы соглашаясь и без оружия доказать свою правоту. Старик продолжил:
- В случае победы землянина, мы по нему примем отдельное решение.
- А если он проиграет? – Марсель пристально посмотрел в глаза старику.
- В этом случае мы тоже примем решение, но без применения «жёсткой фильтрации». У нас есть возможности, при которых он останется в живых, но потеряет память. Кстати, что-то примерное мы проделали с его напарником, - старик обернулся к лысоватому человеку справа от себя и спросил: - Как себя чувствует тот юноша?
Лысоватый ответил:
- Деревенские взяли его под свою опёку.
Старик кивнул и произнёс:
- Проконтролируйте и потом доложите мне лично.

Лёнька уставился на того, кто стоял за спиной Кузьмича.
- Отец? – Лёнькин голос дрогнул.
- Узнал, святая Богородица, - улыбнулся Кузьмич. – Ты клешнями не больно маши, а то мебель зацепишь, - он обернулся на Лёнькиного отца и сказал: - Я, когда его нашёл в лесу, подумал, что всё, а потом пульс пощупал и слышу - сердечко-то живёт. Ну, я его на себя взвалили и сюда. Ведь говорил ему, что гиблые у нас места. Не поверил… Вот и надышался, а нам теперь лечи горемыку. Ну, дело знакомое… А ты паря теперь будешь посговорчивее, да вот и отец твой пожаловал, если что всыплет по первое число, - Кузьмич усмехнулся, по стариковски крутанул ус и добавил: - Выходит, что оклемался продолжатель рода… А?
Лёнька попробовал встать, но голова опять закружилась. Он мотнулся в сторону и потерял равновесие, а за ним и сознание куда-то засобиралось, заслонив от своего хозяина изображение непроницаемой пеленой. Уже проваливаясь куда-то, Лёнька сумел разобрать, как его отец сказал: «Кончать надо с этими тай нами…» Ворвавшийся откуда-то извне звук, чем-то напоминавший жужжание жука-бронзовика, погасил всё, что до этого момента связывало Лёньку с реалиями, и он заскользил куда-то вниз. Было ощущение, что кто-то, пока он бодрствовал и радовался своим ощущениям, привязал к его ногам груз и теперь этот самый груз тянул его за щиколотки куда-то в преисподнюю. Он из последних сил постарался задержать своё сползание и взглядом упёрся в пелену, где угадывалось нахождение чего-то светлого, но и оно скоро погасло, и веки тяжело опустились. Наступила тьма.
Кузьмич сокрушённо развёл руками, сгорбился и произнёс:
- Видно всё ж зацепило парня и основательно… Как бы не того…
Лёнькин отец наклонился над сыном и стал внимательно рассматривать его лицо. Солнышко встрепенулась и сказала:
- Он вернётся… Вот увидите.
- Дай, я гляну, а ты иди, под ногами не путайся, - Кузьмич отстранил девушку. – Сходи, подыши свежим воздухом. И вы бы пошли с ней за компанию, - старик оглянулся на Лёнькиного отца. - А я тут по ворожу маленечко… При людях-то я себя не ловко чувствую, да и не принадлежит мне это врачевательство. Когда один, спокойнее как-то.
Когда все ушли, Кузьмич стал нашёптывать непонятные слова, трогая Лёнькино тело жилистыми пальцами. Усы на лице старика топорщились, что придавало облику врачевателя комический вид.
Опять за окном залаяла собака. Послышался голос. Это Солнышко разговаривала с псом. Тот видно понял, что от него  требовалось и, перестав лаять, полез под крыльцо.
Руки Кузьмича тем временем делали своё дело. Задержав ладони над головой Лёньки, старик прикусил нижнюю губу и закрыл глаза. Когда убрал руки, шумно выдохнул и сказал:
- Вон оно как обернулось-то. Выходит опередили они нас… Ну, ничего это мы ещё посмотрим. Ладно, ты паря полежи, а я пойду, глотну водицы – в горле всё пересохло, будто по пустыне прошёлся в тулупе. Я так думаю, что всю тебе память они не могли повредить, а если так, то я смогу тебе помочь. Вон Солнышко вернул же в реалии и тебя на ноги поставлю. Я же университетов не кончал и всякие там несуразности не изучал. Я всё больше по стопам своей бабки-повитухи. Золотой была человек. Если бы сейчас жила, точно на «Мерседесе» раскатывала. Теперь-то, что об этом говорить. Дай, Бог ей сейчас на небе всего лучшего, чем всем нам тут.
