Эпизод

Е.

Это было в ту ночь, когда ты, хлопнув дверью, выбежала курить на лестничную площадку, а я, схватив куртку, вылетел из квартиры, с твердым намерением исчезнуть. Идти, куда глаза глядят. Сначала,- долго,- по темной трассе, пока не устанут ноги и лицо не заледенеет от беспощадной ночной сырости, а потом, вероятно, на вокзал, где я смогу скоротать ночь на жестких деревянных креслах, среди бездомных и таких же неприкаянных, как я.
Что я буду делать дальше - об этом я не думал. Скорее всего, так же, пешком, - ни денег, ни телефона, ни банковских карт я с собой не взял, - поплелся бы на другой конец города, к Александре (к кому мне еще идти?), а она бы, в своей обычной манере, сказала прямо с порога: "Ты - идиот!".
Но пожить бы пустила.
Она добрый человек, к тому же любит меня. Своеобразно, с превосходством в насмешливых зеленых глазах, с сарказмом в голосе, который плохо прикрывает ее нежность ко мне, с вечными разговорами, что я дурак, и так жить нельзя, что я слишком наивен и этот мир рано или поздно меня раздавит... Но я чувствую ее заботу. Я не видел ее уже почти год, но Александра из тех людей, кто существует вне любого времени.
"Ты действительно наивный кретин, - бросила раз она мне, закуривая. - Ты говоришь, что я тебе лучший друг, но что ты знаешь обо мне?". Конечно, я мог бы ей сказать, что не надо знать, когда умеешь чувствовать, но только пожал тогда плечами, слегка улыбнувшись. Она бы все равно отрицала, скажи я, что она для меня та, кто всегда придет на помощь.
С этим я и бросился вниз по лестнице, прочь от всего.
Но ты... Ты, отбросив свою сигарету, с криком: "Куда ты? Куда?! Подожди! Стой!", догнала меня пролетом ниже и, вцепившись в меня, обняла так сильно, что я и шагу больше сделать не мог. И тогда я заплакал.
Я плакал, как ребенок. Плакал, как ребенок, плакал, как ребенок, плакалкакребенок...
Уселся на ступеньки, выскользнув из твоих рук и, закрыв лицо ладонями, плакал.
Я устал быть сильным, ты тоже. Я устал от своей незавершенности и ты устала от этого тоже.
Ты обнимала меня, целуя мои губы, а я понимал, что ты - часть меня. И я могу освободить тебя от себя, но это безумие: отрывать от себя части тела и думать, что без них будет лучше. Лучше - с вырванным мясом, костями, вываливающимися внутренностями. Ходить и быть счастливым, улыбаться. Нет. Это невозможно. В эту дыру всегда будет задувать ветер, она никогда не зарастет, ибо огромна.
Ты понимаешь это тоже.
Но также понимаешь, что не владеешь мной до конца. Ты вынуждена мириться с другими.
Они не касались меня, я не касался их, но в них - доля моего счастья. Нежность, успокоение, губы, которые я хотел бы целовать, пальцы, в которые я хотел бы вплетать свои...
У них тоже драма, родная, они никогда не станут первыми. Это место - твое.
Я приносящий разлад.
Наверное, потому что я - море, которое обычно штормит и редко бывает спокойным. Но, при самых огромных волнах, ты же знаешь, бездна всегда остается неподвижна.
А быть может, я просто разбитое на множество осколков зеркало, заглянув в которое, любой обречен на несчастье.
"Я так тебя люблю!", - говоришь.
...на счастливое несчастье...
Я тоже тебя люблю.
Но при этом я не выпускаю руку еще одного человека.
Он такой же обреченный, как ты, потому что ему не обладать мной полностью.
Я ломаю ваши линии жизни.
Отчаянные, зачем вы остаетесь со мной?
Мало вам страданий?!