Поцелуй

                Посвящается Наташе Л.

«И тогда, земля на могиле раздвинулась и из нее медленно вылезла сначала одна рука, а потом и весь мертвец»… Вся палата, третьего отряда, пионерского лагеря «Счастливое детство» затаив дыхание и боясь пошевелиться, слушала мою очередную историю.

Чтобы завоевать место на ступенях в иерархии подросткового коллектива ты должен обладать чем-то, что отличает тебя от других. Правда, зачастую юные, бестолковые мозги подсказывают нелепые решения - например спрыгнуть с крыши или взорвать что-нибудь. Я же умел рассказывать страшные истории. Интонация, паузы, и развитое воображение доводили палату до такого испуга, что в туалет, стоящий в лесу, метрах в двадцати от корпуса, никто не мог идти даже компанией и «отливали» прямо в окно, стоя на подоконнике.

Мою славу пытались оспорить другие рассказчики, и я всегда давал им возможность рассказать что-нибудь. Обычно это звучало так: «А он… это… ему… это… дыдыщ. А тот это… ему это…». После трех минут рассказчику предлагали заткнуться, а я сначала отнекивался несколько минут, а затем вновь приступал к рассказам.
В этот вечер новую историю попытался рассказать Михей.
«Я в наш лагерь езжу с первого класса. И вот когда я был в самом младшем отряде, первый раз, на пляже утонула девчонка из пятого отряда. Шуму было много. Я думал смену закроют, но нет -оставили. А потом почти в конце смены, один пацан из нашего отряда, после отбоя, пошел в туалет, и вдруг видит за туалетом, в венке из желтых кувшинок, эта утонувшая девчонка стоит…» Возникла пауза, все ждали продолжения.
- И че? - спросил Диман.
- Ну, он это…, как рванул опять в палату!
- И?
- И все.
- Все?
- Да.
- Ну, ты прям напугал, - заржал Диман и с ним вся палата.
Михей смутился. Все принялись уговаривать меня начать новую историю.

В то лето я впервые влюбился. Первая любовь охватила меня целиком. Чувство было новым и настолько сильным, что я не знал, что же делать. Ее звали Наташа, и у нее была короткая стрижка, загорелая кожа и маленькая, но уже красивая грудь. Я мучился и ни с кем не делился своими чувствами.
Я долго размышлял тем, что предпринять и решил, что самое лучшее - это совершить геройский поступок. Перебирая в уме героические подвиги, я выбрал из них самый героический – проникнуть ночью в палату девчонок и намазать кого-нибудь зубной пастой. И конечно решил сделать это один.
Три ночи я упорно лежал и таращил глаза, но неизменно засыпал. Каждое утро, просыпаясь, я мысленно ругал себя, идя на завтрак в столовую, и пионеры-герои с портретов на аллее укоризненно смотрели мне вслед. Особенно печальным был взгляд Марата Казея. Он как бы говорил мне: «Эх, ты! Такого простого дела сделать не можешь».

Смена подходила к концу. В межлагерной спартакиаде футбольная команда «Счастливого детства» уверенно побеждала другие команды. Я стоял в воротах, и, видя, как Наташа сидит на лавочке за кромкой поля и болеет за нас - ловил невероятные мячи. Отбивал пенальти и бросался за самыми немыслимыми ударами. Ее аплодисменты и ее улыбка вдохновляли меня творить чудеса в воротах. Мы вышли в финал.