Испив водицы из ковша, Кузьмич выполз из избы на крыльцо. Посмотрев на Лёнькиного отца, сказал:
- Ничего, ещё повоюем…
- Может, всё же показать врачам? – тот вопросительно посмотрел на старика.
- Можно и показать, да только время потеряем. Эта хворь нашим докторам не подчиняется. Здесь надо против науки переть, - Кузьмич кивнул на Солнышко. – Мы с ней это уже прошли. Чуть было не списали девку. Нашёлся один с этой… Как его? Ага, с недописанной диссертацией… Так он так изгалялся над нею, что у здорового человека голова откажется понимать, а тут ребёнок, да с порушенной памятью… Вот на неё и навесили ярлыки, мол, снасильничали дитё, а отсюда и блажь приключилась… Мы–то с Матвеевной сразу смекнули, что наговор… Выждали, когда все в эту чушь поверили, а потом применили свою «тяжёлую артиллерию» и вот она живёт и радуется жизни. Ведь ей тоже мозги обработали эти пришлые. Обработали и в сторону, мол, нам так спокойнее. Оно конечно, для них-то всё так, а какого девке с таким приданным? Пришлось извернуться и вот она: жива, здорова и красотой Бог не обидел. А легенду про то, как её того… оставили при ней. Это так, для конспирации. Я так думаю, что этим пришлым пока не надо знать, что мы тоже кое-что умеем. Пусть думают, что мы лапотные.
- И когда они последний раз наведывались? – Лёнькин отец посмотрел на Кузьмича.
- Так, это... на прошлой неделе. У них, как аврал, так они и шныряют по деревне. Мы-то привыкшие к ним, да и уговор у нас, чтобы друг другу не мешать, мол, вы себе, а мы себе. Так-то они ничего: и обходительные, и не хулиганят, и на доброе слово добром отвечают. Если бы не тот овраг со своим пепелищем, то считай коммунизм у нас тут. Я что думаю: засыпать его к ядрёной Фене. Нет оврага и всем спокойнее. А?
Лёнькин отец пожал плечами и сказал:
- Может они не пришлые?
- Эх, мил человек, в земляки их не спеши записывать. Есть у них один, самый головастый, так вот мы с ним несколько раз пересекались. Я его спрашивал, мол, к чему им наши проблемы? Он так мне ответил, что зародилось у меня сомнение по поводу их мирной миссии. Что-то мне подсказывает, что на власть они замахнулись. Никак переворот замыслили. А чего? Порешат министров и путь свободен.
- А как же народ?
- Это мы что ли? А на кой им мы?
- Ну, не знаю.
- Мы для них так, что-то вроде опытных образцов. Сделают свои опыты и уберутся восвояси, а мы будем разгребать конюшни, да переписывать библию. У нас же жизнь - одно недоразумение. Я вот что думаю, надо к какому-то берегу прибиваться. Уж больно и они, и те, что сейчас над нами уверенные в себе, а это прямая дорога к разногласиям. Пора завесу-то приподнять…
- А что же раньше до этого руки не доходили?
- Раньше… Раньше всё было по-другому: росли и знали: кто есть кто. Это сейчас поделились на одних и других и таскаем друг друга за чубы. Срамота! Всё хотим доказать – какие мы сильные. Я бы всех этих «забияк» наших к  оврагу сволок бы, да и оставил там на перековку. Глядишь, дурь из башки у них и выветрилась бы. Раз у самих не получается жить в мире, пускай их пришлые уму разуму учат. Привыкли жить одним днём. В президентство играем, а ворьё, как жило себе, так и продолжает обо всех нас ноги вытирать. Это куда годится? Ладно, вот только немного отдохну и опять попробую вытащить парня… к нам сюда.

5. Возвращение.

