Шедевр

А Вадик, тем временем, тоже, как настоящий друг и настоящий поэт, уже успел поставить на центр стола, рядом с литровой бутылкой "Столичной" две, по своему изящные и раритетные, сделаные из ещё советского, зелёного стекла, чистые до блеска, стограммовые, водочные рюмки, налил в них до краёв водку и продолжая, видимо,по-прежнему мыслить поэтически, и совсем не скрывая своего откровенного удивления, с выражением спросил его, почти в рифму: "А - куда ?..."
После чего, без подготовки, залпом, выпил одну рюмку и продолжил: "Там же - дождик...".
"А - рисовать !",- всё так же призывно и решительно, с выдохом, ответил ему Зуберман, и тоже залпом выпил другую рюмку.
Сразу же повеселевший от этого его предложения Вадик, заулыбался, опять налил в рюмки водку и с радостными, заинтригованными интонациями в голосе, искренне спросил Зубермана: " Ты, про наш шедевр, Вить ?...Да-а ?...".
После чего, снова залпом и без всякой дыхательной подготовки, выпил свою рюмку, развернулся на табуретке, открыл, стоящий за его спиной китайский холодильник "Самсунг" и достал оттуда пяти-литровую банку с красными, мариноваными помидорами.
"Да, Вадь,...его-о-о.., о-го-го-о..., нич-тяк - по-ми-дор-чики-и...,- ответил ему Зуберман, достал рукой прям из банки один помидор и затолкал его целиком себе в рот,- нич-ч-тяк...а-а-а-а...зер гут, ховэрэн...."
Потом, тоже выпил залпом свою рюмку и снова достал рукой из банки ещё один маринованый помидор, и не разжёвывая, с неприкрытым, эндоморфиным наслаждением,проглотил его целиком.
А Вадик, снова налил в рюмки водки, опять открыл холодильник и достал оттуда плоскую, общепитовскую тарелку средних размеров, на которой лежали грамм двести копчённой колбасы с воткнутым в неё ножиком-бабочкой и примерно столько же грамм, белого, пшеничного хлеба, и аккуратно порезал "бабочкой" и то, и другое на тонкие колясики, и тонкие кусочки, и пододвинул тарелку поближе к Зуберману.
- А ты, почему стоя-то пьёшь, Вить ? Табуретки, ведь, есть...
- Точно....Вот они - табуреточки-то...Гоню я, Вадь, чуть-чуть...после работы....
И он наклонился вдоль стола, сдвинул вместе две табуретки, и тут же, со вздохами и ахами совсем уставшего путника, медленно и грузно, как настоящий, цирковой слон, грациозно расселся на них, вытянув в разные стороны свои длинющие ноги.
После чего, они хором, громко крикнули: "За - шедевр !" и торжественно чёкнувшись рюмками, выпили до дна свою водку.
И запив водку помидорным рассолом, они отодвинули на время в сторонку свои рюмки, и стали аппетитно закусывать всем, что было на их столе. 
В процессе зыкусывания, Зуберман достал из внутреннего кармана своего пиджака пачку "Парламента", а  из бокового - зажигалку.
Вадик, видя его приготовления, наклонился под стол, поднял с пола пепельницу с одиноко лежащей в ней, недокуренной папиросой, и поставил эту пепельницу посередине стола.
А Зуберман, вытащив из пачки две сигареты, подкурил их обе от своей зажигалки и отдал одну сигарету Вадику.
И они, глядя вокруг счастливыми глазами, синхронно, с простым,человеческим вожделеннием, глубоко затянулись сигаретным дымом, и так же синхронно, двумя белыми струйками выдохнули его в потолок, а потом, снова глубоко затянулись.
Стряхивая сигаретный пепел в пепельницу и рисуя словами, и мыслями их шедевр, Зуберман наконец-то разглядел в пепельнице недокуренную, и загнутую наподобии козьей ножки, папиросу.
- А вот, это - что, Вадь ?
- Где ?
- Ну-у, в пепельнице....
- Это ?...Это - гыча, Вить...
- Хорошая ?
- Нормальная.
- А чё, мы её не курим, а-а, дружище ?...
