Озеро - камыш - закат

     Калугина Александра

Озеро – камыш – закат

Сказка

Глава I
 
Сон

     Спенсер Стоун сегодня опоздал. Будильник верещал, как голодный птенец, но Спенсера держало в цепких и холодных объятиях странное и тревожное сновидение. Ему снился лес, залитый апрельским солнцем и заполненный звуками жизни, который в одно мгновение потемнел и умер. По одной из тропинок, напоминающей выпуклую вену на натруженной руке грузчика, в одиночестве брела Констанция Кристофер, полногрудая весёлая секретарь-референт фирмы «Тейлор Уимпей», где последние восемь лет трудился Спенсер. Её волосы цвета горячего шоколада с медным отливом, которыми она так гордилась, здесь, во сне, блёклыми прядями спускались до колен. Они казались зелёными в свете мутно-молочной луны. Она шла и оборачивалась, словно боялась преследования. «Что могло так напугать никогда не унывающую Конни? – подумал во сне Спенсер. – И вообще, почему по моему сну разгуливают женщины, которые меня совсем не привлекают?»
     Да, Констанция Кристофер, несмотря на все её весомые достоинства, вполне конкретно выраженные в линиях её соблазнительного тела, совершенно не вдохновляла Спенсера Стоуна. Он, да ещё, пожалуй, его лучший друг, Тонни Фишер, не реагировали на призывные взгляды «очаровательной вакханки», как называл своего референта шеф «Тейлор Уимпей», очень начитанный, утончённый и занудный Брюс Корлайл. Констанция сражала наповал всех посетителей, заказчиков, партнёров, и добрая половина финансового успеха фирмы лежала на круглых нежно-сливочных плечах мисс Кристофер. Не имея достаточного образования, она, с тонкостью и деликатностью дипломированного психоаналитика, могла нащупать болевые точки нового клиента или измерить градус доверия старого партнёра. И переговоры, которые Брюс Корлайл вёл непременно в присутствии мисс Кристофер, всегда имели желаемый для «Тейлор Уимпей» результат. Несмотря на это Констанция решительно отказывалась становиться Брюсу любовницей. Она ничем это не объясняла. Сказала только, что личная привязанность нанесёт ущерб её профессиональному чутью. Брюс очень расстроился. Констанция разительно отличалась от его жены, Мери-Лу, маленькой болезненной женщины. Бросить её мистеру Корлайлу не позволяла совесть, однако на время от времени возникающие интрижки она закрывала глаза. Таково было свойство совести Брюса Корлайла. И поэтому он с полной уверенностью считал себя в высшей степени порядочным и благородным человеком.
     Констанция Кристофер не была похожа ни на одну из многочисленных прежних пассий шефа строительной фирмы «Тейлор Уимпей». Её на мякине не проведёшь: в разрез со своей внешностью, броскость которой опускала необходимость хоть какого-нибудь шевеления мысли, она обладала поистине мужским интеллектом, была не склонна к сантиментам в отношениях с потенциальными возлюбленными, поражала всех прозорливостью и дальновидностью в финансовых и партнёрских делах. Именно поэтому потенциальные возлюбленные, как правило, потенциальными и оставались. Какой мужчина потерпит рядом с собой женщину, во всех отношениях его превосходящую. На это решился только Брюс Корлайл, да и то не совсем по-настоящему.
     Спенсер Стоун обнаружил в «крошке Конни» волю, внутреннюю силу и интеллект, поэтому мужской инстинкт по отношению к этой женщине в нём сразу замолчал. Констанция почувствовала это и, после первых стандартных экспериментов на чистоту помыслов мистера Стоуна (как то: приглашающие взгляды и покачивающаяся походка), она с благодарностью приняла его дружбу и взамен предложила свою. С тех пор Спенсер Стоун и Констанция Кристофер были просто друзьями.
     Но во сне, который мучил Спенсера всю ночь, Констанция выглядела совсем иначе. Всё, что было не свойственно реальной мисс Кристофер, раскрылось в её бледной испуганной тени. Спенсер видел, как тяжело ей даётся прогулка по странной тропе, ведущей... Куда? Он позвал её, но с ужасом услышал пронзительный вороний крик. Стоун судорожно закрыл руками, оказавшимися иссиня-чёрными крыльями, рот, превратившийся в огромный жёлтый клюв. Он – ворон! И судя по седым перьям внизу живота - старый ворон. Констанция испугалась его крика и упала на тропу лицом вниз. Её зелёные волосы, словно побеги бурьяна, зазмеились по земле.
 - Нет, не нужно, пусть он отпустит меня. Он уже всё увидел во мне. Он уже выпил мою душу, оставив один глоток, чтобы я вечно мучилась от жажды любви и света! Что ему ещё нужно?!
      Констанция ящерицей, застигнутой врасплох, металась по земле. Бледными руками она закрывала то лицо, то затылок, то грудь. Ворон Спенсер следил за этой агонией в молчаливом ужасе. Наконец, когда жалость к потерянной от страха женщине затопила всё его сознание, он, неуклюже вышагивая на своих скрюченных костлявых ногах, подошёл к затихшей вдруг Констанции.
 - Слушай... – Спенсер очень обрадовался, услышав свой собственный голос. – Конни, послушай меня... Открой глаза, Конни... - Девушка с трудом разомкнула веки, словно ресницы её несли на себе песок всех прожитых миром времён. – Не бойся меня, это я – Спенсер. Хотя... какой я теперь Спенсер.
 - Мне знаком твой голос, - призрачным шёпотом произнесла Констанция. – И Имя. Я где-то слышала твоё имя...
 - Вот и славно! – обрадовался Спенсер и неуклюже подпрыгнул. – Теперь объясни мне, только без истерики, что ты тут делаешь и почему ты в таком виде?
      Констанция с трудом поднялась.
 - Давай сойдём с тропы, - сказала она, указав на раскидистое дерево неизвестной Спенсеру породы. Констанция прижалась спиной к серому гладкому стволу, подтянув колени к подбородку. Спенсер притулил своё пернатое тело неподалёку. Констанция молча рассматривала старого ворона, и в её взгляде то просыпалась надежда, то загоралась тревога.
- Прекрати меня сканировать, - заволновался Спенсер. – Ты же всегда отличалась деликатностью.
 - Я не знаю, может это и правда ты... – не обращая внимания на смущение Спенсера, проговорила Констанция. – Мой отец, Салливан, описывал тебя тогда, перед тем, как я направилась в Вересковую Пустошь. Очень похож... И голос, «мягкий, как дорломинский мох, глубокий, как озеро Миллиэт и чистый, как глаза Великой Девы». Так сказал Салливан.
 - Что, прямо так и сказал? – вылупился на Констанцию Спенсер. – Приятно, конечно, но тут уж он лишку загнул, этот твой Салливан. Хотя... Мама мне всегда говорила, что надо было брать уроки пения у миссис Грин. Миссис Грин жила по соседству и давала уроки всем, кому ни лень. А мне она сказала, нет, серьёзно, что из меня может кое-что получиться...
 - Несомненно, это ты, - вздохнула с облегчением Констанция и наконец-то улыбнулась. – Салливан сказал: «Иногда его боится тишина, ибо говорит он больше, чем это необходимо. Но душа его светла»... Да, язык болтлив, но душа светла... это ты.
     Спенсер немного обиделся. Вообще-то он замечал за собой эту слабость. Однако, слушали его всегда с удовольствием.
 - Ладно, - проворчал по-вороньи Стоун. - Что тебе ещё сказал Салливан? Хотелось бы мне взглянуть на этого умника.
 - Ты с ним встретишься. В свой черёд. А сказал он, что в самый отчаянный миг моей жизни, когда у меня не будет сил сопротивляться злу Крога, на помощь придёт пернатый друг. Придёт неожиданно, как луч солнца внезапно прорежет толщу серых туч.
 - Поэтично, - усмехнулся Спенсер. – А какую именно помощь я должен тебе оказать? Салливан об этом ничего не говорил? – Констанция пожала плечами и беспомощно улыбнулась. – Ай да молодец, твой Салливан! Парень что надо! – Спенсер хлопнул крыльями по бокам. – Переложил, значит, ответственность. Конни! – Он невысоко взлетел и опустился на колено девушки. – Да я здесь вообще ничего не понимаю! Что это за место? Как я здесь оказался? И почему я птица?
 - Последний твой вопрос мне не очень понятен, - подняла брови Констанция.
 - Почему я – птица? Это тебе непонятно? Да потому что я – человек! – рявкнул Спенсер и повернулся к Констанции спиной, не слетая, впрочем, с её колена.
     Она кончиком пальцев почесала чёрный затылок ворона:
 - Ты – замечательная птица. Мудрая и храбрая. Теперь моя жизнь в твоих крыльях. – Девушка светло улыбнулась. – Единственное, что ещё добавил Салливан: «Пернатый дух призовёт Великую Деву, и Она укажет ему путь».
     Спенсер потоптался на колене Констанции:
 - Великую Деву, говоришь... Убей Бог, не знаю, кто Она такая, но хоть какое-то направление действия. В общем, если увидишь своего Салливана,  передай ему от меня пламенный привет. – И от души каркнув во всё воронье горло, Спенсер взлетел над лесом. Ему птичьему взору открылся необыкновенный вид. Лес тёмно-зелёным морем шумел до берегов далёкой и, должно быть, широкой и глубоководной реки. Она серебристой змейкой двигалась с востока на запад, делая петли, извиваясь, взмывая на холмы и опускаясь в низины. Правый её берег был высоким, скалистым, левый – пологим, с золотистыми пляжами и мягкими изумрудными склонами.
 - Что это за река? – крикнул Спенсер, примостившись на верхушке старого дуба.
 - Это – Великая Река, - ответила ему Констанция.
 - Да я уже понял, что Великая, - недовольно каркнул Спенсер. – Всё-то у вас Великое: и река, и Дева... Может, Салливан твой тоже великий?
 - Не произноси имя Великой Девы всуе! – строго крикнула Констанция. – Познакомишься с Ней, сам поймёшь, что это святотатство.
 - Ладно, молчу, - буркнул Спенсер.
 - Не молчи, спрашивай, - снова крикнула Констанция.
     Спенсер вновь обратил свой взгляд вдаль. За Великой Рекой неслись и неслись изумрудно-золотистые под восходящим солнцем холмы, словно паруса чудесной флотилии. За ними тонкой неровной полоской у самого горизонта виднелись горы.
 - Что там за холмы? – крикнул Стоун. – На том берегу Великой Реки много холмов!
 - Да, много, - ответила Констанция. – Они пока ещё в фаворе. То есть чистые. Там нет летдалов.
 - Кого нет?
 - Летдалов. Перебежчиков. Несчастных, которых смутил Крог и заставил себе служить.
 - Уф... Ничего не понял. Разберёмся позже. Так эти холмы обитаемы, что ли?
 - Да, это города-государства. Дивного Народа. Каждый холм-город имеет своё название. Приглядись, ты увидишь, что они отличаются цветами и оттенками.
     Спенсер прищурил подслеповатые глаза и, действительно, увидел, что холмы различны. Не только по цвету, но и по форме и по размеру.
 - Посмотри, - продолжала Констанция, - там должен быть холм словно из золота. Видишь?
 - Да! – откликнулся Стоун. – Самый западный из холмов. Он ближе всех подбирается к Реке.
 - Верно. А золотым он кажется из-за зарослей сурепки и пижмы. Этот холм зовётся Прибрежным. Правит им Клаус Светлоокий, мудрый и милосердный правитель.
 - Светлоокий, значит. А справа от него, тот, что с макушкой василькового цвета?
 - Ты верно сказал. Самые высокие и пышные васильки именно на том холме. В день рождения Великой Девы Дивный Народ из всех холмов поднимаются на вершину этого холма и собирают букеты из васильков, чтобы принести их Ей в подарок. У Великой Девы васильковые глаза.
 - Хм... А как он называется, этот холм? 
 - Поднебесный. Его король – Доминик Златокудрый, мудрый и милосердный правитель.
 - И он тоже?
 - Не смейся!
 - Да уж какое там! А вон ещё один, из самых высоких, в форме усечённого конуса. Мне даже не определить, какого он цвета. Его словно обрызгали всеми цветами радуги.
 - Верно, - улыбнулась Констанция, и по выражению её голоса Стоун понял, что крепкие узы связывают её именно с этим холмом. – Столько анютиных глазок ты нигде и никогда не встретишь: от бордовых с жёлтым до небесно-голубых с чёрным. – Она глубоко и длинно вздохнула. – Это мой дом. Этот холм называется Подгорный. Его король – Салливан Справедливый...
 - Мудрый и милосердный правитель, - подхватил Спенсер. – Ну, Салли, вот мы с тобой и познакомились.
 - Спенсер, Спенсер... – Голос Констанции сломался, съёжился, заклубился. – Спрячься в ветвях и не высовывайся.
     Спенсер метнулся вглубь тёмно-зелёной кроны старого дуба.
     По тропинке, на которой мгновение назад стояла Констанция, появились два существа. На первый взгляд они походили на подростков, сутулых, прыщавых, нескладных, с чересчур длинными руками и широкими ступнями, обутыми в кожаные чуни. На плечи их были накинуты пелерины болотного цвета, головы венчали бурые островерхие шапочки, непонятным образом держащиеся на макушках.
 - Зачем мы пошли по этой тропе? – сказал один другому. Его голос напоминал жалобное потрескивание поленьев в умирающем костре.  – Ясное дело, сюда она не завернёт, с мозгами-то у неё всё в порядке. Эта тропа ведёт прямо к Великой Реке, она – самый короткий путь к ней, и, понятно, самый опасный.
 - Я тоже так думаю, - ответил другой. Его голос звучал как урчание маленького хищника, почуявшего добычу. – Она наверняка пошла по Заброшенному Тракту. Или мимо Москитного  Болота. Но нам дан приказ. Ох, и тяжела же «Зеница Крога». – Он поправил пояс, на котором висела небольшая сумка из красной замши.
 - Да уж, ноша не самая безопасная, - отозвался первый и тоже поправил пояс с такой же сумкой. А ты давно заглянул в неё?
 - В Зеницу-то? – поёжился второй. – Да с месяц примерно. А ты?
 - Я раньше. В день летнего солнцестояния, - ответил первый и совсем сник.
 - Зато теперь мы под защитой и опекой Великого Крога, - встрепенулся второй. – Слава Великому Крогу!
 - Слава Великому Крогу!
    И тут Спенсер ясно услышал, как под ним застонал старый дуб, как по деревьям вокруг пробежала дрожь, а листья начали сохнуть, скручиваться в коконы и осыпаться. Солнце, поднявшееся над горизонтом, содрогнулось, а небо, такое прозрачное мгновение назад, затянуло сизой дымкой. Стало холодно и безотрадно.
     Два странных человека потоптались на месте, растерянно разводя руками, и двинулись дальше, по направлению к берегам Великой Реки.
 - Спенсер, Спенсер, - услышал старый ворон снизу тревожный шёпот Констанции. – Нам пора. Нельзя задерживаться. Это летдалы из Вересковой Пустоши. Меня ищут. Надо идти.
 - Спенсер тряхнул перьями и, сам не осознавая, что делает, тихо проговорил:
 - Великая Дева, помоги. Без тебя не знаю, что делать, куда выводить Констанция. Ведь её жизнь в моих... крыльях.
     И тут Спенсер увидел, как от края солнца отделился ровный и тонкий золотой луч. Он сиял, словно струна на волшебном инструменте Дивного Народа. Откуда вдруг в его голове родилось такое сравнение? Но оно родилось. Как и внезапно опустившееся на сердце чувство совершенной защищённости и оттого – могучего покоя. Такого могучего, что ни невзгоды, ни тревоги, ни разочарования не смогли бы его одолеть. Золотой луч словно трогал холмы, заливные луга между ними, горы у самого горизонта. Побродив по земле, он остановился над крохотным светло-зелёным островком и погрузился в него, будто связывая это место с солнцем. В голове Спенсера заворочались невидимые существа, прекрасные лица, незнакомые слова. Он увидел летдалов. Множество летдалов. И таких же прыщавых, которых только что наблюдал на лесной тропе, и иных, огромных, заматеревших, с узкими лбами и злобным бессмысленным взглядом. Ноги и руки их казались бесформенными столбами, скрывающими нечеловеческую силу, питаемую ненавистью. И у каждого на поясе качалась сумка из красной замши. Он увидел клубы чёрного смоляного дыма с красными шипящими пробоинами из ревущего пламени. «Смоуги... Смоуги...» - кто-то подсказывал ему. Затем он увидел огромные камни на безжизненной земле. Они источали запах падали, эти камни. Они казались мёртвыми. Но это было не так. Крохотные отверстия, прикрытые тонкими вибрирующими мембранами, выпивали живую энергию у всех, кто случаем оказывался рядом. Он ужаснулся, когда увидел, что на этих камнях существа, похожие на людей, только очень хрупкие, как стеклянные сосуды, наполненные сизым туманом, строят многоэтажные дома. Он увидел прекрасные светлоокие лица, обрамлённые серебристыми волосами. На этих лицах читались тревога и надежда. И наконец, услышал яркое и чёткое, как гром среди ясного неба: Лейкридсанет. В голове взорвался световой шар.
 - Лейкридсанет, - судорожным шёпотом произнёс Спенсер и на неверных крыльях спустился с вершины дуба. – Лейкридсанет, - повторил он ещё раз, усаживаясь на плечо Констанции.
 - Заповедная страна, - тихо сказала она. – Ты услышал именно это слово? Ты ничего не перепутал?
 - Я очень устал, Констанция, чтобы отвечать на глупые вопросы. – Спенсера действительно лихорадило. – Я должен помочь тебе перебраться в Лейкридсанет. Но я, убей Бог, не знаю, как это сделать.
 - Великая Дева не оставит нас, - спокойно ответила Констанция. – Тот, кто позвал Её, считай, что попросил помощи. Тот, кто попросил у Неё помощи, считай, что получил её.
 - Наверное, - робко согласился Спенсер и вновь ощутил в сердце могучий покой. – Мы дойдём до Лейкридсанета. Я почему-то знаю это...

   ... - А-а-у! – Спенсер подпрыгнул на постели. Будильник хрипел и барахтался на полу, сброшенный Мутабором, золотистым кокером, который и укусил своего хозяина чуть выше локтя.
     Спенсер судорожно вскочил и начал ощупывать себя с ног до головы, не обращая внимания на агонию будильника и завывания Мутабора, тёршегося у двери. Затем он в одних трусах выскочил в гостиную к большому зеркалу, стоявшему на невысоком треножнике. Он заглянул в него и прикрыл ладонью глаза.
 - Ч-чёрт возьми...
     Спенсер поплёлся в душ. Мутабор потащился за ним, облаивая его легкомыслие и безответственность.
 - Это какое-то безумие, - шептал он, стоя под мощной струёй прохладной воды. – Я – сумасшедший...
    За дверью ванной подозрительно затих Мутабор, и наконец-то перестал хрипеть будильник. К Спенсеру постепенно возвращалось  чувство реальности.
 - О, Господи! – Шлёпая босыми ногами, он помчался в спальню, заметив, однако, лужицу, рядом с которой немым укором сидел Мутабор. – Прости меня, дружище. Придёт Кариба, уберёт и накормит тебя. Я, похоже, заработал себе проблему.
     Через полчаса небритый и без галстука, он стоял на пороге «Тейлор Уимпей». «Только бы Брюсу было не до меня. Только бы у него случилось важное совещание, - думал Спенсер, заходя в лифт. – Совещание... ну хотя бы по поводу строительства какого-нибудь супермаркета где-нибудь на окраине какого-нибудь Норфолка».
     Лифт остановился. Спенсер призвал на помощь все светлые силы и вышел в фойе. Его встретила Констанция Кристофер.


Глава II

Констанция Кристофер

     Его встретила Констанция Кристофер. Спенсера обожгло. Сон был до такой степени реален, что, скажи сейчас Констанция: «Привет, старый ворон», - он не удивится. Напротив, он смутился, не обнаружив зеленоватого отлива в золотистых, затейливо уложенных волосах мисс Критофер. Спенсер мотнул головой и взял себя в руки. Но как только он подошёл к рисцепшену, вдруг почувствовал мощнейшую внутреннюю связь с этой красивой, но не зовущей его женщиной.
 - Привет, Констанция, - тусклым голосом проговорил Стоун.
     Констанция подняла на него глаза. Он дёрнулся. Взгляд секретаря - референта Брюса Корлайла был не таким, как всегда. В нём не угадывалась уверенность, не демонстрировалась воля, не плескался соблазн «на пользу общего дела». Взгляд Констанции был томительным, тоскливым, душным. Взгляд смертельно уставшего человека. Она как-то призрачно улыбнулась Спенсеру Стоуну, сморгнула и вновь стала обычной Констанцией Кристофер.
 - Что-то припозднились Вы сегодня, мистер Стоун. – Голос её звучал ровно, словно и не было мгновение назад того взгляда. – Да не дёргайся, Спенсер. Брюсу не до тебя. У него случилось важное совещание по поводу строительства супермаркета на окраине Норфолка.
     Констанция подмигнула ему и нажала кнопку селектора.
 - Мисс Кристофер, - донёсся сипловатый голос Брюса. – Зайдите, пожалуйста.
 - Иду, мистер Корлайл.
     Она взяла папку, набросала туда каких-то документов и, прежде, чем войти в конференц-зал, повернулась к нему и шепнула:
 - Привет, старый ворон...
    И скрылась за стеклянными дверями.
     Спенсера словно подбросило в воздух. Он покружился на месте, как это обычно делал Мутабор на заднем дворе дома, и кинулся в офис.
 - Ну, ты, старик, откровенно обнаглел, - встретил его Тони Фишер, оторвав взгляд от экрана компьютера. Его знаменитые на всю фирму очки в роговой оправе, недружелюбно поблёскивали. – Взгляни на часы. Ты полтора часа должен быть на работе.
     Спенсер, не слыша причитаний Тони, летал по офису.
 - Да что с тобой, Стоун?
 - Тони Фишер... – Спенсер склонился над опешившим другом. – Ты – Тони Фишер? Ты можешь мне поклясться, что ты не Салливан Справедливый, мудрый и милосердный правитель?
 - Что?
 - ... или что ты не летдал, нюхач Великого Крога, и не прячешь где-нибудь в коробке с компьютерными прибамбасами «Зеницу Крога»?
 - Придурок...
 - А может, ты смоуг – дымный вихрь с огненной начинкой или Мёртвый камень, сосущий живую энергию?
      Тони размахнулся и ударил Спенсера по щеке. Тот затряс головой и осел на стул, вовремя подставленный Фишером.
 - У меня на примете есть очень хороший психоаналитик. Он давний приятель моей матери. Я попрошу, и он возьмёт недорого.  – Тони уставился на друга своими роговыми очками. Стоун сидел неподвижно с закрытыми глазами. – Ты меня беспокоишь, старик.
 - Слушай, Тони, - наконец заговорил Стоун. – Наверное, мне действительно нужна помощь специалиста, а то я окончательно свихнусь.
 - Для начала мне расскажи, что произошло.
 - Тони, у тебя никогда не случалось такого... – Спенсер съёжился. – Ну... Когда сон становился реальней реального?
 - Вот прямо совсем реальней? – незаметно для друга усмехнулся Тони.
 - Прямо совсем. Ведь я же понимаю, что сны лишены логики. Точнее, в них совсем иная логика. Но в моём-то сне всё было чётко, ясно и конкретно, как в жизни. И боль, и страх, и тревога... И Констанция. И Великая Дева.
 - Констанция? Великая Дева? – вновь насторожился Фишер.- Э, э, подожди, снова не впадай в кому. Вот что. Ты расскажи мне этот твой логичный сон, чтобы новые имена и персонажи не вызывали у меня недоумения, а дальше мы уж решим... когда тебя записывать к психоаналитику.
     Спенсер, сбиваясь, заикаясь и покрываясь потом, рассказал Тони о зачарованном лесе, о своём жёлтом клюве и седых перьях на животе. И о Констанции Кристофер с зелёными волосами. Рассказал о двух летдалах-предателях, и о том, что он увидел с вершины старого дуба.
    Тони угрюмо молчал, сложив руки на груди и водрузив роговые очки на лоб.
 - Очень похоже на древние ирландские легенды, - наконец сказал он. – Что ты в последнее время читаешь?
 - Сводки с биржи и отчёты Фиби Уотсон из расчётного отдела.
 - Да-а, литературка, не располагающая к подобным сновидениям. Ладно, щупаем дальше. Может быть, дело в расстроенных чувствах, в неудовлетворённом либидо или ещё в чём-нибудь по Фрейду? У тебя ведь по-прежнему нет подружки?
 - Нет. – Спенсер подошёл к окну. Лондон лежал в тумане, как в больших подушках. Июнь выдался серым и прохладным. – После смерти Мегги мне трудно найти женщину. Она была лучшей. Она была единственной.
     Тони подошёл к Спенсеру и потрепал его по плечу:
 - Старик, прошло семь лет с той аварии. Пора смириться и отпустить.
 - Я смирился, Тони, нет, правда, смирился. И отпустил. Но планка, поднятая Мегги, осталась на том же уровне. Это как после вершины Эвереста оседлать болотную кочку.
 - Ты в шорах, старина. Твой Эверест кормил тебя разряженным воздухом. Отсюда подобные сновидения. Слушай... – Тони закусил губу. – А что такое «Зеница Крога»? – Спенсер опять напрягся. – Ты говорил о какой-то  «Зенице Крога», которая находится в сумке из красной замши, прикреплённой к поясу этих... летдалов. Что это такое?
 - Я не выяснил, но понятно, что это либо признак принадлежности к тёмному воинству Великого Крога, либо причина, по которой это воинство множится. Я не успел спросить у Констанции...
 - Так иди и спроси! – с каким-то особым удовольствием хлопнул Тони Спенсера между лопаток. Стоун посмотрел на него, как на карателя. – Нет, я серьёзно! Тем более, что Констанция, как ты сам сказал, слово в слово повторила твои мысли, а в придачу назвала «старым вороном».
 - Ты начал вовлекаться в игру, - отмахнулся Спенсер. – Учти, это опасная игра. Посмотри на меня.
 - Мне просто хоть раз в жизни хочется застать врасплох саму мисс Кристофер! 
 - Тебе надо, ты и спрашивай, - Спенсер устало развалился в кресле у своего рабочего стола. – Всё, хватит. Это просто дурной сон. Он меня вымотал, а впереди расчёты. Кстати, как продвигается проект?
     Тони длинно выдохнул и махнул рукой.
 - Я, дипломированный архитектор, вынужден проектировать уборную миссис Уотлиб!
 - Самой миссис Уотлиб, - иронично поправил раздосадованного Фишера Спенсер. – Не часто попадаются такие выгодные клиенты.
 - Фишер! – На пороге их офиса стояла прекрасная Констанция Кристофер.
 - Легка на помине, - шепнул Стоуну Тони и по-заговорщицки сверкнул роговыми очками.
 - Фишер, тебя приглашает мистер Корлайл, - улыбнулась Констанция.
 - Успел соскучиться?
 - Нет. У него ценная посетительница.
     Тони хлопнул себя по лбу:
 - Пятнадцатое июня! Леди Уотлиб! Лечу! Где флешка с проектом? – Он почти до пояса влез в ящик рабочего стола. – Вот ч-чёрт! Вечно, когда спешишь... Ах, вот она, маленькая стерва! Спенсер! – Тони задержался у двери, натягивая свой любимый пиджак в мелкую клетку с кожаными налокотниками. – Попробуй только не воспользоваться ситуацией!
 - Иди уже, болтун. – Констанция слегка подтолкнула Фишера к выходу и последовала за ним.
 - Мисс Кристофер, можно я задержу Вас? – не выдержал Спенсер.
    Тони, подпрыгнул, потряс большим пальцем над головой секретаря-референта и сгинул за одним из многочисленных поворотов, ведущих в конференц-зал.
     Констанция удивлённо подняла брови, но вернулась и присела в кресло Спенсера, на которое тот уж слишком по-джентельменски указывал рукой.
     Минуты три он рассматривал её, словно видел впервые. Нет, всё, что он задумал – сущий бред. Но откуда же она узнала, о чём он думал там, в лифте? И это: «Привет, старый ворон»...
 - Констанция, я задам тебе странный вопрос, - несмело начал Спенсер, массируя от волнения фаланги мизинца левой руки. Констанция загадочно заулыбалась. - Ты, может, подумаешь, что я свихнулся... Да, нет, ты определённо подумаешь, что я свихнулся, но всё же попробуй ответить мне... Хоть что-нибудь...  Ты знаешь, кто такие «летдалы»?
     Констанция подняла бровь.
 - Кто?
 - Летдалы... Подожди, не звони 911. – Спенсер мотнул головой. – Всё, ладно, прости. Прости, что задержал.
 - Подожди, - придержала его Констанция. – Мне же интересно. Я не знаю, кто такие эти...
 - Летдалы... – чуть слышно пробормотал Спенсер.
 - Да. Но ты знаешь, раз говоришь. Расскажи мне о них.
 - Ты серьёзно?
 - Абсолютно, - улыбнулась Констанция, и Стоун почему-то размяк.
 - Ну, летдалы – это такие двуногие, очень похожие на людей, немного на фавнов без копыт, слегка на эльфов... Вернее, на их подростков, когда тело слишком быстро спешит за возрастом. У них большие руки, большие ноги, они сутулы, у них не очень хорошая кожа, если тебя это как-то волнует. А ещё у них странный голос, словно существо, живущее в нём, разом осипло, оглохло и онемело. Не голос – шелест сухой травы.
 - Не очень привлекательные молодые люди, - хмыкнула Констанция.
 - Совсем не привлекательные. Одеты они странно. Но самое опасное – я не знаю это, я об этом догадался – сумка из красной замши, которая висит у них на поясе.
 - И что же в этой сумке? – насторожилась Констанция.
 - Вот что там – я не понял. Должно быть, какое-нибудь оружие, или что-то в этом роде. Называется оно «Зеница Крога».
     Спенсер всё больше и больше попадал под обаяние воспоминаний. Чем глубже он в них погружался, тем прозрачнее становилась грань между миром сна и – миром. И Констанция вдруг вновь обрела черты той странной девушки с волосами зеленоватого оттенка и переливчатой поэтичной речью.
 - Я видел холмы, осенённые лучами восходящего солнца, холмы, хранящие великие тайны Дивного Народа, о котором ты мне рассказывала.
 - Я?
 - Да, Констанция, ты! И если бы ты могла видеть тогда своё лицо... Оно было необыкновенным...  – Спенсер посмотрел на девушку долгим тревожным взглядом. – Необыкновенным...
 - Знаешь, если бы я умела смущаться, наверное, смутилась бы, - сказала Констанция и отвела глаза.
 - Откуда ты узнала то, о чём я думал сегодня в лифте?
 - В смысле?
 - Ты слово в слово повторила всё, о чём я думал.
     Спенсер заметил, вернее, почувствовал едва уловимое замешательство во взгляде Констанции.
 - А о чём ты думал?
 - О том, что хотелось бы, чтобы Брюсу было не до меня, потому что, к примеру, у него какое-нибудь совещание по поводу, предположим, строительства супермаркета на окраине, допустим, Норфолка.
     Констанция звонко рассмеялась:
 - Ах, ты об этом! Ну-у, здесь нет никакой мистики! Просто именно на пятнадцатое июня у Брюса было запланировано это самое совещание. Я тут не причём.
     Констанция поднялась, давая Спенсеру понять, что разговор пора заканчивать.
 - Хорошо, - засуетился Стоун. Он почему-то испугался, что девушка уйдет, и он останется один на один со своим странным сновидением. – А почему ты сказала мне: «Привет, старый ворон»?
 - Потому что сегодня ты похож на растрёпанную ворону. – Всё так же смеясь, Констанция неумолимо подходила к двери. – Небритый, непричёсанный, без галстука. Твоя Кариба плохо за тобой ухаживает.
 - Кариба – домработница, а не дама на содержании. – Спенсер загородил собой дверной проём. – К тому же ей 63 года.
 - Спенсер, - мягко улыбнулась Констанция. – Меня честно позабавил этот разговор. Более того, я скажу, что ничего, до такой же степени захватывающего, я не испытывала дней десять, наверное. Но при всём моём уважении к твоему выдающемуся воображению, я должна идти. У меня сегодня много работы.
    Она погладила его по щеке. Он попытался увернуться. Она усмехнулась.
 - Что ты знаешь о Салливане Справедливом?
 - Ну, это уже слишком, Стоун! – Констанция явно начала уставать.
 - Ну, хотя бы о Великой Деве ты можешь что-нибудь сказать?
     Имя Великой Девы произвело на секретаря-референта странное впечатление. Спенсер это сразу заметил. Исчезла развязность, и Констанция вдруг как-то подобралась, лицо её вспыхнуло.
 - Всё, пора заканчивать, - шёпотом произнесла она и рванула Спенсера за руку. Тот отскочил к столу. Констанция взялась за дверную ручку. - Спенсер Стоун! Ты должен научиться закрывать свой рот! – И она вышла, громко хлопнув дверью.
 - А что я сказал? – сначала опешил Спенсер. – Да нет, значит, я действительно что-то сказал.