А Лёнька продолжал плутать в неизведанном. Его сознание тыкалось в запертые двери. Где-то должен был быть проход, и он откуда-то про него знал, но вот что-то постоянно ему мешало его нащупать. Из-за этого приходилось нарезать круги, то и дело, пересекаясь с человеком в пенсне. Он и его откуда-то знал и иногда даже произносил его фамилию. Было ощущение, что этот очкарик с аккуратными усиками за ним следит и постоянно напоминает о какой-то истине. Когда Лёнька попытался отогнать всё это от себя криком, в ушах эхом звякнул одинокий колокол, и боль дёрнула его мозг за еле заметную верёвку. Разомкнул веки. Перед ним склонялась внучка Матвеевны. Он вспомнил, что у неё имя редкое – Солнышко. Улыбнулся пересохшими губами. Она выпрямилась и захихикала, изображая из себя существо переполненное желаниями. Лёнька убрал с лица улыбку. Ему это видеть было неприятно. За её спиной проступили неясные очертания мужчины. Что-то тревожное встало у  изголовья кровати. Оно будто предвещало, что сейчас произойдёт что-то непристойное. Лёнька попытался прикрыть лицо руками, но руки его не слушались, а в ушах продолжал плыть звон одинокого колокола. Собравшись с силой, позвал: «Кузьмич…» Тут же возник старик с ковшом воды. Взмахом руки вылил его на Лёньку со словами: «А это тебе за то, чтобы старших слушался…»
Опять на глаза наползла пелена. Лёнька лежал и слышал, будто кто-то его голосом разговаривал с Кузьмичём. Ещё подумал: «Что за чертовщина?» Всё происходило так близко от него, что при желании он мог дотянуться до своего двойника рукой.
- Ты только остынь… И куда вас всех тянет? Разве ж так можно? Не хотите думать о будущем, - Кузьмич говорил, странно растягивая слова.
- Я думаю, - произнёс Лёнькин двойник.
- Это всё слова. Ты, пока здесь в беспамятстве валялся, столько всего наговорил, что тебя прямиком можно в психушку определять, паря. И скажи мне – откуда ты о Сереброве знаешь?
- Сами рассказывали.
- Ну, ты ври, да знай меру. Я хоть и старик, но помню ещё, кому и что говорил. Фамилию учителя я не называл. Вот наслушался я тебя и получается, что не ты у меня в гостях, а я…
- Не понимаю вас.
- А тут и понимать нечего. Моё слово такое – больше к оврагу не ходи. Сгинешь. – Голос Кузьмича потускнел. – Не твоя это тайна.
- А чья?
- Не знаю. А может, у неё вообще нет хозяина. Нам людям не дано в ней копаться. Давай вставай, собирай вещички и дуй в свой город. Нам здесь ещё жить… А  если всё то, что ты тут в бреду выложил мне, попрёт из того оврага наружу?
- Что именно?
- Знать бы… Видел-то ты, а не я.
- Я? А что я видел?
- Нет, точно у тебя с головой что-то не так… Жар у тебя был отменный. Кстати, тебе моего «лекарства» капнуть? Не хочешь? А я полечусь. После твоих откровений в бреду, что-то мне тревожно как-то на душе. Меня всё подобное загоняет вместе со всеми в одну шеренгу, а в моём возрасте лучше плестись в конце строя, а то сердцебиение учащается. У нас стариков организм не для баталий и для парадов мы уже не годимся. Это вам молодым всё подобное в радость… Вон как ты гарцуешь… Я так скажу, чтобы стреножить твой характер, тебе книжки надо писать. У этих писателей жизнь размеренная…
- Напишу, если вернусь.
- Откуда, вернёшься? – Кузьмич кашлянул.
- А то вам лучше меня знать.
Пелена с глаз исчезла, и перестал звонить колокол. Лёнька огляделся – никого в избе не было. Дверца у шкафчика, где хранилось «лекарство» Кузьмича слегка покачивалась, и как будто кто-то стоял у окна. Пригляделся. Нет показалось. В голове что-то потрескивало. Это было похоже на то, как ловишь на радио нужную тебе волну, вращая регулятор. Лёнька ещё раз прокрутил про себя весь разговор Кузьмича со своим дойником и почему-то подумал об отце. Ещё была мысль о будущем. Попробовал поставить сам себе вопросы, после чего представил, как оборвётся его жизнь. Получилось смешно и даже местами до тошноты, то он срывается в пропасть, то падает с высоты птичьего полёта, пристёгнутый к креслу самолёта ремнями безопасности. Стереотипы. Было ощущении, что кто-то старательно выбрил ему всю растительность на голове и теперь хотел вскрыть его черепушку, а там бери что хочешь, рассовывай по карманам и иди себе с миром.