- Так, ты ж её, Вить, вроде, как - не куришь...Помнишь, ты сказал мне, что бросил, мол работе мешает ? Вот...А я что-то,...пока - не хочу...
Но Зуберман, как-то странно посмотрел на стремительно убывающую в бутылке, водку и снова перевёл свой взгляд на пепельницу.
- Почему - не курю ?...Курю !...Ну, ради шедевра, Вадь...маленький децил, можно...децил-децил...А тогда, я просто - погорячился...
- Ну тогда - подкуривай..., братуха...
И Зуберман, согласительно чуть-чуть качнув в ответ головой, и так же согласительно, произнеся: "О-у, кей, сэр !", затушил в пепельнице свою сигарету.
После чего, он осторожно взял левой рукой недокуренную папиросу, поднёс её к глазам, и по-дружески рассмотрев её со всех сторон, тихо, как буд-то на ушко, сказал ей: "Привет, гычечка. Помнишь, меня ?...".
Затем, прикоснулся губами к её муштуку и подкурил её от зажигалки.
А после нескольких, очень глубоких затяжек, он надул свои щёки и задержав, на какое-то время, выдыхание из себя дыма, ритуально передал папиросу Вадику.
А Вадик, с иронической улыбкой наблюдая за ним, и потом, глядя на смешно надувшиеся щёки Зубермана и сильно-сильно, из-за этого, выпучившиеся у него глаза, взял, протянутую ему, папиросу в свою, левую руку, и прежде, чем затянуться самому, перевёл свой взгляд на, дымящий густым дымом, её кончик.
После чего, одним, очень ловким и почти неуловимым движением своего языка, намочил слюной указательный палец своей правой руки, и обвёл этим пальцем вокруг горящего кончика папиросы.
И с удовлетворением заценив это своё действо, начал было, уже курить, но приостановился, и снова посмотрел, на неподвижного до сих пор, Зубермана.
И заулыбавшись ещё шире, и ещё ироничнее, но при этом ,старательно иммитируя своим голосом тревогу, и заботу о друге, он в шутку, процитировал строчку из весьма популярного среди травокуров, анекдота: " Выдыхай, бобёр,... вы-ды-хай...",- и только после этого, не спеша, и не напрягаясь, раза три-четыре затянулся сам, совершенно не задерживая дым в своих лёгких, а сразу же, выдыхая его через ноздри, и продолжая смотреть на своего друга.
Зуберман же, видимо в ответ на его тревогу, заботу, юмор и иронический взгляд, тут же, как развязавшийся воздушный шарик, мощно, и послушно выпустил весь, свой дым в потолок.
Густой дым канабиса с силой ударился в потолок и как ядерный гриб, преобразовался в густое, шевелящееся облако, которое как живое, поколыхиваясь, повисло прямо над их головами.
Слегка опешив от подобного эффекта, они оба, заворожённо подняли вверх свои глаза и молча, заценив это преобразование, непроизвольно качнули по паре раз, в разные стороны, своими головами.
По всей видимости, этот их жест, сейчас был выражением их, обоюдного восхищения, а возможно даже, что ещё и знаком, их почтительного удивления, таким, достаточно не частым, и можно даже сказать, неожиданным, и уж точно - безусловно очень красивым, и очень высоко-художественным, превращением одного иллюзорного состояния дыма в другое.
В связи с чем, они, на некоторое время, незаметно для себя, отвлеклись от окружающей их реальности и впали в задумчивое обсуждение, только что, ими увиденного.
- Прикинь, Витяня, чё у тебя получилось...Это же - типа, ядерный взрыв...Только -
гал-ло-гам-ми-ро-ван-ный...Да, Вить ?.......
- Точч-няк...Да, Вадь....Это - реальная микро-ядер-гал-ло-грамм-ка...вот, оказывается, чё я ещё - умею....
- Да, Вить...Это - она - родная - микра...Ты - типа, Сахаров....да?
- Сахаревич... - я...А ещё, я - скульптор-аниматор - леплю из дыма, типа - белый стих...
- Да-а-а...,Вить....Ты - такой...скульптор - Цуккерман..,типа - да ?...
- Базара - нет...Я - аниматор-авиатор и дымо-комбинатор, вот... Всё гениальное - просто....Сам - знаешь....
