Пуся и Чернушка

              Сидят. Ждут. Внимательно наблюдают за мной, куда я иду и что буду делать. Синхронно поворачивают головы с круглыми  широко раскрытыми глазами и ловят  каждое моё движение – чтобы не пропустить момент, когда я, наконец-то,  пойду на кухню.
              Но я и не собираюсь. У меня впечатление, что они хотят есть с утра до вечера, через каждые полчаса. Поэтому я перестала поддаваться на жалобное даже не мяуканье, а вяканье, которое они издают по очереди и вместе таким нежным журчащим звуком, что только человек с закаленным сердцем, вроде меня,  может не поддаться.
Пуся, как более старшая и умная, поняла, что хоровое пение не трогает жестокое сердце, поэтому мявкает беззвучно, а Чернушка открывает ротик и как бы произносит «вяя», но сразу же за этим нервная зевота запрокидывает ей голову назад, и я вижу и длинный язычок, и острые зубки и даже горлышко. 
             Она смотрит на меня так внимательно и  с такой надеждой, как будто я режиссер и провожу кастинг на главную роль в каком-нибудь долгоиграющем сериале. И ей так хочется сыграть эту роль. Так хочется!
             Но я все эти примочки уже знаю наизусть и, хотя мне нравятся театральные экзерсисы, я  помалкиваю и жду еще чего-нибудь оригинального.
              И оно появляется!  Чернушка подходит ко мне и начинает бодать своей красивой головкой с маленькими ушками вначале ногу, потом руку, потом вскакивает на стул, встает на задние лапки и, когда я глажу её по голове, то  вытягивается в струнку и бодает меня уже почти что в шею. Это так уморительно, что я сдаюсь и сыплю ей в кормушку немного сухариков.
              Пуся в своей норвежской невозмутимости спокойно ждет, что и ей перепадёт вкусняшки. И уверена, что я не оставлю её голодной. Ведь совесть у меня есть! Она в этом не сомневается нисколько, и приходиться делиться, разве могу я обмануть доверчивое животное.
              Когда Чернушку принесли в дом, Пуська уже жила с нами  полтора года, знала своё место кормежки и туалета. А Чернуха – нет. В своей детской наглости она не стеснялась залезть в Пуськино блюдечко и съесть почти всё, что там лежало.
Вначале Пуся терпела и просто смотрела с удивлением, но без возмущения. Потом приспособилась и стала  выуживать сухарик из мисочки,  делая лапкой лодочку. Не всегда это удавалось с первого раза, потому что Чернушка влезала в мисочку  всей своей мордахой,  тогда Пуся подвигала к себе мисочку и прямо из-под усов котенка ловко вытаскивала несколько штучек  сухарей. Чернушка вставала к ней спинкой, и Пусе приходилось обходить хитрюгу и снова выуживать лапкой корм. Так эта несчастная мисочка путешествовала по всей кухне.
          На этот балет можно было смотреть бесконечно. Мы с Маринкой буквально падали от смеха, глядя, как большая кошка  ловко приспособила когти и «удила рыбку». Иногда мне становилось жалко Пуську,  и тогда я ставила два блюдечка рядом, но потом мы разумно решили кормить Пусю внизу, а Чернушку на табуретке, чтобы не было раздоров. И Чернушка, разогнавшись из коридора, буквально перелетала полкухни, вспрыгивала  на свою «высоту» и тут уже начинала вставать на лапки, красиво мявкать  и включать два желтых магических огонька в своих круглых глазах.
               Иногда Пуся, быстро съев свою порцию, подходит к табуретке, поднимается на лапках и наклонив головку набок острыми зубками хватает сухарик, который ближе всего к ней. Это такой цирковой номер, что, думаю, и Куклачев бы позавидовл!
               Процесс кормежки – самый забавный из всех их приколов.
               Раньше они еще носились наперегонки по коридору и комнатам и боролись, как самбисты,  на ковре, но теперь остепенились и бегают мало. Только если дадут корма сразу несколько раз подряд, что бывает, сами понимаете, редко.