Лёнька не хотел с этим мириться. Уже на следующий день, только-только солнце коснулось макушек деревьев своими устами, он встал и, пошатываясь, вышел на свежий воздух. Кузьмич наблюдал за ним из-под опущенных век. Лёнькин отец не дал ему никаких указаний на счёт сына, и теперь оставалось одно – ждать. Раз всё так, Кузьмич решил не форсировать события и потом свою работу он сделал и пацана подправил, а вот дальше, как карта ляжет. Стоило Лёньке выйти на крыльцо, Кузьмич к окну. Лёнька направился к кадке под яблоней и стал умываться дождевой водой. Кузьмич крякнул, мол, ну, чистое дитё, а всё туда же – вот подай ему тайну и всё тут. Послышался лай собаки. Кузьмич перекрестился на тёмный угол с лампадой и произнёс: «Пожаловали… Всё по кругу, господа, хреновые… И когда им надоест шастать по нашим закоулкам? Эх, и бежать-то некуда…»
Пока он разговаривал с иконой, Лёнька направился к реке, но не полез воду. Постоял, подумал, а потом свернул в сторону леса. Поначалу шёл, а потом побежал.

Серебров стоял у края оврага. Он даже не обернулся на шум за своей спиной. Лёнька вышел из зарослей. Его взгляд упёрся в спину учителю. Серебров произнёс:
- Что, не терпится распутать этот клубок? Милости прошу… Думаю, что надо начать вот отсюда. – Он ногой поддел обгоревший фрагмент ветки. – Вот с этого самого места, где мы сейчас с вами находимся. Угадал? – Учитель повернулся. – Ну, овраг и что? Он сам по себе, а мы просто с вами молодой человек оказались здесь чисто случайно. И не будем ничего усложнять. Мистикой здесь не пахнет. Вот чего в избытке, так это законов природы. О них человечество знает самую малость. Могло знать больше, но так сложилось, что люди и мы с вами, в том числе всё старались и стараемся их поставить себе на службу, и если что-то начинает идти не так, меняем, а, то и просто уничтожаем те пункты них, которые нам непонятны. Мы с вами люди взрослые и не будем лукавить – всё так и есть. Эту слабость, всё менять под себя, надо бы гнать кочергой, а мы вместо этого ещё в дудки гудим, мол, мы цари природы. Самообман высшей пробы, сударь вы мой. Я так скажу, что с таким заблуждением нам суждено ещё долго оставаться на поводу своих пороков. Кстати, выглядите вы неважно, Леонид Васильевич. Прямо намокший зонт, а не человек. Могли бы и отлежаться.
Лёнькина память сделала большой крюк, чтобы вернуться сюда. Для этого пришлось вспомнить Алексея и то, что он находится сейчас там, в овраге, а этот в очках всё говорит непонятно о чём. Серебров продолжил:
- В прошлый раз мы с вами не договорили. Думаю, что там, - он показал глазами на овраг, - есть то, что нас с вами не касается. Если быть более точным, мы опоздали с вами к «раздаче пирогов». Добавлю ещё и это, что нас с вами просто здесь нет. Всё это воображение. Надо только дружить со здравым смыслом, а не изображать из себя «мастера».
- Вы читали Булгакова?
- А почему бы и нет? Просвещение – это замечательное изобретение человечества. Благодаря ему, мы можем с чистым сердцем признать, что всё: и я, и вы, и этот овраг – всё это миф.
- Миф?
- Конечно.
- И вы?
- И я, - Серебров улыбнулся.
- Но я вас отчётливо вижу и слышу.
