Усинск. эссе-2 часть

МУЗЫКА СУДЬБЫ

Семидесятые годы Усинска — это особые годы. В это десятилетие на нефтяных скважинах и в бытовках буровиков решалась судьба города. Долго, вплоть до начала 80-х годов, никто не мог однозначно сказать -— есть долгосрочная перспектива Верхнеколвинска и Пармы или нет? Дать людям заработать и уехать или дать людям жить и работать?
— 1975 год — это было дивное время, — рассказывает Сергей Георгиевич Титаренко, преподаватель музыки. — Понимаете, в 70-е годы рядышком можно было увидеть все: и беспросветное хамство, и открытость человеческой души, благородные зрительские аудитории на концертах и зверскую давку за водкой в магазине «Огурец» — вспоминал то время Сергей Георгиевич, — Вы подумайте только: горит «Огурец» ...Вы знаете, как горел «Огурец»? О-о-о! Вы не знаете этой комедии! Балок уже горит, а очередь за водкой никто уступать не собирается. Даже огонь без очереди не пропустили. Сначала раскупили и ящиками повытаскивали водку, а потом, как спичечный коробок, за 10 минут сгорел этот знаменитый усинский магазин «Огурец»...
Это были времена, когда уступить место на узкой тропинке считалось для мужчины чем-то неприличным. Мат звучал чаще, чем «пожалуйста» и «спасибо», а деньги получали такие, с которыми страшно было выезжать «на материк». Впрочем, многие и не выезжали. Была «бичарня» в Усинске, где пропивались заработанные денежки, где с рыбой свежего посола, «Русской водкой»; картами и песнями, с залихватской отчаянностью отдыхала душа от тяжелого нефтяного быта, от работы на ветрах и морозах в тех широтах, где жить нельзя. Но здесь жили, пили, любили, рожали детей, матерясь, выясняли отношения и давали «на гора» бесконечные кубометры нефти.

НЕФТЯНОЙ ЯЗЫК

Усинск — это нефть. Здесь все НА нефти, ОТ нефти и ДЛЯ нефти. Но город — это люди. Типичные, но неповторимые...
Леонид Наконечный (буровой мастер) приехал сюда в 1978 году по комсомольскому призыву.
— Да, я был романтиком. Был и, наверное, остаюсь. Здесь много таких. Я ведь не какой-нибудь особенный. В детстве читал Джека Лондона и Майн Рида, бредил путешествиями. Давно, еще в школе, я знал, что моя жизнь будет отличаться от спокойной и размеренной жизни моих родителей — сельских работяг. Мне нужно было куда-то ехать. Чем дальше, тем лучше...
Леонид в 1978 году с пятью своими товарищами и сопровождающим их комсомольским работником выехал из Одессы на Уренгой (Западная Сибирь), а приехал в Усинск. Как получилось? Просто в Москве, во время пересадки и отметки комсомольских путевок какой-то дядя сказал: «Хлопцы! На фиг вам Уренгой? Нам в Усинске водители нужны. Давайте туда, а?». Сказано—сделано. Хлопнули по рукам. Доехали до Ухты.
Здесь ребят тоже пытались перевербовать в объединении «Коминефть», водители нужны были позарез. Предлагали новые машины. Но - Усинск!Даешь, так даешь — и ледяное пространство...
В первую же ночь ребята проснулись от грохота. Слетела с петель дверь и плашмя хлопнула об пол, зацепив питьевой бак, вешалку с вещами, табурет и еще черт-те чего. В проеме стояли два великана-бородача.
 — Ребята, извините, у вас сахарку не найдется? — вежливо спросил один из них.
— Нет.
— Извините. Жаль, конечно...
Бородачи подняли дверь, вышли и приставили ее за собой. В балке зависла пауза. После молчания кто-то из ребят брякнул: «Да ладно уж. Заходите еще...» Все захохотали. Так состоялось знакомство с нравами и бытом буровиков.
Леонид с товарищами работали на машинах, со временем перешли на работу в буровые бригады. Здесь предстояло еще выучить таинственный и странный язык жестов, который не менее сложен, чем полет палочки дирижера симфонического оркестра. А ведь у каждой бригады буровиков на 2—3 человека были свои собственные жесты, подмигивания и даже мимика. Это не просто «майна» и «вира» — это, наверное, и есть Скрябинская «Поэма экстаза».
— Усинск стал своим. Выезжаем летом в гости к родственникам на Украину, а в конце отпуска уже тоскуем: «Домой быстрей бы — в Усинск».
 Леонид Наконечный, видно, судьбу свою накрепко связал с этим северным городом. Выучился заочно в Ухтинском нефтяном техникуме на мастера бурения. Уезжать не собирается. Хотел я спросить у него:
«Леня, а вот среди твоей буровой братвы много ли таких же, как ты? Таких, которые приехали не хапнуть и уехать, а приехали жить?». Но почему-то не повернулся язык спросить. Может быть, ПОТОМУ, что «эти не в счет», а Леониду слишком радостно осознавать смысл своей работы с той частью людей, которые здесь навсегда.