     До конца рабочего дня Спенсер и Констанция больше не перемолвились и словечком. Когда он проходил мимо рисцепшена, она ниже склоняла голову, если работала с документами, или разворачивалась к стене, если отвечала на звонки. Зато Тони Фишер трещал без умолку.
 - Ну и штучка же эта миссис Уотлиб, я тебе доложу! – Тони положил свои длинные худые ноги на стол. – Ещё та штучка! Ведь не работала ни дня. Всё её состояние сколачивали мужья, которые потом благополучно покидали сей бренный мир. Последний так вообще исчез при невыясненных обстоятельствах: зашёл в свой рабочий кабинет и – не вышел. Нет тела, нет следов борьбы или спешного бегства. Ни-че-го! А теперь она, с моей помощью, проектирует себе новую ванную комнату. И всё – из материалов, найденных на дне Адриатического моря. Нет, ты представь! Мне кажется, её мучает незаконченное филологическое образование.
 - Климакс её мучает, - буркнул Спенсер, пролистывая новые заказы. Перепланировка особняка леди Громмет в Суррее, дизайн заднего дворика в крохотном стерлингском замке мистера Бордовски, реконструкция мезонина в доме начала девятнадцатого столетия, который заняло семейство Перси... – Надеюсь, презентация твоего унитаза в форме раскрывшейся раковины прошла на «ура!».
 - Смейся, смейся, жертва полового простоя! – Спенсер дёрнулся. Тони не заметил. – Миссис Уотлиб была обескуражена. Но ведь об этом она и мечтала. Ей нравится только то, что обескураживает.
 - Извращенка, - снова буркнул Спенсер и откинулся на спинку стула.
 - Ладно я со своим унитазом, - вскинулся Тони и, перебирая ногами по полу, подкатился на кресле к рабочему столу приятеля. – А как ты со своим сновидением?
 - Да, - хмыкнул Спенсер, - и твой унитаз и мой сон – из разряда проявлений высшей фантазии. – Он махнул рукой. – Всё это бред, конечно. Она смеялась надо мной поначалу.
 - Поначалу?
 - Да, и смотрела на меня как на идиота. И всё же...
 - Что?
 - И всё же мне показалось, что мой сон заинтриговал её.
 - Ну, как любая нетривиальная история. Или шизоидные выдумки. Они тоже оч-чень интригуют.
 - Фишер, закрой свой рот, - обиделся Стоун. – И слушай дальше. Я почти поверил, что она не имеет к моему сновидению никакого отношения. Если бы...
 - Если бы что?
 - Если бы Констанция до странности бурно не отреагировала на имя Великой Девы. Она словно проглотила железный прут. Напряглась и встревожилась.
 - Странно... – Тони протёр галстуком очки. – Слушай, старина, а ведь это здорово.
 - Что именно?
 - Я тебя со времени гибели Мегги ещё ни разу не видел таким... живым. Да, согласен, ты лохмат, не брит, рассеян и растерян, но ты – живой! Предложи эту игру Констанции. Нет, правда. Она оценит. И ваши серые будни превратятся в вечные праздники детства. А дальше... Кто знает...
 - Фишер, ты урод... – Спенсер провёл рукой по лицу. Щёки горели. В висках поселились маленькие копии Биг Бена. – А может, я просто заболеваю? Это было бы грустно... Приду домой, а меня ждёт рукопись разгневанной Карибы. Мутабор залил всю гостиную.
 - Ты платишь ей хорошие деньги.
 - За эти деньги установлен определённый объём работы. Содержание мочевого пузыря Мутабора в этот список не входит. И потом... Какие бы деньги я не платил, что-то человеческое во мне, пусть уже сухое и скукоженное, всё-таки не даёт мне право унижать Карибу.
 - Благородство – рудиментарный отросток естества.
 - Да пошёл ты!
     В офисе начала греметь ключами старая Эльжбетта. Она работала уборщицей ещё при прежнем руководстве, и её побаивался весь совет директоров во главе с Брюсом Корлайлом.
 - Мальчики, - пробасила Эльжбетта, - убирайтесь отсюда!
 - Я придержу лифт, - сказал Тони Спенсеру и скрылся за поворотом коридора.
 - Задержись на минутку, - вдруг скрипнула Стоуну на ухо старая уборщица. – Вот, возьми. Констанция Кристофер просила передать. Ты, парень, вот что, не упускай шанс. Констанция только кажется такой фуфлю-муфлю, а на самом деле она – стоящая девчонка.
 - Спенсер! – Я держу лифт зубами! – донёсся из пустот коридоров продлённый эхом крик Тони.
 - Спасибо, Эльжбетта, я сделаю всё, что в моих силах.
     И он на всех парах понёсся к лифту.



    Глава III

Предания Подлунного Мира

          Кариба, действительно, была разгневана: «Уважаемый мистер Стоун! Я, конечно, многое могу понять, но вытирать за Мутабором я не нанималась, - писала в своём послании домработница. – Я сержусь не оттого, что злая, а оттого, что жаль животину. Мало того, что Вы не выгуляли пса, так забыли ещё и покормить бедолагу. Он от голода грыз свою ногу. Придёте с работы, прогуляйте Мутабора, прошу Вас как христианина! Нельзя так обращаться с Божьей тварью!».
 - Да, да, прости, Кариба, - сказал Спенсер и убрал послание в карман. Перед ним сидел кокер и во все тоскливые глаза глядел на своего хозяина. Спенсеру стало стыдно. – Сейчас, друг мой дорогой, я переоденусь, и мы спустимся на задний двор. Ты – Божья тварь, я не имею права... Да и Кариба уйдёт от нас. А  где я найду такую домработницу?
     Стоун сменил костюм на джинсовые шорты и футболку с картой Черногории на груди, которую привёз ему из командировки по восточной Европе Тони, и повёл счастливого Мутабора на прогулку.
     Спенсеру было не по себе. Приближалась ночь. Он боялся снова встретиться со своим сновидением, но ещё больше боялся, что лишиться его. Что-то изменилось в сердце Спенсера Стоуна за одну вчерашнюю ночь. Что-то пошатнулось, что-то выбилось из надёжных пазов в его благоустроенной жизни. Он потерял надежду на счастье, когда Мегги погибла, и решил не рисковать, тратя свои силы на поиски новой любви. Мегги была воплощением его мечты, идеальной женщиной, которая несла в себе тепло и уют. Она избаловала Спенсера, и он понял, что искать подобное бессмысленно, потому что подобного нет. Тогда он успокоился одиночеством, и его поглотила размеренная жизнь холостяка. Он работал в одной из самых преуспевающих строительных фирм, активно выходящей на мировой уровень, отсюда – безусловный достаток и финансовый покой. Что ещё нужно!
     И тут такое! Любой здравомыслящий человек скажет: «Не грузись, стрик, это всего лишь сон. Мне вон тоже два года назад приснились пышные похороны тёщи. Ан нет! Жива-здорова, к тому же успешно прооперировала варикозное расширение под правым коленом!» Да, всё это так, конечно. Но его сон был наполнен жизнью, всеми её проявлениями: запахами, цветами, логикой смены событий. Не сновиденческой логикой, а реальной!
     А сегодняшние совпадения, в случайности которых его почти убедила Констанция Кристофер... Констанция Кристофер! Записка от неё в кармане пиджака!
     Спенсер дёрнул Мутабора за поводок. Тот от обиды взвизгнул и понуро потрусил за хозяином домой.
     Дрожащими руками он развернул розовый листок, сложенный вдвое, и прочитал: «Старый ворон станет Истинным Воином на том берегу Великой Реки». Ровный почерк секретаря-референта фирмы «Тейлор Уимпей» ходил волнами. Стоун сел на пол и закрыл руками голову.
     Он не помнил, как дополз до постели, как зарылся под одеяло с головой и как затих под включенный телевизор. Он вдруг очень испугался тишины, которая зазвенела серебряными колокольцами по всей его квартире после прочтения странной записки Констанции Кристофер.
    
     Спенсер дёрнулся оттого, что тот, кто его нёс, запнулся или оступился.
 - Я устала...
     Стоун открыл глаза и застонал. Вокруг него шумел густой лес. Он сидел на плече Констанции, чьи волосы отливали зелёным, и она еле держалась на ногах.
 - Давай сделаем привал, - предложила она и почесала пальцем пёрышки под жёлтым клювом старого ворона.
 - Давай, - уныло согласился тот.
     Они сошли с тропы и ненадолго углубились в гущу леса. Земля была устлана ковром из белого мха, в котором по щиколотку утопали босые ноги Констанции. Сквозь листву и хвою просачивался сливочный дневной свет, оттого казалось, что земля в лесу и небо связаны золотистыми струнами. Спенсеру вдруг показалось, что, протяни он крыло к одному из солнечных просветов, лес зазвучит, как волшебная арфа.
 - Смотри, какая полянка, - остановилась Констанция и указала рукой в сторону высокой сосны, окружённой трепетными осинками. – Самое место для привала. И тропа просматривается, и место неприметное. Так мы сможем наблюдать, но оставаться незамеченными.
 - Как скажешь, - согласился Спенсер.
     Они побродили по полянке, нашли несколько пригоршней ягод и немного сладких кореньев марны, растения, живущего в здешних лесах, его используют эльфы для поддержания сил, и сели у сосны. Костёр решили не разводить, чтобы не привлекать внимания.
 - Констанция... – Спенсер коснулся крылом руки задремавшей было девушки. – Ведь я новичок в этом мире...
 - Да, - сказала Констанция, чуть приоткрыв слипающиеся от усталости глаза. – Ты новичок. Как, впрочем, и в своём, несмотря на то, что тебе скоро тридцать пять.
 - Это и здесь известно? – удивился Стоун.
 - О тебе, Спенсер Стоун, многое многим известно.
 - За что же честь такая?
 - На тебя возложена почётная и опасная миссия. Очень почётная и очень опасная.
 - Ну и кто же, позволь спросить, возложил на меня эту миссию без моего на то согласия? – опешил старый ворон.
 - Не кипятись, - улыбнулась Констанция. – Ты говоришь, действительно, как новичок. Каждое существо уже рождается с определённой миссией. И эта жизнь нам дана для того, чтобы выполнить её. Конечно, часто мы сворачиваем не на ту тропу, выходим не к тем холмам и пересекаем Великую Реку не в том месте... Но есть Те, кто охраняют нас и помогают даже тогда, когда мы, по своей глупости, своеволию или наущению Врага движемся в противоположном направлении.
 - Я-то думал, что мы – хозяева своей судьбы, что мы сами её строим, сами разрушаем.
 - Всё так и есть, - усмехнулась Констанция. – Мы сами её строим и сами разрушаем. Нам ведь нашу миссию не навязывают. Нас ставят перед ней, как перед дорогой. И всё. Идти по ней или нет – это наш выбор, зависящий от нашей мудрости. Или интуиции. Если мы ступаем на эту дорогу, над нами расправляется Полог Светлых, разрушить который Враг не может. Если мы выбираем иной путь, Светлым некогда нам помогать. Всё их время и все их силы уходят на то, чтобы нас защитить и вразумить. Вот почему так спокойно, когда идёшь по дороге миссии, даже если эта дорога кишит опасностями. И как тревожно на ином пути, даже если он кажется гладким и открытым.
 - А в чём твоя миссия, Констанция? – спросил Спенсер, проглотив ягоду куманики.
 - Моя... – Констанция долгим взглядом посмотрела в иссиня-чёрные глаза старого ворона. – Встретить тебя, довести тебя до Великой Реки, перебраться с тобой через неё, увидеть твоё Преображение и встать с тобой на защиту всего Подлунного Мира.
 - Ага, значит, ты мой телохранитель... – хмыкнул Спенсер. – Женщина-телохранитель. Иззавидовался бы мне Тони Фишер. 
 - Не смейся, - дёрнула плечом Констанция. – Это всё очень серьёзно. Похоже, ты до сих пор не совсем хорошо понимаешь, что здесь происходит, и как всё это может отразиться на твоей жизни. И на жизни всех, кого ты знаешь... И на жизни вообще – всех...
 - Прости. И расскажи, что здесь всё-таки происходит. Только с самого начала.
 - У нас не так много времени, поэтому рассказ мой будет, по меркам Преданий Подлунного Мира, весьма короткий.
     Всё началось очень давно. Несколько десятков эльфийских поколений назад... Предки предков нынешних народов, населяющих Подлунный Мир, никак не принимали различий между собой: гномов до темени в глазах раздражала людская расточительность и безалаберность, которые те, в свою очередь, считали щедростью и широтой души. Люди же ненавидели в гномах скаредность и злобу (по-гномьи бережливость и осторожность). Немало зависти в гномах вызывала и разница в росте. Здесь надо отдать должное людям. Они на эту разницу внимания не обращали, чем ещё больше разжигали в гномах обиду.
     Фавны и дриады ненавидели речных нимф и слиттелов – жителей полей и лугов. Эти народы по-разному смотрели на целесообразность законов природы, а так же их не устраивали особенности характеров друг друга. Фавны и дриады были пугливы, застенчивы и скрытны. Именно так должны жить малые народности, как полагали старейшины. Беспутство и громогласность соседей, речных нимф и слиттелов, раздражала их безмерно. А те были просто веселы и открыты. Вечно тревожный и угрюмый вид лесных жителей вызывал у них ироничный смех.
     Только эльфы пытались как-то смиряться с причудами и недостатками  всех поселенцев Подлунного Мира. Они уговаривали одних, строжили других, успокаивали третьих...  В конце концов, эта бесполезная деятельность выбила их из сил, и они махнули на всё рукой. Вскоре после этого Подлунный Мир погрузился в хаос. Конфликты между народами, которые, благодаря предстоянию эльфов, заканчивались шатким компромиссом, стали приобретать характер военных действий. И пролилась кровь... Тогда лишь старейшины народов осознали весь ужас происшедшего. Не осталось ни одной семьи, где бы ни погибли брат, муж, сын, дочь, мать или сестра. Народам нечего было делить. У каждого народа была своя территория, которую иная народность не могла населять по причинам неприспособленности. Так почему же проливалась кровь? Только из-за разницы обличия и особенностей характера!
     Тогда народные старейшины собрали Совет в Вересковой Пустоши. Это священное место для всех жителей Подлунного Мира. Сейчас оно – вотчина Крога. О нём позже. Там, на вершине холма, гномы поставили беседку, искусно вырезанную из разных пород ясеня. Эльфы украсили её цветами, не гибнущими даже в самый жгучий мороз и остающимися свежими и благоуханными в самый изнурительный зной. Каждый народ принёс туда свои дары: люди посадили чудесные фруктовые деревья, слиттелы сделали всё, чтобы эти деревья прижились и приносили плоды в два-три раза слаще и крупнее, чем обычно. Речные нимфы увлажнили Пустошь серебристыми ручейками, а дриады и фавны обнесли её живой изгородью из молодых лиственниц и туи. Одна только эта работа укрепила союз между народами. Но чтобы он был подкреплён документально, на Совете решили отправить послов в Лейкридсанет. Именно в это благословенное место в середине сентября на золотом облаке спускается в Подлунный Мир Великая Дева. Она – воплощение гармонии и мудрости. Посольство благополучно достигло Лейкридсанета и Велика Дева, внимательно выслушав старейшин, дала им десять дней на ожидание решения.
 - Светлые знают о ваших злоключениях, рождённых завистью, самомнением и гордыней, - сказала Она. – Через десять дней Я явлюсь вам снова. А пока ожидайте здесь, набирайтесь сил, дышите живительным воздухом Лейкридсанета.
     Она поднялась на золотое облако, которое отнесло Её на восток, в Заповедные Дали.
     Все эти десять дней представители народов Подлунного Мира постигали традиции друг друга, обычаи, культуру. И оказалось, что у них много общего, что это скрывалось за  пылью частностей, которые в повседневной жизни, к сожалению, кажутся нужнее главного. Гномы и люди одинаково любят труд и сочинение песен, слиттелы и речные нимфы с удовольствием исполняют их, тут же создавая танцы, куда с радостью вовлекаются фавны и дриады. А эльфы были вдохновителями и самыми благодарными зрителями. К тому же у каждого из народов было ремесло, которым не владел больше никто в Подлунном Мире. Гномы являлись удивительными мастерами обработки камня. Зачастую цветок, сделанный несовершеннолетним гномом, с великим трудом можно было отличить от настоящего. Даже бабочки и шмели ошибались, присаживаясь на нефритовый или аметистовый лепесток. Что уж говорить о творчестве зрелых гномов!
     Люди любили землю и умели её обрабатывать, не причиняя ей боли. Они посвящали земле песни и слагали поэмы. Ни один аршин почвы не оставался не обласканным, не облюбленным, не возблагодарённым. Оттого хлеб родился скоро и охотно.
     Слиттелы и речные нимфы очищали воздух. И, бывало, когда гномы, люди, фавны и дриады чихали и утирали носы фиалковыми листьями, и даже эльфы сникали, те резвились и радовались жизни, поскольку ни одна хворь не оставалась неизлеченной и неистреблённой над их лугами и реками.
     Зато фавны и дриады как никто другой могли читать тайнопись леса. Мало кто отважился бы зайти в лесной лабиринт и провести там некоторое время, не чувствуя себя в безопасности. Только этот народ умел ловко выбираться из любого бурелома, завала или лесного болота. Фавны и дриады знали все лекарственные травы и ядовитые ягоды, лечили птиц и зверей, прокладывали тропы и мостили дороги сквозь самые непроходимые дебри, умудрялись сохранить жизнь и самому тщедушному ростку. 
     Эльфы были великими созидателями внешнего и внутреннего покоя. Рядом с ними любой мог услышать песню собственного сердца и прийти к правильному решению. Они единственные долгое время сдерживали общую вражду,  но испарения зависти, злобы и гордыни заставляют эльфов болеть и они становятся бессильны. Эльфы сами говорят, что они могут построить замок Благой Тишины только в том сердце, в котором сохранилась хоть малая толика любви. Душе же, несущей одно зло, они не могут ничего предложить, просто потому, что будут не услышаны. 
     Ровно десять дней в благословенной земле Лейкридсанет звучали песни, читались поэмы, устраивались танцу. После положенного срока на горизонте появилось золотое облако Великой Девы. Сойдя с него, она протянула старейшинам Книгу в серебряном переплёте с большой изумрудной застёжкой. Переплёт был украшен чеканкой тончайшей работы. Книга выглядела тяжёлой, поскольку размером превышала руку гнома от плеча до кончиков пальцев. Но на поверку оказалась легче лебяжьего пуха.
 - Светлые наблюдали за вами все эти десять дней, - сказала Великая Дева. – Всё то, что вы положили в основание счастья – истина. Но она может замутиться нечаянной обидой, досадой и разочарованием, ибо много препятствий на пути Света. Чтобы вы не забыли эти десять дней и всё то, на что отозвались ваши души, Светлые сделали записи в Книге. Записи Они назвали «Сокровенными Законами». Книга же названа Ими Книгой Жизни. Следуйте Сокровенным Законам даже тогда, когда они покажутся вам наивными и нелепыми, даже если небесное благоухание страниц Книги Жизни напомнит вам замогильный смрад, а сама Книга вызовет глубочайшее раздражение. Именно тогда держите Её открытой, поскольку это будет означать, что пришли тёмные времена и узы дружбы, связавшие вас здесь, разрушаются. А Я всегда буду помогать вам. Если станет совсем невмоготу, просто произнесите моё Имя, вслух или мысленно, и Я пришлю помощь.
     С тех самых пор жизнь в Подлунном Мире стала такой, какой, должно быть, замысливали её Светлые. Книгу Жизни с трепетом переписали, копию оковали медным переплётом со смарагдовой застёжкой. Она стала храниться в Вересковой Пустоши, там, где собрался Совет старейшин. Оригинал же остался в Лейкридсанете, в Хрустальном Дворце, специально построенном для такой важной миссии.
      Всё было благополучно, пока не появился под сводами Подлунного Мира Крог. История его рождения туманна. Неизвестно даже, кто он: исковерканный эльф, зарвавшийся человек, поглощённый злобой гном, одичавший в конец фавн или слиттел, возжелавший большего. Говорят, что он – отрыжка того Хаоса, конец которому положил Совет Старейшин в Вересковой Пустоши. Хаос не хотел сдавать своих позиций. Он отползал, ибо не мог сопротивляться добрым намерениям народов и могуществу Светлых. Отползал, но оставлял в болотистых низинах, в горных ущельях и самых не проходимых чащобах клочья тьмы, зависти, злобы. И вот, говорят, под корягой в одном из самых топких болот, и родился Крог на муку себе, на горе Подлунному Миру. Как он возрастал и входил в свою смертоносную силу, Предания молчат. Но, в общем, не трудно догадаться. Живущий в одиночку, ненавидящий Свет, презирающий мир, он воспылал жаждой  завладеть тем, что по природе не может ему принадлежать. Он был злобен, мстителен и завистлив, но жизнь в одиночестве в затхлом болоте, полном смертельных опасностей, сделала ум его изворотливым, интуицию всевидящей и хитрость поистине демонской. 
     Однажды ночью он проклял звезду под названием Кирма. Звезда всегда восходила над его болотом. Звезда не понесла тяжести проклятия, упала и разбилась на миллионы осколков. Заклинанием древней магии Крог собрал осколки Кирмы  и поместил их на самом дне в самой середине трясины, где навсегда извратил их всё ещё трепетное сияние. Заклятием он изменил назначение звёздного сияния освещать дорогу позднему путнику и поддерживать в нём надежду на благополучное окончание пути. С помощью осколков  Кирмы, которые он назвал «Зеницей Крога», он прочитывал в душах несчастных, попадающих в поле его зрения, самые глубинные страхи, выявлял их и порабощал души. Страх цепенит, он может держать того, кто его носит, очень долго, пока тот не соберёт всю волю, всё мужество и не посмотрит страху в лицо. Немногие решались на это. В основном носители страха, порабощённые Крогом, становились хрупкими, как тонкая костяная пластинка. Отчаяние подавляет существо, если в нём нет опоры, сильнее страха. Если оно не познало Истину. Истина была запечатлена в двух Книгах Жизни: Серебряной, Первонаписанной, хранящейся в Лейкридсанете, и в Медной, трепетно переписанной руками старейшин, находящейся в Вересковой Пустоши. Крог знал это. О Книгах Жизни знают все в Подлунном Мире, ибо Светлые желали, чтобы Истина поселилась в каждом сердце. Крог решил завладеть Книгами. В Лейкридсанет, вотчину Великой Девы, он сунуться не решился. Разум, пусть и исковерканный злобой и ненавистью, всё-таки был ему присущ. Тогда он направил своё уже многочисленное воинство из летдалов всех мастей, скованных собственных страхом и ужасом перед возрастающей магической мощью Крога, в Вересковую Пустошь к Благословенной Беседке, где на алтаре из белого мрамора покоиться Медная Книга Жизни. По пути войско возрастало в разы, поскольку на поясе у каждого летдала в сумке из красной замши хранится осколок проклятой звезды Кирмы – «Зеница Крога». Это самое сильное оружие армии Крога, поэтому ни грозных мечей, ни устрашающих таранов летдалы за собой не возят. Одно мгновение – и взгляд соперника встречается в «Зенице Крога» со своими самыми глубинными неконтролируемыми страхами. И всё. Повторюсь, не многие могли и могут этому сопротивляться, да и то им требуется время, чтобы привести себя обратно в Истину. А в бою этого времени нет.  За спиной у летдалов лук со стрелами, на бедре небольшой кинжал, на плече – лёгкий деревянный щит, чтобы защититься от даннов, людей, оставшихся верными Светлым и живущих в лесах. Они достаточно попортили Крогу крови: их стремительные вылазки сокрушительны, их стоянки невозможно вычислить. А главное, даны поняли, что залог их победы – в молниеносности. Они оставляют место сражения до того, как растерянные летдалы достанут из замшевых сумок «Зеницу», а доброго десятка воинов Крога уже нет, командиры перебиты, в рядах солдат паника. Крог боялся вылазок данов больше, чем прямых боевых действий. Даны каким-то только им ведомым способом узнают в армии летдалов новообращённых, то есть недавно заглянувших в «Зеницу». Да, сердца их поддались страху, но не до конца. Таких ещё можно вернуть в Истину. В общем-то, это и есть основная задача данов. Они отправляют пленных летдалов в Ондонатаны, места, над которыми Полог Светлых особенно силён, и там несчастные получают исцеление. Это долгий и мучительный путь. Вот почему армия Крога пополняется значительно быстрее, чем армия Светлых. Страх сражает мгновенно. Истина пробивается с трудом. Но пробивается.
     Тем не менее, Крогу удалось захватить Вересковую Пустошь. Он обнёс Благословенную Беседку высокой каменистой стеной с одним узким проходом. Десять часовых утром и ночью охраняют этот проход. А сам Крог вот уже несколько десятилетий пытается исправить Законы, запечатленные в Медной Книге Жизни. Он знает, что если внести исправления в одну Книгу, другая тот час же откликнется на них и обнаружит на своих страницах точно такие же поправки. Крог возжелал изменить Истину. Занятие совершенно безнадёжное. Ничего у него не получалось. Сутки, недели напролёт не выходил он из Благословенной Беседки, которую назвал Злополучным Чертогом, но ни одно слово, ни одна буква не изменилась. Тогда он взмолился Тому, по чьей гнусной воле он появился на свет. Хаосу. Прямо в Благословенной Беседке, на мраморном алтаре, где лежала Медная Книга Жизни, он возжигал чёрные свечи и справлял мессу Хаосу, чтобы тот вразумил его. И однажды Крог открылось, что только в присутствии девы королевской крови, держащей в руках Золотой Светильник, ему будет доступно изменить Истину и переписать Законы.
     Лазутчики Крога выяснили, что Золотой Светильник был выкован гномами из луча звёзды Эвники. Эта звезда не может быть проклята, потому что родилась из дыхания Великой Девы. Золотой Светильник гномы преподнесли в дар Салливану Справедливому на очередную годовщину его восшествия на престол. Гномы особенно дружны с Эльфийским городом-государством Подгорный. Наверное, не стоит объяснять, почему.
     Золотой Светильник – святыня Подгорного. Салливан Справедливый повелел возвести Храм, где бы хранился Золотой Светильник. Храм был открыт для всех. Эльфы из других городов-государств, гномы, речные нимфы и слиттелы, фавны, дриады и люди, - все приходили поклониться Золотому Светильнику, напитаться от него светом и надеждой.
     Хранительницами Золотого Светильника являлись девы самых знатных эльфийских фамилий. Старшей хранительницей был дочь Салливана Справедливого. Её-то и надлежало выкрасть, прихватив Золотой Светильник. Что и было сделано. Крог призвал на помощь смрадные огненные сгустки, которые принёс ему в подарок Хаос. Эти сгустки по сей день внушают ужас всем жителям Подлунного Мира. Ты, Спенсер, видел их, когда прозрел, призвав на помощь имя Великой Девы. Смоуги. До той злополучной ночи смоугов в подлунном Мире не существовало. Эльфы растерялись и упустили время. Королевская дочь и Золотой Светильник были похищены. Крог праздновал победу. Он не боялся сопротивления принцессы, ибо знал могучую силу Зеницы. Дева заглянет в осколок Кирмы и сделает всё, что повелит ей Крог. Но он ошибся. Принцесса была дочерью эльфа, который принял из рук Великой Девы Первонаписанную Серебряную Книгу Жизни. Истина укрепилась в Салливане Справедливом навсегда. Как и в тех, кто был рядом с ним в этот величайший день: в повелителе города Прибрежного Клаусе Светлооком, в правителе Поднебесного града Доминике Златокудром, в короле гномов Луке Молотобое, в князе речных нимф и слиттелов Логане Золотом Голосе, в царе фавнов и дриад Джоне Каменном Дубе и в государе людей Стефане Надёжном. Род каждого из них наполнился Истиной, дарованной из рук самой Великой Девы. Эта истина перешла по наследству к дочери Салливана Справедливого. Крог был взбешён. Он поместил принцессу в Морт-каллен, подвал для пыток. Нет, никаких отвратительных инструментов, причиняющих живому мучительную боль, там не было. И, тем не менее, Морт-каллен – самое зловещее место в Подлунном Мире. Его сырые, покрытые мхом и плесенью, стены Крог засыпал крошевом, оставшимся после сбора осколков проклятой звезды Кирмы. Уйти от глубинного страха, высасывающего волю и разум в Морт-каллене невозможно. Но, как я уже говорила, принцесса была рождена в Истине. Это не значит, что пытка глубинным страхом прошла для неё бесследно. Просто она всё время призывала на помощь Великую Деву. Светлейшие не избавляют от мук и страданий, но они укрепляют дух того, кто проходит сквозь  них. Не имеющий в себе Истину ломается и становится летдалом.  Великая Дева помогла дочери Салливана Справедливого не только надеждой и твёрдой уверенностью в своих силах. Она на несколько мгновений погасила мертвенное мерцание крошева проклятой звезды и усыпила бдительность часовых, охранявших вход в Морт-каллен. И принцессе удалось бежать.     Великая Дева отослала Салливану весть, что дочь медленно, но верно приближается к дому. И приближается не одна.
     Констанция закрыла глаза. Спенсер боялся пошевелиться. Наступали летние сумерки. Белка копошилась в сосновом дупле. Либо устраивалась на ночлег, либо устраивала вылазку. Белый мох, устилавший землю плотным ковром, начинал жить своей жизнью: мелкая живность возилась во мшистых отложениях, предчувствуя ночную прохладу. Кто-то из них готовился к охоте, кто-то прятался. Где-то в орешниковых зарослях соловей пробовал первую трель. Небо над лесом становилось золотистым.
 - Любимое время эльфов, - втянув носом ароматный лесной воздух, тихо произнесла Констанция. – Утренняя и вечерня зори, когда мир меняет свои очертания... Даже за приделами Подлунного Мира, например, у вас, это время не может скрыть своего волшебства. День у вас полон суеты, ночь – беспокойного сна или мучительной бессонницы, оттого магия пропадает. Только сумерки или рассвет, когда солнце совсем рядом с землёй, дверь в чудо приоткрывается чуть шире. А ведь вы там, у себя, даже не представляете, как мы близки.
 - Я-то уж теперь точно представляю, - глухо каркнул Спенсер.
Констанция поднялась.
 - Нам пора.
 - Скажи, Констанция, а где сейчас принцесса Подгорного и Золотой Светильник?
     Девушка печально улыбнулась, порылась в складках разорванного платья и достала оттуда светящийся конус.
 - Они перед тобой.
 - Констанция... – едва не задохнулся Спенсер.
 - Да, это я. А сопровождающий меня, о ком сообщила Великая Дева моему отцу, это ты, мой пернатый друг. Но пернатым ты будешь не всегда. Старый ворон станет Истинным Воином на том берегу Великой Реки.
     «Я помню эти слова» - подумал Спенсер и проснулся.


Глава IV

Опасный заказ

     Спенсер проснулся на полу. Правая рука затекла: она неудобно лежала под животом. Ноги замёрзли. Спенсер даже летом укрывался на ночь тонким верблюжьим одеялом. Перед ним сидел Мутабор и тоскливо поскуливал.
 - Ох, Мутабор, скоро мне будет казаться, что это ты мне снишься. – Стоун поднялся и тряхнул головой. – Клинический случай. Надо бы, действительно, воспользоваться услугами психоаналитика Тони Фишера. Я псих, Мутабор, законченный псих. Это не поддаётся никакому сомнению.
    Спенсер поплёлся на кухню. Было около шести часов утра. Он мог бы спать ещё целый час! проклятое сновидение, похоже, начинает диктовать ему свой собственный режим, который совсем не сочетается с запросами и волеизъявлением его, Спенсера, организма.
     Но сегодня всё иначе. Стоун сразу это понял, как только проснулся. Не было истерики, его не лихорадило, и, вообще, он как-то спокойно вернулся в реальность. Эти два мира в его сознании потихоньку срастались между собой.
     Спенсер сварил кофе и сделал сэндвич. Всё, что рассказывала ему Констанция во сне, он запомнил ясно и чётко, словно это был вчерашний день его реальной жизни. Крог, проклятая звезда Кирма, Серебряная и Медная Книги Жизни, Золотой Светильник Салливана...  Всё это кружилось в памяти, но кружилось размеренно и единообразно. Единственное, что так и осталось загадкой для Спенсера, каким образом эльфийская принцесса Констанция связана и реальной мисс Кристофер? Именно это он сегодня и решил выяснить.
     Побрившись и сбрызнув затылок и волосы «Тибетом», Спенсер Стоун неспеша и тщательно собрался. Костюм цвета летнего ночного неба, мерцающий голубой галстук узкие туфли с маленькими подковками на каблуках... из зеркала на него смотрел безупречный мужчина притягательного возраста.
 - Теперь-то она не отвертится, - сказал сам себе Спенсер. – Теперь-то я точно не похож на старого ворона, и ей, так или иначе, придётся мне всё объяснить.
     И он с лёгким сердцем и лёгкой поступью отправился на работу. А под бедным Мутабором, грустно глядящим на закрытую дверь, образовалась лужица...