- Молодой человек, надо следить за своим здоровьем. У вас жар, а это и есть причина нашей с вами встречи. Учишь, вас учишь, а вы всё пытаетесь наступить ногой на пустоту. Выбросьте всё из головы и живите себе долго и счастливо.
- Но я был здесь и он там… - Лёнька попытался обойти Сереброва, чтобы заглянуть в овраг.
- Ну, что вы заладили одно и то же?
- Я видел там…
- Что?
- Бездну.
- Да? И как она выглядит? – Серебров оттеснил Лёньку от оврага.
- Бесконечность.
- Очень интересно, - учитель улыбнулся. – С каких это пор человечество заполучило понятие о бесконечности? Вы случайно не приходитесь родственником барону Мюнхгаузену? Нет?
- Зачем вы так?
- Извините, если я обидел, но мне надо вас вернуть в ваш мир. Вы меня понимаете?
Лёнька отрицательно мотнул головой. Серебров сделал сочувствующее лицо и сказал:
- Вам, сударь, воздух здешних мест противопоказан. Ехали бы вы в свой город и продолжали бы там… медленно умирать. Чтобы жить и жить долго, надо этого хотеть.
- А я и хочу, - у Лёньки задрожал подбородок.
- Не верю. Вы гоняетесь за призраками. Ну, где вы их видели?
- А вы разве не?..
- Помилуйте… Так можно договориться до…
Лёнька пошатнулся и произнёс:
- Что-то мне действительно… плохо.
Серебров подхватил Лёньку за локоть. Из-за его спины появился Алексей Сергеев. Лёнька этого уже не видел. Серебров произнёс:
- Вот примерно так мы возвращаемся в свой реальный мир.
- Он умрёт? – Алексей посмотрел на побледневшее лицо Лёньки.
- Конечно, только не здесь, а потом, когда придёт его время. – Учитель повернулся к Сергееву. – Ну, а с вами я так полагаю, всё обошлось. Поздравляю…
Алексей утвердительно кивнул и сказал:
- Несколько царапин и я причислен к «посвящённым».
- Нашему полку прибыло. Скажу, что вам повезло. А могло быть, как с ним. – Серебров осторожно опустил тело Лёньки на землю. – Пробовал ему объяснить, что «запретная» черта на то она и «запретная», что не всем суждено через неё заступить. Чтобы поступать, как хочется, надо это заслужить… Заметьте, заслужить, а не выслужиться. Разницу улавливаете? А вот теперь, когда вы с нами, стоит подумать о грядущих переменах. Каждый на своём месте, а вместе мы должны предотвратить то, что неминуемо ждёт нашу планету. Ну, вас ещё проинструктируют на счёт этого.
- Неужели ещё одна революция?..
- Боже упаси, - Серебров замахал руками. - Это изобретение человечества пора на вечные времена упрятать куда подальше. Идеи равенства себя изжили. Нельзя бездарей и дураков ставить в один ряд с созидателями. По духовному наполнению люди настолько разные, что не имеет смысла вдалбливать им в головы понятия о равенстве и братстве. Всё это должно присутствовать в каждом из нас с первого дня появления на этом свете. Увы, пока земная цивилизация хромает в этом отношении на обе ноги. Этим и не только этим мы отличаемся от тех. кто находится на нашей планете инкогнито. Нам самим не удастся себя вывести на нужную орбиту в понимании того, что находится кроме нас ещё в этой Вселенной. Вот поэтому на сегодняшний день у нас пока только одна надежда на тех, чей разум достиг определённого совершенства.
Сергеев вспомнил свой поединок и то, как ему удалось выйти из него победителем. Да, он смог это сделать и когда всё сложилось в его пользу, слова Сереброва теперь вызывали у него некоторые сомнения. С одной стороны он говорил всё правильно, а с другой требовалось ещё осмыслить всё происходящее. То, что прошлое, настоящее и будущее пересеклись в этой точке на Земле, в это с трудом верилось, и что пришлые уж как-то непонятно поступили с Лёнькой, объяснив своё решении тем, что пока ещё не пришло время раскрывать свои объятия для всех жителей этой планеты. Это вообще несколько выбивало из колеи. Конечно, среди людей ещё хватает всяких там «аборигенов», живущих одним днём, обняв своё корыто с завтраком, обедом и ужином, но всё равно надо было как-то не так ступать по этой планете
Серебров тем временем продолжал говорить:
- Интересная ситуация: тут мы все находимся в одном времени, а там у кромки леса, каждый растворится в своём настоящем. И вот я думаю: кто из нас  у кого в гостях?
