Писатель Хлябин, девочка Катя, лещ и первое апреля

Это был странный дядька. Большой, пузатый, но стремительный. Разговаривал он пронзительно-высоким голосом и звали его Андр`э Петрович Хлябин. Он был писатель.  Именно Андр`э , а не Андрей, - это было его имя по паспорту и он очень им гордился.

Андр`э  Петрович писал длинные и на редкость скучные  романы, но был по-мужски миловиден и невероятно общителен. Он участвовал во множестве мероприятий и конкурсов, вечно состоял членом каких-то жюри и редколлегий, он весь кипел, бурлил и вообще жил насыщенной общественной жизнью. А друзей у него вообще была тьма-тьмущая! Знакомства - полезные и бесполезные - он заводить умел. Поэтому совсем не удивительно, что его нудные, но очень грамотные романы издавали в советские времена пачками. Потом книжки пылились на полках, но в ту пору это никого не смущало.  Многие редакторы издательств хотели иметь такого автора - писучего, стабильного, грамотного и лёгкого на редактуру и исправления при любых замечаниях вышестоящего начальства.

Тем более, что писатель-романист был, несмотря на грузную комплекцию, большим ловеласом и дамским угодником, а редакторы в издательствах и до сих пор большей частью дамы. И многие дамы любили Андр`э  не только, как автора. И, что греха таить, многие заводили с ним романы разной степени страстности и продолжительности.

"Сердечное томленье",  так хорошо описанное Пушкиным: "Душа ждала...кого-нибудь," - это "алканье пищи роковой",  как и детские болезни, у большинства  женщин случаются в юном возрасте. Но некоторых это томление настигает и в зрелые годы. Кого-то - впервые, кого-то, и их большинство, - как рецидив. И как раз для облегчения рецедивов   очень удобны такие вот Хлябины - многократно разведённые, не понятно на ком сию минуту женатые, но готовые в любой момент на порыв страсти ко всему достаточно женственному. 

И если про геморрой говорят, что  он болезнь неприятная - ни самому посмотреть, ни другим показать, то  Андр`э  Хлябин был хорош и для внутреннего (простите за каламбур), и для внешнего использования. И сам по себе приятен, и друзьям показать не срамно. А что? - уважаемый писатель с кучей регалий и с почти французским именем!

Да и многих представителей сильного пола писатель Андр`э  Хлябин сумел обаять! Он был широк не только телом, но и душой. Охотно и много пил в любых компаниях, неплохо пел под гитару, знал массу анекдотов и случаев из жизни, умел быть нужным и полезным в той среде, которая выталкивала его в современные классики литературы.

Но неправильно было бы предположить, что свою карьеру писатель Хлябин делал только глубоко вспахивая ниву общественно-социальной жизни и угождая женщинам.  Неверным был бы вывод,  что только в застольях и взаимных услугах ковался имидж "известного писателя современности".  Андр`э Петрович Хлябин был трудолюбив и усидчив, он мог долбить клавиши пишушей машинки часами. Правда, его не сильно заботило, что собственно выходит из-под его "пера".

Твёрдое убеждение, что главное - душу излить, а шероховатости и несостыковки загладят редакторы, позволяло ему, абсолютно не мучась совестью, со спринтерской скоростью вываливать на бумагу потоки спутанных мыслей, нанизанных на  обрывки сюжетных линий. Зато он бодро сыпал расхожими сентенциями о добре и зле, в том, в советско-коммунистическом понимании этих слов. Добро в его нетленках всегда  награждалось как минимум вымпелами и почётными грамотами,   а зло наказывалось жестокими угрызениями совести, несчастливой жизнью, болезнями, а порой даже и смертью. Но, как личность Андр`э  Петрович был, несомненно ярок! Многим он был симпатичен. Многие любили его.


А вот девочка Катюша Андр`э  Петровича не любила.  Отчасти по малолетству, - не доросла ещё  до редакторского прагматизма и рецидива дамского "сердечного томления". Отчасти из-за присущего пубертатному периоду максимализма, - судила Катюша в тот момент окружающих однозначно и без полутонов, со всей строгостью своих двенадцати лет.

Неприятно было Катюше, что толстый сорокалетний дядька вслух восторгается своими очередными любовями в издательских кругах. Не нравились Катюше и повествовательно-назидательные  произведения Хлябина. Его тексты были такими слащавыми в адрес  компартии и советской власти, и  до такой степени разоблачительными, когда дело касалось "пережитков прошлого" и "общественных пороков", что Катя так ни одной Хлябинской книжки до конца и не дочитала.

Критики же, если судить по их отзывам, наверняка проглотили все книги Хлябина залпом, от корки до корки, а потом ещё  их и перечитывали, уже для собственного удовольствия.