... – Здравствуй, Констанция.
     Спенсер настойчиво смотрел в глаза секретарю-референту фирмы «Тейлор Уимпей». Она решительно и спокойно отвечала ему долгим взглядом.
 - Здравствуй, Спенсер. Ну вот, совсем другое дело. Сегодня-то ты уж точно не похож на старого ворона.
     Спенсер и бровью не повёл. Надо сказать, что в лице Констанции Кристофер он тоже не заметил вчерашней рассеянности и тревоги. Вероятно, и она тщательно готовилась к сегодняшней встрече.
 - Спасибо, дорогая. И ты нынче безупречна.
 - Как всегда? – улыбнулась Констанция.
 - Безусловно. Однако... – Спенсер двумя пальцами вытащил из внутреннего кармана пиджака маленький сложенный вдвое листок бумаги. – Это твоя записка. Её мне вчера перед самым уходом передала красотка Эльжбетта. Я не совсем понял содержание. Может, объяснишь?
 - Ах, эта проворная престарелая лисица Эльжбетта, - щёлкнула языком Констанция. – Она, должно быть, приправила моё письмецо острыми комментариями?
 - Никаких комментариев, - слукавил Спенсер. – Только записка. От тебя-то я их и жду.
     Констанция развернула записку и вслух прочитала: «Старый ворон станет Истинным Воином на том берегу Великой Реки».
 - Что скажешь? – тихо спросил Спенсер.  Девушка не поднимала глаз от письма. – Слушай, я по уши погряз в этой шизоидной истории. Мне кажется, я уже заработал себе размножение личности и становлюсь идеальной моделью для студентов-психотерапевтов. Помоги мне не сойти с ума. Я знаю, я откуда-то знаю, что именно ты поможешь мне не сойти с ума.
 - Хорошо, Спенсер, - так же тихо ответила Констанция, по-прежнему не поднимая от записки глаз. – Мы поговорим с тобой об этом. Раз ты не рванул к психоаналитикам, раз тебя это, действительно, задело, значит, расчёт был верен.
 - Какой расчёт?
 - Мы поговорим с тобой об этом.
 - Когда? – Он вцепился ей в запястье. – Я умаляю тебя - до наступления ночи!
 - Хорошо, - скорее кивнула, чем ответила Констанция.
 - Мисс Кристофер, - с треском грянул селектор. – Зайдите ко мне. Срочно.
 - С Брюсом-то что не так, - шепнула Констанция.
 - Ты мне обещала, - напомнил Спенсер.
 - Хорошо, как только освобожусь.
    До офиса Спенсера Стоуна было несколько коридорных пролётов, но он влетел туда, как бейсбольный мяч. Тяжесть тайны отпустила его и уступила место очарованности. В груди волнами ходила звенящая радость, и оттого Стоуну казалось, что весь мир переполнен колокольным гудением. Констанция откликнулась, и что-то разомкнулось в его душе. В её глазах он нашёл подтверждение своему великому благоговейному страху: мир гораздо глубже, гораздо значительней, чем ему прежде казалось. Спенсер вдруг увидел себя и всё, что его окружает, в одной сотовой ячейке. А что делается в других, которых не исчислить? Это сновидение стало для него лазейкой в дивное, неизведанное пространство, которое, как оказалось, является частью его жизни. А значит, и жизни всего остального мира. 
 - Тони, - с размаху хлопнул по плечу приятеля Спенсер. Тот от подобного дружеского приветствия уткнулся носом в экран монитора. – Я нашёл болевые точки Констанции Кристофер!
 - Я тебя тоже рад видеть, - поправив роговые очки, сказал Фишер. – Не знаю, за кого больше радоваться: за тебя или за Констанцию. Если бы ты слышал сейчас её голос - она только что отзвонилась – ты бы поумерил свой оптимизм.
 - А что случилось? – Что-то неприятное заворочалось на дне души Спенсера.
 - Не выяснил точно. Речь шла о каком-то грандиозном и важном для компании проекте, который затеял некто Коул Локвуд. И ещё она спрашивала тебя. Разговор шёл полминуты, не больше, а голос её словно умер.
    На столе Стоуна пиликнул телефон.
 - Да, я... Что с голосом? Иду.
     Спенсер медленно опустил телефонную трубку и значительно посмотрел на Тони.
 - Брюс вызывает. Срочно.
 - Вот и она мне: «Сразу, как придёт пусть возвращается к рисцепшену».
 - Господи... – заподозрил что-то неладное Спенсер и торопливо вышел. 
 - Ну, сегодня-то он точно не похож на старого ворона, - хмыкнул Тони Фишер и принялся стучать по клавиатуре.
     В кабинете шефа Спенсер увидел бледную и сосредоточенную Констанцию и взволнованно ходящего вокруг Брюса Корлайла.
 - Мне непонятно твоё категорическое отрицание столь выгодного для компании дела, - тихо и раздражённо говорил Брюс, не смотря, однако, в лицо Констанции.
 - Мистер Корлайл, - дрожащим, но полным уверенности голосом ответила ему секретарь-референт. – Не всегда, проекты, кажущиеся выгодными, выгодны на самом деле. Здесь есть, что обсудить. И есть к чему придраться.
- Садись, Стоун, - крикнул Брюс и рухнул в своё кресло. Констанции он сесть не предложил.
 - Первое, что меня встревожило, - продолжила девушка, демонстративно опускаясь на стул и закидывая ногу на ногу, - это сроки. Невероятно короткие сроки. Ладно, если бы выполнение этого проекта было необходимо для спасения жизней больных детей или реабилитации наркоманов, но нам предложили работу над частным особняком! Этому Локвуду не дышится без очередной виллы?
 - И что? – визгливо возразил Брюс. – Он магнат, миллиардер. Он хочет этот особняк за этот срок. Именно поэтому нам предлагают такие деньги.
 - Брюс, а ты внимательно прочитал предоставленные им документы? – осторожно спросила Констанция. В отношениях с Брюсом она переходила на «ты» в крайне тревожных случаях. – Окрестности деревни Адир – это музей под небом. Он точно получил разрешение на строительство своего особняка на берегу Камышового Озера?
 - Констанция, я не хуже тебя знаю законы! - всё больше раздражался Брюс. Спенсер ни разу не видел его таким. – На, смотри! – Он вынул из чёрной папки документ и передал его Констанции.
    Та тревожно пробежала взглядом по странице и нахмурилась.
 - Ничего не понимаю. Локвуд хочет особняк в виде дворца. Но ведь в Адире, который расположен всего в трёх милях от Камышового Озера, есть замки, сохранились средневековые постройки, монастыри... Ну нельзя трогать эту волшебную землю! Всё её очарование, вся её легендарность тут же потускнеют!
 - Мисс Кристофер, это сантименты, - равнодушно отозвался Брюс. – Я устал вас слушать. Стоун, - наконец-то обратился он к Спенсеру. Констанция откинулась на спинку стула и прикрыла глаза ладонью. – Я понятия не имею, каким боком один из самых богатых людей мира узнал о твоём существовании, но в телефонном разговоре в настоятельной форме мне называлось именно твоё имя. Мало того, твоё присутствие в проекте  он сделал непременным условием нашей сделки. Разрабатывать проект особняка Коула Локвуда должен именно ты.
 - Я? – привстал от удивления Стоун.
 - Он? – в ужасе шепнула Констанция.
 - Почему я? – снова сел Стоун.
 - Почему он? – простонала Констанция.
 - Впечатлениями делиться будете позже. Я надеюсь, ты понимаешь, Стоун, что это самое выгодное предложение в твоей пока не очень разноцветной жизни?
 - Пока не понимаю.
 - Молчи и слушай. Завтра около двух часов пополудни с тобой свяжется представитель мистера Локвуда. – Брюс достал из той же чёрной папки визитку на плотной посеребрённой бумаге. – Тайлер Зальцман. Он разъяснит тебе, что именно желает мистер Локвуд. Да, тебе позволено взять себе помощника, какого пожелаешь.  Всё, оба свободны.
 - Сейчас я к вам забегу, - шепнула Констанция Стоуну.
 - Всё очень плохо, очень плохо... – Констанция сидела на широком подоконнике проектного офиса. Спенсер и Тонни тревожно наблюдали за ней.
 - А чего плохо-то? – пожал плечами Фишер и поднёс Констанции чашку горячего шоколада.
     Она осторожно глотнула обжигающий напиток и вдруг остро глянула на Спенсера.
 - Чтобы объяснить Фишеру, что в этом плохого, я должна многое объяснить. Ты ему доверяешь?
 - Ну, ничего себе, - надулся Тони. – Вообще-то я здесь, и не надо говорить обо мне в третьем лице. А потом, кому же Стоуну ещё доверять? Мы дружим с ним столько лет, сколько не живут.
 - Ты понимаешь, о чём я спрашиваю? – не обращая внимания на стенания Фишера, тихо спросила Стоуна Констанция.
 - Догадываюсь, - поёжился Спенсер. – Скорее всего, это то, что ты мне хотела сказать до наступления ночи.
 - Сядьте оба. – Констанция поднялась с подоконника. – Сядьте и слушайте внимательно. Фишер, не смей меня перебивать и комментировать.
 - Опять я! – хлопнул себя по колену Тони.
 - Не смей, - одними губами проговорила Констанция, и тот застыл, словно в него впрыснули сыворотку молчания.
 - Всё правильно, Стоун, - начала Констанция, медленно прохаживаясь по офису. – Всё правильно. Я и есть та самая эльфийская принцесса из твоего сновидения. Ты уже многое знаешь о Подлунном Мире. Фишер  тоже. Просто память его ещё не включена. Но с этого момента он становится причастным всему, чему причастны мы. Ведь ты уже выбрал себе помощника для проектирования особняка Коула Локвуда?
 - Да, я подумал именно о Тонни, - стараясь казаться спокойным, ответил Спенсер. Фишер изменился в лице, но даже не попытался заговорить.
 - Коул Локвуд – это Крог.
 - Что? – Спенсер от неожиданности икнул.
 - Ты начал быстро соображать, Стоун. Наши миры являются изнанками друг друга и очень серьёзно друг на друга влияют. Просто не всем это открыто. Как ты объяснишь, что на одном и том же месте с регулярностью одного раза в неделю происходят аварии, и ни полиция, ни муниципалитет, ни общественные организации не могут справиться с этим? Или почему в одном и том же роддоме с той же регулярностью умирают новорождённые от болезни, которую врачи никак не могут диагностировать? Или как ты можешь объяснить, что не в самом комфортабельном районе Лондона, в каком-нибудь не очень уютном дворе люди начинают плакать от счастья? Именно в этих местах пересечение наших миров особенно ощутимо. Иногда происходит так, что существа, населяющие Подлунный Мир, сущностно эмигрируют в Реальность, как вы называете собственное жизненное пространство. Это происходит либо по повелению Светлых, как произошло со мной, либо по самоизъявлению - пример Крога.
     Когда началась война с Крогом, я сущностно эмигрировала сюда, чтобы разыскать тебя, Стоун, и тебя, Фишер. Молчи. Ты, Стоун, оказался более открытым, хотя первоначально я делала главные ставки на Тони. Но случилось так, как случилось. Поэтому ты эмигрировал первым. Именно ты, Спенсер Стоун, перейдя Великую Реку, встанешь во главе нашей армии. Так предначертано.
 - Я? – не выдержал Спенсер. – Да ты взгляни на меня! Я и армию-то видел только из окна кухни, где чистил картофель и свёклу.
 - Так предначертано, - не меняя тона продолжила Констанция.  Ты выбрал Фишера помощником. Хвала Великой Деве! Вскоре он так же сущностно эмигрирует в Подлунный Мир и, наконец-то, вспомнит, кто он есть на самом деле.
     Тонни судорожно поправил роговые очки, но ничего не сказал.
 - Война перебирается из нашего пространства в ваше. Это становится так опасно, как вы себе даже представить не в состоянии. Завтра в два часа пополудни с тобой будет говорить представитель Коула – Крога, некто Тейлор Зальцман. В Подлунном Мире это самое опасное, после Крога, существо. Он – магистр тёмных сил, колдун Алларих. А проект, задуманный Локвудом, - часть грандиозного плана по захвату Первонаписанной Серебряной Книги Жизни, которая храниться в Лейкридсанете, вотчине Великой Девы. Ведь местечко Камышовое Озеро, что находится в трёх милях от легендарного поселения Адир, и есть Лейкридсанет. Если этот проект осуществиться здесь, он осуществиться и там. Первонаписанная Книга будет проклята, с нею вместе будет проклята и Медная Книга Мира, которую он до сих пор пытается осквернить в занятой его войсками Вересковой Пустоши. Но пока Первонаписанная в сохранности, а план с принцессой и Золотым Светильником пошёл прахом, Медная Книга чиста. Если ему удастся переписать законы гармонии, Подлунный Мир падёт. Неизвестно, какими несчастьями это грозит Реальности. Поэтому слушайте меня внимательно. Если нет возможности отказаться от этого заказа, мы на него согласимся. Но действовать отныне мы будем вместе. Мне пора. – Констанция подошла к двери и обернулась. – Тони Фишер, можешь впасть в истерику. Только тихо.
     Мисс Кристофер вышла. Тони Фишер заплакал.


Глава V

В гостях у даннов

      Дома Спенсера опять ждала гневная записка от Карибы. Нет, она не отказывалась от работы: Спенсер прилежно выплачивал жалование, и среди прочих домработниц она чувствовала себя вполне состоятельной дамой. «Но я категорически не буду возиться с лужами и кучами, которые оставляет Мутабор по утрам! Вы совсем замучили псину! Или отдавайте её другим, более милосердным людям, или выгуливайте! Хоть ночью!». Два последних слова были подчёркнуты жирной неровной линией. «Да, - подумал Спенсер, - ночью-то мне тем более некогда его выгуливать». Он почесал гладкий золотистый затылок Мутабора, переоделся и отправился с ним на задний двор.
     Пока Мутабор принюхивался к кустарникам барбариса, к газонной ограде и урнам, Стоун послушно брёл за ним, держась за поводок, и размышлял.
     Месяц назад он рассмеялся бы в лицо тому, кто сказал бы, что Констанция Критофер – эльфийская принцесса. Более практичной и далёкой от всякой романтики женщины он не знал. Как она искусно плела интриги, если очередной партнёр «Тейлор Уимпей» казался ей «немного не подходящим». Как она умела раскрыть глаза Брюсу на явную невыгодность подобной сделки. И вдруг... Вчера Констанция открылась ему совсем иначе. Тревога и растерянность делали предприимчивого секретаря-референта удивительно женственной и мучительно трогательной. Спенсер заметил, как она мило морщит переносицу, когда о чём-то напряжённо думает, как на её скулах выступают подростковые красные пятна, когда она волнуется, как она покусывает верхнюю губу, когда становится беспомощной перед обстоятельствами... Несмотря на резкий тон, сегодня в офисе она показалась Спенсеру нежной, юной и прекрасной. И ему ужасно захотелось приподнять прядь её золотистых волос у виска, чтобы взглянуть на форму ушных раковин.
     Спенсер вспомнил Тони и улыбнулся. Он подумал о себе, позавчерашнем. Тони привыкнет, как привыкнул и он. Хотя к тому, что с ним происходит, трудно привыкнуть. Интересно, каким образом – в каком образе -  Фишер сущностно эмигрирует в Подлунный Мир? Глянь-ка, терминология попёрла! И всё же... Вот он, Спенсер Стоун, до противоположного берега Великой Реки – старый ворон. А там его ждёт повышение, которое, если признаться, совсем не радовало. Какой из него предводитель армии Светлых? Спенсер коснулся бицепсов. Надо бы покидать железо. Не забыть завтра приобрести годовой абонемент в фитнес-центр. Хотя, должно быть, реальные понятия о физической мощи расходятся с тем, что называется «силой» в Подлунном Мире. И всё-таки...
    А Фишер? Кем окажется Фишер там? Ручной обезьянкой эльфийской принцессы? Домашней игуаной?  Добродушным попугаем? В любом случае – Спенсер чувствовал это – никак не представителем противоборствующей стороны. Ну не смоуг же он, в конце концов! Стоун представил себе чёрный дымный шар с огненным подбоем, очертанием напоминающий Тонни, поправляющего свои роговые очки, и улыбнулся. Нет, нет, в душе Тони Фишера нулевой градус агрессии. Уж это-то, наверное, учитывается в Подлунном Мире.
     Мутабор, наконец, отдал дань природе и послушно сел у ноги хозяина. Иногда кокер удивлял Стоуна. Пёс был предан и серьёзен, что вовсе не подходило под характеристики его породы. На представительниц собачьего прекрасного пола он взирал равнодушным и немного надменным взглядом, чем немало смущал и очень заинтересовывал их. Женщины! Женская натура неизменна и совсем не подчиняется форме, в которой плещется, возмущается, кокетничает и, возможно, любит...
 - Пойдём, старина, - потрепал Спенсер Мутабора по кудрявой спине. – До сих пор не знаю, почему ты не обглодал мои ноги, когда я сплю. В одном Кариба права: я не достоин такого пса, как ты.
     Спенсер поставил турку на плиту. Завтра предстоит тяжёлая встреча. Нет, он не нагнетает. Констанция уже постаралась. Она так описала этого Тейлора Зальцмана, что при одном упоминании его имени по хребту Стоуна начинали носиться мурашки размером с ящериц. Магистр тёмных сил Алларих. Магические способности насельников Подлунного Мира здесь максимально притупляются. Они проявляются в виде личного магнетизма, непобедимой харизмы, но в Реальности это является не менее мощным оружием, чем в Подлунном Мире какой-нибудь волшебный жезл. Люди толпами идут за человеком, способным разбудить в них самые низменные или, напротив, самые высокие чувства. И только волевой и умеющий сопротивляться может противостоять натиску могучего обаяния. Спенсер Стоун не считал себя уж совсем никудышным трусом (при наличии, впрочем, определённой доли осторожности), но он ещё ни разу не встречался с личностью такого масштаба, как Тейлор Зальцман. Констанция, разумная и мудрая, несмотря на принадлежность к волшебному миру, зря беспокоиться и предупреждать бы не стала.
     Большая кружка горячего кофе не взбодрила. Наоборот, глаза стали навязчиво смыкаться, сознание помутилось, и Спенсер с трудом добрался до постели, даже не приняв душ...

... – Ты становишься тяжелее, - сказала Констанция и повела плечом, на котором дремал Спенсер. Лес становился прозрачнее и светлее. Между соснами, елями и лиственницами теперь попадались нежные берёзки, трепетные рябины, благородные ясени. Воздух зазвучал по-другому. В хвое воздух звенел, словно хрустальный родник,  бьющий высоко в горах. Голоса путников и звуки леса пружинили о мшистый покров, скрывающий траву, норки кротов и прочей мелкой лесной живности, и они радужными шарами поднимались к самым верхушкам сосен и елей и улетали за розовые облака. Поэтому Констанция в хвойном лесу говорила шёпотом. Лиственный же награждал воздух лёгкостью лебяжьего пуха. И даже резкий крик перепуганной галки или скороговорка болтливой сороки становились мягче и нежней.
 - Ты чувствуешь? – спросила Констанция Спенсера.
 - Что это? Я словно дышу испарениями горячих сливок и карамели.
 - В нескольких милях отсюда Ондонатан – лагерь для летдалов, вновь обретших Истину. А совсем рядом Родовеста, дубовая роща, и мы идём туда.
 - Там что-то особенное?
 - Да. Там поселение даннов, воинов освободителей. Там мы отдохнём по-настоящему. К тому же в Родовесте ты кое с кем встретишься.
     Вдруг до их слуха явственно донеслась дробь лошадиных копыт.
 - Это не летдалы и не их командиры, - прислушалась Констанция. – Они не ездят в одиночку по этим местам. Но всё же лучше свернуть с дороги.
     Они нырнули на дно неглубокой балки, поросшей пижмой и тысячелистником, и затаились. Конь стремительно приближался, а Спенсер подумал, что, если всадник осадит коня недалеко от их убежища, тот услышит биение сердца старого перепуганного ворона. Так и есть. Лошадь перешла на шаг как раз напротив них, а через мгновение и вовсе остановилась. Послышалось звонкое ржание и нетерпеливое похрапывание.
 - Это не враг, - шепнула Констанция.
 - Откуда ты знаешь? – шепнул в ответ Спенсер.
 - Я не знаю, я чувствую. Просто чувствую и всё.
- Не высовывайся!
- Не трусь!
     Констанция выпрямилась во весь рост и силой посадила на плечо растрёпанного, тихо паникующего ворона. Перед ними стоял конь без всадника. Великолепное животное рыжей масти с золотистой гривой и пышным хвостом водило небольшой идеальной формы головой, словно кого-то разыскивая. На шее коня на тонкой серебристой бечёвке висел кожаный медальон.
 - Смотри, должно быть, какое-то известие. Кто-то спешит нам на помощь. Может, сам Илайджа Донаван... Только почему-то не с той стороны.
 - А кто такой этот Илайджа Донаван?
 - Скоро узнаешь.
     Констанция выбралась на дорогу и осторожно подошла к фыркающему и явно чем-то напуганному животному.
 - Хороший, добрый, красивый, - утешала его девушка, вытянув руку с открытой навстречу лошадиной морде ладонью. Конь немного попятился, но, остановившись и посмотрев на Констанцию долгим влажным взглядом, ткнулся лбом в её ладонь. – Вот умница. Дай-ка я сниму то, что у тебя болтается на шее. – Она осторожно сняла с лошадиной шеи кожаный медальон. Спенсер наклонился над ним и едва не упал с плеча эльфийской принцессы, с недоумением разглядывающей коня. На медальоне серебристыми буквами было написано: «Выгуливайте Мутабора хоть ночью!».
 - Странно, - нахмурилась Констанция, - если это послание от Илайджи Донавана, то оно слишком туманно. Он всегда отличался умением составлять послания.
 - Да нет, Констанция, - очухался Спенсер. – Это послание не от неизвестного мне Илайджи Донавана, а от небезызвестной мне Карибы, моей домработницы.
 - При чём тут твоя домработница?
 - И верно, домработница не при чём. Зато мой пёс Мутабор успешно сущностно  эмигрировал.
     Констанция широкими глазами посмотрела на растерянного Спенсера.
 - Так это что... твой пёс?
 - Да, это мой Мутабор.
     Услышав своё имя, конь затанцевал и запрыгал, как жеребёнок.
 - Тише, тише, мальчик... – Спенсер перелетел с плеча Констанции на шелковистую лоснящуюся спину Мутабора. – Судя по всему, теперь мы путешествуем вместе.
 - Твой Мутабор очень кстати, - радостно воскликнула Констанция, указывая на свои стоптанные в кровь ноги. – Надеюсь, он не будет козлить, когда я его оседлаю?
 - Ни разу не видел, чтобы собака козлила, - хмыкнул Спенсер и пересел на голову Мутабора.
     Констанция погладила лошадиный бок, потом, легко отпружинив от земли, словно взлетела на спину Мутабору. Тот пошатнулся и мотнул головой. Старый ворон едва удержал равновесие. Констанция прижалась к лошадиной шее, нежно обвила её руками и что-то быстро-быстро зашептала, закрыв при этом глаза. Спенсер сидел на голове Мутабора, боясь пошевелиться.
 - Я уговорила его, - довольно улыбнулась девушка. Мутабор согласно тряхнул гривой. Спенсер чуть было не скатился ему под ноги. – Ну, теперь мы в два раза быстрее достигнем Родовесты. Там и отдохнём. Летим!
     Констанция тронула бока Мутабора пятками, тот взвился и понёсся, почти не касаясь копытами земли. Над ними летел Спенсер Стоун. Мимо них проносились островки орешника и ровные ряды пирамидальных тополей, изумрудные поляны с золотой россыпью одуванчиков, медвяными облаками сурепки, озерцами незабудок. Дорога не пылила и почти не отзывалась  на лошадиную дробь, поскольку была устлана веерами папоротника – работа даннов-разведчиков.
     Они остановились у входа в естественный тоннель: слева, один за другим, громоздились гигантские деревья. Такие Спенсер видел впервые. И полусотня рослых мужчин не смогли бы охватить их могучие стволы. Корни этих деревьев лежали на поверхности земли, словно уже не нуждались в глубинной почвенной пище: все жизненные силы и соки давно селились в них самих. Ветви этих деревьев, образуя гигантскую арку, склонялись до самой  земли и так же походили на стволы, но потоньше и помоложе, чем их носители. Они были словно обёрнуты пушистым тёмно-зелёным мхом, в котором вили гнёзда мелкие лесные птахи.
 - Это камнекоры, - объяснила Констанция изумлённому Спенсеру. – Такие деревья есть только в Подлунном Мире. Но и здесь их осталось очень мало. Из коры камнекоров в стародавние времена мастерили доспехи для эльфийских воинов. Сейчас их не трогают. Камнекоры считаются заповедными, и подступаться к ним с топорами и секирами строго запрещено. Хотя мало, что могут против них топоры и секиры, даже сработанные великими мастерами гномами. Поехали.
     Констанция щёлкнула языком, и Мутабор неспеша тронулся. Спенсер занял своё привычное место на плече девушки. Тоннель длился примерно с полмили. Там было прохладно и сумрачно, но туда, где ветви смыкались не плотно, образуя небольшие оконца, врывался солнечный луч. В его золотистом конусе танцевали пылинки, резвились крохотные синие бабочки, метались птички, напоминающие колибри. Взору Спенсера словно открылись страницы древних ирландских сказаний.
     Тоннель вывел путников на широкий луг, где им встретились первые дозорные даннов. Вернее, дозорные их заметили. В высоком разнотравье трудно было различить невысокие землянки-холмики, а рядом с ними людей в серо-зелёных плащах с капюшонами.
 - Стой!
     Мутабор испуганно шарахнулся в сторону. Констанция что-то шепнула ему на ухо, и он успокоился. Перед путниками выросли два высоких стройных солдата с переполненными колчанами за спиной. Они опирались на могучие луки. Лица их были прекрасны, но суровы.
 - Вас пропустили камнекоры? – начал один, внимательно оглядывая на непрошеных гостей. – Это странно. И отрадно. Обычно незнакомцы надолго задерживаются в тоннеле. Процеженный сквозь ветви камнекоров воздух обладает особым действием. Очищенный от осадков зла и гнева, он испытывает душу путника на чистоту помыслов и душевное мужество. Судя по всему, вы недолго сомневались в своих силах под покровом могучих стражей Долины даннов.
 - Мне кажется, я видел тебя однажды, - обратился второй дозорный к Констанции. – Но в ином обличие.
     Констанция мягко спрыгнула с Мутабора. Спенсер решил угнездиться в его пушистой чёлке и пока не выдавать своих речевых способностей. Ну, ворон и ворон. Имеет же право девушка, наряду с красавцем скакуном, завести себе старого седого ворона!
 - Ты прав, солдат, ты видел меня. Но давно. Когда тоннель камнекоров не испытывал путников на прочность, а служил парадным въездом в одно из самых пышных владений слиттелов и речных нимф. Когда-то весь этот луг и все его окрестности назывались Адарта. Крог обошёлся с жителями этих мест так  же жестоко, как и со всеми народами Подлунного Мира. Большая половина слиттелов и речных нимф превратилась в летдалов, ибо у каждого есть свой глубинный страх, независимо от того, гном ты, эльф, слиттел или человек.
 - Я вспомнил один из парадных въездов через тоннель камнекоров, - улыбнулся первый дозорный. – Уж не ты ли принцесса Подгорного, дочь самого Салливана Справедливого?
 - Да, это я, - Сказала Констанция, и глаза её сверкнули, как полуночные звёзды.
 - Давно мы поджидаем тебя, - тревожно отозвался второй дозорный, поднимаясь из почтительного поклона. – Только с тобой должен быть спутник, чьё назначение очень велико. Однако ты примчалась одна.
 - Как одна? – лукаво подмигнула Констанция Спенсеру, убаюканному неспешным и почтительным разговором.
      «У нас бы давно всё решилось, просто и без затей», - думал он, то и дело открывая помутневшие от истомы глаза.
 - Со мной мои друзья, - продолжала Констанция. – Это Мутабор, добрый, преданный и быстроногий. А этот лохматый пенёк на его голове – Спенсер Стоун.
 - А где же Истинный Воин из Тустороннего Мира? О нём говорит предание, - растерянно развёл руками второй дозорный. – Сказано, что в свой день и час явится эльфийская принцесса в сопровождении Истинного Воина. Он поведёт нашу армию в бой и одолеет ненависть...
 - Не спеши, солдат, - остановила его Констанция. – Проводи нас в лагерь.
 - Слушаюсь, госпожа.
     Первый дозорный повёл путников по тонкой ровной тропинке. Второй нырнул в разнотравье и исчез из вида.
     Тропинка подвела их к дубовой роще.
 - Родовеста – поселение даннов, - шепнула Констанция Спенсеру. – За рощей небольшое всхолмье. Ты увидишь, как по неровным выбоинам, словно по ступеням, сбегает ручей – святыня здешних мест. Ручей зовётся Пенным. Ты поймёшь, почему. По преданию, именно в этом ручье омочила усталые ноги Великая Дева, когда шла в Лейкридсанет. С тех незапамятных пор эта вода успокаивает и придаёт сил.
 - С кем ты разговариваешь, госпожа? – спросил дозорный, оглядываясь по сторонам.
 - С Истинным Воином, - улыбнулась Констанция. Спенсер тревожно вздохнул и покачал головой. «Какой из меня воин! И уж тем более истинный...»
 - Я не вижу никого, кроме нас, - пожал плечами дозорный.
 - Илайджа Донаван укажет тебе, в какую сторону смотреть, чтобы увидеть его.
     Между тем путники въехали в Родовесту. Спенсер ощутил упругий терпкий воздух, пружинящий от каждого их движения. Листья молодых дубов имели золотистый оттенок. Могучие же дубы, стоявшие здесь от сотворения мира, величаво несли крону цвета старого мёда. Под ногами пела изумрудная трава, из которой то и дело выглядывали островки белоснежных ландышей. Впереди раздавался шум ручья. Наконец, миновав естественное заграждение из терновника, дозорный вывел Констанцию, Мутабора и Спенсера на небольшое поле, северным краем упиравшееся в высокий холм. С вершины холма по неровному руслу с каменистыми выступами, промоинами и внутренними пещерками срывался вниз неширокий, но бурлящий поток. Его струи извивались и пенились, подобно молодому пиву, которым однажды угощала Спенсера старая Елена Сальваторе, жившая в квартире напротив. Рецепт приготовления пива оставила ей мать норвежка. Отец итальянец научил её готовить домашнее вино. Спенсер любил посещать старушку не только потому, что перед ним на круглом кухонном столе возникал бокал либо одного, либо другого напитка. Просто они были приправлены увлекательными историями из переполненной событиями жизни Елены. Теперь его собственная жизнь переполнена событиями не менее густо, чем судьба семидесятипятилетней женщины. А ему нет ещё и тридцати пяти.
 - Спенсер, - потрепала его по макушке Констанция. – Перебирайся с головы Мутабора на моё плечо и пойдём знакомиться.
     Спенсер сморгнул. Всё поле от последнего дуба Родовесты до Пенного ручья было устлано палатками и шатрами. На центральной площади этого палаточного городка расположился большой каменный очаг на подобии дома без окон и крыши. То там, то здесь встречались груды сложенного оружия: колья, воткнутые в землю, образовывали шалаши, щиты, пристроенные рядом, напоминали высокую ограду. Ближе к Пенному был сооружён загон для лошадей. Высокие стройные воины в таких же плащах, как у дозорного, сновали из одного шатра в другой, от палатки к загону, от загона к Пенному и обратно. Но как только они замечали Констанцию, тут же склонялись в почтительном поклоне. Мутабор, завидев лошадей, звонко заржал. Кони, заслышав его, весело и радостно отозвались.
     Из самого большого шатра, украшенного растительным орнаментом, вышел рослый воин и почтительно преклонил перед Констанцией колено.
 - Давно мы ждали эльфийскую принцессу. Салливан Справедливый подал нам весточку о том, что ты свободна и направляешься к нам. – Голос у воина был низким и тёплым, как волны южного моря. Что-то знакомое почудилось в его интонации Спенсеру. – Отдохни, отведай нашей простой, но сытной пищи. Все расспросы потом. Мне ведомо, что тебе пришлось пережить. Не каждый мужчина на это способен. Недаром ты рождена в Истине. Истина не даст погибнуть. Но велики были скорби, раз твои серебристые волосы сияют на солнце изумрудным блеском.
 - Здравствуй, Илайджа, предводитель даннов, - мягко, но царственно склонила голову Констанция. – Да, велики были мои скорби. Кому, как не тебе знать о том, что любое живое существо носит в душе истинный страх, который стал оружием в руках вероломного Крога. Волосы эльфов действительно становятся изумрудными после пережитых страданий, но муки предают нам сил.
 - Мы приготовили тебе постель, - сказал Илайджа. – О коне не беспокойся. Наши скакуны хоть боевые, но кроткие и добрые. Они приветят сородича. А ворона мы накормим крошками и семенами, которые в изобилии остаются после приготовления ужина.
     Спенсер возмутился. Констанция вовремя зажала его клюв ладонью.
 - Я делюсь со своим вороном личной трапезой, - сказала она, улыбнувшись. – Ты очень скоро поймёшь, почему.
      Илайджа остро взглянул на старого ворона и проводил Констанцию до её палатки. Как только за ним закрылся полог, Спенсер не на шутку разошёлся.
 - Крошки?! Семена?! Да я здоровый мужик, хоть до облика Истинного Воина, на роль которого вы меня прочите, мне лететь и кувыркаться! Поэтому я хочу огромный кусок жареного мяса с горчичной подливкой!
 - Успокойся, Спенсер, - тихо рассмеялась Констанция. – Не злись на Илайджу. Посмотри на себя в зеркало и скажи честно, похож ты на здорового мужика, который хочет мяса с подливкой? Отдохни. Сегодня вечером твой выход.
 - О да, - пробурчал Спенсер, устраиваясь в изголовье постели, приготовленной для Констанции. – На манеже всё те же...
     Констанция и Спенсер вышли к главному очагу, когда солнце касалось верхушки холма. Все данны были в сборе. Для эльфийской принцессы вынесли высокий табурет и застелили его шкурами.
 - Эльфийская дева Констанция, дочь Салливана Справедливого, владыки Подгорного эльфийского государства! – провозгласил Илайджа Донаван. Все данны приклонили колени.
 - Благодарю вас за радушный приём, мои друзья, - сказала Констанция, приглашая воинов садиться. – Первая часть Предания сбылась на горе Крогу. Я – здесь. Но все вы задумались, должно быть, о второй части. Я должна была явиться с Истинным Воином из Тустороннего Мира, под чьим знаменем мы уничтожим власть злобы и ненависти. – Констанция обвела воинов долгим светлым взглядом. – Не скорбите. Он здесь! – По лагерю пронёсся гул недоумения. Принцесса звонко рассмеялась. – Нет, не угадывайте в нём того, кого вы ожидаете увидеть. Пока не угадывайте. Очень часто мы, вооружённые Истинной, живущей в Предании, не замечаем её, когда она является нам сама. Вспомните слова Предания: «Старый ворон станет Истинным Воином по ту сторону Великой Реки». – Все, как один, уставились на Спенсера, сидящего на плече Констанции. Наступило молчание.
 - Я помню эти слова, - отозвался, наконец, Илайджа Донаван. – Не случайно забилось во мне сердце при виде птицы на твоём плече, принцесса, когда дозорный привёл тебя в Родовесту. – Он посмотрел долгим взглядом на ворона, и снова Спенсеру показалось, что где-то он уже встречался с  этим прищуром серых глаз. – Приветствую тебя, о, Истинный Воин! Отныне и навсегда я твой друг и соратник. Я буду сопровождать вас к Великой Реке и отдам свою жизнь, если это будет необходимо, чтобы ты благополучно добрался до места своего перевоплощения.
     Спенсер потоптался по плечу Констанции и попытался улыбнуться:
 - С этим пока подождём.
     Лицо Илайджи вытянулось и побледнело.
 - Спенсер Стоун... – едва слышно прошептал предводитель даннов.
       Спенсер каркнул от изумления и как-то обмяк.
 - Тони Фишер.
 - Ну, слава Великой Деве! – подняла глаза к небу эльфийская принцесса.