В день перед финалом я проснулся ночью. Это был предрассветный, самый темный час. Весь лес за окном стоял, застыв в полном молчании. Я выскользнул из-под одеяла и, схватив приготовленный тюбик пасты, на четвереньках двинулся к выходу из палаты.
Я ликовал. Тихонько приоткрыв дверь в палату девчонок, я так же, на четвереньках, тихо вполз к ним в палату. Главная опасность – спящая у самой двери пионервожатая. Я медленно и осторожно крался и увидел, что она спит лицом к стене. Мне везло, и я начал двигаться к Наташкиной кровати. Она спала, и ее лицо казалось мне самым прекрасным лицом, которое я когда-либо видел. Плечи, острые ключицы и поднимающаяся от дыхания грудь под тонкой ночной рубашкой – я смотрел на нее и не мог оторваться.
Я намазал ее соседку, тихо перебежал на другой ряд кроватей, намазал еще одну девчонку, и вдруг услышал скрип половицы в коридоре. Мгновенно присев, закатился под кровать. Я услышал легкий скрип приоткрывающейся двери. От волнения и напряжения, что мой план сорвется, что вместо геройской славы я буду пойман и позорно наказан, меня начала бить крупная дрожь. Я лежал, пытаясь унять эту дрожь и не зашуметь, и вдруг увидел, что по проходу идет девочка. От ее шагов чуть слышно поскрипывали половицы, и красивый венок из цветов украшал волосы. Она подошла к кровати Наташи, склонилась над ней, посмотрела ей в лицо и поцеловала в лоб.

Начинало светать, и уже лежа в своей кровати, зажав в кулаке лепесток желтой кувшинки, я слышал как часто-часто стучит мое сердце и никак не может успокоится.

С утра лагерь жил футбольным финалом. На линейке нас наградили пакетами конфет за предыдущую победу, и разрешили немыслимое - в тихий час не спать, а тренироваться на футбольном поле.
К вечеру весь лагерь опустел, все потянулись к соседям в лагерь «Сказка». За «Сказку» играли лыжники, здоровые ребята, натуральные лоси. Мы были каждому по грудь, не выше. Они ломились по краю, буквально вспахивая футбольное поле. Но в тот вечер я поймал кураж. Я вытаскивал мячи в невероятных прыжках и бросался в ноги. Меня буквально затаптывали, и «рубили», но забить они не могли. И когда Диман, за 5 минут до конца воткнул им головой с углового удара - стадион буквально взревел. Они сломались. Это был триумф.
После игры все скакали вокруг, орали и хлопали меня по плечам, а у меня не было сил даже шевелиться. Страшно болела ушибленная нога. Руки не поднимались. Ныло и пульсировало от боли все тело. И когда все уже разошлись, я грязный с ног до головы, медленно и хромая, поплелся в свой лагерь. У дырки в заборе, через которую мы коротким путем бегали из лагеря в лагерь, стояла Наташа.
- Завтра придешь на костер, на закрытие? – просто спросила она.
- Да, - ответил я. Сил радоваться ее приглашению не было.
- Приходи.
Она дотронулась до разбитой брови, и проведя пальцами по лбу, откинула волосы и заглянула мне в глаза.
- Приходи.

Я нарядился и даже выпросил у Сашки Игошина трижды брызнуть его одеколоном себе на шею. Нога еще болела, но шум доносившийся с гуляний по поводу закрытия смены и предвкушение ночной встречи у костра приглушали боль. Стемнело. Зажглись фонари. Я вышел из корпуса, и увидел Михея бегущего со всех ног.
- Михей, ты куда?
- В медпункт. Там кого-то качелями-лодочками по голове стукнуло! Меня послали!
Пока я шел к футбольному полю, где обычно устраивали костер, в медпункт пробежало еще несколько ребят. У медпункта взревела сирена «скорой». Я остановился. Два пионервожатых на простыне несли Наташу. Ее лоб был разбит, и кровь, пульсируя, медленно заливала лицо. Бежавшая рядом вожатая безуспешно пыталась остановить ее и только размазывала. Рана на лбу была глубокой и страшной.
Я пошел рядом дотронулся до разбитой брови, и проведя пальцами по лбу откинул волосы и заглянул ей в красивые карие глаза.
- Не уходи.
Она хотела что-то сказать, но губы слиплись от крови.

На следующий год в лагерь она не приехала.