- Все мы в гостях у будущего, только оно не всем радо, - сказал Сергеев и, нагнувшись к Леньке, пощупал у него пульс.
- Может вы и правы. Ладно, давайте с вами эту дискуссию отложим на потом. Вам поручаю доставить этого молодого человека на опушку леса… Там его подберут… Кстати, вы не встречали такую белую собаку с ошейником? Не могу в толк взять, куда он постоянно пропадает? Привык я к ней, а её всё куда-то тянет… в лабиринты времени.
Сергеев отрицательно повёл головой.

                Эпилог.

Лёнька очнулся от яркого света. Его было так много, что, даже зажмурившись, можно было ощущать его. От этого лицо морщилось и хотелось ладонями вдавить глазные яблоки  глубоко внутрь. Руками отгородился от этого напора. В голове, будто что-то вызванивало, но с каждой секундой всё тише и тише. Мысли на шатающихся ногах бродили, бесцельно касаясь неясных образов. Лёнька приподнялся, щурясь от слепящего света.
- Очнулся? А я шёл себе и смотрю, ты это или кто другой заблудился, а ближе подошёл, матерь божья, городской. Ведь говорил тебе, чтобы оставил своё блукание по лесу. Ну, что сегодня за день такой? Этот в бреду шастает по чаще, другая голая по лугам скачет. Вот молодёжь пошла… И что прикажешь мне с вами делать? Понаедут, накуролесят, а ты за всеми подтирай после, да гадай, мол, и чего надо было всем вам. Нет, пора вводить ограничения для общения с природой, а то растащите её по кускам, а заодно и нашу независимость подпортите. С чем тогда останемся? Что молчишь? Язык проглотил? Немудрено, если совать свой нос куда не следует. Доищетесь однажды. Да поздно будет и ничего нельзя будет изменить. Учит нас всех жизнь, а мы всё, как кутята слепые суёмся, а потом получаем по мордасам.
- И чего вы такой серьёзный такой сегодня? – Лёнька сел.
- Эх, взять бы хворостину, да пройтись по твоей жидкой заднице.
- За что?
- За всё хорошее. Раз приехал, должен вести себя соответствующе… Больше тебя на себе притаскивать не буду. Нет, если у вас в городе это такая забава, то я тебе скажу так – вот бог, а вот порог. Век человеческий короток. Ты на себя в зеркало посмотри… В гроб краше кладут, паря.
Лёнька встал и подошёл к зеркалу в тёмной раме, висевшему по соседству с выцветшими фотографиями. Скользнул взглядом по своему отражению и не узнал. На него смотрел незнакомый человек. Руки машинально потянулись обследовать лицо. Пальцы коснулись щёк.
- Это я? – Лёнька разомкнул губы.
- Нет, я, только в молодости. – Кузьмич сокрушённо покачал головой. – Вернёшься в город, родные не признают и на порог не пустят.
- И как… это?
- Ты у меня ничего не спрашивай. Я с тобой по лесу не шатался и всё тут.
Лёнька зажмурился. Память подобно кнутовищу стала стегать пространство, где было перемешано прошлое и настоящее. «Я ничего не помню» – сделал он вывод.
- И давно так со мной? – спросил Лёнька Кузьмича.
- Так почитай вторые сутки… Я тут над тобой кружу, а ты как заговорённый – почувствовал себя лучше и опять рванул в чащу. Ага, там же пепелище… Весь перемазался, как чёрт…
- Что за пепелище?
- Так это… - Кузьмич придержал слова, внимательно всматриваясь в лицо Лёньки. – Ты чего, ничего не помнишь? А я предупреждал, - в голосе старика угадывались радостные интонации. – Выходит, что надышался ты нашего воздуху сверх нормы. Тебе бы отлежаться и не здесь, а там, у себя в городе, где всякие удобства под рукой. Ты молодой и тебе ещё…
- Какой же я молодой? Судя по моему виду, я Ленина видел.