    Глава VI

Опасная встреча

     Когда Спенсер выходил из дома, Мутабор, блаженно поскуливая, перебирал во сне короткими мохнатыми лапками.
 - Скакун, - улыбнулся Спенсер и как можно тише захлопнул входную дверь, чтобы не потревожить ещё одного спутника по весям Подлунного Мира...
   ... Стоун осторожно заглянул в офис и сочувственно покачал головой. Тони сидел в рабочем кресле, словно его пригвоздило к месту копьё какого-нибудь капитана летдалов. Роговые очки сползли на самый кончик носа, а близорукие глаза казались чёрными от расширенных зрачков. Лоб покрыла испарина.
 - М-да, - вздохнул Спенсер. – Ну и видок у тебя, дружище. – Он покатил своё кресло к креслу Фишера, присел в него и стал пристально вглядываться в лицо друга. Было совершенно ясно, что Тонни перенёс сильнейшее потрясение и сейчас пребывает под его впечатлением. – Бедняга. Это пройдёт, поверь мне. Уже завтра ты всё будешь воспринимать по-другому. Ты слышишь меня? – Фишер даже не качнулся. – А в образе предводителей даннов ты выглядел значительней и мощнее. – Тони перевёл пустой взгляд в сторону Спенсера. – Ну вот, уже лучше. Давай, давай, приходи в себя. Нам надо многое обсудить до двух часов пополудни.
 - Спенсер... Спенсер... – простонал Фишер. – Я – шизофреник.
 - Ну, уж нет, - улыбнулся Стоун. – Иначе мне придётся признать шизофреником себя и Констанцию.
 - И Констанцию... – тупо повторил Фишер. – Какая она сверкающая, эта эльфийская принцесса.
 - Ты прав, приятель, - похлопывал его по плечам, бокам и щекам Спенсер. – Ну, давай, возвращайся.
 - Спенсер... – Взор Тони начал трезветь и проясняться. – Ты знаешь, я словно всё вспомнил. Я вспомнил, что родился в большом деревянном доме с покатой крышей, покрытой мхом, в котором по весне цвели маленькие белые цветы, похожие на звёзды. Я вспомнил холмы, горы, перевалы, вспомнил бескрайние степи и реки, буравящие себе дорогу в могучих красных скалах, поросших вековыми соснами. Я вспомнил свой первый выстрел из лука отца. Лук был большим и тяжёлым, а стрела всё время выскальзывала из пальцев. Я помню, как зазвенела тетива, и как радостно захлопал в ладони отец. Что это, Спенсер?
 - Наверное, к тебе возвращается глубинная волшебная память, которая высыхает в нас, как только высыхает вера в чудо.
 - Наши первые вылазки... – Близорукие глаза Тони загорелись нездешним огнём. – Мы немало возвратили летдалов к Истине. Вернее, переправили в Ондонатаны. Ведь это основная задача даннов.
 - Да, - кивнул Спенсер. – Это основная задача. Ты сущностно эмигрировал в доблестного воина, Тони Фишер. Если бы ты видел себя со стороны.
 - А ты – старая растрёпанная ворона, - наконец-то улыбнулся Тони. И улыбнулся светло и спокойно.   
 - Да, - улыбнулся ему в ответ Спенсер, - я – старая растрёпанная ворона.
 - Но ненадолго. - Тони и Спенсер вздрогнули и поднялись со своих мест. На пороге офиса стояла Констанция. - Я очень рада, что вы, наконец-то, встретились в Подлунном Мире. Когда я сущностно эмигрировала для того, чтобы найти вас обоих, я тревожилась, что в реальности могу встретить врагов. Такое бывало. В Подлунном Мире – друзья и соратники, в Тустороннем, то есть, реальном мире – непримиримые недруги. В этом случае сближение идёт медленно и ход времени в Подлунном Мире приостанавливается, что очень опасно.
 - Как это? - в один голос спросили Спенсер и Тони.
 - Люди, эльфы, гномы и прочие обитатели Подлунного, внутренне развиваются так, как заповедано Матерью-Природой. Однако внешнее развитие прекращается. Если время сближения сущностных эмигрантов выпадает на лютую зиму, метели и морозы не покидают Подлунного до тех пор, пока здесь не пожмутся руки. Человек или эльф, шагающие вперёд в духовном совершенствовании, останутся на той возрастной ступени, на которой они стояли при первой встрече сущностных эмигрантов здесь, в Тустороннем Мире. Видите, как всё взаимосвязано.
 - Чересчур, - буркнул Тони и плюхнулся в кресло.
 - Я рад, что ты пришёл в себя, - похлопал его по плечу Спенсер.
 - У нас осталось крайне мало времени. – Встревоженная Констанция села на кожаный диванчик рядом с окном. Было пасмурно. – Через четыре часа нам предстоит теоретический бой с одним из самых сильных Тёмных магов Подлунного – магистром Алларихом.  То есть, Тейлором Зальцманом. Боюсь, вы как новички ещё не совсем понимаете, чем нам грозит сделка по строительству особняка в Лейкридсанете. Крог, как и любой житель Подлунного, прекрасно осведомлён об обоюдной зависимости наших двух миров. Он готов пожертвовать всем, чем угодно, лишь бы заполучить Первонаписанную Серебряную Книгу Жизни, которая храниться в Лейкридсанете, потому что если это случится... – Констанция заметно побледнела. – Если это случится, он, переписав законы Подлунного Мира, неизбежно повлияет и на этот. Какой природы будет подобное влияние, не мне вам объяснять. Он явится сюда как строительный магнат, милосердный, думающий о людях, не имеющих возможности сносного проживания. Он приберёт весь строительный бизнес к рукам и будет распродавать новое жильё за бесценок. Деньги ему не нужны. Он начнёт выстраивать города в мёртвых зонах.
 - Что это такое? – шёпотом спросил Фишер.
 - Это места, лишённые духовного начала, Спирита, которым живится каждое существо, созданное Светлыми: будь то былинка или человек. Крог предварительно зачистит эти места в Подлунном Мире: убьёт жизнь травы, цветов, земли, ручьёв, за которые несут ответственность слиттелы и речные нимфы, уничтожит медленное дыхание гор, охраняемых гномами, высосет живительную энергию из деревьев, а значит, ослабеют фавны и дриады. Как только он умертвит землю, пополнив армию летдалов, он начнёт действовать здесь, в Тустороннем Мире. На этих мёртвых местах он поселит людей, разбросав им под ноги спары, камни, высасывающие Спирит из жителей вашего мира. Именно на этих камнях он будет выстраивать огромные многоэтажные дома. Спары не только выпивают жизненную энергию людей, они навсегда прикрепляют их к материальным ценностям. Если это произойдёт, из мира, и вашего и нашего, уйдёт Чудо, а значит, уйдут Вера, Надежда, Любовь.
 - Констанция, уже давно нет ни вашего, ни нашего мира, - сухими губами проговорил Спенсер. – Есть просто – мир.
 - Кроме того, что его нужно спасать, я больше ничего не понял, - отозвался Тони. – Но его надо спасать.
 - Верно, - качнула головой Констанция. – И программа  «максимум» на сегодня: умереть, но не дать возможности Тайлеру Зальцману подписать соглашение. Брюс в этом нам не помощник.
 - Скажи, Констанция, а он... – начал было Спенсер.
 - Нет, - перебила его девушка и усмехнулась. – Сущностная эмиграция ему не грозит. В ближайшем будущем, во всяком случае. Уж Светлые этого не допустят.
 - Почему? – спросил Тони.
 - Он из тех людей, которые сдадутся Крогу без боя. В нём отсутствует Светлый Дух, Спирит. Нет, он живился им когда-то. В раннем детстве. Но стоило ему только открыть кредит в начальной школе для детей, не имеющих возможности питаться в школьном кафе, причём, кредит, на выгодных только ему условиях, как Спирит покинул его. А он даже не заметил.
 - Значит, бой с магистром Алларихом – только наш бой? – осторожно спросил Спенсер.
 - На данном этапе – да, - сухо ответила Констанция и поднялась с дивана. – Давайте встретимся в конференц-зале без четверти два. 
 - А мы что же, не выстроим никакой стратегии? – опомнился Фишер. – Это же как кур в ощип!   
 - Ну, какой же ты кур! – улыбнулась Констанция. – Ты – доблестный предводитель даннов Илайджа Донаван.
 - Меня это сейчас совсем не греет, - буркнул под нос Фишер. – Только я всё равно убеждён, что нужно простроить маршрут нашего поведения. Хотя бы поведения...
 - Ты прав, Тони, это было бы необходимо при встрече с высокопоставленным, богатым, но обычным клиентом, - нежно взглянув на растерянного Фишера, произнесла Констанция. – Что касается господина Зальцмана, никакая стратегия не поможет. Будем ориентироваться по обстоятельствам. До встречи.
     Констанция прикоснулась атласной щекой к плохо выбритой скуле Фишера и гладкому надушенному подбородку Спенсера и вышла.
 - Ну что, друг и соратник, - после продолжительного молчания сказал Стоун. – В бой с открытым забралом?
 - Господи, в какую историю я вляпался... – покачал головой Фишер.
     Чем ближе время подбиралось к двум часам пополудни, тем тревожнее становились взгляды Констанции Кристофер, Спенсера Стоуна и Тони Фишера. И тем активнее и радостнее потирал свои розовые руки с холёными ногтями Брюс Корлайл. Ему были обещаны такие суммы, какие даже он, очень состоятельный и широко известный в строительном бизнесе Англии человек, считал заоблачными. Брюсу было, в общем-то, всё равно, откуда взялся этот баснословный богач Коул Локвуд. Какая разница, как кличут удачу, которую нынче, щедро улыбаясь, подарила ему Фортуна! Предостережения мудрого секретаря-референта раздражали его. Он вообще в последнее время перестал её понимать. Прежде морализаторство Констанции было прикрыто флёром производственной необходимости. Без неё бы он много напортачил, чего уж там говорить. Теперь же она совсем ослепла и допускает множество просчётов. Её мораль превратилась из профессиональной в общечеловеческую, а что может более походить на мыльный пузырь, чем общечеловеческая мораль? А такая явная «производственная необходимость» в лице мистера Локвуда вдруг страшит её и нагоняет на прекрасные высокие скулы романтическую бледность. Ведь он не раз обрисовывал ей бесспорные выгоды этого сотрудничества и для счетов их компании, которые сразу пополняться живым капиталом, ну и для их личных счетов.
     Без четверти два директор «Тейлор Уимпей» Брюс Корлайл, его секретарь-референт  Констанция Кристофер и сотрудники архитектурного отдела Спенсер Стоун и Тонни Фишер вошли в конференц-зал.
 - Надеюсь, мне не нужно лишний раз напоминать вам о важности сегодняшней встречи, - нахмурил брови Брюс. – Я не потерплю нотаций, мисс Кристофер.
 - Я поняла, сэр, - сухо произнесла Констанция и  взглянула на шефа так, что тот осёкся. Всё-таки не ослабла ещё у неё хватка. В верхнем кармане пиджака Брюса Корлайла задребезжал телефон.
 - Да. Да. Очень хорошо. Выхожу встречать.
     Он, не оглядываясь, вышел. Констанция на мгновение оживилась:
 - Значит, так, - скорым шёпотом заговорила она. – Если не будет возможности разрушить сделку, надо её отсрочить. Хотя бы отсрочить. 
     Дверь распахнулась. На пороге стоял Брюс, натужно улыбаясь и делая суетливые приглашательные движения руками, а рядом с ним, на голову ниже всех, щурился маленькими буравчиками глаз из-под пышных бровей сухонький старичок. За ним следовали два амбала в дорогих костюмах. Лица их ничего не выражали. А лица ли это были?
 - Мистер Зальцман, мы бесконечно счастливы, что мистер Локвуд выбрал именно нашу компанию, -  смешно подпрыгивал на негнущихся от волнения ногах Брюс. – Присаживайтесь, пожалуйста, и позвольте познакомить Вас с теми, кто с радостью воспринял предложение о сотрудничестве с Вами.
     Тайлер Зальцман нехорошо усмехнулся, Констанция побледнела, а Стоун и Фишер с нескрываемым любопытством рассматривали это тщедушное сооружение, совсем не подходящее на роль величайшего из Тёмных магов Подлунного Мира, магистра Аллариха.
 - Чай, кофе, - продолжал ублажать гостя Брюс.
 - Нет, благодарю, - неожиданно глубоким низким голосом ответствовал мистер Зальцман. – Сегодня у нас ещё масса дел. Всё нужно успеть. Поэтому не лучше ли сразу приступить?
 - О да, разумеется, - бурно закивал  Корлайл. – Мы уже подготовили необходимые документы.
 - Мистер Корлайл... – Глаза-буравчики вцепились в зрачки Брюса, и он оцепенел. – Я понял, что Вашим согласием на сделку мы уже заручились.
 - Да, сэр.
 - С Вашей, лично Вашей стороны не будет никаких помех в осуществлении проекта?
 - Никаких, сэр.
 - Тогда Вы свободны. – Магистр опустил глаза, и Брюс стёр белым кружевным платком обильно выступавший на висках пот. – Мне хотелось бы обсудить с этими молодыми людьми небольшие особенности будущего строительства.
 - Конечно, сэр, - шёпотом произнёс Брюс. Затем посмотрел на Констанцию и прошипел: - Чтобы без глупостей. И тихо затворил за собой дверь.
     В зале повисло душное тревожное молчание. Спенсер мог поклясться, что слышал, как разряды молний щёлкали у него над головой.
 -  Итак, - медленно и гулко заговорил Зальцман. – Теперь мы можем говорить открыто, сбросив маски. Так, кажется, у вас говорят. – Он обвёл цепким взглядом всех присутствующих. Так, так... Эльфийская принцесса, дочь Салливана Справедливого, так ловко ускользнувшая из Морт-каллена в Вересковой пустоши, прихватив с собой Золотой Светильник. А это... – Зальцман ткнул скрюченным пальцем в сторону Спенсера. – Старый ворон с жёлтым клювом, которому суждено стать Истинным Воином на том берегу Великой Реки. Придание говорит, что именно ты будешь сражаться в авангарде воинства Светлых в день последней битвы. – Он скрипуче захихикал. – Посмотрим, посмотрим... Ну а ты... – Зальцман перевёл взгляд на напрягшегося Тонни Фишера. – Да, странным образом происходит сущностная эмиграция. Уж никак не предполагал, что предводитель даннов Илайджа Донаван, за чью голову обещана награда в сто тысяч крогрингов, здесь похож на престарелого суслика.
     Фишер сжал под столом кулаки. Констанция погладила его по плечу и шепнула:
 - Не сейчас. И не здесь.
     Фишер немного успокоился.
 - Однако, я всех нашёл, - продолжал Зальцман. – И, о чудо, в одном месте.
 - Верно, - вдруг звонко ответила Констанция и после дымного, клубящегося, как мутный туман над болотом, голоса магистра Тёмных Сил, её возглас зазвучал, словно солнечные лучи на рассвете. Лицо мага лихорадочно задёргалось. Охранники заводили шеями, словно невидимые цепи, смыкавшие их, начали стягиваться ещё сильнее.
     «Это наша Констанция», - промелькнуло в голове у Спенсера, и он улыбнулся.
 - Верно, Алларих! Ты нашёл всех в одном месте. Но спешу тебя разочаровать. Мы все, ведущие в Подлунном Мире борьбу с твоим хозяином, здесь скреплены более крепкими узами, чем ты рассчитываешь. Мы очень дружны. А Спенсер Стоун и Тони Фишер, кого Крог выбрал главным архитектором и его помощником, дружат почти десять лет. Поэтому там, в Подлунном, они уже встретились. Неужели тебе не донесли об этом?
     Глаза Зальцмана вспыхнули, и над его косматой головой заполощилась мгла.
 - Нет, - заскрежетал он зубами, - мне об этом не донесли. Светлые, однако, не сидят сложа руки.
 - О да, - улыбнулась Констанция. – Вот здесь я с тобой согласна.
     Было заметно, как магистр пытается обуздать своё чёрное волшебство, которое рвалось наружу, но мглистое облако над его головой разрасталось и уплотнялось.
 - Это ничего, - поводя плечами прошипел он. – Это даже хорошо. Это только приблизит развязку.
 - Или ускорит победу, - не выдержал Спенсер. Зальцман молча уставился на него. – Планы, которые понастроил себе этот ваш всемогущий Крог, похожи на результат бредового состояния шизофреника.
 - Вот именно, - подхватил Тони. – Так и передайте вашему Крогу. Он – шизофреник.
 - Судя по всему, - оправившись от изумления, сказал Зальцман, - те, кому Светлыми поручена такая важная миссия, не знают, что такое воинская дисциплина.
 - Зато они знают, что такое любовь, радость, смех, мечта, - возразила Констанция. – Всё то, от чего вы уже избавили половину населения  Подлунного, и по чему они так отчаянно тоскуют.
 - Мне нравятся те два слова, которые ты сказала в конце своей глупой тирады: отчаяние и тоска. Вот где бездонность и мрак.
 - Нет, они не бездонны. Они неимоверны, но не бездонны. И бойтесь, если в отчаянии или тоске жители дойдут до дна, потому что потом начнётся восхождение к свету.
 - Это теория, - отмахнулся Зальцман. – Перейдём, наконец, к делу. Вы, как послушные исполнители воли вашего директора, не посмеете отказаться от сделки, если не хотите в одночасье лишиться хорошей работы. Поэтому без лишних разговоров начнём. Передайте мне документы.
 - Я случайно забыла запросить разрешение комиссии по сохранению исторического наследия, - невинно улыбнулась Констанция и по-детски пожала плечами. – А без подписи миссис Эстер Пирс вы не получите разрешения на постройку особняка в районе деревни Адир.
 - Эстер Пирс? – поднял брови Зальцман.
 - Да. Здесь – Эстер Пирс. Но Вам, глубоконеуважаемый магистр Алларих, она известна под именем Княгини Розмари, повелительницы слиттелов и речных фей, супруги Логана Золотой Голос.
     Чёрное облако над головой магистра стало багровым.
 - Значит, вы заняли оборону, - бесцветно произнёс он. – Тогда я должен вас предупредить. Если соглашение не будет подписано в течение месяца, многое может случиться. Например, это. – Зальцман щёлкнул пальцами, и за окном вдруг раздался зловещий скрежет тормозов и крики, полные ужаса.
     Констанция, Спенсер и Тони бросились к окну. Один автобус сбил остановку, другой протаранил витрину книжного магазина. К месту происшествия стекался кричащий от сострадания или любопытства народ. По всему было видно, что водители автобусов не справились с управлением. Что послужило этому причиной, они, наверное, так и не узнают.
 - Ну, или это, - продолжал между тем свои эксперименты магистр.
     Неожиданно в комнату вбежал побледневший Брюс Корлайл.
 - Констанция, - начал он заикаясь. -  Мне только что позвонили... Моя мать в реанимации. – Он тихо заплакал. – Ты же знаешь, что она для меня значит... Констанция... – Брюс сжал её руки в своих. – Сделай всё сама. Я так на тебя рассчитываю! Мне нужно к ней. – Брюс поцеловал Констанции руку и выбежал из конференц-зала, не обратив на остальных внимания.
 - Вы только что нарушили закон Подлунного Мира, - сказала похолодевшая Констанция. – Мы не вовлекаем в войну тех, кто не имеет отношения к сущностной эмиграции. И не ведём боевых действий на территории Тустороннего Мира. Берегитесь, магистр! Вы только что непомерно утяжелили свою участь.
 - Я только что продемонстрировал результат вашего упрямства, - хмыкнул Зальцман. – Только и всего. Так или иначе Тусторонний Мир, как и Подлунный, заполучат единственного хозяина, вершащего единый суд. Почему же не начать сейчас приучать всех жить по иным законам?
    Констанция, Спенсер и Тони направились к выходу.
 - У вас месяц, чтобы уломать миссис Эстер Пирс выдать нам нужную бумагу, - крикнул им вдогонку магистр Алларих. – Эй, вы, - он поманил крючковатым пальцем телохранителей. – Эта троица обязательно предпримет какие-то совсем не интересные мне действия. Поэтому вы остаётесь здесь.
     Телохранители вышли из конференц-зала и остановились, как два каменных изваяния, у дверей архитектурного отдела, где держали совет эльфийская принцесса, старый ворон и доблестный предводитель даннов.
     Никто не видел, как покинул здание «Тейлор Уимпей» один из самых могучих Тёмных магов Подлунного Мира, магистр Алларих.


Глава VII

Трактир «Тростниковая Шляпа»

     Мутабор, бодрый и сытый, после заливного луга в Родовесте, танцевал под эльфийской принцессой, которая иногда ласково похлопывала его по крупу.
 - Ну-ну, Мутабор, я не хочу упасть.
     Спенсер сидел на плече Илайджи Донавана, ехавшего рядом с Констанцией на кауром скакуне по имени Север. Предводитель даннов с лёгким сердцем покинул лагерь: отважные воины сопротивления были дисциплинированы и прекрасно знали своё дело. К тому же вместо себя Донаван оставил своего первого помощника Флинна Сомерса, сильного и мудрого военачальника.
 - Не тревожься, капитан, - сказал Илайдже Флинн при прощании, - всё пойдёт так, словно ты сам здесь присутствуешь. Однако, зная твою беспокойную натуру, я раз в три дня буду поручать птице Нее доставлять тебе свежие новости.
 - Хорошо, - в ответ качнул головой Илайджа Донаван. – Нет быстрей и смышлёней информатора, чем птица Нея. В одно мгновение она находит нужного человека, только лишь закрыв глаза. И пространство она меряет, словно воду пьёт. Немного осталось птиц Нея в Подлунном Мире с тех пор, как отказались они служить чёрному делу Крога. Пуще зеницы ока берегите её, Флинн.
     Крошечная птичка с красным хохолком на жемчужно-серой головке вольно жила в дубовой роще Родовеста. Не терпела она заточения, была преданной, и данны всегда могли рассчитывать на её помощь. Когда Крог выловил почти всех птиц и разорил их гнёзда, чтобы на воле не осталось ни одной, Нея приняли решение сопротивляться жизни: они расклёвывали себе место под левым крылом. Именно там у них находился Спирит.
 - Слушай, - сидя на плече Илайджи, сказал Спенсер. – Мне не привычно тебя называть новым именем.
 - Здесь это имя для меня отнюдь не новое, - возразил Элайджа. – Хотя не спорю, тебе трудней будет ориентироваться.
 - Не хочу чувствовать себя мужем - обманщиком, который боится назвать жену чужим именем, - рассмеялся Спенсер.
 - Здесь не тот случай, - рассмеялся в ответ Донаван. – Как ни назовёшь, попадёшь в точку. И всё же здесь я – Илайджа Донаван. Там, - он махнул головой в неопределённом направлении, - Тони Фишер.
  - Мы въезжаем во владения Джона Каменного Дуба, повелителя фавн и дриад, - сказала Констанция, указывая рукой на невысокие холмы, покрытые редколесьем. – Это самые окраины. Дальше пойдут необозримые, бесконечные леса. Удивительно красивые. Я люблю бывать здесь... Эти места ещё свободны от морока, наползающего с востока. Именно в той стороне Вересковая Пустошь, ставшая вотчиной Крога.
 - Я бывал здесь, и не раз, - ответил Илайджа. – Отсюда до Западного Ондонатана всего десять миль. Вот почему Крог пока не рискует сюда соваться. Наш отряд вёл по тропам Вековечного Леса своих первых  летдалов. Как они стонали, извивались и рычали! Чем ближе мы подходили к Западному Ондонатану, тем мучительнее становились их страдания. Мне не забыть их кровавых слёз. Повсюду эти несчастные нуждаются в нашей помощи. Пока есть возможность, пока не прошли два роковых месяца после их обращения, мы должны вернуть их к Истине, потому что Спирит в них пока ещё жив и взывает... Скольких несчастных мы отбили у восточных отрогов Изумрудных Гор, за сколькими неслись по юго-восточным окраинам Солнечной Долины, которые давно уже поросли москитными болотами.  Мне не забыть их кровавых слёз...
     Илайджа замолчал. Молчали и остальные. Солнце золотило подрагивающую листву придорожных молодых осинок, в высокой траве кузнечики играли на своих крошечных маракасах, облака пышными хлопьями сладкой ваты неспешно плыли по ярко-голубому небу. Воздух полнился бодрящим запахом приближающихся хвойных дебрей и медвяным ароматом сурепки и прогретыми на солнце полевыми травами. Мир лежал в тишине и гармонии, и не хотелось верить, что где-то идёт война.
      Дорога повела резко вверх. Взобравшись на холм, путники увидели громаду леса.
 - Вот он, Вековечный Лес, - трепетным шёпотом произнесла Констанция.
     Перед ними необъятным тёмно-изумрудным океаном ширилось во все стороны, куда ни глянь, Царство Джона Каменного Дуба.
 - Суров царь фавнов и дриад. Суров, но справедлив, - сказала Констанция. – И даже в Морт-каллене, страшной тюрьме Вересковой Пустоши, не сломается его воля и вера, ибо он получил Истину из рук самой Великой Девы. Пойдёмте. Нас ждут.
     Мутабор и Север фыркнули и качнули головами. Видно, не по душе им была темнота и теснота леса. Они уже привыкли к просторам, где много неба и солнечных лучей. Но, послушные своим седокам, кони осторожно стали спускаться с холма.
     Две огромные древние сосны по обеим сторонам дороги образовали высокую арку, под которой путники проехали, в почтении и трепете склонив головы. И их обступил полумрак, наполненный иными звуками, запахами и ощущениями. Дорога была аккуратно присыпана ярко-жёлтым песком, в котором тонули копыта лошадей. Илайджа тревожно оглядывался по сторонам. Спенсер втянул голову в плечи, неподвижно сидя на голове Мутабора. Одна Констанция со спокойным достоинством смотрела вперёд. По мере их углубления в чащу, голоса невидимых и, должно быть, неведомых птиц становились всё пронзительней.
 - Как по рации передают, - поёжился Спенсер. – Ну, чувствую я, ждёт нас встреча.
 - Ты прав, Спенсер, - улыбнулась эльфийская принцесса. – Встреча нас ждёт такая, что запомниться тебе надолго.
     Чем дальше ехали путники, тем шире становилась дорога и выше деревья. Таких огромных сосен и елей Спенсер никогда не видел. Даже будучи совсем маленьким, гостя в доме у своей прабабушки, старой-престарой Гуди Фитцуоррен, водившей его на прогулку в лес, торчащий зелёными пиками сразу за её домом, он не испытывал такого трепетного ужаса. Здешние деревья словно скребли небо своими верхушками, и в нём даже днём были видны звёзды, как со дна глубокого колодца. Да, этот Вековечный Лес действительно напоминал Спенсеру бездонный колодец.
     Илайджа Донаван, выросший на бесконечных просторах Западных Долин и воспитанный сухими могучими ветрами, чувствовал себя кораблём, втиснутым в бутылку. Он привык смотреть вперёд, а не ввысь. Здесь же его прямой взгляд упирался в широченные шершавые стволы древних сосен. Он любил скорость и звук звенящих копыт по полевой тропе. Здесь скорость была ни к чему, а звуки лошадиных копыт съедали песок и хвоя. Всё, что было Илайдже непонятным, вызывало недоумение. Точно  так же он смотрел на несчастных  летдалов: доблестный предводитель даннов не мог понять, как можно стать предателем. Его грозный отец почти с младенчества заставлял бороться с глубинным страхом, словно предвидел, что когда-нибудь Илайдже придётся столкнуться с этим. Отец сажал маленького сына на ночь в глубокую яму, оставлял при нём палку с заточенным концом и костяной нож. Мальчик до рассвета слушал, как воют степные волки и рыщут дикие кабаны, выбирающиеся из дальних перелесков на ночную охоту в поле. Или запирал его в землянку, кишащую змеями. Этот лес был полон тайн. А Илайджа не любил тайны.
     Вскоре под корнями гигантских деревьев стали угадываться приземистые дома, а в нижних ветвях молодых елей – что-то вроде мезонинов. Из-под искусно вырезанных наличников замелькали огоньки; где-то раздавался задорных смех; где-то ссорились; лаяли собаки. На одном из балконов нежно шептались и тихонько, украдкой, но длинно и сладко целовались. Вскоре донёсся звук странной лихой музыки, хохот и позвякивание посуды.
 - Мы приехали, - сказала Констанция.
    Дорога загнула влево. Сразу за поворотом, почти у самой дороги, в корнях огромной сосны светился всеми окнами трактир. Над широкими дверями зелёной краской было написано: «Тростниковая Шляпа. Трактир. Или Таверна. Как кому угодно. А хозяин всей этой роскоши – Шейн Майкельсон, фавн, каких поискать. Добро пожаловать!».
 - Это самая длинная вывеска, какую я видел на своём веку, - усмехнулся Спенсер. Мутабор фыркнул. – Ах, да, прости, дружище. Была ещё одна такая же: «Ветеринарные услуги: инъекции, избавление от лишая, клизмы, чистка ушей и анальных отверстий. Приём строго по записи. При себе иметь бахилы и намордники. Для кошек – один звонок. Для собак – два. Спасибо за понимание. Эзра Готесмен».
     Мутабор звонко заржал.
     Между тем сосновая дверь трактира отворилась, и на пороге в пучке яркого света появился престарелый фавн с седыми кудрями и сивой шерстью на ляжках и у копыт. Он всплеснул руками и громко рассмеялся:
 - Ваше Высочество! Ну, наконец-то! Если бы Вы знали, как меня уездила вся Ваша будущая компания! Это меня-то, старого нервотрёпа, которого и на кривой кобыле не объедешь! Скорее спешивайтесь и идёмте!
     Фавн суетился возле Констанции и, казалось, совсем не замечал Илайджу.
 - Я бы на твоём месте обиделся, - проворчал Спенсер.
 - Брось, - отмахнулся Донаван. – Фавны вообще небрежно и снисходительно относятся к людям. Кто мы для них? Наша жизнь, и самая долгая, для жителей Вековечного Леса не больше, чем неделя.
 - Откуда ты знаешь? Ты ведь здесь не был, - прищурил один глаз Спенсер.
 - А Предания на что? – удивлённо вскинул брови Илайджа. – Слушай, ты всё-таки в Подлунном Мире. Почитай.
 - Да, как только научусь плевать на палец, чтобы удобнее было перелистывать страницы, - развёл крыльями Спенсер. – С меня пока достаточно, что на том берегу Великой Реки я стану Истинным Воином. Хотя и это меня не сильно греет.
 - Ну да, этого вполне достаточно, - сказал Илайджа, вручая поводья Севера молоденькому шустрому фавну. – Поосторожней с ним, - шепнул он фавну, тот пожал плечом и повёл изумлённого Севера, вслед за Мутабором, на задний двор трактира.
     Зал «Тростниковой Шляпы» был просторным, с низким потолком и большими окнами. Барная стойка ломилась от всевозможных банок, баночек, бочонков, бутылей. За ней стоял сам Шейн  Майкельсон и протирал пивную кружку краешком белой салфетки, свисающей с его волосатого плеча. На высоком деревянном табурете сидела Констанция  и заливисто смеялась. Её изумрудные волосы отражали золотые огоньки свечей, зажжённых в большом количестве на огромном колесе, подвешенном к потолку, исполняющем роль люстры. На каждом круглом добротном столе стояло по массивному подсвечнику, держащему пять свечей.
     Публика в трактире был самая разнообразная. В правом углу у окна примостилась компания молодых фавнов в зелёных шапочках и зелёных поясах. В руках оного из них трепетал и разливался нежными, чуть приглушёнными звуками инструмент, напоминающий лютню. Другой прижимал к губам флейту, в которой Спенсер тотчас признал Сирингу. Он с раннего детства любил  грустную легенду о влюблённом фавне и испугавшейся его чувств нимфе Сиринге. Он вычитал её в книге «Легенды Древней Греции», подаренной прабабушкой.
     Мелодия, наигрываемая фавнами за столом у окна, была приятной и расслабляющей. Время от времени они прерывались, чтобы выпить за чьё-нибудь здоровье свежего верескового  пива.
     За столом напротив сидели фавн и дриада. Она была в светло-зелёной тунике, голову её стягивал серебряный обруч. Зелёные глаза с густыми чёрными ресницами долгим взором смотрели в ореховые глаза фавна, который гладил руку своей молчаливой собеседницы. Они были влюблены.
     За столом в центре зала шумела странная группа. Все составляющие её, относились к представителям разных народов Подлунного Мира: по кучерявой золотистой голове угадывался слиттел. У него были невероятно синие глаза. Впрочем, это характерно для его народа. Рядом с ним сидела прелестная речная нимфа со струящимися серебристыми волосами и тонкой, почти прозрачной кожей. Напротив, словно каминное изваяние в железных доспехах, но в смешном алом колпаке восседал гном. Борода устилала его колени. Справа от него откинулся на спинку стула Фавн с пронзительным карим взглядом. Замыкала круг дриада, совсем юная, с пухлыми щёчками, на которых посмеивались ямочки.
     Шейн вышел из-за барной стойки, взял за руку Констанцию, взглядом пригласил Илайджу со Спенсером, и все они подошли к столу в центре зала. Сидящие поднялись и склонились в почтительном поклоне перед Констанцией.
 - Позвольте мне представить вам спутников Её Высочества, - обратился Шейн к разношёрстной компании. – Это предводитель даннов, Илайджа Донаван. – Илайджа поклонился. – Хоть и странный народ, эти люди, хоть и тратят они свою короткую жизнь зачастую попусту, но и до нашего слуха дошли слухи о подвигах бесстрашных даннов, возвращающих летдалов в Истину. – Тут неожиданно для Илайджи старый фавн повернулся к нему и глубоко поклонился, отставив одно копыто назад. – Прости меня, господин, за небрежение, которым я одарил тебя у входа в «Тростниковую Шляпу». Мы всегда с осторожностью встречаем людей. Но если привязываемся к ним, то нет прочнее дружбы, чем дружба человека и фавна.
 - Я сделаю всё, чтобы заслужить твою дружбу, Шейн Майкельсон, - ответил с поклоном Илайджа.
 - Надо же, человек, а почтителен, как истинный слиттел.
 - И то верно, Зак, - сказал Шейн златокудрому представителю лугового народа. – Этот же чёрный ворон с жёлтым клювом ни кто иной, как Истинный Воин.
     По залу пронёсся возглас удивления и трепета. Влюблённые фавн и дриада на мгновение оторвались друг от друга, за столом у окна прекратилась песня.
 - Вот и приближается исполнение Предречённого, - с блеском в глазах торжественно проговорил старый фавн. – Здесь, под крышей моего славного трактира, собрались представители всех народов Подлунного Мира, чтобы положить конец безраздельной власти Крога.
 - Не так громко, друг мой Шейн, - погладила его по плечу Констанция. – Хоть мы и под сводами Вековечного Леса и под покровом могущества Джона Каменного Дуба, чем меньше народа будет знать о нас, тем лучше.
- Верно, - склонил голову Шейн. – Эй, Шейла, - крикнул он, оживившись, - верескового пива и закуски! Пошевеливайся, дочка! Если тяжело, шлёпни по заду твоего разжиревшего братца. Великая честь ему выпала сегодня: вряд ли ему когда-нибудь удастся попотчивать такую компанию.
     Шум в зале возобновился. Из-за барной стойки выпорхнула очаровательная дриада в бордовой тунике с изумрудным обручем на голове.  За ней топотал и пыхтел совсем юный фавн с перепуганным заспанным лицом. В их руках были подносы, уставленные кружками, увенчанными пенными облаками свежего верескового пива и всевозможными закусками.
 - Раздели с нами трапезу, друг Шейн, - сказала Констанция.
     Старый фавн прослезился и, велев дочери приставить к столу дополнительный стул, присел на самый краешек.
 - Не положено мне, Ваше Высочество.
 - Друзья мои, великое счастье, что сущностные эмигранты, встретившись здесь, были уже отмечены чистой и крепкой дружбой в Тустороннем Мире, - тихо сказала Констанция, чтобы больше не привлекать всеобщего внимания. Над столом пронёсся гул одобрения и облегчения. – Я имею в виду Илайджу Донавана, доблестного предводителя даннов, и нашего будущего полководца Спенсера Стоуна. Но не всё так просто и гладко. Если нам понадобится сущностная эмиграция кого-то из вас, что, в общем-то, не исключено, мы не знаем на кого нам там укажут Светлые. Их мудрость велика и иногда на первых порах непостижима.
     Разные дороги ждут нас: и крепкие, сбитые дружбой и мужеством, и болотистые, разъеденные ложью и трусостью. Вы не те, кто принял Истину из рук Великой Девы, поэтому не все сможете сопротивляться Зенице Крога. Каждого из вас ждёт искушение, которое, как вам может показаться, превысит ваши возможности. Но, поверьте мне, такого не бывает. Мы посланы в этот мир странниками с дорожной сумой. Эта сума прочна и надёжна. Именно страданием и мужеством испытывается прочность этой сумы и крепость плеча, её несущего. Сейчас же у нас следующая трудность. В Тусторонний Мир прибыл первый маг тёмных сил, магистр Алларих. Он, нарушив Верховные Законы, вторгся в частную жизнь людей, не причастных к Тайне Скрещения Миров, тем самым желая быстрее добраться до Лейкридсанета. Наша задача во что бы то ни стало помешать ему. Но там, в Тустороннем Мире, за мной, Спенсером и Илайджей приставлены летдалы. Мы не можем продолжить путь там, а значит и здесь. Я знаю, что летдалы уничтожаются светом Золотого Светильника, который я ношу в складках моего плаща. Но Золотой Светильник слишком мощный и его действие может плачевно отразиться на судьбе непосвящённых, которые пока не готовы к познанию Тайны Скрещения Миров. Второй вариант – спрыснуть их водой из Священного Озера в Лейкридсанете, но её у меня, к сожалению, нет.
 - Я позволю себе прервать тебя, принцесса, - сказал Шейн и пальцем подозвал Шейлу. – Принеси-ка мне, дочка, ларь из моего комода, что стоит у окна в спальне.  – Шейла упорхнула, и старый фавн вновь обратился к Констанции. – Я ведь как знал, Ваше Высочество, как знал! Во время последнего паломничества, когда юго-восточные окраины Солнечной долины были ещё чисты, я набрал святой водицы из Озера в Лейкридсанете в три раза больше против обычного. Как знал! У меня сохранился последний фиал. Но ради такого случая... – Вернулась Шейла с небольшим ларём в руках. Шейн с трепетом принял его из рук дочери и медленно открыл резную крышку. – Вот, принцесса. Не такой уж большой, этот фиал, но полнёхонький. На двух летдалов-то точно хватит.
     Фавн передал Констанции маленькую бутылочку с кристально чистой водой. Принцесса поднялась и поцеловала Шейна в лоб.
 - Да пребудет с тобой благодать Светлых, друг мой Шейн, - дрогнувшим голосом произнесла она, – ибо неоценимую услугу оказываешь ты и тому и другому миру.
     Старый фавн смахнул слезинку и сказал:
 - Ну что ж, завтра вас ждёт дальняя дорога. Я приготовил вам комнаты. Отдохните. Завтра чуть свет разбужу вас.
      Все молча поднялись из-за стола и разошлись по своим спальням.