Была у Андр`э Петровича такая тетрадка, куда он газетные и журнальные вырезки вклеивал. Каждая  такая вырезка  - положительная рецензия на очередную  книжку "певца социалистического реализма" А. П. Хлябина", или хвалебный отзыв о  творчестве "известного писателя", интервью с "талантливым прозаиком современности", репортажи о мероприятиях, в которых  принимал участие "известный деятель культуры А. П. Хлябин" и даже вырезки с выходными данными тех изданий, где Андр`э  Петровича упоминали, как члена редколлегии. Тетрадку писатель всегда носил с собой и демонстрировал всем по поводу и без повода.

Хлябин Андр`э  Петрович вообще любил хвастаться. Придёт, бывало, в гости к Катюшиным родителям, хлопнет Катю мимоходом по попе, или по щёчке потреплет и - скорее за стол,  о себе рассказывать. Всё бунтовало в Катюше - и от такого фривольного обращения с ней самой, и от потока хвастовства папиного друга.

У Катерины даже существовала такая игра, - молча, про себя, комментировать словоизвержения нелюбимого гостя. Особенно тянуло иронизировать, когда Хлябина, по словам Катюшиной мамы,  "заносило на поворотах":

- Я сегодня с утра, - кокетничал перед другими гостями Андр`э Петрович, - написал ровно семьсот сорок две машинописные странички нового романа!

"А скажите, пожалуйста, дядя Андр`э, - мысленно остроумничала Катюша, помогая маме расставлять десертные тарелки и чайные чашки, -  сколько килограммов страничек Вы написали за последний месяц?"

Но именитый гость не мог услыхать Катюшиных мыслей и, любуясь собой,  продолжал:

- Моя вторая жена Жанна Евсеевна  так любила меня, что даже на колени упала, когда я сообщил ей, что ухожу от неё! Она сказала мне: "Андр`е, ..."

"...угу, - продолжала сама с собой разговаривать Катя, -  жена дяди Андр`э   Жанна  Евсеевна упала на колени и сказала, - Андр`э,  вылезай из-под кровати, подлый трус!"

Но больше всего не нравилось девочке, когда Андр`э Петрович демонстрировал окружающим подношения "благодарных читателей":

- Вчера, как все Вы знаете, я раздавал автографы на встрече с читателями в  ЦДРИ, и один благодарный читатель подарил мне здоровенный арбуз! Катюша, неси! - эти слова предназначались непосредственно уже Кате. И Катя, как велел ей заранее дядя Андр`э, нажав клавишу магнитофона, вносила в столовую под барабанную дробь и звуки фанфар, играющих туш, огромный арбуз на блюде. Или бутыль французского коньяка. Или ещё что-либо огромное, дорогое, а чаще всего дефицитное. Кем-кем, а жадиной папин приятель не был!

Во времена Катюшиного детства и юности дефицитным было почти всё. Потрясти воображение неизбалованных людей можно было чем угодно,  даже  едой на столе - сырокопчёной колбаской, красной рыбкой, качественным сыром, клубникой, бананами... Не говоря уже про  хорошее спиртное и икру. Даже обыкновенная селёдка могла стать гвоздём программы в те времена полупустых прилавков.

Что уж говорить про вяленую и сушёную рыбу, которой в магазинах не было вовсе. По крайней мере - в Москве.  А как же это вкусно, - вобла, лещ... Да под свежее пиво! Пиво тоже, кстати, непросто было купить.

И вот однажды Андр`э Петрович принёс здоровенного, просто-таки огромного леща, прямо-таки, - Леща-гиганта в газетном свёртке.

Было первое апреля и Веткины устроили  застолье в честь Дня Дураков. Веткины - это фамилия Катюшиных родителей и самой Кати. А застолья её хлебосольные родители устраивали часто. Мама великолепно готовила, была приветлива и гостеприимна, а  папа умел собрать за столом множество интересных гостей.  Люди бывать у Веткиных любили, и застолья человек на двадцать были в семье Кати нормальным явлением.

Вот и в тот, запомнившийся Кате день был праздник в честь Дня Смеха, как тогда его называли. Атмосфера за столом, как сказали бы сейчас, была прикольная, весёлая была атмосфера. Было интересно и, естественно, вкусно.

Уже доедали холодные закуски и салаты и мама ставила на стол горячий мясной пирог, когда раздался звонок в дверь.

- Катенька, открой, - попросила мама и поставила на стол второй пирог, с капустой.

Девочка распахнула входную дверь и в узкий коридор хрущёвки с трудом протиснулся пухлый Хлябин с пивом и большим газетным свёртком. Здоровущая гроздь бутылок брякнула в сетке-авоське, поставленной на пол, а свёрток Андр`э Петрович вручил Кате.