Справка-хроники:
— 27 сентября 1975 года Усинская нефть пришла в Москву.
— 3 августа 1976 года в Усинское НГДУ пришла правительственная телеграмма; «именем вашего месторождения назван танкер, построенный в Финляндии. Государственный флаг СССР поднят 4 июля 1976 г.,».
— 1 января 1977 года. Открыта авиалиния Сыктывкар — Усинск,
— 22 сентября 1977 года. В Усинске открыта детская музыкальная школа,
— 6 октября 1979 года. Через крупнейший в Европе железнодорожный мост через Усу открылось рабочее движение поездов.

АНТУРАЖ 80-х

На смену «длинной дистанции» пятилеток Леонида Ильича Брежнева, пришли спринтерские времена 80-90-х годов. В эпохе «застоя» (не нравится мне это слово. Какой там застой — целые города отгрохали!) выросло поколение совершенно необычных «новых» людей. Их чаще ругают, чем хвалят. Это мое поколение. Поколение сегодняшних тридцатилетних (уже 50-летних. Очерк написан в 93-м году - примечание автора)....
Когда нам будет по пятьдесят или мы станем вредными старикашками, нам вряд ли удастся сказать: «Какие это были времена!» В 80-х мы через год хоронили «вождей» и боролись с водкой. Поминали «времена» пока водка не кончилась совершенно, и не начала рассыпаться страна...
Часть усинцев, проснувшись 9 декабря 1991 года, узнали, что они теперь вообще — иностранцы: СССР перестал существовать. Однако обломки громадного государства просили нефть по-прежнему, ибо прожорливость на горючее бесконечных военных конфликтов и войн была не меньшей, чем созидательный голод на горючее всех новообразованных государств.
Где, в каких двигателях и топках горела нефть Усинска? В БТР-ах под Дубоссарами и в танках под Гудаутой? В затухающих энергосистемах Прибалтики и вертолетах над ущельями Таджикистана? Она требовалась по-прежнему. Но все меньше становилось прежних друзей, все тяжелее было с финансами, все грустней становились лица «иностранцев на своей земле»...
Мои ровесники в 1985-м после «мануальной терапии» и речей Горбачева, понимая, что ельциновская борьба с партноменклатурой — это долгий и нудный «междусобойчик»; мое поколение, увы, выбрало себе лидера, бога и философию — Золотой Бакс, Тугой Рубль, Сегодняшний День.
Это поколение не крикнет: «Какие были времена!» Нас ругают чаще, чем хвалят. Мы не возражаем. Мы — ваши дети...
Север живет по своим законам. Не потому, что его законы отличаются от законов государства. Просто на Севере всегда рядом с каторгой была и буйная вольница. Так в человеческой душе рядом с тяжелейшим унынием живет просвет «солнечного дождя» — благодати, оптимизма, задора.
В начале 80-х годов, точь-в-точь, как в начале 90-х, Усинск переживал спад: и в настроениях людей, и в производстве, и в культурной городской жизни.
В 90-х годах причиной всему этому является общероссийский кризис экономики.
В 80-х годах была другая причина: закончился первый этап освоения нефтяных месторождений и нужно было решать долгосрочную перспективу.
Новый этап, новые проблемы — они зовут новых лидеров. В начале 80-х годов Усинск такого лидера получил.