Глава VIII

Побег в Адир

     Спенсер проснулся в гостиной и почувствовал резкую боль в ноге. Он заснул, подвернув её под себя и сейчас, чтобы привести ногу в рабочее состояние, ему потребовались мужество и выдержка. Сустав хрустнул, Спенсер охнул. На кресле-кровати сопел и пришлёпывал губами Тони. За дверями спальни было тихо. Там предавалась предутреннему сну эльфийская принцесса, секретарь-референт одной из самых крупных строительных компаний Англии мисс Констанция Кристофер.
     Спенсер хромая побрёл на кухню, рядом зацокал довольный Мутабор.
 - Доброе утро, жеребец. – Он потрепал его за рыжее ухо. – Старый Шейн не перекормил тебя сегодня ночью? – Спенсер достал из холодильника ветчину, яйца и молоко. – Впутал я тебя в историю, дружище. Зато Карибе не надо убирать за тобой кучки и лужицы по утрам. Ты всё успеваешь в Подлунном Мире. И, по-моему, с большим удовольствием. Ну, уж во всяком случае, в большем количестве. – Спенсер усмехнулся. – А шутки-то у меня остались здешние: плоские и дурацкие.
     На сковороде зашкварчала ветчина. Мутабор хрумкал «Педигри», время от времени роняя хрустящие шарики на пол. Засвистел чайник.
 - Утренняя симфония, - сказала Констанция, неслышно входя на кухню.
 - Доброе утро, Ваше Высочество, - смешно изогнулся Спенсер. – Простите, что я в трусах.
 - Главное, не в перьях, - рассмеялась Констанция.
 - Ну конечно, - зевнул подоспевший Тони. – Как спасать мир, так я – первый. Как завтракать или хихикать с хорошенькой женщиной, так это без меня.
 - Прошу к столу, - взмахнул рукой Спенсер. – Надо поучиться у Шейна правилам столового этикета.
 - Шутки шутками, - нахмурилась эльфийская принцесса, - но сегодня же нам необходимо добраться до Лейкридсанета. Иначе наше путешествие в Подлунном Мире затянется. А любое промедление...
 - Смерти подобно, - сказал Тони, облизав ложку со сгущённым молоком.   
 - Именно, - кивнула Констанция. – Спенс, глянь-ка за дверь. Да, впрочем, куда они денутся.
     Спенсер, однако, встал, подошёл ко входной двери и прижался к дверному глазку. На лестничной площадке прямо напротив его квартиры стояли молчаливыми столбами амбалы Тайлера Зальцмана.  Стояли так же спокойно и твёрдо, как и вчера, словно заняли своё место минуту назад.
 - Они что и в туалет не ходят? – спросил Спенсер самого себя и отправился допивать кофе.
 - Собираемся очень быстро, - чеканила каждое слово Констанция. – Берём только самое необходимое. Всё остальное можно докупить в дороге. Ближайший рейс до Лимерика в десять ноль пять пополудни. От Лимерика до Адира ходят автобусы. До Камышового Озера доберёмся на попутке. Главная задача – избавиться от летдалов за дверями. Фиал с водой из Священного Озера у меня. Предупреждаю сразу – зрелище не из приятных. Стоун, придётся воспользоваться твой квартирой как клиникой для умалишённых.
 - Что? – Спенсер застыл с чашкой горячего кофе  в руках.
 - Когда  происходит дезорганизация летдалов, они теряют разум. Я о тех, кто уже не подлежит возвращению к Истине в Ондонатанах. Разум и душа таких придут в гармонию, когда их коснётся длань Великой Девы. Не беспокойся, я вызову Келли Флеминг. Она будет за ними присматривать.
 - Она что, профессиональная медсестра из клиники для душевнобольных? – фыркнул Тонни.
 - А как ты догадался? – подняла брови Констанция.
 - Хорошо, а как ты собираешься ей это объяснять? – начал приходить в себя Спенсер.
 - А ей не надо ничего объяснять, - спокойно ответила Констанция. – Она – сущностная эмигрантка.
 - Какой-нибудь юный фавн с подносом верескового пива в лохматых руках? – хихикнул Тони и тут же получил затрещину от Спенсера.
 - Она моя фрейлина, - нахмурилась эльфийская принцесса.
     Собирались бесшумно, чтобы там, за дверью, не догадались о побеге. Констанция сделала несколько важных звонков: сообщила на работе о плановой командировке трёх сотрудников компании на место предполагаемого строительства особняка Коула Локвуда, вызвала Келли Флеминг и забронировала авиабилеты на ближайший рейс до Лимерика.
 - Тебе всегда всё удаётся с первого раза? – спросил Спенсер, наблюдая, как Констанция спокойно и ловко ведёт по телефону переговоры.
 - Всё достигается упражнениями, - хмыкнула она в ответ. – У тебя есть собачья переноска?
 - Нет, Мутабор всегда путешествовал на поводке.
 - Судя по всему, он никогда не путешествовал в самолёте.
 - Нет. Спортивная сумка подойдёт?
 - Вполне.
     Через мгновение Мутабор, печально повесивший кудрявые уши, сидел на дне спортивной сумки.
 - Итак, - шёпотом произнесла Констанция, - я выхожу первой. Кроплю летдалов водой из Священного Озера. Вы их затаскиваете в дом. Дальше всё проще. Мы дожидаемся Келли Флеминг и мчимся в аэропорт. Спенсер, ты написал письмо Карибе?
 - Да, - шёпотом ответил Стоун. – Ко мне приехала сестра и сама справится с уборкой.
 - Хорошо. Ещё раз предупреждаю, зрелище не из приятных.
 - Да давай уже покончим с этим, - не выдержал Тони.
 - Открывай! – звонко крикнула Констанция.
     Спенсер сорвал цепочку, мотнул пальцем колёсико замка и толкнул ногой дверь. Констанция выскочила на лестничную площадку и кинулась в сторону летдалов, которые вовсе не ожидали такого развития событий.  Констанция плеснула водой в лицо сначала одному, затем второму... А дальше произошло то, что Спенсер Стоун и Тони Фишер ещё долго видели в полуночных кошмарах.
     Летдалы взвыли и взвились под потолок, словно их подбросила мощная неведомая сила. В воздухе они распластались, и по всем их членам пронеслась стремительная дрожь. Потом та же сила опрокинула их и заставила кататься по полу, выворачивая им суставы, сгибая и разгибая их безвольные мешковатые тела. Всё это время летдалы выли, рычали, лаяли и издавали звуки совершенно неземного происхождения.
     Спенсер и Тони вжались в стену.
 - Господи, Господи, - шептал бледный Фишер.
    Стоун смотрел во все глаза. Когда-то его мать, Грета Стоун, православная христианка, рассказывала ему об одном таинстве. Рассказывала и мелко-мелко крестилась. Однажды ей довелось присутствовать на этом таинстве, которое грозно называлось экзорцизм. Она говорила, что людей при этом выворачивало наизнанку, они кричали не своими голосами и катались по полу, словно сломанные заводные игрушки. Особенно Грету Стоун ужаснуло, как маленький мальчик лет восьми, отползая на четвереньках от священника, скрипучим басом вопил: «Не трогай меня, Илюшка, это моё место!». Священника звали Отец Илия.
     Похоже, сейчас происходило то же самое.
    Констанция, бледная, с испариной на висках, казалась спокойной и сосредоточенной. Она не отрывала взгляда от ломающихся, воющих, бросающихся с потолка на пол летдалов и ждала. Минут через десять они выдохлись. Их лица землисто-пепельного цвета походили на маску, глаза были открыты, зрачки расширены. Пена, обильно шедшая изо рта, обрызгала плечи и лацканы дорогих костюмов.
 - Всё, - тихо произнесла Констанция. – Теперь их надо осторожно перенести в квартиру.
 - Они не умерли? – бесцветным голосом спросил Тони.
 - Нет, качнула головой девушка. – Они в пограничном состоянии. Келли Флеминг присмотрит за ними первое время. А потом...
 - Что – потом? – округлил глаза Спенсер.
 - Нет-нет, - светло улыбнулась Констанция, - ты не о том подумал. Убийство – это не наш метод. Берите их и не беспокойтесь. Они стали почти невесомыми.
Спенсер потянул одного из летдалов за руку и тот словно отпружинил от пола. Стоун подхватил его подмышку и внёс в гостиную. Двухметровый летдал весил столько же, сколько сухонькая старушка на пороге своей смерти. Тони закинул второго на плечо и следом отправился за Спенсером. В гостиной они положили летдалов на ковёр возле тахты.  Констанция закрыла дверь.
 - До прихода Келли Флеминг осталось немного времени. Быстро отвечу на вопросы. За чашечкой кофе, если вы не возражаете.
     Мутабор оставил своё походное убежище и забрался на колени эльфийской принцессы. Спенсер поставил турку на плиту. Тони дрожащими руками уложил в тостер ломти хлеба.
 -  Этот шум наверняка привлёк внимание ещё кого-то, кроме нас, - сказал Тони. -                Боюсь, что сейчас мы услышим вой полицейской сирены под окном.
 - Не беспокойся, - отхлебнула из круглой чашки Констанция и положила туда ещё один кусочек сахара. Мутабор недовольно заворчал на её коленях. – Всё это могут видеть и слышать только посвящённые, то есть обретшие возможность сущностной эмиграции. Для остальных подобные вещи невидимы и неслышимы.
 - Что произойдёт дальше с этими бедолагами? – кивнул Спенсер в сторону гостиной, где по-прежнему неподвижно лежали летдалы.
 - Келли Флеминг уже связалась со специальной службой в Лейкридсанете. Она вместе с ними сущностно туда эмигрирует, когда это будет допустимо.
 - Почему это нельзя сделать сейчас?
 - Сейчас они не выдержат транспортировки. Ты же сам видишь, что они вне сознания. Они не ничем заполнены. Келли сделает всё возможное, чтобы летдалы не превратились в биологический мусор.
 - Как это?
 - Они давным-давно заглянули в Зеницу Крога, то есть Спирит уже не живится в них, уже не взывает. Его в них нет. Место Спирита заняла извечная злоба и глубинный страх. Сейчас с помощью воды из Священного Озера глубинный страх вышел. Но Спирита в них по-прежнему нет. Они – оболочки, и только. Келли знает, что нужно, чтобы они не рассыпались, потому что распад в пустом состоянии происходит намного быстрей.
 - А что нужно делать?
 - Читать над ними Книгу Жизни.
 - Как же её читать, если одна из них хранится в Лейкридсанете, а другая в Вересковой Пустоши, в руках Крога.
     Констанция улыбнулась:
- Ну, вот вы дошли ещё до одной вещи, которой не знает Крог, иначе бы он устроил охоту на таких, как Келли Флеминг. Дело в том, что Келли – одна из служительниц Книги Жизни. Таких, как она, немного в Подлунном Мире. Чтобы быть служителем Книги Жизни, необходима чистая вера, незамутнённый разум и духовный опыт. Такие, как она, читали Первонаписанную, она многое помнит наизусть.
     Раздался звонок в дверь.
 -  Это Келли.
     На пороге стояла невысокая тоненькая девушка с узким лицом и большими серыми глазами. Констанция повела её в гостиную.
 - Это она-то – служительница? – шепнул Тони Спенсеру, наблюдая, как Келли осматривает и ощупывает двухметровых летдалов. – Более беззащитного существа я не видел.
 - Рядом с этими, - Спенсер кивнул в сторону неподвижных огромных тел, - она кажется совсем ребёнком.
     Келли повернула лицо к Спенсеру и Тони, уныло стоявших у дверей гостиной.
 - Приветствую вас, Истинный Воин и доблестный предводитель даннов! – Она склонила голову.
     Смущённый Истинный Воин и растерянный предводитель даннов как умели изобразили приветствие.
 - Пожелай нам удачи, Келли, - улыбнулась Констанция.
 - Я буду молить о вас Великую Деву, - улыбнулась в ответ Келли и прижалась лбом к плечу своей государыни...
   ... Места в самолёте были забронированы. Мутабору пришлось путешествовать в отделении для животных. Впрочем, он не скучал. Кроме него совершали полёт три абсолютно одинаковые белые болонки с розовыми бантиками на глупых макушках, сиамский кот, который всё время рычал, словно бульдог Ротшильд из соседнего дома, и питон. Но после приземления Мутабор плакал и смеялся, словно не виделся со своими двуногими друзьями целую вечность.
     В Лимерик подоспели как раз вовремя. Автобусный рейс до Адира отправлялся через полчаса.
 - В Адире немного передохнём, - сказала Констанция, прижавшись лбом к автобусному стеклу. – Я очень устаю от внешних передвижений.
 - Да уж, - согласился Спенсер, - передвижений в нашей жизни предостаточно.
     На соседнем сидении спал Тони Фишер, крепко обнимая сумку со сладко сопевшим Мутабором. Пёс уснул в радости и покое, оказавшись на руках любящего его человека. Тони отключила нервная система, которая взбунтовалась в самолёте. Фишер не переносил самолёты.
     Адир потряс Спенсера. Деревня словно лежала на зелёной ладони, пересечённой узкой живописной речкой Мейгуи. Холм и вечнозелёные пастбища уходили в небо и звали с собой.  Тишина и пение крапивника в парке Дунрэвенского замка заполнили слух Спенсера и мир вокруг него. Домики с разноцветными ставнями и высокими покатыми крышами, крытыми соломой своими фасадами преграждали путь разнузданности, суете и порочности двадцать первого века. Время унеслось  из этих краёв за ненадобностью. Здесь покоилась Вечность.
 - Пойдём, - тронула Спенсера за плечо Констанция. – Сегодня мы переночуем в Дунрэвенском замке, а завтра с рассветом отправимся к Камышовому Озеру.
     Спенсер посмотрел на Тони и тихонько рассмеялся. Фишер, прижимая к груди сумку с Мутабором, открыв рот смотрел на свалившееся на него великолепие.
 - Вот всю жизнь мечтаешь постигнуть смысл своего хождения по этой земле, а землю-то и не видишь, - сказал он, закрыл глаза и втянул носом воздух. – Теперь я знаю, как пахнет гармония.
 - Пойдёмте, - позвала их Констанция, которая уже стояла на роскошном крыльце Дунрэвенского замка.
     Вечером, после обильного ужина, Спенсер растянулся на огромной постели в огромном номере, где они с Тони должны были дождаться рассвета. Его томила усталость. Тони, напротив, ожил и напитался силами.
 - Пойду, прогуляюсь, - сказал Тони засыпающему Спенсеру. Тот молча кивнул. – Я, судя по всему, буду спать на кушетке? – Спенсер снова молча кивнул. – Спасибо, что ответил.
     Мейгуи подёрнулась вечерним туманом и походила на сбежавшую невесту, спрятавшуюся в густом кустарнике от нелюбимого жениха. Она дрожала и заливалась чистыми слезами. Тони сел на траву, упёрся локтями в колени и задумался. Как он, мальчик из совершенно здоровой семьи, мог оказаться таким... сущностным эмигрантом! Он не предполагал что внутри такого сложного, иногда страшного, но знакомого мира, живёт иной, самостоятельный, но составляющий единое целое с настоящим. И что ещё можно назвать с большей уверенностью настоящим? Теперь его прежнее существование казалось ему лишь смутным сном без контуров, очертаний и перспектив. Нынче же он ощутил всю полноту жизни, приняла на себя все чудеса детства и потихоньку начал понимать поэтов, композиторов и художников, потому что ему вдруг захотелось заняться всем и сразу.
 - Привет.
     Фишер оглянулся. Перед ним стояла Констанция. В потёртых джинсах и сером джемпере она казалась совсем домашней, почти родной.
 - Не помешаю?
 - Что ты! Нет, конечно.
     Констанция опустилась рядом. Они помолчали.
 - Тебе трудно? – тихо спросила она.
 - И да, и нет, - пожал плечами Тони. – Столько всего навалилось, но почему-то ужасно хочется взлететь.
 - Это нормально, - улыбнулась эльфийская принцесса. – Это всегда так. Просто ты обрёл вертикаль.
 - Что это значит?
 - Ну... Вот раньше ты смотрел вперёд или назад. Строил какие-то планы в зависимости оттого, что впереди. Делал какие-то выводы в зависимости оттого, что позади. И тебе это казалось единственно возможным. Это горизонтали. По этому принципу живёт большинство людей. Тебе же дали возможность посмотреть вверх. И увидеть этот верх, что очень важно. Теперь все твои прежние планы кажутся плоскими, потому что ты смотришь на них из другого пространства. И те проблемы, которые снедали тебя, пока ты плёлся по горизонтали, тоже кажутся плоскими. Ты увидел всё немного... сверху.
 - Да, наверное, ты права, - качнул головой Тони. – Единственное, что не даёт мне покоя: почему я? Почему выбрали меня? И почему мой Подлунный двойник –  Илайджа Донаван, славный доблестный предводитель даннов? Посмотри на меня. Я даже не намекаю на славу и доблесть.
 - Вот сейчас ты опять сполз на горизонталь. – Констанция сорвала стебель тимофеевки и завязала на нём узелок. – Сейчас ты посмотрел снизу. Светлые видят нас лучше, поверь мне. Они знают, кому доверить и довериться. Значит, ты – единственный, кто может это делать хорошо. – Она поднялась. Он поднялся следом. – Тони... Что бы ни случилось, я рядом. Спенсер рядом. Мы любим тебя.
     Тони посмотрел в глаза своей собеседнице и смутился. Она казалась истинной и волшебной, юной и вечной, наивной и мудрой. Он знал её. И совсем не знал. Ему вдруг захотелось как можно дольше идти рядом с этой женщиной, чтобы когда-нибудь, может, через много лет с уверенностью сказать: «Я точно знаю, о чём она думает, когда поднимает одну бровь». Констанция Кристофер являла собой вечную тайну.
 - А если меня убьют? – почему-то спросил Тони и дёрнулся. – Если убьют Илайджу Донавана, что станет со мной?
 - Умрёт половина твоей души, высохнет половина твоего сердца. Иными словами, ты вернёшься в прежнее состояние и забудешь обо всём.
 - Только не это, - шепнул потрясённый Тони. – Только не это.
 - А может быть, и нет, - погладила его по плечу Констанция. – Последнее решение всегда остаётся за Светлыми.
 - А кто Они такие?
 - Нет уж! – засмеялась она. – На сегодня информации достаточно. Ты узнаешь обо всём. В своё время.
 - Ну, хотя бы скажи, Илайджа Донаван знает, кто такие Светлые?
 - В Подлунном Мире все знают, кто такие Светлые. Пойдём, надо отдохнуть. Завтра рано вставать.
 - Знаешь, - сказал Тони, когда они поднимались по великолепной лестнице ручной работы в свои номера, - когда-то ты мне казалась далёкой, холодной и расчётливой, как все красивые женщины. А теперь...
 - Я перестала быть красивой? – сощурила глаза Констанция.
 - Ты перестала быть далёкой, - тихо ответил Фишер.
 - Вот и хорошо. До завтра. Разбужу рано.
     Эльфийская принцесса скрылась за поворотом широкого коридора, украшенного великолепной лепниной и хрустальными бра, а доблестный предводитель даннов нырнул в провеваемую кондиционерами темноту своего номера. На огромной постели, так и не раздевшись, спал Спенсер. Мутабор на бархатном пуфике поскуливал и дёргал ногами. Тони бросил подушку на узкую гобеленовую кушетку, улыбнулся и закрыл глаза.


Глава IX

Новые друзья

    Спенсер проснулся от шума за окном трактирной гостиницы. Старый Шейн уже носился на своих мохнатых ногах и давал распоряжения детям, Шейле и Тоби, и ещё парочке расторопных фавнов, находившихся у него в услужении. Надо сказать, что Шейн как хозяин был строг, но справедлив, вспыльчив, но отходчив, щедр на тычки и подзатыльники, но и на похвалы и объятия. Все странствующие по мирной прежде земле Подлунного Мира всегда искали повода завернуть на огонёк в «Тростниковую Шляпу». А иногда заезжали и без повода. Трактир старого фавна славился роскошной кухней и быстрым вежливым обслуживанием далеко за пределами владений Джона Каменного Дуба. Но в нынешние тревожные времена посетителей гостеприимного трактира поубавилось. Зато стали распространятся слухи, что именно под крышей «Тростниковой Шляпы» собираются самые отважные воины и самые опытные лазутчики, давшие слово до конца жизни сражаться против Крога. Слухи эти, конечно, достигли Зловещего Замка, и Крог объявил Шейна своим личным врагом. Но поскольку добраться до трактира он пока не мог (земли Джона Каменного Дуба находились не под его властью), он копил злобу на старого фавна в надежде на то, что в скором времени собственноручно вздёрнет его за мохнатые ноги на самой высокой сосне Вековечного Леса. Шейн только посмеивался, но вполне понимал, что с ним произойдёт в случае поражения Светлых, и по-прежнему привечал всех, кто хотел низвергнуть ненавистную власть Крога.
 - Нежней, нежней, Шейла, - прикрикивал он на дочь, которая доила пегую коровку в деревянном загончике. -  Молоко должно быть душистым и сладким, а для этого Морси необходимо чувствовать себя спокойной и умиротворённой. Но всё же поспешай. Через полчаса я бужу Её Высочество с друзьями, и завтрак должен быть готов к этому времени.
      Спенсер тряхнул крыльями и слегка клюнул Констанцию в руку.
- Я не сплю, - пробурчала она и с закрытыми глазами села на постели. Её изумрудные волосы спутались на макушке, как у маленькой девочки, и она показалась Спенсеру трогательной и беззащитной. «Поглядел бы на неё Крог рано утром, да и оставил бы Подлунный Мир в покое», - подумал он, с нежностью глядя в её сонное лицо.
 - Шейн готовит какой-то умопомрачительный завтрак, - сказал Спенсер. – Причешись. Негоже принцессе выходить к своим подданным со снопом сена на голове.
     Констанция открыла один глаз:
 - Да чего же ты любезен, друг мой Спенсер. – Она потянулась и достала из-за пояса гребень. – И потом, там нет моих подданных. Мои подданные очень далеко. Там только друзья и единомышленники.
 - Уф... Я же забыл, что ты здесь становишься до невозможности пафосной.
 - А ты всё такой же грубиян! – Констанция хлопнула старого ворона по затылку гребешком. – Теперь и ты в порядке. Пойдём.
     Зал был пуст. Оконные витражи с щедростью даровали нежным рассветным лучам сочные краски радуги, отчего они казались разноцветными струнами волшебной арфы. Шейла, причёсанная, со светлой улыбкой на невыспавшемся лице, расставляла на стол кружки и миски. Тоби, взлохмаченный и серьёзный, нарезал за стойкой душистый хлеб.
 - Доброе утро, Ваше Высочество, доброе утро, господин Спенсер, - поклонился Шейн, выходя из дымящейся кухни. – Прошу вас к завтраку. Остальные спускаются.
     Как только Констанция подошла к столу, заскрипели половицы под тяжёлыми коваными сапогами гнома. Он утирал румяное лицо своим алым колпаком, продолжая пыхтеть и фыркать, словно до сих пор умывался.
 - Бреди, - покачал головой Шейн, - у меня в каждой комнате чистое полотенце. Шейла ежедневно их меняет, а ты всё по-прежнему колпаком утираешься.
 - Мой колпак, моё лицо, - весело огрызнулся Бреди. – А твои полотенца слишком чистые, чтобы ими утирался истинный гном, пропитанный каменной пылью и трудовым потом до самых костей. Я просто берегу ручки твоей Шейлы, старый ты болван!
     Шейн тихонько рассмеялся. Он любил Бреди. Они были знакомы с юности, когда старый фавн только искал дерево, под чьими корнями он мог бы устроить трактир. Именно Бреди помог ему с «Тростниковой Шляпой» и стал почётным посетителем этого славного заведения. К тому же именно Бреди познакомил Шейна с его женой, Гретой, да даруют ей Светлые мир и покой в серебристых лесах благословенного края. Она собирала коренья недалеко от Тракта и угодила ногой в расселину старого соснового пня. Пень поймал ножку Греты, как капкан – белого зайчонка. И долго бы сидеть дриаде и плакать, если бы ни Бреди, который шёл навестить своего друга, хозяина «Тростниковой Шляпы». Он раскрошил коварный пень в прах и на руках донёс Грету до трактира. Её ножка была вывихнута, по щиколотке разлился густой сизый синяк. Шейн вылечил Грету, проводил домой, а потом заслал сватов, в числе которых был и Бреди.
 - Доброе утро, - встряхнув головой, радостно приветствовал всех Илайджа. Он выспался и отдохнул. – Давно я не чувствовал себя таким бодрым и полным сил.
 - Давно ты не спал в постели с матрасом, подушкой под головой и одеялом, прикрывающим твой воинствующий зад, - задорно ответил ему гном.
 - Не обижайтесь на него, господин Донаван, - поспешил на выручку нахмурившемуся Илайдже Шейн. – Вам надо привыкать к гномовской речи. Особенно любезен он становится с теми, чью порядочность и верность ставит под сомнение. А тем, кому он доверяет так же, как себе, говорит всё и не задумывается.
 - Это правда, - ответил слиттел Зак, ведя под руку речную нимфу Анабель. Оба благоухали и цвели, подобно весеннему лугу под нежным апрельским солнцем. – Гномы, они такие. Зато камня за пазухой не держат.
 - Их показная грубость сто крат дороже самых ласковых напевов, которые, на поверку, говорятся для отвода глаз, - добавила Анабель, присаживаясь за стол.
 - Что сегодня на завтрак? – потягиваясь, спросил молоденький фавн Том, за которым с закрытыми глазами плелась хорошенькая дриада Перл. 
 - Том, мальчик мой, - с нежностью ответил ему Шейн, - сегодня яйца перепёлок, свежее молоко, которое моя коровка Морси с радостью предложила вашему столу, сыр, хлеб и сухофрукты.
 - Спасибо, дядя. – Карие глаза Тома блеснули благодарностью и любовью.
 - Перл, открывай глаза, а то опустишься мимо стула, - ласково тряхнул дриаду за плечи Шейн.
      Все собрались. Ели молча и спешно. Выход был назначен через час, пока солнце ещё не высоко поднялось над горизонтом.
     Как только тарелки опустели, начался совет.
 - Пока мы под сенью Вековечного Леса, нам ничего не грозит, и наш отряд может без опаски шествовать по большому тракту, - сказала Констанция. – Но мы не знаем, как обстоят дела за пределами Леса.
 - Любыми путями мы должны выйти к высокому берегу Великой Реки, - медленно заговорил Илайджа. – Любыми путями. Значит, нам нужны лазутчики. Я подумывал сначала призвать птицу Нею, но она так нужна оставшимся даннам, моим воинам. К тому же в Родовесте она одна. И я приказал Флинну, моему помощнику, присылать Нею только в крайнем случае.
 - Нет, - возразила Констанция. – За Неей ведётся охота. Крог хочет истребить их всех, до последней.
 - Я думаю, - кряхтя начал Бреди, - что выбор лазутчиков должен зависеть от типа местности, по которой будет пролегать выбранный нами путь. Никто лучше слиттелов не разберётся в путанице луговых троп, лучше речной феи никто не знает потайных лазеек на берегах рек, и, уж простите, лучшего проводника в горах, чем старый гном, вам не сыскать.
 - Верно, - отозвался Спенсер. – К тому же у нас есть ещё крылья, помимо крылышек птички Неи. Я-то подстрахую любого лазутчика с воздуха.
 - Нет, Спенсер, - резко ответила Констанция. – Ты не годишься в лазутчики.
 - Чем же я так плох? – возмутился ворон.
 - Вовсе ты не плох, - возразила эльфийская принцесса. – Просто наши разведчики вместо того, чтобы отыскивать безопасную дорогу, должны будут охранять тебя. Ничего хорошего из этого не выйдет.
 - Но мы все рискуем одинаково! – продолжал бунтовать Спенсер. – И коль скоро мне выпала роль стать Истинным Воином, почему же не отрепетировать её сейчас?
 - Это не роль, - нахмурилась Констанция. – Это честь. И ещё не время. Всему должно прийти своё время. Твоё наступит там, у белых стен Лейкридсанета, где назначена последняя битва, от которой зависит будущая жизнь Подлунного Мира. 
 - А значит, и будущая жизнь наших обоих миров, - добавил Илайджа.
     Спенсер нахмурился и замолчал.
 - Пойду, соберу Толстонога, - сказал Шейн.
 - Как? – воскликнул Бреди, - ты хочешь отдать нам своего Толстонога? А кто же будет помогать тебе на мельнице?
- Пока Шишка, а через полгода впрягу Заскока.
 - Что ещё за Заскок? – сдвинул свой алый колпак на затылок Бреди.
 - Да Шишка три месяца назад родила крепкого жеребёнка. Он и есть Заскок.
 - Ну и развёл ты живности, - хлопнул себя по ляжкам Бреди. – А за Толстонога отдельное спасибо. Выносливей коня я не видывал.
 - Пойду, навьючу его всем, что может пригодиться в походе, - сказал Шейн и вышел на задний двор. 
 - Через полчаса выступаем. – Констанция поднялась из-за стола. Все последовали её примеру.
     Ровно через полчаса Шейн прощался со всеми вместе и с каждым в отдельности. Обнимая Бреди, старый фавн прослезился.
 - На обратном пути заглянем к тебе, старина, - дрожащим от волнения голосом произнёс Бреди.
 - Только бы он был, обратный путь, - тревожным шёпотом ответил Шейн.
 - Светлые не оставят нас.
       Долго ещё старый фавн стоял посреди Большого Тракта, смотрел вослед исчезнувшему за поворотом отряду и тихонько молился, призывая на помощь благословение Великой Девы.
     Разноцветные лучи рассветного солнца рассыпались по изумрудному лесу, словно драгоценные камни из сокровищницы Джона Каменного Дуба. Запахло диким шиповником и малиной. Огромные сосны царапали лазоревое небо ершистыми маковками. Лес заполнился голосами птиц, стрекотаньем кузнечиков, облюбовавших цветущие луговинки, пением лягушек по берегам прохладных лесных ручейков. Казалось, мир и благоденствие никогда не покинут эти места.
 - Горько осознавать, что всё зыбко и беззащитно, когда вокруг тебя тишина и покой, - нарушил молчание Илайджа. Север под ним плыл, словно лебедь. Он был сыт и доволен.
 - Именно поэтому нам нельзя мешкать, - ответила Констанция. Мутабор обивал хвостом холёные бока и немного нервничал. Что говорить, он, в отличие от Севера, был новичком в военных походах.
 - Да-а, - с долгим выдохом проговорил слиттел Зак, шедший рядом с Мутабором. – Всё, как говорила моя матушка.
 - А что тебе говорила твоя матушка? – каркнул с плеча Илайджи Спенсер.
 - Это такая ... семейная история, - смутился Зак.
 - Мы пока во владениях Джона Каменного Дуба. Здесь нет вражеских соглядатаев, - успокоил слиттела фавн Том. Он с любовью и тоской окинул тёмно-карим взглядом окрестности. – Твоя семейная история так и останется твоей. Ну, и немножко нашей.   
 - В любом случае, - добавила хорошенькая дриада Перл, - пока мы в безопасности, нам надо познакомиться поближе.
 - Ну что ж, - улыбнулся Зак. – Всё началось с моего рождения... Ну, естественно, с рождения, а как же иначе! Мои родители, речная фея Изабель и слиттел Харпер, были очень огорчены, увидев меня и услышав приговор повивальной бабки Майи, самой известной знахарки по всей Лилейной Равнине, что к западу от Изумрудных Гор. Она сказала, что я увяну. В лучшем случае через полгода. Я оказался четвёртым ребёнком в семье. Последышек, как сказала всё та же Майа. Единственным способом исцелить меня, и тем самым продлить мне жизнь, было путешествие в Лейкридсанет, к берегам Священного Озера, куда, время от времени, пребывает сама Великая Дева. Меня необходимо было погрузить в воды Озера, и тогда всякая хворь оставила бы моё тело  и мой дух.  Что говорить, вода из этого Озера – святыня из святынь. Шейн рассказал, как она подействовала на летдалов, приставленных к Вам, Ваше Высочество, в Тустороннем  Мире.
     Илайджа и Спенсер вздрогнули.
 - Так вот, - продолжил Зак. – Родители, недолго думая, собрались и отправились в благословенный край. Тогда Лилейная Равнина была ещё свободна от чёрных козней Крога. Это теперь... – Слиттел нахмурился. – Это теперь она – выжженная пустошь, осквернённая и загаженная... Скольких родичей мы потеряли, третье поколение малышей рождается вдали от истинной родины... – Зак замолчал. Никто не торопил его. Он зажмурил синие глаза, чтобы загнать слёзы обратно, и снова тихо заговорил. – Мы добрались без происшествий. Лейкридсанет встретил нас нежным живительным ветерком, в котором порхали нездешние чарующие благоухания. Мама часто мне рассказывала об этом... Высокие холмы с узкими серебристыми лентами водопадов, цветущие долины и Озеро с такой кристально чистой водой, что можно было увидеть течение жизни на самом его дне.
     Но самое удивительное произошло на следующий день после нашего прибытия. Мама рассказывала, что разбудил нас перезвон колокольчиков и сладкоголосое пение на берегу Озера. Они с отцом выглянули из окна гостиницы, где нас поселили, и увидели, что на главной площади полным-полно народу. Эльфы, люди, слиттелы с речными феями, фавны с дриадами, - все были на площади. Их лица сияли несказанной радостью. Родители выбежали на улицу, отец крепко прижимал меня к груди. Вдруг золотое облако опустилось на площадь, и мы увидели... В сияющих брызгах солнечных лучей с золотого облака сошла сама Великая Дева. Мама мне рассказывала, что едва взглянув Ей в глаза, я, впервые за полгода боли и страданий, засмеялся. Она проходила между рядами ликующих паломников и каждому дарила улыбку, отблески которой сопровождали всех ещё очень долго. И вот Она подошла к моим родителям. Они упали на колени, а я потянулся к Ней. Она взяла меня на руки и понесла к Священному Озеру. И трижды окунула с головой. Мама вспоминала, что я ни разу не заплакал во время погружений, хотя всегда с опаской относился к воде, что очень её огорчало. Когда Великая Дева передавала меня, мокрого и совершенно здорового, родителям, сказала:
 - Он поможет мне. Очень скоро ему предстоит совершить подвиг ради Меня и Светлых. Он нужен Нам здоровым.
     С тех самых пор я не знаю, что такое физическая хворь, да и с душевными недугами справляюсь гораздо быстрее, чем мои изначально здоровые сородичи. Меня держала в руках сама Великая Дева. Теперь я здесь, в этом отряде, и готов идти до конца. 
     Зак замолчал. Впереди показался просвет. Хвойный лес заканчивался, уступая место весёлому лиственному перелеску, полному цветущих луговин и светлых полянок. Солнце светило во всю и подбиралось к зениту. По левую сторону от Тракта звенел ручей.
 - Я скучаю по своей реке, - вздохнула Анабель. Серебристые волосы она собрала на затылке в пышный «конский хвост», который, вторя её лёгкой поступи, подрагивал и колыхался. – Мы с Заком соседи и друзья.
     Зак поднял брови:
 - Друзья?
     Анабель цыкнула на него, и все улыбнулись.
 - Мы никому  не откроем вашей тайны, - тихо рассмеялась Констанция.
 - Какой же ты болтун, Зак! – топнула ножкой Анабель. – Я так хотела, чтобы в отряде думали, будто я... повинуясь только великой цели...
 - Все так и думают, дорогая, - ласково сказала Констанция. – Нет ничего зазорного в том, что вы пойдёте к этой цели вместе.
     Анабель зарделась.
 - Мы познакомились с ней на празднике Камыша, на берегу Ракитницы, - нежно поглядывая на возлюбленную, заговорил Зак. – Она была самой красивой из всех фей, каких я видел. Она и сейчас самая красивая. И самая храбрая. Вместо неё в поход должна была идти старшая сестра. Такие правила. Но у сестры совсем недавно родилась дочка, прелестная Лекси. Анабель решила отправиться вместо неё. Я был счастлив, когда увидел её в «Тростниковой Шляпе».
 - А ты уж, наверное, вообразил... – вскинулась Анабель.
 - Как же вообразить, если ты говорила мне, что любишь, только в короткие промежутки между колкостями и остротами в мой адрес! – рассмеялся Зак, и смех его, до того заразительный, гулким эхом прокатился по лесу. Вслед за Заком загоготал Бреди, прыснула Перл, покатился со смеху том, засмеялись Илайджа, Констанция и Спенсер. Анабель, перестав дуться, заколотила прозрачными ладошками Зака по плечу.
     Дорога вывела их за пределы Вековечного Леса. Открывшиеся холмы с небольшими светлыми перелесками тоже принадлежали Джону Каменному Дубу. Илайджа почувствовал себя свободней и Север затанцевал под ним от радости.
 - Что, дружище, вспомнил нашу Родовесту? Нет, мы далеко от дома. Но уже близко к Великой Цели.
     Мутабор звонко заржал. Видимо и ему были больше по душе холмы, поросшие берёзой, ракитником и осиной, чем Большой Тракт между соснами величиной с горы. Один только Толстоног, навьюченный щедрой рукой Шейна, печально тряхнул густой гривой. Земель, что лежали впереди, он не знал.
 - Эти места особенно любит супруга царя Джона, - качнула головой Констанция. – Это владения царицы Эллы. Она и сейчас их довольно часто посещает. 
 - Я однажды присутствовала на одном из праздников, устроенных для прекрасной Эллы, - сказала хорошенькая Перл. – Я сама из семейства Ясеневых и в таких огромных, таинственных лесах, как Вековечный, ещё не была. Для меня этот поход -  великая честь.
 - Он для всех – великая честь, - отозвался Том. Молодой фавн давно заглядывался на быстроногую дриаду, на её тугие локоны, ямочки на круглых щеках, совсем ещё детский подбородок. – Из нашего клана для похода был выбран я. Очень давно. Почти с самого рождения. Когда мне было три месяца от роду, я так лягнул старейшину, что тот согнулся пополам и причитал полдня. Никогда ещё не видели старейшину таким озадаченным. И он, то ли с досады, то ли действительно увидел во мне воина, определил меня на этот путь.
 - Со мной всё было проще, - улыбнулась Перл. – И удивительней. В нашей деревне устроили испытание для тех, кто должен отправиться в Великий Поход. Я об этом ничего не знала, так как гуляла в лесу и плела венки из лесных трав и цветов. Те, кому было назначено, испытывались на нескольких полянах, последняя из которых отводилась для самых трудных испытаний: нужно было продемонстрировать способность мимикрии, стрельбы из лука в беге и прыжке, умения бесшумного перемещения по деревьям и имитации птичьих голосов. Так случилось, что я вышла из леса в своём глупом венке прямо на эту поляну и, не заметив Совет старших судей, которые ожидали испытуемых под кустом бузины, проделала эти фокусы очень быстро и очень удачно! Мне просто захотелось проверить себя. Когда я досвистывала соловьиные коленца, Совет старших судей вышел из-за бузины и поздравил меня с тем, что я только что выиграла состязание. И вот я здесь.
 - Действительно, - кивнул Том, улыбнувшись уголками рта. – Всё значительно проще и куда как удивительней.
     Где-то впереди блестела Великая Река. На землю легли косые тени, предупреждая путников о том, что приближается вечер. У невысокого холма со скошенной вершиной отряд остановился. Развели костёр, вскипятили воду, расседлали Севера и Мутабора, развьючили Толстонога.
 - Надолго же отправил нас в поход бродяга Шейн, - довольно крякнул Бреди, уплетая кусок отличной солонины. – Вон сколько припасов. Можно год жить с пузом, не перетягивая его ремнём.
     На ночь разбили палатки. Зак и Анабель искупались в чистом ручье, проложившем своё песчаное русло невдалеке от холма. Том достал из котомки авлос, двойную флейту, вырезанную из липы и искусно украшенною резьбой вдоль раструбов, и заиграл светлую мелодию, под которую хорошенькая Перл закружилась, взмахивая руками и перебирая крохотными ножками по соцветиям клевера и земляники. Бреди, закинув руки за голову, смотрел, как густеет небесная синева и загораются звёзды. Он вспоминал свою Викки, нежную и смешливую, с глазами цвета старого мёда, от взгляда которых у него до сих пор мутиться разум. Спенсер, нахохлившись, сидел у потухшего костра и от усталости клевал носом. «Надо же, - засыпая, подумал он, - Как буквально звучит это выражение относительно меня». Север беспокойно прядал ушами, по привычке оставаясь на чеку даже в спокойном месте. Мутабор лениво пощипывал траву. Он давно наелся, но делать было нечего. Констанция и Илайджа сидели рядом под орешником, росшим на пологом склоне холма. Небо подёрнулось тёмной вуалью позднего вечера. За горизонтом плескались последние лучи солнца, в алом блеске которых колыхалось поле одичавших подсолнухов. Завтра им предстояло его преодолеть и выйти к берегу Великой Реки. А дальше... Дальше – территория врага, и для любого из них это «дальше» вполне могло означать смерть. Илайджа с восторгом и нежностью смотрел на свою венценосную спутницу. Ему хотелось крепко прижать её к груди и молча рассказать о новом, непонятном, оттого и тревожном чувстве, которое начало расти в его суровом сердце. Но он не смел. Впервые за всю свою лихую, полную опасностей жизнь он испытывал робость и страх. Он боялся неловким движением, неосторожным жестом, случайным словом обидеть Констанцию. Он боялся, что она прочтёт это в его сердце. И ещё больше боялся, что – не прочтёт.
     А Констанция, эльфийская принцесса, единственная наследница Салливана Справедливого, читала сердце доблестного предводителя даннов, как открытую книгу, и плакала никому не видимыми слезами от светлой муки. Она знала, что не велика надежда на их взаимное счастье: они принадлежат к разным народам, и они оба могут погибнуть в этом походе. Но ей так не хотелось думать о том, что будет потом, когда здесь и сейчас они сидят рядом, под густым орешником, едва касаясь друг друга плечами. Жизнь улыбалась им!