- Ну-да...Ещё бы, не знать... я и сам - такой,...наверное...
В процессе этого их разговора, облако дыма под потолком, постепенно рассеялось и они, снова, вернулись в окружающую их реальность, и чуть-чуть рассмеявшись, посмотрели друг на друга.       
- О!.. Вадик! А ты, чё в чёрных очках-то сидишь ? Дождь, ведь, на улице...Доунт сан, мистэ, ....листен, ми ?...Андэстэнд ?...
- Опа-на?! А я, чё - в очках ?!...
- Да-а....И они у тебя, Вадь, круглые и чёрные, как у Джона Леннона,...только...ты, сними их, друг,...они сейчас - не в тему....
- Точно, Вить - очки...Это - я загнал..,типа....А чё, ты, раньше, мне про них не говорил, Вить ?...А..? Ты, чё, их не видел ?
- А я, чё-то раньше, на них внимания не обращал...А вот, сейчас обратил и сразу сказал...
Вадик снял с своей переносицы чёрные, солнезащитные очки, с укоризной посмотрел на них обкурившимися и подвыпившими глазами, медленно сложил душки и аккуратно положил их в карман своей, чёрной, джинсовой рубахи.
После этого, он ещё пару раз затянулся гычей, "подлечил" её и передал папиросу Зуберману, который тоже, пару раз, но уже намного скромнее, и без фанатизма, затянулся с неё, выпустил дым через ноздри, и вернул папиросу Вадику.
- Добивай, Вадь...Мне - хватает...
- Ы-гы....
Докурив папиросу и почувствовав первичный приход канабиса в свои мозжечки, а вместе с ним, и необозримое море своих фантазий, они тут же принялись самыми, что ни на есть, красивыми словестными красками рисовать свой, сверх-сюр-авангардный, по их мнению, шедевр, на перебой, то и дело, внося, и внося, самые неожиданные, художественные решения в эту, воображаемую в ихних головах, одну картину на двоих.
И это их, астральное удовольствие, незаметно и само по себе, не торопясь и очень плавно, затянулось, и повисло у них, минут на пятнадцать, а может быть, даже, и - двадцать.
За это время, они полностью отделились от реальности и как бы, перешли на другой, только ихний, один на двоих, уровень бытия их мозгов.
И хотя, если посмотреть на них сейчас со стороны, а тем более, если их - послушать, то они бы запросто, не смотря на их интеллигентный вид, сошли бы за больных шизофренией, параноей и аутизмом одновременно.
Но смотреть на них и слушать их, было не кому, и по этому, получив от этой, дважды фантастической беседы на другом уровне сознания, нереально-эстетическое и большое,
моральное удовольствие, они, самопроизвольно, без каких-либо резких моментов, вместе со своим словесными изображениями их шедевра, вернулись в действительность, переводя свою беседу в составление плана их, дальнейших действий, которое закончился оптимистическими словами Вадика.
- Тогда, чё мы сидим ?...Надо идти и рисовать...
- Ну, пошли....
- Пошли...Только, у нас ещё, здесь водка есть...надо допить её, наверное....
- Да...Мы - так сделаем, Вадь. Допьём и пойдём...Наливай...    
Вадик налил полные рюмки водки и они, звонко чёкнувшись, выпили "за искусство".
Занюхали водку открытой пачкой "Парламетра" и заели её помидорами и колбасой.
Закончив закусывать, Зуберман вытер руки кухонным полотенцем и сам разлил по рюмкам оставшуюся водку.
И они снова, звонко чёкнувшись, выпили на этот раз, за их, уже нарисованный в их головах, шедевр.
Тут же съели по помидору, а затем, по очереди выпили из банки весь рассол и пришли к выводу, что теперь, уж точно, пора идти рисовать их шедевр.
Убирать со стола они не стали, потому что - "некогда".
А просто закурили сигареты, вытерли руки и лица столовым полотенцем, и уже собирались было, прямиком идти в спортзал к своему другу, очень интеллигентному, спортивному тренеру Зубову Сергею, чтобы рисовать свой, первый в их жизнях, настоящий шедевр, как вдруг спомнили, что на улице целый день идёт дождь.
продолжение следует.