                Чернушка любит спать под розовым балдахином, который моя дочка хотела повесить над детской кроваткой, чтобы Маринка представляла себя принцессой. Но так получилось, что девочка всё время спала с мамой на большом диване, а кроватка  пустовала. Потом Марина подросла, кровать стала мала и её отдали, а балдахин остался. Вот тут Чернушка и поняла, как это это здорово, лежать на мягком ковре и чтобы тебя никто не видел, а ты, наоборот, видела всех сквозь красивую розовую кисею. И когда мы не могли Чернушку дозваться, чтобы поиграть, кто-нибудь вспоминал про прозрачный балдахин, а там  уже каждый мог обнаружить желтые нахальные глаза и смешной курносый нос. Не всегда она выходила из своего магического круга, даже если ей бросали любимый маленький мячик, но и это место уже не самое любимое. Теперь мы любим смотреть в окно, лежа передними лапами на подоконнике, а  задней частью на столе. Ничего, что животик висит над батареей, как мостик, между столом и подоконником, главное что ему тепло, а, значит, эта поза очень даже приятная.
          Пуся любит разложиться на столе, возле цветов в горшках. Непостижимым образом она обвивает горшок с геранью своим длинным телом, как змея. И никто никому не мешает. И это, кстати, очень красиво. Теперь, когда я уже почти что художник, мне так хочется нарис… то есть написать этот натюрморт акварелью, но пока держусь – боюсь, что не хватит мастерства так живописно всё это передать.
          Вот еще про Чернушку - в комнате у бабушки было много мух. И я повесила мухоловку с клеем. Чернушка ночью залезла на стол и прыгнула со стола на  эту клеевую ленту. Видимо, она хотела повисеть и побаловаться, но лента отвалилась от крючка, и вместе с Чернушкой свалилась на пол. В полете лента приклеилась к ней на спину и бедная Чернушка всю ночь зубами и когтями отрывала её от шерсти.
         Утром я встала и увидела, что у Чернушки вся спина в клее. Я подумала, что она влезла в какую-то банку с клеем, но нигде никакой банки поблизости не было.
Я хотела помыть её с мылом и губкой, но мыло склеенную шерстку не брало, с трудом я  кое-что вычесала мелкой кукольной расческой, но всё-таки эти клоки остались, и я не знала, что мне делать. Только через два дня я увидела смятую мухоловку под столом и поняла, что случилось на самом деле. Было и смешно и жалко бедного котенка. Больше мухоловок я не вешала.
         …..Однажды я купила «баварские» сосиски для Маринки, но у них был какой-то странный запах и я не рискнула кормить ими  ребенка. Сунула их в целлофановый мешок, а его еще в большой пакет и всё это положила на окно. Но, видимо, неинтересный для людей запах понравился кошкам. Первой на него клюнула Чернушка. Обнюхала пакет, свалила его на пол и стала волочить туда-сюда, чтобы вытащить мешочек с заманчивыми деликатесами. Долго она возюкала его по полу. Наконец, догадалась схватить зубами за угол и сильно встряхнуть. Сосиски почти уже показались из пакета, но тут Чернушка захотела засунуть голову поглубже, чтобы насладиться ароматами. Сосиски засунулись вместе с ней. И опять пришлось таскать пакет по полу, пока наконец-то мешочек с сосисками не вылез окончательно.
          Но сосиски-то в целлофане! Ну покусала, ну понюхала, ну опять покатала! А кусить-то никак! И Чернушка, как в басне про лису и виноград, плюнула на эту тягомотину и пошла на кухню проверить свою мисочку, мало ли Галюська в порыве любви подсыпала кормика.
          В это время в комнату вошла Пуся. Её тоже заманил интересный запах. Она понюхала, потрогала лапкой, присмотрелась повнимательней и поняла, что сосиски в целлофане, поэтому нет смысла стараться их почистить. Тоже плюнула на это и пошла на диван спать. Когда-нибудь кто-то их почистит и даст полакомиться. Нет смысла так уж напрягаться!
           Интересно, что Пуся почти не мурчит, когда я щекочу ей подбородок, или делает это так тихо и нежно, что надо специально прислушиваться и прижимать голову к её шейке.
А Чернушка, наоборот, стОит только взять её на ручки, как тут же начинает урчать, но делает это скорей по написанной раньше роли, чтобы поскорей отстали. Не любит она долго на руках сидеть. Черная пантера – что вы хотите!
           Вот такие умные и шкодливые кошки живут у нас. Если что вспомню веселое про них, еще напишу.