Глава X

Завтрак у Джереми

     - Спенс, вставай, открывай глаза, ну, открывай же глаза! – Констанция тормошила безвольного и беспомощного Стоуна, который продолжал сладко чмокать во сне губами. – Вставай, скоро рассветёт, а нам до девяти часов нужно попасть в Лейкридсанет.
     Спенсер потянулся и, покачиваясь всем телом, сел.
 - Всё... Всё... Я тут... Я уже здесь...
     Констанция подошла к кушетке, на которой, скрючившись, словно в ревматическом приступе, спал Тони Фишер. Она улыбнулась и вытащила подушку из-под его головы. Фишер ударился ухом о жёсткое перильце кушетки и вскочил, как ужаленный.
 - Констанция, да... Я на ногах. Чашку крепкого кофе и я – совсем на земле. А лучше две.
 - А лучше литр, - проворчал Спенсер, направляясь в ванную. Он всегда тяжело просыпался и пожелания «с добрым утром» ему казались величайшим издевательством.
 - Умывайтесь и спускайтесь в холл, - сказала Констанция бодрым голосом, словно проспала часов двенадцать к ряду. – Я вас кое с кем познакомлю.
     Спенсер чистил зубы, рассматривая в зеркале своё небритое отражение, и думал о Констанции. Наверное, её эльфийская природа даёт ей преимущества перед смертными, лично перед ним, Спенсером Стоуном. Ну, неужели она никогда не ощущает усталости, раздражения или обиды? По-настоящему, по-человечески, вот чтобы с клокочущей кровью, кипящей головой и желанием разнести всё к чёртовой матери? Он однажды в детстве слышал или читал, что эльфы не спят, а грезят с открытыми глазами, значит, необходимость во сне для Констанции отпадает сама собой. Одной проблемой меньше. Счастливая. Однако, мотаться из одного мира в другой... Это ж какое здоровье нужно иметь! А вообще, Констанция - молодчина! Красивая и надёжная, какой была его маленькая Милли, его умница-жена, по которой он до сих пор тоскует.
 - Спенс, ты не один, - постучал в дверь Фишер. – Констанция нас ждёт. И ещё кто-то, с кем она хочет нас познакомить.
    Спенсер сунул голову под струю прохладной воды, взъерошил полотенцем волосы и вышел из ванной.
     Констанция ждала их в пустом, освещённом лучами восходящего солнца холле. Рядом с ней стоял очень невысокий, но очень полный мужчина лет пятидесяти с лысым затылком и пышными бакенбардами. Он был ниже Констанции на полголовы и ей, чтобы расслышать его, приходилось наклоняться. Увидев спускающихся по лестнице Стоуна и Фишера, она улыбнулась и поманила их, мелко перебирая кончиками пальцев.
 - Разрешите представить вам моего старинного друга, менеджера по обслуживанию Дунрэвенского замка Джереми Вандервула, - тихо, но торжественно произнесла она.
     Маленький человечек шаркнул ножкой.
 - А это...
 - Это доблестный предводитель даннов Илайджа Донаван, - сверкнул глазами в сторону Тони Джереми Вандервул. – И тот, кого мы давно ожидали в Подлунном Мире... – Долгий пронзительный взгляд менеджера по обслуживанию Дунрэвенского замка заставил Спенсера поёжиться.
 - Всё верно, - ответила Констанция и обратилась к растерянным друзьям. – Не беспокойтесь. Джереми Вандервул – сущностный эмигрант. Это здесь он тот, кем вы его видите. В Подлунном Мире он – советник короля гномов Луки Молотобоя, Калеб.
 - Вот это номер, - только и вымолвил Спенсер.
 - Нам пора собираться, - сказала Констанция. – Но прежде, чем мы отправимся к Лейкридсанету, Джереми нас накормит завтраком.
 - Накормлю от души, - улыбнулся Джереми. – И буду всю жизнь гордиться тем, что вы принимали утреннюю трапезу под моим кровом.
 - Сразу видно, царедворец, - шепнул Тони Спенсеру.
 - А то, - согласился Спенсер. – Наш Бреди попроще.
 - Кстати, о Бреди, - с поклоном сказал Джереми. – Передайте привет этому бородатому чурбану. Хоть бы весточку послал своему семейству, балбес этакий! Вернётся – влетит ему от матушки по первое число. Не вернётся – ещё больше влетит!
 - Джереми – старший брат нашего Бреди, - пояснила Констанция окаменевшим от изумления Стоуну и Фишеру.
     Джереми коротко поклонился, поманил их круглой ладонью и повёл по коридору, который начинался за белой деревянной дверью с позолоченными виньетками по краям и ручкой в форме львиной лапы. По стенам коридора висели картины, изображающие буколические сценки, розовых нимф с золотыми волосами и живописные уголки Дунрэвенского парка. Они завернули налево. Потом ещё раз налево и остановились у двери с блестящей серебристой дощечкой: «Джереми Вандервул. Менеджер по обслуживанию».
 - Заходите, заходите, - расшаркивался у порога Джереми. – У меня не  слишком просторно, но вполне уютно. Свежий кофе, тёплые булочки, горячие бутерброды, фрукты, - всё это уже ждёт вас.
    Служебные апартаменты Джереми были, действительно, невелики, но очень ухожены. Большие окна в гостиной и спальне щедро пропускали рассветные лучи, белые шёлковые занавески едва колыхались от утренних сквознячков, и казалось, что всё пространство маленькой квартирки придворного Короля гномов Луки Молотобоя дышит и ворочается. Стоун втянул носом воздух. Аромат французской выпечки, итальянских бриошей, абрикосового джема и свежемолотого кофе щекотал ноздри и бодрил дух.
     Джереми хлопотал на крохотной белой кухоньке: раскладывал выпечку на крутящийся поднос с невысокой ножкой в форме пузатого фужера, протирал белой льняной салфеткой яблоки и сливы, разливал ароматный кофе в чашечки-бокальчики из голубого фарфора.
 - Господа, прошу вас, - крикнул Джереми, приглашая гостей на кухню, когда всё было готово. – Прошу, не сбейте головой люстру и не заденьте плечом буфет. Это нам, невысоким, так сказать, существам такие масштабы вполне комфортны. Вам, должно быть, несколько тесновато.
 - Совсем несколько, - улыбнулся Спенсер, - пропуская вперёд Констанцию. За ним, ворча и потирая лоб, шёл Фишер: он звонко ударился о притолоку.
 - Калеб, ты связался с Йеном? – тихо спросила Констанция, сделав пару глотков превосходного кофе.
 - Да, Ваше Высочество. Йен мчится сюда на всех парах. По моим подсчётам... – Джереми вынул из узенького кармашка в атласном жилете, плотно облегающем его круглый живот, крохотные золотые часики. – Да, по моим подсчётам он должен прибыть сюда через полчаса.
 - Всё ли так спокойно? – Констанция тревожно посмотрела на гнома.
     Он отвёл глаза:
 - Нет, не всё...
 - Мы, в общем,  и не надеялись. – Тони вытер губы салфеткой и откинулся на спинку стула. – А хотелось бы...
 - Докладывай, - сказала Констанция.
 - Сегодня в полночь по здешнему времени я вернулся из Изумрудного замка моего Короля. Он поведал мне, что за четверть часа до моего появления в замке к нему прилетела птица Нея. Послана она была, судя по всему, Келли Флеминг.
 - С ней всё в порядке? – в один голос спросили Констанция, Спенсер и Тони.
 - Да, - улыбнулся Джереми. – Прекрасная служительница Книги Жизни сейчас в Лейкридсанете. Она благополучно доставила туда тех летдалов, которых вы окропили водой из Священного Озера. Теперь их пустые тела ждут прикосновения Великой Девы.
 - Какие же вести принесла на крыльях птица Нея?
 - Алларих узнал о вашем исчезновении из Лондона быстрее, чем этого бы хотелось. Он был взбешён, но ещё больше напуган. Маг едва не погиб, сообщив о своём упущении Крогу, ведь совсем недавно он убедил своего господина, что строительство особняка на берегу Камышового Озера одобрено всеми инстанциями, и главные его противники, то есть, Вы, Ваше Высочество, Вы, доблестный предводитель даннов, и, разумеется, Вы, наш Истинный Воин, который соберёт под знамёна Светлых весь Подлунный Мир, беспомощны и находитесь под его неусыпным надзором. Маг Алларих знает многое, но не всё. Он ведь даже представить себе не мог, что у вас окажется фиал со священной водой. Вот вроде бы пустячок... Не просчитал вероятности  появления маленькой склянки и – бах! План рассыпался. Вообще, друзья мои, у них давно не всё ладится. Крог строит свои планы вне зависимости от планов Светлых. Он уже забыл, что Подлунный Мир был создан всё-таки Ими. Крог не думал, что вы начнёте здесь работать бодро и слаженно. Он и не предполагал, что Светлые выберут для этого предприятия друзей. Иными словами Крог рвёт и мечет. Говорят, Великий Магистр Тёмных Сил Алларих ползал в ногах у своего повелителя, словно нашкодивший щенок. А тот попирал его, унижал, оскорблял и грозил лишить его звания и посоха. За вами тот час организовали погоню. Хвала Светлым, в Лондоне, сразу после вашего вылета, разразилась такая гроза, какой давненько не припомнят и самые опытные воздушные пилоты.
 - Хвала Светлым, - выдохнула Констанция.
 - Рейс, на которые были забронированы билеты Аллариха и его компании, отложили. Пусть ненадолго, но отложили. Вам дали шанс уйти. Птица Нея сообщила, что Крог собирается подвергнуть вас искушению.
 - Искушению? – поднял бровь Спенсер. – И какого рода будет это искушение?
 - Человеческого, - вдруг усмехнулся Джереми.
 - Поподробнее.
 - Крог, может, и недалёк в своих планах, но он не дурак. Он знает: чтобы задержать вас там, в Подлунном Мире, вас нужно рассорить здесь. Разлучить. Взбудоражить душу счастливым прошлым, когда некоторые из вашего отряда были не посвящёнными. Крог знает так же, что Вы, доблестный предводитель даннов, и, разумеется, Вы, Истинный Воин, который соберёт под знамёна Светлых весь Подлунный Мир, самые доблестные и великие. Но ему, естественно, известно, что вы, в первую очередь, люди. Обыкновенные люди. Вы сущностно эмигрировали отсюда, а значит, в наш мир вы перенесли не только свою силу, но и свою слабость. Вы оба не рождены в Истине. Вы даже не второе, даже не третье поколение, хранящих Истину. Вы – отсюда-туда. Мы с Её Высочеством – оттуда - сюда. Тем более, что Её Высочество – рождённая в Истине. С нами Крогу намного сложнее справиться, чем с вами.
 - Если так, - сказал Спенсер, - то почему и доблестного предводителя даннов и Истинного Воина Светлые выбрали из этого мира? Ведь по сути это – стратегическая ошибка!
 - Крог думает так же, - улыбнулся Джереми. – Но он не видел, какими гранями сияет Истина в разбуженных сердцах людей из этого мира. И эту Истину они хранят здесь и дарят каждому. Крог не может понять, что укрепляя этот мир, Светлые укрепляют и Подлунный.
 - Странный он всё-таки, этот Крог, - качнул под столом ногой Тони. – Он знает, что если нас развести в этом мире, значит, мы затормозимся там. Но не может предположить, что Светлые об этом тоже знают.
 - Существа, жаждущие власти любой ценой, всегда одноглазы, - улыбнулся Джереми.
     В окно тихо постучали. Этот звук был таким неожиданным, что дёрнулся даже гном.
 - Вот ведь эльфы, - забурчал он, кряхтя поднимаясь из-за стола. – Хоть бы ногой по гравию  пошуршал для приличия. Ходят, как по воздуху.
     Менеджер по обслуживанию выгляну в окно и поманил рукой. Через несколько минут в квартирку Джереми лёгким пружинистым шагом вошёл высокий и стройный молодой человек. Он был светловолос и сероглаз. Когда же он улыбался (Спенсер и Тони могли в этом поклясться),  слышался словно лёгкий перезвон хрустальной капели. Увидев Констанцию, эльф изящно поклонился:
 - Желаю Вам здравствовать, Ваше Высочество. Я передаю Вам поклон от Вашего Отца, Салливана Справедливого.
    Констанция вздрогнула и грустно улыбнулась.
 - Когда же я перестану получать поклоны от своего Отца? Когда же я смогу просто быть рядом с Ним...
 - Когда-нибудь это случится, принцесса, - продолжал качаться в поклоне эльф.
 - Присаживайся, Йен, - сказала Констанция. – Познакомься с моими попутчиками. Это – Спенсер Стоун. – Спенсер кивнул. Йен кивнул в ответ. – Здесь – Спенсер Стоун. А в Подлунном Мире он – наша надежда. Именно о нём говорит Предание. Он -  Истинный Воин.
     Йен вскочил и по-солдатски вытянулся.
 - Ну и как я должен отреагировать? – растерянно шепнул на ухо Констанции Спенсер.
 - Предложи ему сесть и расслабиться, - улыбнулась принцесса. – Скажи, что здесь с тобой можно и попроще.
 - Йен, дружище, - откашлявшись, произнёс Спенсер. – Сядь и расслабься. Здесь со мной можно и попроще.
      Йен присел на краешек стула, однако в его дивных глазах всё ещё плескались восторг и трепет.
 - А вот ещё Тони Фишер, - продолжила принцесса, указывая на не перестающего жевать итальянские бриоши Тонни. – В Подлунном Мире он – Илайджа Донаван – доблестный предводитель даннов.
     Йен вновь попытался вскочить, но Тони вовремя опомнился и, схватив расторопного эльфа за локоть, усадил на стул.
 - Позавтракай с нами, -  сказал Фишер, проглотив, наконец, булочку. – И не дёргайся. Так ни на что нервов не напасёшься.
 - Йен – придворный музыкант Клауса Светлоокого. – Джереми поставил перед Йеном дымящуюся чашечку со свежим кофе.
 - Ну, не только музыкант, - возразил ему Йен. – Вообще, я часто мотаюсь из этого мира в Подлунный и обратно. Наверное, не только потому, что у меня выдающиеся музыкальные способности.
 - Кто тебе сказал, что они у тебя выдающиеся? – хлопнул себя по круглым ляжкам Джереми.
 - Ну, всё, поехали, - откинувшись на спинку стула, рассмеялась Констанция.
 - Да ты сам и сказал, - возмутился Йен. – На балу у Майи Монтгомери в честь её именин кто первым разрыдался после того, как умолкла моя лютня?
 - Да, это было великолепно... – Маленькое лицо гнома растеклось в улыбке, но тут же покрылось сетью гневных морщинок, и Джереми подпрыгнул, как ужаленный. – Да я сотню раз тебе говорил, что мне в глаз попала пыльца рододендрона, который весь вечер мне тыкала в нос всё та же Майа Монтгомери. «Не правда ли, как хороши мои цветы! Каждый вечер я читаю им баллады про любовь, оттого они стали прекрасны». Тьфу!
 - Ты просто никогда не согласишься с тем, что я хоть в чём-то тебя обставил, - не унимался Йен.
 - Ой-ой, это в чём же интересно? – серьёзно разозлился Джереми. – Уж не в искусстве ли горлопанить слащавые песенки? Так вот, что я тебе скажу, зарвавшийся молодчик с острыми ушами! Здесь, в Адире, живёт самый жирный на свете кот. Зовут его Таракан.
 - Почему? – спросили все хором.
 - Это отдельная история. Так вот, этот самый Таракан по весне здесь такие концерты устраивает, что тебе и не снилось!
 - Стойте, стойте! – замахала руками Констанция. – Джереми, уж не об этой ли ссоре мечтает Крог, чтобы задержать нас в пути?
     Йен и Джереми переглянулись.
 - Что-то опять нас занесло, брат, - потухшим голосом произнёс гном.
 - И то верно. Прости меня, Джереми, - сказал эльф и протянул ему руку. – Только пообещай мне когда-нибудь рассказать о Таракане.
     Завтрак был закончен. Птичий гомон за окном подсказывал, что время поджимает и путникам давно пора в дорогу.
 - Каждый лишний час приближает погоню, - сказал Джереми, подсаживая Констанцию в фиат Йена, который стоял у самого берега Мейгуи. – Ехать вам не так уж чтобы далеко, но земли эти очень опасны. Вы пробираетесь в Лейкридсанет, куда мечтает попасть Крог. Не забывайте о его замысле. Крогу необходимо вас разлучить. Будьте начеку. Гони, Йен.
     Фиат сорвался с места, как горячий молодой скакун. Преодолев просёлочную дорогу, они выехали на ровное блестящее после ночного дождичка шоссе. Констанцию, Стоуна, Фишера и Мутабора в плетёной корзинке сморила дремота.