БАРИН

«Крутой мужик. Своенравный, но ответственный — так говорят о Юрии Алексеевиче Спиридонове в Усинске, — Одно слово — барин».
Почему в этом очерке целую главку я решил посвятить ему? Может быть потому, что он нынче «большой человек» или он один из многих усинцев, которых я знаю лучше? Нет. Ни первое. Ни второе.
Пишу я все-таки о судьбе Города, а потому изначально против традиционного «поминальника» передовиков, орденоносцев, начальников и пр. пр. Отношусь к этим людям с искренним уважением — заслуги их вправду велики. Например, глупо и дико было бы не вспомнить таких ярких «зубров» Усинска как Евгений Лескин и Фаик Мамедов, Александр Рогов и Борис Троик, бригаду Рая — людей стоящих у фундамента Города. А вы можете представить себе этот список?
Какой бы он стал длинный! Ни под фото, ни под текст, никакой книжки бы не хватило.
Однако, Юрию Алексеевичу Спиридонову все-таки стоит уделить отдельную главу. Право слово, это особый случай.
Для беседы с Ю. Спиридоновым в Сыктывкаре я выбрал, конечно, не самое удобное время — начало декабря 1993 года. Россия и Республика Коми стояли на пороге референдума по новой Конституции, шли предвыборные «телебои» кандидатов в депутаты в Совет Федерации. В это же время «легли» шахтеры Воркуты — забастовка.
Спиридонов, баллотируясь на выборах, в это время занимался своими текущими делами Председателя Верховного Совета Республики Коми. Он прилетел в 9-00 из Воркуты, а в 12-00 у него были последние встречи с избирателями перед выборами 12 декабря. Он, как любой нормальный человек, про себя пытался прогнозировать — что будет дальше, 13 декабря?
Что будет через полгода, через год? В 11 часов утра, «в окошке» между делами, я задал безнадежный вопрос, пытаясь вернуть его на 12 лет назад, в Усинск 1981 года. Именно в это время Юрий Алексеевич был переведен в Усинск из Ухты на пост первого секретаря горкома КПСС.
Что представлял собой Усинск в то время? Какую главную проблему города вы увидели?
Спиридонов ОТКИНУЛСЯ в кресле, сложив губы словно посвистывая (привычка у него такая), помолчал. Было в его взгляде нечто очень похожее на интонации Аллы Михайловны Босовой: «Какие были времена! Какие люди!» Но он ответил коротко и, я бы сказал, даже жестко.
— Главная проблема была в вере людей. Не было ее. Какой-то раздербай был. Хапнуть и уехать — вот и вся психология. Самое важное, что нам удалось сделать в 1981-83 годах — это заставить людей поверить в свое дело, в город, в его будущее. Как? Это уже другой вопрос. Если я начну говорить цифрами — заскучаешь. Но без основных цифр никак нельзя. В 1981 году все скважины Усинска давали прирост добычи 20 тысяч тонн нефти в год. Через два года — 70 тысяч! В три с половиной раза больше. Больше нефти — больше доходов в городской бюджет. Строить стали больше. Людей селить не по три семьи в квартиру, а квартиру на одну семью и навсегда. На тебе ключи, живи, расти детей... Темпы были такие, что сам дурел от восторга.
Самоирония Спиридонова кому-то кажется вальяжностью. Бывает его упрекают за грубость, за то что берет «на горло». И тем не менее ветераны Усинска, люди, работавшие с ним, зовут его «батько». Это «Батько» звучит примерно также как «Мать Усинска» — в адрес А. М. Босовой. Может, они и есть Батько и Мать этого города?
Чем же «взял» Спиридонов этот город? Почему были многие, а запомнился этот? Если одним словом — надежностью. Звал «пахать» — значит и сам «пахал». Звал праздновать, значит это был настоящий праздник, а не «тягомотина» совкового ритуала. Все было по настоящему. На фальши вера людей в город не появилась бы...
— Я не помню большего в своей жизни праздника (вернее торжественного момента), чем день, когда мои товарищи по капле, как самое дорогое, сливали в одну капсулу нефть разных скважин. Это мы закладывали камень-памятник, камень-завещание по случаю добычи 100-миллионого кубометра нефти. Тебе, наверно, не понять особенность этого дня. Но люди, вот этот нефтяной легион, который стоял на площади, — они знали каким трудом, потом, слезами и лишениями заплачено за эти 100 миллионов? За этот Час Капсулы.
Мало кто знает, что Спиридонову никто и никогда не предлагал взятку — такой это человек. Опасный очень. Может вместе со взяткой в окошко выбросить. Сейчас в Усинске о нем говорят: «Он наш!»,«Почему он не приезжает?» — как дети жалуются и ревнуют усинцы. «Он свой!».