- Ну, и видел, ну и что?
- Вот как вас сейчас. - Лёнька посмотрел на Кузьмича.
- Ладно, ерунду нести… Столько не живут.
- Бывают исключения.
- Ишь, как вывернул, - Кузьмич крякнул. – Раз такое дело, садись сочинять книжку.
- Зачем?
- А чтобы твои мозги тебя не кончили. Да не смотри на меня так. Это лучше, чем в себе носить.
- А если не получится… с книжкой?
- Так, в сортир тогда её. Там ей и место.
- Жалко.
- Ничего писарчуков нынче развелось столько, что не помешает иногда ряды их прореживать. Я так мыслю, что у каждого из нас свой шесток в этой жизни. Смекаешь? Одни сами взбираются, а других подсаживать приходится. Вот и получается, кому, как подвернётся… Шестки-то они разные, а поэтому и сидим каждый на своём уровне. Для меня, к примеру, вся эта кутерьма чистая забава, да и век я свой доканчиваю. Ты меня не перебивай… Это и тебя ожидает в будущем. Мне бы пора думать о вечном, да грехи свои на кучки раскладывать, так сказать, к покаянию себя готовить, а я всё ещё чего-то вошкаюсь. А чего – не знаю. Городской, или я говорю слишком шибко и ты не успеваешь за мной, или у тебя точно с головой того…
Лёнька отвернулся от зеркала и произнёс:
- Зачем мне всё это?..
Во дворе залаяла собака. Кузьмич всплеснул руками, мол. пожаловала шельма. Выглянул в окно. Там стояла внучка Матвеевны, а рядом сидела у её ног белая собака с ошейником.
- Ты смотри, прямо сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой, - Кузьмич ухмыльнулся. – Вот радость… Даже не знаю куда её положить, чтобы не испортилась до вечера.

Через неделю немного оправившись от болезни, Лёнька, а точнее Леонид Васильевич, дипломированный специалист по информационным технологиям, упаковал свои вещички. Кузьмич сунул ему ещё червивых яблок, мол, на дорожку и стал запрягать Стёпку в телегу. Уезжать не хотелось. Лёнька последние дни был совсем на себя не похожий. Ничего понять не мог в переменах происшедших с ним. Часто подходил к зеркалу и подолгу рассматривал своё лицо. Постепенно стал себя узнавать и даже появившиеся преждевременно морщины уже не пугали его.
Внучку Матвеевны забрали родители. Странные они какие-то: приехали, её в охапку и даже на могилу не сходили. Кузьмич, узнав про такую спешку, только чертыхнулся, мол, не у тех родилась божья душа, не у тех. Деревня погрузилась в непроницаемую тишину. Собака больше не появлялась. Последнего петуха и того не стало. Если верить деревенским старухам, лиса утащила. Кузьмич досадно крякнул, узнав про эту новость. Он ещё сказал, что лиса, хоть зверь и мелкий, но пакостный. Лёнька на это никак не отреагировал. Часто стоял на пригорке, на краю деревни и смотрел в сторону чернеющего леса, но туда больше не ходил. Иногда неясные образы посещали его. Особенно, надоедлив был один – такой человек в пенсе с аккуратными усиками. Ещё крутилась в голове фамилия Серебров. Кузьмичу про это не говорил. Лёнька подумал: «И откуда старику знать?» Здесь в этой глуши такие никогда и не водились.
За день до отъезда его потянуло в дом у старого дуба. Как и в первый раз его встретила осторожная тишина. Постоял, поискал глазами… непонятно что. Уже когда уходил у двери слева увидел листок из блокнота. Прочёл: «Будь счастлив…» Улыбнулся. Куском стекла на стене нацарапал: «Буду!»

А зимой, где-то ближе к концу февраля в здешних местах упал метеорит. В газетах сообщалось, что пожар уничтожил часть леса. Жертв не было. Каким-то образом тележурналисты разыскали очевидцев и те рассказали с экранов телевизоров ещё о каких-то взрывах. Скоро эта информация была стёрта с кассет, а потом и вовсе эту тему никто и никогда не поднимал на страницах прессы.

                Март 2013г.