Глава ХI

В Сизом тумане

    - Спенсер, вставай, открывай глаза! – Констанция тормошила старого ворона,  сидевшего нахохлившись на плоском камне у потухшего костра. – Нам пора в дорогу.
     Север нетерпеливо фыркал под Донаваном, который успел побриться и уложить волосы на особый манер даннов: две тонкие косички от висков на затылке собирались в одну. Бреди уложил свою бороду воланами и с удовольствием демонстрировал её просыпающемуся миру как произведение искусства. Констанция  завершала чистку шерсти тихо ржущего от наслаждения Мутабора. Он с готовностью подставлял под щётку каштановые бока и мотал головой, приглашая Констанцию не торопиться с его моционом. Том натирал какой-то мазью из круглой жестяной коробочки свои копыта, Перл делала последний стежок на подоле туники, которую порвала вчера, зацепившись за оголённый корень старой высохшей берёзы. Анабель протирала лицо крохотным пучком какой-то луговой травы, отчего щёки её начали приобретать удивительный оттенок утренней зари. Залюбовавшийся на неё Зак выронил из рук серебряный кинжал, клинок которого он тщательно полировал кусочком коры камнекора.
 - Это что я, значит, один останусь без умывания и завтрака? – спросил недовольный Спенсер и тут же каркнул так, словно ему оторвали добрую половину хвоста.
     Констанция вылила на него котелок ледяной воды из родника и затолкала в клюв приличный ломоть ржаного хлеба.
 - Ну, знаешь ли... – поперхнулся Спенсер.
 - Тебе вообще грех жаловаться, - захохотал Бреди. – Остальные проделали эти процедуры самостоятельно. Тебе же выпала великая честь принять её из рук Эльфийской Принцессы.
     Спенсер замотал головой и по-кошачьи закрутил хвостом, стряхивая ледяные капли. Весь отряд залился беззаботным смехом.
 - Я попросил бы вас, - гаркнул в конец оскорбившийся Стоун. – Помните о субординации. Я – Истинный Воин, всё-таки.
 - И то верно, - промокнув слёзы смеха ухоженной бородой, сказал Бреди.
 - Пора! – звонко крикнула Констанция и вскочила на Мутабора.
     Дорога их лежала через Клеверный Луг к Серебряному Ручью, за которым заканчивались владения Царицы Эллы, супруги Джона Каменного Дуба. А там, за Серебряным Ручьём, клубился Сизый Туман. Это означало только одно: на том берегу  власть Крога становится ощутимей. Все в отряде это понимали и старались хотя бы искусственно поддерживать хорошее расположение духа. Насколько это было возможно.
 - Да, не поскупился старина Шейн, - тряхнул бородой Бреди. – Толстоног обвешан мешками с провизией, как праздничное дерево лазоревыми лентами в День летнего солнцестояния.
 - Ты хочешь сказать, что наш поход закончится очень не скоро? – усмехнулся Том.
 - А ты хочешь сказать, что тебя не устраивает компания? – поднял косматые брови гном.
 - Нет, компания что надо, - довольно кивнул головой Том.
 - До твоего Перевоплощения остаётся совсем немного времени, - сказала Констанция Спенсеру, который, всё ещё обиженно топорща перья, покачивался на её плече. – Закончится Клеверный Луг, мы перейдём в брод Серебряный Ручей... Он, кстати, скорее похож на небольшую и очень капризную реку. А там, за Сизым Туманом, Великая Река. А значит и Великая Битва.
     Спенсер вздрогнул. Он, честно говоря, в этой странном, увлекательном походе почти утратил ощущение великого и, наверное, смертельного долга. Да ему, конечно, часто говорят, что он – Истинный Воин, ожидаемый, несущий Надежду. Но одно дело, когда об этом говорят, и совсем другое, когда это потребуется продемонстрировать.
 - Но ты не беспокойся, - улыбнулась Констанция, почувствовав тревогу старого ворона. – Твои друзья всегда с тобой. Каждый из нас готов облегчить исполнение твоего долга даже ценой собственной жизни.
 - А это меня ещё больше пугает, - вздохнул Спенсер. – Знаешь, только теперь, когда судьба так пошутила надо мной, я всерьёз задумался над вопросом: почему из всего богатства, предлагаемого миром, некоторые из его обитателей выбирают зло? Чем оно привлекательней, скажем, любви, гармонии, тихих семейных радостей, да просто тишины? Жил дурак-дураком, ни о чём не задумывался, кроме успешности своей карьеры, и казался себе, в общем-то, счастливым. А теперь...
 - Что – теперь?
 - Теперь я немножко понял о счастье. Немножко больше, чем знал раньше. На целый Подлунный Мир больше.
 - Светлые попускают потери, чтобы мы научились ценить, что имеем. Ты потерял покой, почву под ногами и прежний облик. Зато научился понимать себя и задавать важные вопросы.
 - Что толку от моих вопросов, если все ждут моих ответов. И, желательно, мудрых.
 - Всё придёт в своё время.
     Констанция замолчала и о чём-то задумалась. Спенсер не стал ей мешать и слетел с её плеча. Он поднялся высоко, к самым облакам, и обомлел от красоты, явившейся ему из поднебесья. Он увидел бескрайние луга, сияющие изумрудами трав, золотом островков пижмы и сурепки и сиреневыми всплесками диких люпинов. Увидел могучие леса с проплешинками солнечных выгонов, где фавны пасли лошадей и овец, извилистые быстрые реки, беспокойно несущие свои воды по долинам и всхолмьям, тонкие ручейки, вспарывающие серебряным лезвием поля и рощи. Он увидел поросшие вековыми деревьями горы, чьи вершины покрывали ледяные шапки. И туман. Он увидел сизый густой туман за Серебряным Ручьём, сквозь который им нужно было пройти. Холодом и тоской повеяло на Спенсера. Он стал снижаться.
 - Нея! Птица Нея летит! – вдруг звонко крикнула Анабель. – Что-то случилось... Что-то нехорошее...
 - А может, наоборот, - одёрнул её Зак. – Никогда не думай о плохом наперёд того, как оно станет известно.
     Действительно, крохотная птичка, похожая на воробья, волнами носилась над головами путешественников. Илайджа вытянул руку, и Нея опустилась на его запястье. Затем, забавно перебирая тонкими ножками, птичка преодолела всю руку Донавана, прыгнула на плечо и застыла. Застыл и доблестный предводитель даннов. Через мгновение Нея встрепенулась и взмыла под облака, где и затерялась.
 - Что поведала тебе Птица Нея? – с тревогой посмотрел на Илайджу Бреди.
 - Тот туман за рекой – ещё не владения Крога, - сказал Донаван. – Это всего лишь предвестие опасности, которая ждёт нас на берегах Великой Реки. Но туман опасен сам по себе. Он выбирает незащищённое место, покинутое всеми, брошенное, и оседает на нём всей своей мутной тяжестью. Он так плотен, что возможность выбраться из него сводится почти к нулю. А уж выбраться таким, каким ты вошёл в него... Об этом стоит совсем забыть.
 - То есть, - медленно начала Констанция, - туман не изменяет, он выносит на поверхность сознания тайное, глубинное, тёмное. Всё это есть в каждом, но которое каждый прячет так далеко, что почти о нём забывает. Мало того. Туман делает это тёмное, глубинное вожделенным, единственно верным и возможным.
 - Ты хочешь сказать, что наше путешествие может закончиться здесь, под сизыми непроходимыми облаками? – обратилась к Донавану побледневшая Перл.
 - Именно это я и хочу сказать, -  опустил глаза Илайджа. - У каждого из нас есть масса причин выйти из отряда. Мы знаем о смертельной схватке, которая ждёт нас впереди. И какими бы могучими и мужественными мы ни казались, внутри каждого живёт страх. И обида за то, что осталось несделанным, неисполненным или прерванным нашим походом.
 - А иного пути к Великой Реке нет? – тихо спросил Том. – Может быть, есть какие-нибудь обходные тропы, чтобы миновать туман? Пусть мы затратим на это чуть больше времени, но сохраним отряд, сохраним себя.
 - Том, дружище, всё дело в том, что у нас почти не осталось времени, - покачал головой Илайджа. – А туман простирается на сотни миль. У нас нет выбора. 
 - Так что же делать? – сдвинула тонкие золотистые брови Анабель. – Мы же не можем рисковать. Весь Подлунный Мир сейчас ждёт Истинного Воина, надеется на благополучный исход нашего путешествия.
 - Призывать имя Великой Девы, - ясным голосом произнесла Констанция. – Если мы, вопреки наплывающей тьме, будем держаться Её имени, отряд уцелеет. Она поможет нам сопротивляться туманному мороку.
 - Смотрите... – Бреди указал рукой в сторону тумана за Серебряным ручьём. И все увидели высоко в небе, скрытом за сизыми клубами, тихий, но стойкий отблеск маленького светила. Должно быть, звезды. Её рассеянный свет пробирался сквозь мутную мглу, как солнечный луч сквозь плотные переплетения ветвей в тёмной непроходимой чащобе. С трудом, но пробирался.
 - Это Она даёт знак, не сомневайтесь, - светло улыбнулся в бороду гном.
 - Да, это её знак, - улыбнулась Констанция.
     Все, запрокинув головы, смотрели на тусклый ровный свет и улыбались. В их сердцах родилась надежда. Стало светло и радостно, ушла тревога и укрепилась уверенность, которая чуть было ни покинула их на пороге сизого тумана.
 - Одно Её имя несёт покой, - сказала Констанция. – Нам пора. Но прежде нам необходимо обвязаться верёвками, чтобы не разойтись в разные стороны.
     В холодные воды Серебряного Ручья отряд вступил обвязанный верёвками и ремнями. Ручей был неглубоким, но шумным и капризным. Вода стегала непрошеных гостей, сбивала с ног и обжигала ледяным холодом.
        Первое, что почувствовал Спенсер, поглощаемый упругими струями сизого тумана, это надсада и раздражение. Перед его глазами запрыгали красные огоньки, которые жгли и сушили глаза. Он попытался зажмуриться, чтобы их прогнать, но стало ещё хуже. Пожар в глазах и сердце разгорался. Спенсер взвыл от навалившихся бешенства и гнева. Он готов был разорвать любого, кто появился бы у него на пути и попытался бы его успокоить. «Шут меня дёрнул ввязаться во всё это! Сидел бы сейчас в лондонской тёплой квартире, жевал бы миндаль в шоколаде и смотрел «Европа-ньюс». Ведь всё было хорошо, всё было стройно и гармонично. После смерти Мегги я долго выбирался на поверхность жизни. Я поклялся себе, что не впущу в свою судьбу никого, чей уход смог бы вновь перевернуть всё с ног на голову. Я только успокоился и – вот тебе на, пожалуйста! Ох уж эта Констанция Кристофер! Когда же она появилась в нашей компании? Да без году неделя! Однако, как она встёрлась в доверие боссу! Ну, прямо никуда без неё! Что и говорить, эльфийка...  Вечные эльфийские штучки: блеск в глазах, остроконечные уши, чем там они ещё берут? Почему для этого безумия она выбрала именно меня? Все эти разговоры о Предназначении – чушь собачья! Я заслужил покой. Нет, честно. Я достаточно настрадался и заслужил покой. Что в этом плохого? Но самое унизительное – мой нынешний облик».
     Спенсер запнулся и чуть было не упал. «Коряги тут всякие!». И вдруг осознал, что запнулся – ногами! Не старыми сухими вороньими сучками с вечно торчащими и цокающими, как копыта Мутабора, когтями, а именно ногами! Он похлопал себя по бокам. И бока, и то, чем он по ним похлопал, оказалось человеческим! Спенсер присвистнул от неожиданной радости: раз к нему возвращается человеческий облик, значит, этот бред, в котором он барахтается столько времени, отступает!
     Спенсер вдруг увидел себя идущим по Бонд Стрит, улыбающимся, довольным, в роскошном костюме, в туфлях, отполированных так, что в них отражались витрины магазинов и красивые женщины, глядящие на него лучистыми глазами. На их зовущие взгляды он небрежно пожимал плечами: простите, милые леди, сейчас сфера моих интересов несколько иная, но как только я почувствую в вас острую необходимость, ни одна не будет мною обижена.
     А сфера интересов в этот момент была, действительно, иной. Он неожиданно стал совладетелем компании «Тейлор Уимпей» с последующей перспективой завладеть ею единолично. Ох, как же был напуган Брюс Корлайл, когда ему представили Стоуна в новом социальном статусе! Как оробел бывший босс, пожимая мягкую холёную ладонь своего прежнего подчинённого, которого он когда-то нет-нет да и уколет пренебрежительным словом или двусмысленным взглядом. Нет, Стоун не будет припоминать Брюсу все его промахи относительно себя. Вслух – никогда. Ведь он же благороднее, выше, милосерднее мистера Корлайла! Он найдёт способ более невинный, чтобы продемонстрировать Брюсу его, в общем-то, профессиональную несостоятельность. А чуть позже, когда Спенсера Стоуна назовут единоличным владельцем «Тейлор», он по-братски обнимет поникшего предшественника и скажет: «Ну, ты ведь сам всё прекрасно понимаешь, дружище! Твоя профессиональная несостоятельность!»...
     А пока он, улыбаясь, идёт по Бонд Стрит, в свой новый кабинет с огромным столом из золотистого ясеня и личным баром, где хранится коллекционное вино, которым он, может быть, угостит Констанцию Кристофер.
     Что же это за женщина! Как он раньше мог не испытывать к ней того, что бродит по его телу теперь? Только сейчас мисс Конни ходит какая-то взволнованная и тоскливо заглядывает ему в глаза. Словно ищет что-то, внезапно потерянное. Но такой она нравится ему даже больше, чем прежде: беззащитная, потухшая, робкая. При случае нужно спросить её, зачем она всё-таки была против строительства особняка для Локвуда Коула на Камышовом озере? Ведь именно это послужило стартом для головокружительного взлёта его, Спенсера Стоуна, карьеры... «Видела бы меня мама... Что бы она сказала?»
        Что-то сильно кольнуло в сердце. Мама... Мегги... Спенсер остановился посреди сияющей улицы. Как давно. Слишком давно он не вспоминал о них... наверное, лет пять – десять. А может, все пятьдесят? Что-то хрустнуло в спине и под коленями. Почему-то заболело лицо. И туфли погасили своё сияние. Стоун взглянул на руки и ужаснулся. Они покрылись сетью морщин, суставы раздулись, кожу покрыли старческие пигментные пятна. Он закрыл ладонями лицо и расплакался: подбородок покрывала седая щетина. Ноги в потускневших, когда-то модных туфлях походили на куриные лапки: сухонькие, с выпуклыми артритными коленями. Костюм на его сутулых плечах съёжился и покрылся не отстиравшимися пятнами дешёвого вина и кофе. А мимо него летели красивые женщины и столько презрения и брезгливости было в их некогда лучистых глазах. 
 - Твой Спирит покидает тебя, - услышал он за спиной и неуклюже, кряхтя повернулся.
 - Мегги!.. Мама!.. – шёпотом воскликнул он.
 - Твой Спирит покидает тебя, - печально покачала головой его маленькая печальная Мегги.
 - Молись. Призывай Имя... – ласково улыбнулась Мама, в её глазах стояли слёзы.
 - Чьё Имя. Мама? – прошелестел Стоун, но видение исчезло. – Чьё Имя?!
     Стоун, едва передвигая ногами, пробирался сквозь хохочущую, разнузданную толпу. Она вдруг хлынула на него со всех сторон. Женщины, мужчины, дети, - все были бледными, как утренний туман над москитным болотом. Глаза их ничего не выражали. Они были пусты и темны. У всех – одинаковые пустые и тёмные глаза.
 - Скажите, скажите, чьё Имя я должен призывать? – умоляюще вопрошал у страшных людей Спенсер, но они начинали хохотать ещё громче и безумней.
     Внезапно Стоун различил в толпе изумрудный затылок.
 - Конни! Констанция, стой!
     Изумрудный затылок то исчезал в чёрно-белой толпе беснующихся, то выскакивал на её поверхность, словно детский мячик, брошенный в море.
 - Констанция! Остановись, помоги мне во Имя Великой Девы!
     Толпа замерла и онемела. Сердце в груди Стоуна забилось надеждой. Эльфийская принцесса медленно повернула лицо в сторону Спенсера, светло ему улыбнулась и согласно кивнула.
     «Молись! – крикнул он в себя. -  Зови Великую Деву! Великая Дева... Мне душно, я не хочу злиться, я не хочу лакированные туфли и седой подбородок. И тоску в сердце не хочу! Всё это  разрушает меня, сковывает движения, вливается горячим свинцом в мою голову. Остуди её, Великая Дева... Помоги...».
     Всё исчезло. Перед глазами дымились мутные струи сизого тумана. «Что со мной?» – подумал Спенсер. Он поднял руку, чтобы приложить её к стучащему виску, и увидел иссиня-чёрное крыло. «О, Великая Дева! Я пойду до конца. И уж лучше я так и погибну в теле старой вороны, но того, что я только что пережил, не пожелаю и врагу». Ясный и светлый покой опрокинулся в его душу. Глаза болели, но уже не так, как прежде, а словно заживающая рана. Сердце устало, но не было в нём ни гнева, ни злобы. «Великая Дева, не оставь остальных...» - подумал Спенсер и, окончательно успокоенный, задремал на плече Констанции, которая плакала и стонала, словно юная вдова.
     Эльфийскую принцессу гнули к земле скорбь, уныние, тоска и усталость. Она вспомнила своё детство, которое ни при каких условиях нельзя было назвать безоблачным. Отец, правитель Салливан Справедливый, каждое утро повторял ей одни и те же слова: «Твоё личное счастье – это счастье твоего народа». И она с юных ногтей приняла на свои хрупкие плечи тяжелейшую ношу за судьбу своего народа. Но как же её собственная судьба? Как же соловей, который пел каждую ночь в саду за её окном? Как же белые лилии, благоухающие ароматами любви? Это что – неважно? А как быть с её сердцем теперь, когда рядом – Илайджа Донаван? Да, он из рода людей, он даже не королевской крови, но он – доблестный и благородный воин, светлый и нежный человек. Но отец никогда не оценит этого, потому что её личное счастье – это счастье её народа.
    Констанция заплакала так, как не позволяла себе ни разу в жизни, даже когда было совсем тяжело, даже когда она оставалась одна. Душу затопила волна тепла и бесконечной любви. «Илайджа, Илайджа! Я знаю, я чувствую даже сейчас, в этом тумане, что все твои мысли обо мне. Давай выберемся побыстрее отсюда и умчимся далеко-далеко. Что нам эта война! Мы сущностно эмигрируем и отправимся в какую-нибудь далёкую Россию, затеряемся в её глухих лесах и будем наслаждаться жизнью, растить детей, лелеять своё личное счастье».
     Констанция зажмурилась. Какое-то странное жаркое солнце обожгло веки. Под ними завертелись розовые, синие, жёлтые, красные круги. Они то сужались, то разрастались, гипнотизируя память и сознание. Констанция с трудом разлепила ресницы. Она скорее почувствовала, чем увидела море. Ласковые, нежные короткие волны тёрлись о её босые ноги. Чуть солоноватый морской воздух плескался в лёгких и кружил голову. На сердце было легко и спокойно. Констанция зевнула и потянулась. Рядом раздался мягкий бархатный смех Донавана.
 - Какая ты сладкая по утрам...
     Вот уже много-много лет к ряду каждое утро она слышала один и тот же смех, предваряющие одни и те же слова одного-единственного, любимого до озноба и жара человека. И каждое утро она едва не умирала от счастья.
     Небольшой островок в Мерцающем море они приобрели после удачной сделки с Коулом Локвудом. Это произошло в Тустороннем Мире очень быстро и безболезненно для Подлунного.  Быстро и качественно были подготовлены документы на строительство особняка в местечке Камышовое Озеро, расположенного совсем недалеко от Лейкридсанета. Быстро и качественно был разработан проект. И воплощён он был в кратчайшие сроки. 
     В Подлунном сменилась только власть. Незначительные налоги, незначительная миграция... И всё, пожалуй. Во всяком случае, только это и увидели Конни и Донаван.
     Каждый, принимавший участие в этой сделке, получил приличный куш. Очень приличный. Констанция и Илайджа соединили свои доходы и купили маленький островок, куда сразу и уехали и где живут в счастье и покое вот уже ... сколько лет?
     Констанция и не знала прежде, что Илайджа Донаван, могучий и суровый воин, предводитель даннов, так нежен, мил и заботлив. Поначалу это пугало, смущало и даже заставляло плакать. Она его не узнавала. Но здесь, на острове, её саму захватили неведомые до сей поры чувства. Обруч долженствования, стягивающий её голову всю жизнь, был сброшен. Корона эльфийской принцессы покоилась в сокровищнице нового властелина Подлунного Мира.
 - В твоей будущей жизни этот венец тебе не понадобиться, - сказал он ласково, крепко сжимая корону обеими руками. – Ты хотела отпустить своё сердце на волю. Я помог тебе это сделать. Теперь жизнь твоего народа – моя забота. У тебя появятся другие. И, поверь мне, они достойны того, чтобы сложить с себя все королевские полномочия.
     Рядом с Крогом стоял высокий, красивый, статный, немного бледный Донаван и счастливо улыбался. У неё закружилась голова от любви и нежности.
     Крог сам посоветовал им этот остров. Он располагался достаточно далеко от тех мест, где происходили бурные события последнего времени. Это была хорошая возможность забыть прошлое и начать жизнь с чистого листа.
     Омываемый тёплыми водами всегда спокойного Мерцающего моря, остров поразил Констанцию своей неторопливой и скромной красотой. Невысокие холмы, поросшие вереском, светлые сквозные перелески, серебряные ручьи, разноцветные бабочки, певчие птицы... Жизнь на этом острове с любимым человеком – высшая награда за тяжкие труды, в которых эльфийская принцесса пребывала столько лет, сколько помнила себя...
 - Какая ты сладкая по утрам, - шепнул ей на ухо Илайджа и нежно поцеловал в висок. – Пойдём, я накормлю тебя завтраком.
 - Как, судно с провизией уже приходило? – вскинула брови Конни.
 - Сегодня ночью. – Ах да, оно всегда приходит ночью. Ты сам настаивал на этом.
 - Я хочу удивлять тебя даже кухней. Ведь ты и не догадываешься, чем я тебя буду угощать...
     Констанцию с самого начала удивило требование Илайджи раз в неделю присылать к ним на остров судно со всевозможными продуктами питания и средствами гигиены. Остров был так чудесен, что не нуждался в дополнительном вспомоществовании. Перелески и рощи были полны грибами, ягодами и душистыми травами, ручьи полнились рыбой, сад, который Констанция разбила вокруг их дома, два раза в год баловал их превосходным урожаем фруктов. Вода на острове была так чиста и целебна, что кожа после умывания свежела на глазах.
    Илайджа опечалился, когда прочитал в глазах возлюбленной сомнение в необходимости строить причал для этого непонятного корабля.
 - Я хочу, чтобы у тебя было всё и всегда, - с расстроенным видом произнёс Донаван.
 - Но здесь и так есть всё и всегда, - примирительно погладила его по плечу Конни, ощущая нарастающее чувство вины. «Он заботится обо мне, а я...» - А впрочем, если тебе будет спокойнее...
 - Вот и ладно, - с облегчением вздохнул Илайджа. – А чтобы не беспокоить тебя, это судно будет приходить раз в неделю. Ночью.
     Констанция пожала плечами и уступила...
     ...Завтрак был великолепен. Она не могла определить, из каких ингредиентов состояли изысканные блюда, которые со счастливой улыбкой подавал ей Илайджа. С каким напряжением он глядел на неё, когда она отправляла в рот то одно кушанье, то другое. Понравится или нет? И она с улыбкой кивала ему: всё великолепно, милый. Как всегда.
     После завтрака у неё снова закружилась голова. Это стало происходить достаточно давно. После каждого приёма пищи. Илайджа укладывал её в постель и накрывал  пледом. Как правило, она забывалась сном. Пробуждение всегда было внезапным и неприятным. Но рядом оказывался Донаван – и всё становилось на свои места.
     Вот и в этот раз дурнота подобралась к её сердцу.
 - Илайджа... опять... – прошептала Констанция, сжимая виски. – Всё-таки, что же это может быть?
 - Не печалься, родная. - Он поднял её на руки и отнёс в постель. – Воздух этого острова свеж и пронзителен. Но скоро ты привыкнешь.
 - Раньше ведь этого не было, - улыбнулась, слабея, Констанция. – И не тебя это совсем не действует.
 - Я – воин, Конни. Я могу вынести всё, кроме твоих слёз. Спи, родная. Ты проснёшься, и всё будет по-прежнему.
 - Всё будет по-прежнему, - пролепетала Констанция, впадая в забытьё...
   ...Очнулась она от резкой боли в сердце, голове и на сгибе руки. Веки были тяжёлыми, но ей удалось слегка приоткрыть глаза. «Что это?» - пронеслось в её голове. Она увидела две огромные иглы, торчащие в её теле. Одна покачивалась от её дыхания в груди, другая почти насквозь проткнула руку. Но была и третья. Констанция почувствовала её в правом виске. К этим иглам шли тоненькие гибкие трубки, по которым стекала её кровь. Трубки соединяли иглы с большой колбой, стоящей на полу. Она была уже на четверть заполнена кровью. Илайджа наблюдал за действием этого странного сооружения. Стоял, спокойно скрестив на груди руки, и ухмылялся. Лицо его словно покрылось ржавчиной.
 - Ну что же, девочка моя. Скоро и с тобой покончим, как и с твоим родителем... Как и с твоим Илайджей... Подлунный Мир гибнет, и это единственно возможный вариант долгого и благополучного правления Хаоса, Крога, а значит, и моего... – Донаван скрипуче засмеялся, и Констанция узнала в лице своего горячо любимого Илайджи черты чёрного мага Аллариха. – Каждую неделю мне привозят особую пищу для тебя, Твоё Высочество, чтобы, впав в забытьё, ты не мешала мне выкачивать из тебя эльфийскую кровь и вкачивать в твоё сердце дымный хаос. Каждую неделю судно с твоей кровью на борту отправляется в Лейкридсанет. Много с тобой возни, девочка моя. Много больше, чем с твоими друзьями. Ты рождена в Истине. Ну, ничего. Скоро всему конец. Ты уже сдаёшься.
     Констанция закрыла глаза. Что делать? Кто поможет? На этом проклятом острове их только двое: она и чёрный маг Алларих.
    Вдруг Констанция услышала звон разбившегося стекла и поток страшных проклятий. Она вновь разлепила веки и, сквозь ресницы, увидела мага, метущегося по дому в безумном припадке гнева. На полу в густой, медленно растекающейся луже крови лежала разбитая колба.
 - Хаос тебя побери, проклятая птица! – вопил озверевший Алларих.
     Только теперь Констанция поняла, за какой тенью, проклиная всё на свете, носился чёрный маг. Это был большой старый ворон, вероятно, сослепу попавший в их дом, разбив оконное стекло. Бедная птица, должно быть, сама перепуганная до смерти, билась о стены и потолок, увеличивая беспорядок и разрушения. Неожиданно ворон опустился на грудь Конни и громко каркнул:
 - Во имя Великой Девы, всех Светлых, и Подлунного Мира, встань, эльфийская принцесса! Ты нужна нам! – И исчез так же внезапно, как появился.
     - Великая Дева... Великая Дева... – поднимаясь, зашептала Констанция, с трудом разлепляя запёкшиеся губы. – Я всё вспомнила... Я иду...
      Алларих с диким воплем согнулся у её постели и стал крошечным-крошечным, похожим на чёрное насекомое. Констанция случайно раздавила его ногой.
     ... Туман затруднял дыхание, но Констанция уверенно шла вперёд, устало и светло улыбаясь.
     Илайджа в это время изнывал от тоски и нежности по Эльфийской принцессе. Доспехи причиняли ему немыслимую физическую боль, потому что не для доспехов он был рождён. Дома, в далёкой деревне, ждала его любимая лютня, сделанная им из коры изумрудного вяза. Бывало, сядет он на вершине холма, прижмётся спиной к Камню Мудрости, стоящему возле его деревни испокон веков, и начнёт сочинять песню о свободном ветре, о высоком небе, об облаках, похожих на дивные города, о прекрасных девичьих глазах, в которые однажды он заглянет... И вот они, те девичьи глаза. И вот он заглянул в них и почувствовал, что отразился не только в их радужной оболочке. Он почувствовал, что сердце возлюбленной отозвалось и ждёт его решения. И не беда, что она – Эльфийская принцесса, а он – простой воин. Он увезёт её в свою деревню и будет играть ей на лютне из коры изумрудного вяза...
     ... Как же хорошо возвращаться из шумного города, где тешил народ своими песнями, домой по росистому полю с невысокой ярко-изумрудной травой и островками белых и нежно-сиреневых крокусов! Солнце, такое спокойное и ласковое греет спину, на небе ни облачка и лютня, подрагивая струнами при каждом шаге, покоится на плече. Душа поёт, ликует, светиться!..  Илайджа шёл и улыбался миру, который подарил ему счастье любить и быть любимым. Салливан Справедливый, который после войны отрёкся от титула, как, впрочем, и другие правители Подлунного Мира, в пользу Крога, стал более снисходительным и благословил его на брак со своей дочерью, эльфийской принцессой Констанцией. Их свадьба была такой, какой он мечтал её увидеть: на зелёном цветущем лугу, с востока обрамлённом озорной рощицей кудрявых рябинок, при небольшом стечении приглашённых гостей (какое счастье, что их было немного: не любил Донаван суеты и многолюдья!) бывший властелин Подгорного соединил их навсегда. Надо ли говорить, что испытывали при этом бывший доблестный предводитель даннов и бывшая эльфийская принцесса Констанция! Маленький домик у ручья, их тихая обитель, бесконечные луга с запада, холмы и перелески с востока и – покой. Что ещё нужно двум молодым людям, насмотревшимся в этой жизни того, что, по их летам, и не надо бы! Вскоре его милая Констанция подарила ему близнецов, мальчика и девочку, двух розовых улыбающихся малюток, в которых суровый воин не чаял души. Вот оно, счастье!
 - Я здесь, родная! – крикнул Илайджа, отворив калитку. – Я вернулся! Сегодня сборов значительно больше, чем вчера. – Он открыл дверь в просторные сени. – Какой-то высокий чин из Лейкридсанета пожаловал, множество людей собралось у ратуши для приветствия... – Донаван прошёлся по большой светлой горнице с расписными стенами (новое увлечение Конни), постоял у пустых колыбелек, и тень беспокойства мелькнула в его глазах. – Родная... Ничего не понимаю. Где вы, семья?
      Он вышел на задний двор, на котором катался от лёгких порывов тёплого ветра шерстяной мяч. Им часто забавлялись близнецы, когда Констанция выносила их сюда, усаживая на тёплое одеяло. Вырезанные Илайджей солдатики и лошадки, раскрашенные женой в яркие цвета, небрежно лежали под кустом жасмина, словно были брошены впопыхах.
 - Эй, - вполголоса позвал Донаван, словно боялся, что тишина, становящаяся с каждым мгновением всё более зловещей, разобьётся и обнажит какую-то страшную тайну. 
     Калитка с заднего двора была распахнута. На ней, флагом поверженной армии, колыхалась зелёная шаль Констанции. Её кисти, повинуясь ветру, как живые бродили по песку и рисовали на нём магические руны. Илайджа похолодел. Через калитку он метнулся в перелесок, находившийся от дома в полумиле, надеясь там найти ответ на внезапное исчезновение всей его семьи. И чем ближе он подбирался к перелеску, тем темнее становились его предчувствия. Ему показалось, что воздух вокруг потемнел и загустел, словно патока, которую он с детства терпеть не мог. Липкими сделались и его шаги, и все его движения, и, казалось, произнеси  он хоть одно слово, оно растечётся медленными струями по подбородку. Дышать становилось всё трудней. Ноги путались в какой-то неизвестно откуда появившейся траве: тонкой, жгучей, извивающейся, словно болотная гадюка на солнцепёке. Илайджа знал этот перелесок как свои пять пальцев. Не раз он вместе с Констанцией неспешно прогуливались по светлым полянкам, мшистым тропинкам, тенистым овражкам. Он звонко подпевал крапивникам, а юная жена от души смеялась. И смех её взлетал под самые облака. Здесь никогда не было темно, даже в пору гроз и снегопадов. И вдруг деревья ощерились на Донавана, словно видели в нём врага, посягнувшего на их суверенность.
     Илайджа почувствовал, что смертельно устал. Он привалился спиной к стволу старой осины и обомлел. Его глазам открылась набольшая поляна. Она было словно проплешина на густом плюшевом ковре, словно выгорела под безжалостными палящими лучами чужого солнца. В центре поляны пылал костёр. Пламя его было невысоким и ровным. У костра сидела женщина. Она быстрыми судорожными движениями подбрасывала в огонь сухие ветки и траву. Пока новая порция растопки таяла на дне кострища, женщина раскачивалась и пела. Голос её был ломким, прерывистым, но молодым и отчаянно знакомым. Илайджа отлепился от ствола старой осины и на ватных ногах подошёл к костру.
 - Конни... – Он остановился в двух шагах от женщины так, что её профиль был отчётливо виден. Констанция, потемневшая, постаревшая, высохшая, не обратила на него внимания. Донаван подошёл ближе и коснулся её плеча. – Родная...
    Констанция медленно повернула к нему лицо. Глаза её были безумны.
 - Здравствуй, Илайджа Донаван, доблестный предводитель даннов. Приветствую тебя. Присаживайся к очагу, погрейся, отдохни. Расскажи мне, где побывал, что повидал. А больше всего расскажи о Лейкридсанете. Видел ли ты замок Великого Крога? Разговаривал ли с Чёрным магом Алларихом?
 - Нет, я был не там, - поддаваясь гипнотическому раскачиванию обезумевшей жены, тихо проговорил Илайджа. – Я был в соседнем городе. Я принёс подарки тебе, любимая, и нашим малюткам. Где они? 
      Донаван так и не смог понять, плакала тогда его жена или смеялась: таким странным показался ему звук, словно кусками ржавчины вываливающийся из её горла. Волосы зашевелились на голове Илайджи.
 - Где наши близнецы? – дрожащим шёпотом произнёс он. И только сейчас в ужасе заметил, что рядом с костром, сложенные аккуратной стопочкой, лежали крохотные детские вещички. Донавана словно обдало кипятком.
 - Где наши дети?! – Он вопил во всё горло, выкручивая руки что-то бессвязно кричавшей супруги. – Что ты с ними сделала?!
     Илайджа тряс её, как яблоню в сентябре. Она падала на колени, билась головой о кочку, на которой сидела. Он поднимал её и снова тряс, а она вновь падала. Утомившись, оба упали на землю и тяжело задышали.
 - Что ты сделала с нашими детьми? – бесцветным голосом произнёс Донаван.
 - Их нет, - спокойным, ровным тоном ответила Констанция, словно и не было припадка. – И больше никогда не будет. Я очень прошу, не мучай меня. Сейчас ты всё узнаешь, но потом – не мучь меня.
     Она, пошатываясь, поднялась, зачем-то старательно отряхнула юбку, будто ей это очень важно, и села на кочку рядом с догорающим костром.
 - Великий Крог, да продляться дни его справедливого правления, собирает дань со всех, кто сопротивлялся ему во время войны. А поскольку сопротивлялись почти все, со всех он дань и собирает. Теперь дошла очередь и до нас. Он решил, что будет справедливо, если мы поделимся  с ним будущим. Нашим будущим. – Констанция подняла на мужа пустые глаза. – Нашими детьми. Всеми. Наши малыши могут прожить с нами только год. А дальше... Я должна предавать их огню.
    Илайджа замотал головой, как телёнок, ведомый на бойню.
 - Как ты могла... Как ты могла...
 - Я сопротивлялась. Но теперь во мне нет Истины.
       Нет Истины... Сердце Донавана заныло. Истина, которую он когда-то защищал, была светла и не просила таких страшных жертв... О, Великая Дева... Неужели нет пути назад, к той самой Истине?.. Великая Дева, да когда же кончится этот туман, и он сбросит тоску и вздохнёт полной грудью? Великая Дева... «Великая Дева» - отозвалось в сердце эльфийской принцессы. И сердца обоих наполнились решимостью. Не будет тихого острова с чистой водой и тенистыми садами, о которых мечтала влюблённая Констанция, не будет лютни и тихих вечерних песен, которыми грезил влюблённый Илайджа, если они не преодолеют туман и не приведут к стенам Лейкридсанета Истинного Воина и встанут рядом с ним, чтобы освободить Подлунный Мир от власти Крога. Великая Дева, дай нам сил!
     Юный фавн Том брёл, спотыкаясь и кашляя от тягучего смрада, забившего все поры его молодого и сильного тела. Сколько времени понадобится туману, чтобы проглотить и переварить его в своей ненасытной утробе.  Геройство, мужество, сила духа – обо всём этом так захватывающе рассказывал дядя Шейн, когда он сопливым мальчишкой остался сиротой. Старый Шейн пригрел его и растил его вместе со своими детьми, Тоби и Шейлой. Временами Тому казалось, что Шейн любит его даже больше, чем Тоби. Как часто он говорил: «Эх, Том! Моему бы оболтусу хоть щепотку твоей расторопности и честности, - цены бы ему не было. Даже не знаю, кому передать своё хозяйство... Тоби – старше, ты – надёжней...» С тех самых пор Тоби стал задумываться о своём собственном трактире. Он знал, что у него получится. Нет, не то, чтобы он хотел покинуть старика Шейна – он любил его как отца. Просто однажды все дети вырастают и выбирают свой путь. Вот и Том захотел построить свой трактир. Свой собственный. Он поделился этими мыслями с Шейном и тот одобрил их. Они даже начали выбирать для этого подходящее дерево. Но эльфийская принцесса, предводитель даннов и старый желтоклювый ворон, за обликом которого скрывался Истинный Воин, разрушили его планы. А всё так удачно складывалось! И Перл почти дала согласие выйти за него замуж, как только строительство трактира будет закончено. Ведь он даже название придумал для своего заведения: «Ладошка Перл». Он – хозяин, она – хозяйка. Самая красивая из всех лесных дриад, которых он знал. Перл выбрала его... Какое это счастье! И всё так удачно складывалось!.. Нет уж! Вынырнуть из тумана, схватить подмышку Перл и шевелить копытами в сторону Изумрудного Леса! Не так далеко ушли. Облегчить поклажу Толстонога, чтобы не проголодаться, и – в обратный путь. Перл, должно быть,  тоже думает об этом...
   ... – Вставай, родной, - сказала Перл, нежно потягиваясь. – Новый день, новые заботы. Наш трактир самый лучший во всём  Вековечном Лесу. Но это не значит, что мы имеем право отдыхать.
     Том был уже на ногах и, фыркая, умывался из фаянсового рукомойника.
 - Да, милая, «Ладошка Перл», слава Крогу, процветает. Именно это толкает к ещё более активным действиям по её обустройству и качеству обслуживания.
     «Ладошка Перл» действительно была самым популярным заведением не только по всему Торному Тракту, на обочине которого она и располагалась. Сюда стекалось много народу из всего объединённого сильной рукой нового правителя Подлунного Мира. Том выбрал для своего трактира огромный многовековой дуб, напоминающий своими размерами камнекор. Он видел эти деревья в долине Родовеста, где он однажды побывал в гостях у Илайджи Донавана, бывшего предводителя даннов. После войны Великий Крог дал возможность всем участникам отряда сопротивления попутешествовать от души. Помнится, Перл даже расплакалась, потрясённая такой милостью нового повелителя. Ведь по всем правилам отряд должен быть уничтожен. В лучшем случае, посажен в крепость на неопределённый срок. А получилось совсем  не так, как все они ожидали. В этом и есть величие Великого, могущество Могучего, истинность Истинного. Хвала Великому Крогу!
     Обустройство «Ладошки Перл» продвигалось очень резво, без задержек и происшествий. Дядя Шейн оказал Тому огромную услугу: согласился помочь племяннику в наборе персонала. И вот алая лента перерезана, и первые посетители полноводной рекой хлынули к стойке бара с холодным домашним пивом и дымящейся выпечкой, за которой изумрудным мотыльком порхала его любимая Перл.
     Отполированные полы, расписные стены, широкие витражные окна, огромная круглая лампа, в которой по вечерам горели три десятка отменнейших восковых свечей, - всё радовало глаз и веселило душу.
     Просторный второй этаж был занят уютными горницами, где путник мог отдохнуть и набраться сил, чтобы на утро вновь двинуться в дорогу. Широкая постель под марлевым пологом, душистое бельё, мягкие полотенца и всегда свежие цветы на резном столике располагали к спокойному совершенному отдыху.
     Что же касалось обслуживания, то оно было выше всяких похвал. Мало того, что в «Ладошке» подвизались самые расторопные фавны и искусные  дриады со всех концов бывших владений Джона Каменного Дуба, но и сами хозяева не гнушались работой. С утра до вечера топотал начищенными до блеска копытами мастер Том с первого этажа на второй, со второго на кухню, с кухни на задний двор и обходил все хозяйственные постройки. Нередко он поднимался затемно, чтобы лично проконтролировать утреннюю дойку его холёных коровок. А бывало, что и сам прикладывал к этому делу свою руку.
     Прелестная хозяйка не только ловко и тактично руководила работой горничных, но и сама взбивала подушки, меняла шторы и цветы, проветривала горницы.