— 6 августа 1984 года состоялась почетная вахта, посвященная добыче 100-миллионной тонны усинской нефти,
— 22 июня 1985 года. 4 часа утра. Начался знаменитый и страшный по масштабам пожар в Парме. 180 человек осталось без крова, сгорело около 50 балков и 15 бараков. С огнем боролось все взрослое население Усинска, Жертв нет.

УСИНСК ЭТО НЕ ЭКЗОТИКА! ЭТО СПОСОБ ЖИТЬ

В городе много машин: «Жигули», «Москвич», «Волга», «Запорожец» — эти марки отечественных автомобилей разъезжают по небольшому городскому пространству вместе с импортными, которых в последнее время появилось множество. Залетные гости Усинска удивляются — зачем вам авто? Город-то обойти можно за один час. Шоссе — в аэропорт. Замкнутое пространство. Однако и в этом пространстве родилась автокультура. Без машины в лес не выедешь. А лес все же кормит.
Грибы и ягоды здесь заготавливают в августе — сентябре и хватает этих запасов аж до июля будущего года. Но не только лес. Кто бы мог подумать, что у Полярного круга люди построят дачи и будут выращивать морковь и картошку, в парниках — огурцы.
Рыба печорского засола (с запашком) — оказалась не блажью, не отсутствием навыков засола. Это организм в тотальной нехватке витаминов требует «чего-то особенного». Я, например, к этому «особенному» так и не могу привыкнуть, но вполне понимаю людей, уплетающих рыбу, от запаха которой, простите, глаза режет.
Есть в меню усинцев и свое собственное «буровое изобретение». Мне оно понравилось — слушайте рецепт: дно трехлитровой банки засыпаете солью, сверху укладываете лавровый лист. Вам осталось только поймать рыбку, порезать ее (почистив конечно) любыми ломтями и сложить в банку.
Залейте это водой. Можно из-под крана, но лучше все-таки кипяченой. Банку потрясите так, чтобы соль растворилась, а лавровый лист перемешался среди рыбы. Теперь оставьте банку в покое на 20 минут. А через полчаса,  рыбы уже не останется. Слопаете, как миленькие. Вкуснятина необыкновенная!
Для того, чтобы окончательно почувствовать себя северянином, нужно после рыбки выпить пару стаканов чая, заваренного круто. А если вы не за рулем, то кто откажется от рюмки водки?
Закусите пригоршней клюквы. На утро баланс между головой и желудком будет в полном порядке.
...И вот едут усинцы по своему маленькому городу на авто: от шикарного Дома техники до не менее шикарного ресторана «Медведь» и чувствуют, видимо, полный эффект присутствия цивилизации.
Мужской город. Сильный. А потому — простецкий и щедрый.

О том, как сегодня лихие ребята-нефтяники уезжают в отпуск, ходят анекдоты. Обидно, что ни один анекдот не уместит фантастические картины фантастического проматывания денег за фантастически короткие сроки.
Примерная хроника «отпуска»:
7 августа 1991 г. — получил зарплату и отпускные (сумма равная половине стоимости автомобиля «Жигули»),
9 августа 1991 г. — (Ухта) телеграмма — «Мужики. Вышлите до востребования три куска тчк. Витя.»
13 августа 1991 г. — на вокзале в Усинске: «И на хрен я вообще отсюда куда-то уезжал!»...
За два вечера, даже если пить один армянский коньяк и закусывать черной икрой с шоколадом, эти бешеные деньги пропить невозможно. Но в том-то и дело, что на Севере, как во времена Джека Лондона, вокруг кабаков и в самих кабаках появилось «сословие» социальных паразитов — проституток, жулья, мафиози провинциального калибра — очень четко знающих свое дело. Рядом с Великим работягой всегда длинная фигура Великого трутня, очень талантливого на веселье (за чужой счет, естественно...)
Конечно, известны среди нефтяников и такие, которые по пьянке катались в трех такси сразу: впереди машины — едет шляпа, в среднем такси едет он, а позади еще одно такси везет шнурки от ботинок. Но это все-таки исключение из правил. Большинство ребят проматывало деньги по простоте и по широте души. За всю каторгу снегов, нефти и мрака гуляла душа — и поила, и кормила малеванных девок, каких-то ресторанных «жучков», памятник Сергею Мироновичу Кирову (в Инте) и постовых милиционеров (в Сыктывкаре).
Жизнь учит всех (часто учит только тому, что она ничему не учит. Большие деньги тоже учат. Еще сильнее учит отсутствие денег.
Романтическое буйство шальных финансов ушло в прошлое. Усинск не стал беднее, но по-северному взматерел, упорядочился. Даже светофоры появились. На черта они здесь нужны, я не совсем понял, но в длинных зимних ночах они все-таки мигают весело, как разноцветные новогодние гирлянды. Огни театральной рампы, освещающей «спектакль» с названием Жизнь.