- Катерина, спрячь, - свистяще зашептал писатель в Катюшино ухо, - тут - ЛЕЩ! - Дядя Андр`э сделал "страшные глаза", - огро-о-омный лещь! Ты такого ещё не видала. Никто такого ещё не видал! Мне на днях из Астрахани привезли. Читатели. Уважают! Я под него пивка в ЦДЛ взял.

Мама выглянула в коридор:

- Здравствуйте, Андр`э  Петрович, скорее за стол, пока пироги горячие!

- Любовь Михална, добрый день, - раскланялся Хлябин, - я вот Кате говорю, - За пивком к столу я в ЦДЛ заезжал, крюк сделал! Опоздал, простите великодушно, любезная хозяйка! - живой классик любил выражаться витиевато, под старину.

- Андр`э Петрович, зачем вы... - пиво..? У нас и вино, и коньяк! А у меня к пиву, вроде и нет ничего, разве что салатик с кальмарами ещё остался... Катюша, ты посмотри в холодильнике, я пока тут, вот... - растерянно приговаривала мама, принимая объемистую бренчащую сетку из рук гостя. Но едва Катина мама скрылась в столовой, Хлябин цепко ухватил Катю за локоть:

- Спрячь скорей леща, пока никто не увидел! Я крикну: "Катерина, неси!" - и ты быстро, под музыку, подашь мне свёрток. Я разверну, все ахнут! Это будет фурор! - и Андр`э Петрович радостно захохотал.

Пока родители торжественно представляли нового гостя тем, кто его не знал, пока усаживали его во главе стола, Катюша задумчиво стояла перед холодильником. Из любопытства она развернула газету. Лещ был и правда удивительно хорош!  Большой, свежий, от его запаха набегал полон рот слюны... Хороша рыбка! Катюша повозилась ещё немного на кухне, прислушиваясь к пронзительному голосу из столовой:

- Я попросил бы всех налить пиво, но не пить, - зазвякали горлышки бутылок о стаканы, зашуршало, раздался смех, разговоры.

- Я попросил бы всех... Внимание, прошу внимание!- возвысил голос Андр`э Петрович,  и голоса стихли, - Как Вы все знаете, народ у нас отзывчивый. Вы к нему с добром, и он к тебе с добром...тише, прошу вас, тише, - погасил Андр`е  волну голосов и смеха.

- Я сегодня получил от благодарного читателя удивительный подарок. Огромного леща. Вы такого никогда не видали. КАТЕРИНА, НЕСИ! - и без того высокий голос Хлябина взметнулся к низеньким потолкам хрущёвской квартиры. И Катя взяла свёрток. Она вышла к гостям и передала этот большой газетный свёрток, сидящему в позе Юрия Цезаря на колеснице, Андр`е Петровичу и отойдя в сторону стала смотреть, как он разворачивает газету.

Гости доброжелательно наблюдали за "раздеванием" обещанного леща.  Дядя Андр`е  высоко поднимал руки, чтобы все видели...все видели...лист за листом... Ещё лист газеты... Выражение лица у Хлябина сначала стало слегка растерянным, потом удивлённым и, наконец, побагровело и исказилось такой гримасой, что Катя даже слегка испугалась...

Но тут  писатель наконец что-то нашарил среди бумаги... Катя  нажала на клавишу магнитофона. В тихие звуки застолья уверенно вклинилась барабанная дробь...пауза...и фанфары грянули ТУШ! Последний клок газеты мягко спланировал на пол и  Андр`э  Петрович медленно, почти торжественно, поднял над столом за хвостик малюсенькую, меньше мизинчика, сушёную рыбёшку!

Грохнут хохот. Смех гостей перекрыл торжественную музыку. Люди не просто смеялись, они ржали, грохотали, хихикали до слёз и до - "ой, мамочки, больше не могу"!

- Катя, что это, - голос Хлябина не был слышен среди всеобщего веселья, - Катенька прочла его слова по губам, улыбнулась и пошла на кухню за лещом. По дороге наклонилась к именитому гостю:

- С первым апреля, дядь Андр`э!

Катя открыла дверцу холодильника. На полке лежал целый и невредимый чудо-лещ. Рядом, на поддоне, приютился пакет малюсеньких сушёных  рыбок  неизвестной породы. Любовь Михална, Катина мама, просто забыла про них, когда говорила, что к пиву совсем н`ечего подать. Катенька пристроила леща на нарядной тарелке и улыбнулась рыбкам-малюткам.

"На мелочь  редко обращают внимание,  а зря" - подумала девочка и понесла тарелку с лещом в столовую.