У МЕЧТЫ НЯНЕК НЕТ

Светофор — тоже мечта. Когда-нибудь он понадобится всерьез. Светофоры —-это вера в то, что город будет расти. Они, кстати, и появились вместе со Спиридоновым — с человеком, вдохнувшим в этот город веру.
Перед зданием администрации один из светофоров так и зовут — «Здрасьте, Юрий Алексеевич!». Госавтоинспекция очень следила, чтобы машины останавливались на красный свет, даже если улица совершенно пустынна. Так, к вежливому торможению перед зданием администрации прибавилась эта веселая поговорка: «Здрасьте, Юрий Алексеевич! Вы не знаете, на фиг я здесь должен останавливаться?!».
Как бы там ни было — это тоже часть городской истории и культуры. Здесь есть хорошая привычка давать явлениям или фактам конкретные прозвища, имена и клички. Чего стоят только имена домов — «Попугай», «Пентагон», «Китайская стена», «Крокодил Гена»... Мне нравится эта привычка. Она добрая и веселая.
Усинское небо — особое небо. Под ним, среди сумеречных снегов в кроваво-грозных закатах солнца должны бы воспитаться натуры угрюмые и холодные. Но, может быть, именно это небо заставляет людей ценить краски жизни. Они размалевали дома, как бразильский карнавал и угрохали уйму денег на цветы в квартирах, офисах и в зимнем саду Дома техники. Они построили бассейн с голубыми дорожками воды, которым позавидовали бы папуасы Новой Гвинеи. Дети визжат от восторга. Дети учатся летать в танце на занятиях в хореографических кружках и в студиях бального танца. А уж если местные пижоны решать повыпендриваться своими нарядами, то держись Париж.
Колорит многонациональному Усинску придают праздники народов, поселившихся здесь. Татары празднуют «Сабантуй», коми — «Шонд|бан», у русских, украинцев и белорусов почитаемы Пасха и Рождество. А все вместе отмечают общенациональные День Победы, Новый год... Ах, да! Особо гуляет Усинск на «День нефтяника» и на «День строителя».
К чести городского отдела культуры (его долгие годы возглавляет Галина Ивановна Волкова) нужно отметить: в Республике Коми — это одна из немногих структур, которая, занимаясь культурным строительством, не сломала традиционных праздничных циклов. Например, здесь учитывают, что у татар идет месяц Рамазан, а у русских православных — Великий пост, здесь никому в голову не придет культивировать достоинства одного народа перед другим. Некоторые воинствующие попытки группировок «наивного национализма» удалось погасить без скандала, но со смехом!
Редактор местной газеты «Усинская новь» Феликс Гельман, рассказывая о житухе и национальном вопросе в Усинске, объяснил все просто:
— Вы послушайте, что я вам скажу. Или я не родился в Одессе? Я вам скажу за то, что Усинск — эта та самая Одесса... Здесь столько народу. И какого! И еще скажу за то, что здесь не трещат каштаны, но трещат морозы. Когда ртутный столбик термометра опускается ниже 40 градусов по Цельсию, здесь никто не требует перевода на Фаренгейт или на коми язык. Здесь все понятно. Во время зарплаты тоже...
Ха-ха-ха.
Этот живой подвижный еврей из Одессы ведает информационным полем Усинска. К чести журналиста будет сказано: на его поле сорняков ненависти нет.
В школе искусств Усинска растут талантливые дети. Их родители приехали сюда зачастую из далеких друг от друга мест, но таланту их детей (а значит—молодому Усинску) уже аплодировали концертные залы Москвы и Сыктывкара, Риги
и канадского города Калгари...
Агиттеатр «Время» и театр-студия «Дилижанс», ансамбль «Улыбка» и коллектив «Северные грезы» — все они внесли свою лепту в становление Усинска как города, причем — не в жалком провинциальном смысле, а города мощного, современного и живого.

СТРУНЫ СТУДЕНЧЕСКИХ ГИТАР

...Старожилы рассказывают: осенью, когда укладывали первую бетонную дорогу на Возей, тогда эта бетонка четыре раза уходила в зыбкую, болотистую почву. Четыре раза! И люди все начинали сначала.
Одни герои города пробивались в глухомань и в недра земли. Другие — через глухоту в недра человеческих сердец. А как же? Плоть и Дух сражаются на Русском Севере также, как и на всей планете...
"Какое б море мелких неудач
Какая бы беда не удручала
Руками горло стисни и не плач,
Засядь за стол и все начни сначала".
Стихи неизвестного мне автора я прочитал на альбоме одного из многочисленных студенческих отрядов, которые работали здесь вплоть до 1992 года. Альбомы, оформленные «на память», содержат в себе много смешного и наивного, патетического и сусально-влюбленного. Но вот эти четыре строчки стиха мне показались искренними, и может быть, главными в этом светлом явлении «советского периода», которое мы помним как «Движение Студенческих Строительных Отрядов».
Кстати, я упомянул в начале своего эссе о «не совсем советских песнях» Визбора, Высоцкого и Клячкина. Это было в 60-х. В 90-х поют другие песни. Они более динамичны и более громки. А все же в узком кругу еще нестарых людей иногда вдруг охнут струны гитары, загромыхают сдвинутые в круг СТУЛЬЯ и зазвучит «Ангара и Тайшет», кто-то одиноко начнет «За туманом и за запахом тайги...» Когда же распоется вся компания, то тридцать лет будто и не бывало. Кружи «Усинский вальс!».

КТО ОКАЗАЛ, ЧТО МЫ ПЛОХО ЖИЛИ?

С поэтом Виктором Того мы курили у окна на 6-м этаже усинского Дома быта. В 90-х годах этот дом фактически стал чем-то вроде местного Эмпайр-Стейт-Билдинг: в нем кипит деловая жизнь, перемешанная с теледелами и с культурно-организационными авантюрами.
Глядя в окно, Того грустно изрек знакомую мне фразу: — Город уходит в будущее... А какие были люди!
— Город взлетает! — ответил я ему, удивляясь схожести Усинска с космическим кораблем, мерцающим в декабрьской ночи мириадами своих огней, словно зависших на старте в неведомое будущее. — Город взлетает, Виктор Петрович! И вы, к счастью, в нем есть. Я ужасно рад, что познакомился со всеми вами. Мне непонятно ваше состояние. Это что, ностальгия?
— Может быть, — ответил Того, — Ведь времена были действительно неповторимые...
Узнав в Сыктывкаре от меня эти настроения Спиридонов взорвался!
— Хватит! Шабаш! Вы что там, с ума посходили? Это Усинск-то не имеет перспективы?! Да у него такое будущее, масштаб которого мы даже просчитать не в состоянии! Все, о чем вы говорили — это не проблема города Усинска. Это проблема неинформированности.
Он прищурился. Он остыл. Уже, немного мечтая, через паузу, добавил: «Этот город будет удивлять вспышками своего расцвета и богатства постоянно. По-сто-ян-но!»
По большому счету, Усинск только начинает свою настоящую историю...

***
«Эй, вы! Все, кто знает Север и кто не знает его! Все, кто легок на подъем и способен влюбиться в жизнь! Мы себе представить не можем сколько нам предстоит еще узнать о будущем Севера, Усинска и каждого из нас в судьбе города. Мы — великий народ. Вы странное племя — усинцы, потому что только с настоящей любовью можно так искренне переживать за город, за будущее края и даже за текст в этой книжке, который помогли написать многие из вас.
Ревнуйте, любите, жалейте, воспитывайте город — живите. Это так красиво!
Не как холодный призрак, но, как острожный майский ветер, я хотел бы: пролететь над Усинском, заглянуть в глаза людей, высушить слезы, вызвать улыбку, заставить оглянуться на времена ушедшие...
Впереди вы еще лучше. Низкий поклон вам за то, что вы есть, за то, что вы такие, за город, построенный вами... Веры, Надежды вам и Любви.»

ДЕКАБРЬ 1993 года.