     В общем, хозяева были довольны персоналом, персонал – хозяевами, оттого-то и атмосфера в «Ладошке Перл» всегда была лёгкой и приветливой.
     Нынешнее утро не сулило трактиру никаких неожиданностей. Солнце, как всегда, ласково омывало лучами крону могучего дуба; коровки, сытые и довольные, помахивали хвостами на заднем дворе; цветы благоухали, а в кухне подходило тесто для знаменитых во всём Подлунном Мире королевских ватрушек. Том отдавал последние распоряжения главному повару, щупленькому старому Дину, с трудом передвигавшемуся на потрескавшихся копытах, но истинному маэстро в мире запахов и вкусов, когда на кухню бочком пробрался дворецкий Перси.
 - Мастер Том, к нам пожаловал господин... Очень странный. Тёмный. Таких у нас ещё не было... Он не представился. Не пожелал представиться. Он требует вас. Очень тихим голосом. Почти шёпотом... Требует.
 - Я иду, Персти.
     В груди Тома сжалась пружинка. Давно он не переживал подобного чувства. Со времён войны не переживал.
     Неожиданный гость сидел спиной к окну. На нём был тёмный плащ с глубоким капюшоном, который он натянул по самые брови.
 - Мир тебе, путник... – начал Том свою обычную речь, которую он обращал к любому вошедшему в двери его трактира.
 - На этом и остановимся, - ухмыльнулся в ответ незнакомец. Голос его был расплывчатым и каким-то пыльным. – Пора отдавать долги.
     Том опешил. У него с роду не было никаких долгов.
 - Великий Крог, да продляться дни его правления, - продолжил гость, - нуждается в здешних землях и отнюдь не в качестве непроходимого леса. Крог – наимудрейший правитель. Он решил, что должен видеть Подлунный Мир как на ладони. Поэтому горы срываются, леса вырубаются. Заметь, фавн, тебе я это объясняю.
    Том замотал головой, словно хотел очнуться от дурного сна. 
 - Твой трактир будет снесён.
     Удар страшной силы сотряс стены трактира. Витражные стёкла с визгом раскрошились. Огромная люстра опасно накренилась, с полок в кухне посыпалась посуда, кусок побелки с потолка упал в подошедшее для королевских ватрушек тесто. До смерти перепуганные постояльцы выскочили из горниц, наскоро набросив одежду. Они бросились к бледному застывшему Тому, требуя объяснений. Второй удар оказался мощней и сокрушительней. Гигантский нож пронёсся над головами ошеломлённых постояльцев, и после внезапной тишины, длившейся мгновение, Том увидел, как его могучий дуб, казавшийся вечным и непобедимым, со стоном, скрипом и воплями медленно и жутко заваливается на бок. Вместо потолка Том увидел синее безмятежное небо и весёлое солнце. От его дуба осталось только корневище – первый этаж «Ладошки Перл». Перл... Тома словно молния прошила.
 - Перл!!! – закричал он во всё горло. – Перл, родная!!!
     Он оставил её в их тихой уютной спаленке на втором этаже, но второго этажа больше не было. Том выбежал на задний двор и чуть было не лишился разума: от того места, где он сейчас стоял, прижимая руки к груди, до самого горизонта огромные чёрные сооружения с гигантскими ножами вырезали лес, шумевший здесь испокон веков... Но где же его крошка Перл? Мёртвые холёные коровки, раздавленные курочки и индюшки, огород, превратившийся в разноцветное месиво... Где же Перл?!
 - Родная... – Он упал на колени и расплакался. Нет, он никогда не найдёт свою маленькую ласковую жёнушку, не обнимет её, не поцелует в пушистый затылок... О, Великая Дева... Великая Дева...
     Туман сделал ресницы тяжёлыми и липкими. Том с трудом разлепил их. Великая Дева... Фавн почувствовал, что дышать стало легче. Перл здесь, рядом... И они вместе дойдут до конца, хранимые  светлым именем Великой Девы.
     Чем дальше уходила в туман дриада Перл, тем выше она поднимала голову, тем ярче разгорались её глаза холодным стальным огнём. Да, кончено, Том очень мил, и он, пожалуй, единственный, кого она желала бы видеть  рядом с собой. Однако, если он думает, что полировать его копыта – предел её мечтаний, он глубоко обшибается! Она – воин и рождена совершать великие дела, быть впереди, в авангарде, не горячем скакуне вроде Севера, но отнюдь не в составе маленького нелепого отряда какой-нибудь незаметной крошкой с ямочками на щёчках. Она стреляет лучше всех, она самая изворотливая и выносливая. Вот закончится туман и там, на берегу Великой Реки, она не упустит возможность показать свою доблесть на деле...
   ...- Э-гей! – звонко крикнула в небо маленькая Перл. Её серебристый конь встал на дыбы, высоко заржал и бросился в галоп. Крохотная ручка наездницы была крепка, посадка изящна, характер горяч. С такой лучше не спорить. И конь не спорил.
     Война закончилась, и мечты Перл начали сбываться. Крог неожиданно милостиво обошёлся с отрядом, который стал камнем преткновения на его пути к победе. Он прочитал по глазам тайные желания каждого и посулил, что, несмотря на огромный урон, причинённый Крогу истинным Воином и его товарищами, он удовлетворит тайные желания всех. «Дайте только срок!»
     Поначалу Перл была удивлена и встревожена, как и остальные. От Крога ожидали чего угодно, только не благодушия. И вдруг... Но желания, так или иначе, стали сбываться. Перл не знала, как у других, у неё, во всяком случае, точно.
     После короткого, но содержательного разговора в покоях Лейкридсанета Крог доверил ей охрану восточных пределов. Подлунный Мир был в безраздельной власти Крога, но он, почему-то, забеспокоился, когда речь зашла о восточных пределах. Туманным шёпотом он произнёс ей на ухо о возможных вылазках вражеских лазутчиков, от которых надо защищать покой всего Подлунного Мира, приобредшего, наконец, истинного властелина. Перл с радостью согласилась и встала во главе небольшого, но грозного отряда, в который входили представители всех народностей Подлунного. «Как в старые добрые времена,» - вдруг кольнуло в сердце Перл, но она очень быстро прогнала тоску и тревогу, природу которых она почему-то не могла объяснить. А вот перспективы были очень даже радужными. Сейчас она капитан,  её приказу безоговорочно подчинялись добрые полсотни бравых молодцев. Её мнение уважалось, потому и не оспаривалось. Ни её невысокий рост, ни ямочки на щёчках и вечный девичий румянец теперь не причиняли её неудобств, потому что не становились капканами на пути к воинской славе. Иными словами, Перл была счастлива.
     Сегодня, как и вчера, как и неделю назад, восточные пределы близ пустующего посёлка Золотые Ключи, не вызывали беспокойства. Перл со своим отрядом частенько спешивалась в Золотых Ключах. Вот и сейчас она бродила по заброшенным улочкам, заходила в покинутые хижины, оставленные наспех, с незаколоченными ставнями, неубранными постелями. Дриаду пугал запах брошенности, сиротства, которым полнились дома. Этот запах подобен крапиве, бурьяну и паутине, возникающим в тех местах, куда люди никогда не вернуться. Он был горек, казалось, что пыль всех времён поднялась в воздух и никак не может осесть. «Неужели кто-то был вынужден бежать со своих насиженных мест? - подумала дриада, закрывая за собой ещё одну безжизненно висевшую на одной петле калитку. – Ведь Крог милосерден. Он никого не оставил в нищете и сиротстве. Он никого не заставил затушить родной очаг. Что же здесь произошло?»
     Перл почувствовала чьё-то присутствие за спиной и остановилась. Её отряд давно в лагере, расположенном на пустыре недалеко от некогда золочёных ворот, на которых всё ещё виднелись надписи на основных наречиях Подлунного Мира. «Мир тебе, путник!» - так когда-то встречали Золотые Ключи тех, кто, устав в дороге, заворачивал сюда на огонёк. Так кто бы это мог быть?.. взгляд становился пристальней и настойчивей. Перл резко обернулась и зажала ладонью рот: перед ней стоял обросший, худой, с потрескавшимися копытами и сединой в волосах Том, симпатяга Том с притягательной улыбкой и тайной на дне глубоких зрачков, Том, который так красиво ей когда-то сделал предложение, обещая беречь и любить её даже за гранью смерти. Он бы так и сделал, если бы она ответила согласием.
 - Том... Том, что ты здесь делаешь? – спросила Перл дрожащим от волнения голосом.
 - Пришёл на тебя посмотреть, - ответил Том и нежно улыбнулся. – Я услышал о твоих успехах и пришёл на тебя посмотреть.
 - Тебе надо уходить, - тревожно зашептала дриада. – Личным приказом Крога я должна арестовать каждого, кого встречу в этих местах, препроводить до Лейкридсанета и задержать там до выяснения всех обстоятельств.
 - Арестуй, родная, препроводи и задержи, - ещё нежнее улыбнулся Том. – Я так рад тебя видеть.
     Небо закружилось над головой Перл. Как давно она не слышала тёплого голоса Тома, как давно не чувствовала на себе его любящий взгляд.
 - Том, Том, послушай меня... – Дриада подошла к фавну совсем близко, и обоим показалось, что в лесах проснулись  диковинные птицы, а за холмами родилась радуга. – Ты сейчас уйдёшь, очень быстро. Большая удача, что мои солдаты в лагере, иначе не избежать нам неприятностей. Уходи, Том. Прямо сейчас.
 - А теперь послушай меня, родная... – Том нежно и крепко прижал Перл к груди. – Я никогда не уйду. Ты должна меня арестовать и вместе со мной увести отряд подальше от этого места. Там, за холмом, - голодные, умирающие, доведённые до отчаяния жители Золотых Ключей и других деревень, располагавшихся неподалёку. Крог выгнал их из домов, забрав детей, и запретил возвращаться. Они подавлены, сломлены. Вид родных очагов заставил бы их собраться и начать действовать. Я пока бессилен что-нибудь сделать. Решение бороться должно прийти к ним изнутри. Сейчас я оставил с ними надёжного помощника, Тоби.
 - Тоби? – сквозь слёзы улыбнулась Перл. – Увалень Тоби, сын дядюшки Шейна?
 - Да-да, тот самый увалень Тоби, который на поверку оказался героем. Он должен привести жителей в деревню. Мы планировали сделать это сегодня. Но ваш вооружённый отряд помешал нашим планам. Арестуй меня, Перл. Скажи своим солдатам, что я – опасный преступник, заговорщик или что-нибудь в этом роде. Я так коварен, что меня надо конвоировать всем отрядом. Хотя бы до ближайшего города. Тоби приведёт жителей в их дома. Воспоминания о прошлом счастье, семейном покое и детях довершат то, что я пытался сделать последний месяц.
 - Неужели это возможно? – Перл не верила своим ушам. – Подлунный Мир процветает...
 - Очень скоро мы увидим скорбные плоды этого процветания... – Том заглянул в глаза дриады. – Я так скучаю по тебе.
     Перл положила голову на его плечо и вдруг почувствовала, как фавн дёрнулся и начал оседать.
 - Том, Том, Том, что с тобой?
     Фавн упал лицом в траву. Под левой лопаткой торчала стрела с красным оперением – цвет кроговой армии. Шагах в двадцати от Перл стоял солдат её отряда, слиттел Рэй.
 - Я подоспел вовремя, капитан! – сказал Рэй и лихо тряхнул кудрявой головой. – Этот дикарь чуть было не задушил тебя.
     Перл широко открытыми глазами смотрела на Рэя. «Тома нет... Ничего нет... Зачем мне почёт и слава, если ничего нет... Великая Дева... Великая Дева»... «Великая Дева...» - вторил ей Том. И словно каменная глыба, растущая в душе, разбилась, рассыпалась, разнеслась вдребезги... Том и Перл устало, но свободно вздохнули. Великая Дева выбрала для них именно этот путь, значит, они должны пройти его до конца. И они пройдут. А что им уготовано после битвы, знают только Светлые. Но об этом – потом.
     Голубоглазый слиттел Зак, житель цветущих долин, сразу стал задыхаться в тумане. Он не привык к сырости. В его долине всегда было солнечно и сухо. Даже если пройдёт дождь, трава высыхала почти мгновенно. Да и дождей-то в его местах было не очень много. А здесь – волны мокрой мути окружали его со всех сторон, обволакивая лицо, заползая в нос и уши. Зак зашёлся в кашле. Ну, вот опять будут ныть суставы, фаланги пальцев выворачивать... С ним всегда такое случается при простуде. Потом приходится долго лечиться и ждать, когда пальцы станут такими же белыми, как и прежде. Его маленькая мандолина, которая и сейчас покоилась в его заплечном мешке, укутанная тёплым шарфом, давно ждала его прикосновений. Все в семье и в Долине прочили ему блестящее будущее истинного музыканта и поэта. И ведь у Зака, действительно, многое получалось. Он слышал, как звенят слова, сталкиваясь друг с другом и сплетаясь в хороводе рифм. Он видел, как из самой гущи вдохновенных мыслей выпархивали диковинные птицы, разнося на крыльях их отголоски и превращая в песни. Он всё это видел и слышал. И он научился управлять этим, постепенно рождаясь из очарованного слушателя и зрителя в трепетного и требовательного творца. Все жителя Долины оценили его первые песни, а прекрасная Анабель плакала и смеялась от счастья и тревоги, которые будила в её сердце маленькая мандолина слиттела Зака. Но всё это исчезло, стёрлось, утонуло в мерзком сизом тумане, и фаланги пальцев нестерпимо крутит. А значит, не будет песен, не будет блестящего будущего истинного музыканта и поэта... Ну уж нет!..
    ... Зак долго готовился к этому выступлению. Если говорить честно, вся его музыкальная карьера двигалась по направлению к концерту в Лейкридсанете. Придя домой после похода на Крога, он чувствовал себя усталым и измученным. Усталыми и измученными были его руки, которые не желали возвращаться к былой беглости, и его голос, ставший тусклым и ломким, как волосы старухи Эйре, жившей по соседству и до сих пор оплакивавшей гибель единственного сына. Ох, скольких убила эта нелепая война! Её и начинать-то было не зачем... Крог за кратчайшие сроки восстановил разрушенные города, деревни, разбитые дороги. Пашни вновь дарят свой урожай, деревья плодоносят, обитатели Подлунного Мира тихо и мирно беседуют по вечерам у своих очагов, попивая цветочный чай. К чему был этот ужас?..
   Каждый день Зак, прихватив мандолину, уходил в радужную долину. Она начиналась прямо за его порогом и упиралась в небо далеко впереди. Он шёл так долго, пока крыша его дома не скрывалась из вида, и до самого вечера будил пальцы, гоняя их по струнам, как ветер осенней порой гоняет по двору сухие листья. Иногда он в бешенстве бросал мандолину в заросли пижмы и катался по земле, словно раненый медведь. В такие минуты ему казалось, что он никогда не станет истинным музыкантом, каким его рисовало собственное воображение. И тогда во всех знакомых и незнакомых, во всех друзей и недругов, во всех близких и далёких летели глыбы проклятий. В эти мгновения он ненавидел весь мир и всех, кто в нём обитает. Но, устав от ненависти и слёз, он засыпал, сунув под голову трясущийся кулак. Проснувшись, с раскаянием вспоминал тех, кому сто раз до этого пожелал смерти, находил в зарослях пижмы мандолину и, прижимаясь к гладкому полированному корпусу щекой, вновь гонял пальцы по струнам.
     Вскоре все страдания и муки Зака начали приносить плоды. Пальцы ожили и затрепетали. Они с любовью и нежностью касались струн и рождали музыку, от которой хотелось плакать и смеяться, верить и надеяться, желать счастья и находить его. Очень скоро весть о необыкновенном таланте слиттела Зака распространилась окрест. И теперь его приглашали не просто на свадьбы и именины. Теперь его просили оказать честь как великого артиста, владеющего магией звука. Специально для него сколачивались высокие помосты на центральных площадях, модницы доставали самые изысканные наряды, их спутники в срочном порядке обучались хорошим манерам.
     И вот, наконец, Лейкридсанет! Его мощёные улочки, золотые сады и Сокровенный Дворец, где восседает Великой Крог. Его герольд, приславший приглашение выступить на центральной площади столицы, сообщил, что Крогу стало известно о даровании слиттела Зака, и ему было бы любопытно взглянуть, как же у того получается своей музыкой вызывать слёзы и у самый гордых красавиц, рождать сомнение в сердцах и самых самонадеянных воинов. Крогу очень хочется увидеть магию Зака и перенять что-нибудь для себя.
     Лейкридсанет много изменился с последнего посещения его Заком. Он стал более пышным, более парадным; что-то домашнее и тёплое, что ощущалось в нём прежде, ушло, появилась надменность, величие. Но, наверное, столица и должна быть такой. Трепет радости и благоговения, рождавшиеся в душе каждого, кто ступал на мощёные улочки Лейкридсанета когда-то, уступил место страху немощного карлика перед могущественным великаном.
     В Сокровенный Дворец Зака сопровождали четыре воина. «Один в один как те, с которыми мы боролись», - подумал слиттел, из-под полуопущенных ресниц изучая солдат. Те, да не те. Красные колпаки, венчавшие головы летдалов, напоминали теперь шлемы, плечи их были широки, грудь поката, ноги, обтянутые тёмно-зелёными лосинами, напоминали мощные стволы дубов. Из оружия они по-прежнему носили короткие кинжалы и красные замшевые сумки с «Зеницей Крога». «Зачем им сейчас осколки проклятой звезды? – мысленно размышлял Зак. – Ведь теперь весь Подлунный Мир во власти Крога, и не в ком больше будить глубинные страхи». Но особенно слиттела поразили глаза летдалов: мёртвые, немигающие, словно дыры в чёрную бездну.
     Зеркальный зал был уже полон придворными, представителями всех наречий Подлунного. Их принадлежность к гномам или людям едва улавливалась: так изрядно они изменили свой облик. Что послужило тому причиной? Зак не знал, да и не хотел знать. В сущности, это совсем не его дело. И всё же... Придворные слиттелы стали носить длинные прямые волосы, и только цвет глаз выдавал в них представителей речного народа. Фавны задрапировались в плотные тоги ярких цветов, словно им опостылел прежний облик. Речные феи и дриады скрыли свои свежие прекрасные лица под толстым слоем нелепого грима. Эльфы потеряли естественный цвет волос, и вместо серебристых струй на их плечи спускались изумрудные волны. Люди почему-то стали значительно ниже: мужчины позабыли стать и выправку, женщины – изящность и женственность. Гномы превратили свои бороды в цветущие сады: на каждом искусственно завитом локоне красовались цветы из атласа и шёлка. Перед этой публикой Заку нужно было демонстрировать своё мастерство.
     Поднимаясь на сколоченную из ясеневых досок эстраду, он ощутил  насмешливые и колющие взгляды. «Деревенщина!», «Неотёсанный провинциал!», «Пугало!», - зашептала высокопоставленная публика. Зак сначала смутился, затем расстроился, а потом рассердился.
 - Уважаемые придворные дамы и господа! – вдруг звонким голосом воскликнул слиттел. – Сейчас вы услышите песни, которые всё ещё живут в наших долинах, на лугах и речных берегах Подлунного Мира!
    Он гордо вскинул кудрявую голову и взял первый аккорд. По залу, словно хрустальные шарики, прокатились звуки старой мандолины, сделанной отцом Зака из цветущей липы в конце июня. Аромат липовых цветов, терпкий запах пижмы и полыни, сладковатый шлейф дыхания мышиного горошка и сурепки закружились над головами оробевшей публики.
                Мир, живущий по своим законам,
                Дарит нам свободу от зла,
                Свободу от нелюбви и равнодушия,
                Потому что закон этого мира -
                Любовь!
     Песня слиттела Зака порхала от одной колонны к другой, окутывала купала алебастрового потолка, овевала парчовые портьеры. Гномы срывали атласные и шёлковые цветы с искусственно завитых бород. По загримированным щекам речных фей и дриад текли настоящие горячие слёзы. Эльфы внимали эху глубинной памяти, открывшей вдруг все свои запечатанные до этой минуты ворота. Люди распрямляли плечи. Слиттелы в голос подпевали Заку. И ему вдруг показалось, что он сидит среди своих близких и друзей в старом трактире «Тростниковая Шляпа». По правую руку попыхивает вишнёвой трубкой Том, по левую – улыбается  его ненаглядная Анабель... Анабель... Где-то она сейчас? Как быстро она забыла их встречи, его взгляды... Как быстро она собрала вещи и уехала, не сообщив ему ни адреса, ни срока своего возвращения. Она сказала перед расставанием, что Крог предложил ей хорошую работу. Где? И почему так далеко от родной Реки?
     Но что это? Купол Зеркального зала медленно и бесшумно растворился. Небо, открывшееся всем, казалось дымным, помутневшим, ржавым. По залу пробежал ледяной сквозняк, а затем штормовой вымораживающий ветер. Он срывал парчовые портьеры, ломал высокие причёски придворных дам, путал бороды и волосы придворных господ. Все заметались, толкая друг друга, падая на стулья и под стулья, срывая двери с петель, лишь бы укрыться от этого жуткого ледяного ветра. Через мгновение всё стихло. Зал опустел. В зале остались только Зак и молоденькая речная фея, обхватившая руками колонну, чтобы не упасть или не улететь через открытый купол в страшное небо. Слиттел прищурился и выронил мандолину из рук.
 - Анабель... Это ты, моё весеннее солнышко...
 - Да, Зак, это я...
 - Что ты здесь... Так это и есть та «хорошая работа», которую тебе предложил Крог?
 - Отвратительная работа, Зак. Она уносит все силы, она пожирает время, отпущенное нам под солнцем. Взгляни на меня, Зак. Взгляни, весь грим, под которым я прячу своё лицо, смыли слёзы.
     Зак подошёл ближе и похолодел. Перед ним стояла ветхая, еле живая старушка. Она покачивалась на ногах, с трудом удерживая равновесие.
 - Что с тобой случилось, любимая?
 - Это ложь разъела мою душу, а вместе с ней и тело. Ложь и предательство. В Лейкридсанете все такие. Лейкридсанет весь – такой. Твоя песня разбудила во всех нас прежнюю жизнь, правду. Мы все теперь не дотянем до утра. Но я счастлива. И все, кто сегодня слушал твою песню, счастливы. Мы освободились. Здесь нас держала только ложь. Теперь мы свободны...
     Анабель упала в объятия Зака и тяжело задышала. «Великая Дева, - вдруг услышал он собственный голос. – Великая Дева, не доведи до такого... Помоги...».
       Зак тряхнул кудрявой головой. Леденящий ужас отпустил. Впереди плыл туман. Только туман – и всё...
     Анабель тихонько плакала, утирая лицо прозрачным крылом туники. Как она гордилась своей чистотой и невинностью до того, как услышала песни голубоокого Зака! Зачем она пришла тогда в Долину, зачем слушала его, ведь сердце её говорило: «Уйди, уйди!». Но она осталась. Анабель всю жизнь, в тайне от родителей, от сестры, от подруг готовила себя к служению Великой Деве. Она – самая красивая и достойная в своём роду – желала только этого. Никакое другое желание не должно коснуться её сердца, но этот Зак... Нельзя было сказать, любит она его или ненавидит. Как она сопротивлялась мыслям о нём, как она боролась с желанием видеть его, слушать его тёплый голос, но всё напрасно! Теперь же, когда туман открыл ей глаза и напитал её силой, она сумеет одолеть любовь к Заку.
    ... Белый Город, куда были отправлены Чистые Девы, жрицы Золотого Светильника, безраздельно принадлежащего теперь Крогу, поражал своим великолепием. Высокие храмы, широкие площади, белокаменные дома придворных, чистота и благоухание, - всё так отличалось от родных мест Анабель, теперь уже Жрицы Анабель! Ароматы тайны, новизны, незнакомые лица волновали, заставляли трепетать и всё время ждать чего-нибудь необыкновенного и великого. Она выступала впереди прекрасной процессии величавых девушек, прибывших на служение Золотому Светильнику со всех концов Подлунного Мира: речные феи, такие же, как она, светлоокие и золотовласые, смуглокожие дриады не только из Изумрудного Леса, но и с дальних Окраинных Чащоб, о которых Анабель едва слышала. Тамошний народ более сдержан и суров, нежели жители Изумрудного Леса. Она вдруг вспомнила старого доброго Шейна, его трактир «Тростниковая Шляпа», его детей, улыбчивую Шейлу и телепня Тоби, всю шумную компанию, с которой она почти добралась до Великой Реки, чтобы обезвредить Крога... Вспомнила и сразу забыла.
    Рядом с Анабель неслышно скользила девушка-эльф. Изумрудные волосы на её маленькой головке были сложены в какую-то немыслимую причёску. Чуть дальше – жительница дальних предгорий. Именно там женщины-гномы очень отличались от своих сородичей: высокие, статные. Их трудно было назвать красавицами, они казались воительницами, не знающими поражений. «Эти дамы, должно быть, станут привратницами при Чертоге Золотого Светильника, - подумала Анабель. – Увидев их, у мятежников пропадёт всякая охота похищать святыню». Кто такие мятежники фея не знала. Поговаривали, что где-то за Великой Рекой осталось очень немногочисленное поселение тех, кто так и не смирился с восшествием на престол Подлунного Мира Крога. Смысла в их коротких и всегда трагических вылазках не было – символ власти – Золотой Светильник – находился под постоянным присмотром лично Властелина Крога. Анабель где-то даже жалела несчастных. Чего им не хватало? Крог правил Миром мудро и честно. Ей, во всяком случае, так казалось...
     Чистых Дев, служительниц Золотого Светильника, поселили в высоком, из белого мрамора, дворце. Башни, башенки, витые лестницы, открытые террасы, - от всего этого у Анабель закружилась голова. Она ступала по мягкому ковру, и с каждым шагом её благодарность судьбе становилась всё горячей и горячей.
      Она поделила белую, чистую комнату с дриадой Диной. Девушка была строга и не разговорчива. Весёлый нрав Анабель тоже сгладился, но глубоко в душе фея, время от времени, позволяла себе посмеяться, пошутить, расслабиться, пока никто её не видит. Дина была монолитом. Казалось, с самого рождения она не улыбалась, хранила в душе холод чистого горнего ручья, словно знала, что предназначенное ей рано или поздно исполнится. Анабель стало зябко рядом с Диной, и она забралась с ногами на постель.
 -  Завтра нас ждёт какое-то испытание, - робко начала речная фея, не в силах больше молчать. – Ты не знаешь, в чём оно заключается?
 - Нет, - дёрнула плечом Дина. – Мне всё равно. Я выполню то, что мне будет предложено. Не задумываясь.
 - О, я восхищаюсь твоей готовностью, - оживилась Анабель, подбиваемая неожиданной разговорчивостью суровой соседки. – Я бы, наверное, не всё смогла выполнить с такой готовностью.
 - Значит, ты не настоящая Жрица, - сдвинула чёрные брови Дина. – Тебе нужно много трудиться над собой, избавляясь от ненужных чувств и эмоций.
 - Да, да, - поспешила согласиться Анабель. Ей так не хотелось остаток дня сидеть в молчании. – Помоги мне, расскажи, какие чувства ненужные, а какие – нужные. Ведь я, кроме желания попасть в ряды Жриц Золотого Светильника, не имею никакого опыта. Великий Крог прочёл мою мечту и позволил присоединиться к вам.
 - Великий Крог очень добр и мудр, - тихо сказала Дина, и глаза её увлажнились. «Значит, чувства к Крогу - это правильные чувства, - подумала Анабель». – Самое главное – уметь беспристрастно расправляться с врагами Великого Крога.
 - Вот прямо расправляться? – вздрогнула фея.
     Дина презрительно посмотрела на притихшую соседку.
 - Тебе нужно много трудиться над собой. Ложись, завтра трудный день. Для тебе.
 - Для меня? – удивилась Анабель.
     Дина не ответила, легла на постель, отвернулась к стене и закрыла глаза.
     Утро ворвалось в комнату Анабель и Дины, словно вихрь. Пенье дивных птиц, свежий ветерок, качающий тонкие веточки осинок под окном и прозрачные газовые занавески, заставил фею широко улыбнуться. Но суровое лицо Дины напомнило ей об испытании, которое должно было начаться в полдень на центральной площади Белого Города. Анабель поспешно умылась, сдвинула тонкие брови, чтобы хоть чем-то походить на «настоящую Жрицу» и вместе с остальными девушками отправилась к месту испытания. Чистые Девы шли стройными рядами, вызывая у всех восхищение. Их лёгкие прозрачные туники ярко красного цвета колыхались за спиной, словно стрекозиные крылья, пенились у колен, будто морские волны на закате.
     Пройдя несколько переулков, Жрицы вышли на широкую Центральную площадь. В её центре возвышался каменный столб – столб раскаяния. К нему на несколько дней цепями приковывали преступившего закон, а тот должен был принести покаяние в содеянном. Если это случалось, осуждённого прощали, даровали ему жизнь, но лишали нескольких привилегий: ему воспрещалось жить в крупных городах, участвовать в праздниках, открывать собственное дело, заводить семью. И только-то! Того же, кто не повинится, ждёт смерть. Но сегодня жертвой судьбы должен стать мятежник, то есть совершенный преступник, не раскаявшийся, не смирившийся, полный уверенности в своей порочной правоте даже на краю гибели. Анабель почувствовала, что любопытство превышает уровень дозволенного. Ей до зуда в ладонях хотелось узнать, кто же сейчас будет прикован к столбу раскаяния и в чём будет заключаться миссия Чистых Дев. Вскоре раздался гул: по улицам Белого Города вели мятежника. Анабель напряглась. Она увидела склонённую к самой груди светловолосую голову. Кудри спутались и безжизненно болтались по плечам. Спина преступника походила на шахматную доску, клетки которой выжигались горячим металлом. Пока мятежника приковывали к столбу, Анабель силилась понять, отчего облик незнакомца казался ей где-то виденным, когда-то явленным. Но как только преступник поднял голову, фея почувствовала, что земля уходит у неё из-под ног. Перед ней стоял её голубоглазый Зак, чудный Зак со светлой улыбкой, озорными огоньками в глубине зрачков, Зак, чаровавший в своё время весь Подлунный мир своими песнями и стихами!
 - Чистые Девы! – Вдруг раздался глухой, но властный голос. Анабель не могла определить, откуда он шёл. Ей казалось, что всё небо заволокло клубами этого странного, словно надтреснутого голоса. – Этот мятежник мешает нашему миру вкушать гармонию и покой. Он погряз в злобе и мести, ничто его не исправит, ничто не поможет ему обрести свободу. Оставлять его в живых – уже преступление. Чистые Девы! Вы – смотрительницы добродетели, вы – самые верные и неподкупные служанки Великого Крога! Вы цените разум, его безоговорочную правоту, его ровное сияние. Вы отказались от порывов сердца, от внезапности чувств, от пестроты эмоций. Разум велит уничтожить этого преступника. И вы сейчас совершите правосудие. Да будет так!
     Голос умолк, но ещё долго в мёртвой тишине носилось глухое эхо, от которого мёрзли руки и души. К девушкам подошли рослые летдалы и каждой вручили маленький лук с одной золотой стрелой. Эти стрелы должны были пронзить грудь слиттела Зака, любовь к которому вдруг больно обожгла сердце Анабель. Ещё мгновение и золотые стрелы взовьются в небо. Фея почувствовала, как кровь бьётся у неё в висках. Она сорвалась со своего места и рванулась к столбу раскаяния.
 - Нет, Анабель, стой! Остановись! – закричал Зак, а Анабель  уже слышала за спиной назойливое жужжание золотых стрел, пущенных ей вдогонку.
 - Великая Дева! – вдруг крикнула она. – Спаси и сохрани!..
    Великая Дева... «Великая Дева,» - шептал бредущий где-то рядом Зак. И стало легко и спокойно от совершенной правильности того, что они сейчас делали. И их любовь друг к другу стала прозрачной и звонкой, словно ручей, отражающий Солнце, и такой неотвратимой, словно её изначально благословила Великая Дева.
     Бреди шёл последним. Впереди он слышал храп и утробное ворчание Толстонога. Должно быть, старый коняга тоскует по «Тростниковой Шляпе», по своему уютному стойлу, по ласковой руке Шейна. Нет, Бреди ни о чём не жалел. Всё, что было в прошлом, - любовь, покой, семья, - в прошлом и осталось. Но у него была мечта, которая неотступно гналась за ним. Когда-то отец рассказал ему о Нерукотворных Пещерах, где горный хрусталь вырастает, словно тростник у ручья, где рубины и изумруды вызревают, словно яблоки в саду у бабушки Эмбер, где под ногами золотой песок, а над головой, в высоких сводах, серебряные ручейки, прожилки, вкрапления. Он мечтал найти эти Пещеры и первым открыть их жителям Подлунного Мира. Все будут говорить: «Ай да Бреди, скрипучий пень! Нашёл всё-таки! Сколько народу полегло в поисках Нерукотворных Пещер, а он вот нашёл. И не присвоил себе, как, должно быть, сделал бы обычный гном, а открыл миру. Приходите, мол, любуйтесь, получайте радость!». Бреди аж крякнул от удовольствия. Похвалы, песни, слагаемые в честь благородного и щедрого Бреди... Как это греет душу!..
   ... За глыбами Нерукотворных Пещер поднималось солнце. Именно в рассветный час хрустальные чертоги походили на лёгкие, хрупкие сновиденья, которые вот-вот растворятся в утреннем воздухе. Бреди особенно любил бродить по Пещерам ранним утром. Его братья, дяди, зятья, племянники и прочие домочадцы досматривали свои сны перед наступлением нового трудового дня, и ему никто не мешал наслаждаться чувством совершенного счастья и покоя. Через пару часов у Золотых ворот зашумит разношёрстная публика, и Бреди, как всегда, громко и важно откашлявшись в кулак, напомнит ей, что вести себя в Пещерах подобает культурно, не мусорить, не дай бог отковырнуть что-нибудь – за это отдельный и очень приличный штраф! Этот вовсе не от жадности, помилуйте! Но если каждый захочет отковырнуть что-нибудь себе на память, что же останется? А так же не зевать и по сторонам не засматриваться, поскольку продвигаться надо быстро и, желательно, не очень шумно, чтобы не отвлекать гномов от работы, которые всё ещё возделывают некоторые участки Пещер для того, чтобы они раскрылись однажды в полной красе.      
      Бреди страшно нравилось изображать из себя серьёзного учёного мужа, ощущать трепетные взгляды в спину и уважительный шёпот. Оно и понятно: он положил столько сил, чтобы разыскать это великое сокровище, ещё столько же, чтобы расчистить от хлама, накопившегося за время войны, и два раза по столько же, чтобы привести его в надлежащий вид. Теперь нужно постоянно поддерживать порядок и температуру, чтобы не дай бог!
     Гном благословлял тот день, когда закончилась война, благословлял Крога за то, что позволил ему спокойно заниматься любимым делом. И ему казалось, что если вдруг случиться невозможное, и Пещеры покинут его, уйдут в песок, затонут при наводнении, осыпятся от подземных толчков, он уйдёт под землю вместе с ними. Нерукотворные Пещеры, их хрустальные чертоги, золочёные лесенки с перильцами из молодого ясеня, витражные окна, заглядывая в которые солнечный луч становился радугой, - это всё, что есть в его жизни, это смысл его существования, воздух, хлеб, душа. Бреди был так счастлив, так верил в то, что война больше не повториться ни в его судьбе, ни в судьбе Пещер, что даже не задумывался об этом.
     Серебряные часы с кукушкой пробили семь. Ещё час покоя и тихой радости. Бреди присел на скамью привратника и закрыл глаза. Ах, если бы его милая маленькая жёнушка увидела всё это, порадовалась вместе с ним... Ах, если бы его детки, которых они не нажили...
    В Золотые ворота постучали.
 - Да что ж такое! – возмутился гном. – Кому так не терпится!
   Он сам снял засов (обычно это делает племянник Грин Пери, но он пока досыпал в своей светёлке, почёсывая пятки под шерстяным клетчатым одеялом). Дверь с тяжёлым скрипом отворилась. На пороге стоял  сам Алларих, Магистр Тёмных сил.
 - Я знал, что ты услышишь мой призыв, - змеисто улыбнувшись, сказал Маг. – Мне известно, что ты засыпаешь последним, а просыпаешься первым, чтобы насладиться благословенным одиночеством.
     Бреди отвык от посещений Аллариха. На первых порах его пугали частые визиты Магистра Тёмных сил, но вскоре его туманный голос перестал эхом отражаться в горных разломах и пещерах, и гном успокоился. И вдруг, когда всё успокоилось, когда Крогу ничего не угрожало, Алларих вновь явился к Золотым Воротам.
 - Приветствую Вас, Магистр, - с почтительным поклоном, но с тревогой в голосе произнёс Бреди. – Чем могу быть Вам полезным?
 - О да, разумеется, ты будешь мне полезен, - усмехнулся Алларих, и Бреди почувствовал, как у него похолодел затылок. «Дурной знак, - подумал гном». – Я давно наблюдаю за тобой, Бреди. Мне нравится твоё тяготение к одиночеству. Это о многом говорит.
 - О чём же это может говорить? – тихо спросил Бреди.
 - Ну, о том, что ты – глубокий, не болтливый, мыслящий. Я так понимаю: ты устал от вечных  назойливых посетителей, которые ежедневно отвлекают тебя, от своих ленивых родственников...
 - Прошу прощения, Магистр, я никогда не считал своих родственников ленивыми, - попытался оправдаться гном.
 - Считал, считал. И дармоедами называл их, и расточителями добра и тараканами суетливыми, ведь было?
 - Да, но... – Бреди быстро захлопал ресницами. Даже если такое и произносилось, то не при свидетелях, очень тихо и в его собственной комнате, куда никому нет ходу! – Как Вы узнали?..
 - Ну, милый мой, от меня ни у кого из жителей Подлунного Мира нет секретов. Я решил помочь тебе, тем более с десяток добрых гномьих рук нам не помешают.  Давай-ка убьём двух зайцев сразу.
  - Не пойму, о чём Вы...
 - Всё просто. Мы забираем всю твою многочисленную родню на Дальнюю Окраину. Там превосходные невозделанные копи. А ты остаёшься совершенным хозяином Нерукотворных Пещер. И больше никто не помешает тебе наслаждаться твоим одиночеством.
     У Бреди закружилась голова.
 - Постойте, подождите! Как же так...
 - Можешь не благодарить. Кстати, я слукавил. Мы их вывезли из Пещер часа три назад – не хотели тебя беспокоить. А всё это – визит вежливости. Вот видишь, как мы тебя ценим.
     Бреди не помнил, как  уехал Алларих, словно в воздухе растворился, он не помнил, как обежал все чертоги Пещер, заглянул во все светёлки, которые прежде принадлежали его многочисленной родне: здесь спал лежебока Грин Пери, привратник, постоянно опаздывающий к первой партии посетителей; здесь стряпала свои сочные пирожки с яблоками Мими Кетлер, кузина его милой жёнушки, очень похожая на неё, правда не такая хорошенькая; здесь зачитывался за полночь  младший брат Фредди, великий читарь, знавший наизусть все Предания Подлунного Мира, и потихоньку сочинявшего песни, очень походящие на эльфийские; а это – маленькая комнатка только что поженившихся Люси и Картера, его внучатой племянницы и троюродного брата Мими (они были такими счастливыми!). А сейчас – никого. Постели сбиты, шкафы перевёрнуты, и – никого! Как же он ничего не услышал? Как же не пришёл на помощь, ведь наверняка о ней кричали! Бреди опустился на ступеньку лестницы, ведущей на смотровую площадку и обхватил руками голову. Да, он часто вполголоса бранил всех и каждого, он шептал иногда, что было бы в сто раз легче, если бы никого рядом с ним не было, если бы он один отвечал за всё, что происходит в Нерукотворных Пещерах. Но разве это было всерьёз, со зла? Нет, нет, вовсе нет! Что же ему делать теперь? Зачем ему эти великие, прекрасные, непостижимые Нерукотворные Пещеры, когда в них пусто, темно и сыро, когда смысл их чистить, ухаживать за ними, любить их исчез вместе с исчезновением близких и родных? Будь проклято благословенное одиночество, будь проклят покой! Великая Дева... Великая Дева... Гном споткнулся о невидимый в тумане камень и упал. В голове зазвенело. Он найдёт эти Пещеры и будет работать в них только с целым выводком племянников, племянниц, кузенов, с ворчащей армией дядей, сватов, дедов... Только так, иначе Пещеры и их первозданная красота потеряет всякий смысл. Да! И они вместе проведут почётную экскурсию для Великой Девы и своих друзей. Всё это так и будет, но потом. Потом и потом. Теперь он идёт как воин маленького, но очень храброго и мужественного отряда предотвратить самое страшное, что может случиться в Подлунном Мире, с Подлунным Миром – захват Лейкридсанета. А там... Если Светлым будет угодно, если Великая Дева благословит, то будут и Нерукотворные пещеры с хрустальными рощами и серебряными ручьями...
     Первым из тумана вышел Илайджа Донаван. От усталости и скорби он уткнулся лбом в шею Севера, который едва переставлял копыта. За ним появился Мутабор с тоскливыми глазами, нёсший на себе бледную Констанцию. На её плече мокрым чёрным клубком сидел Спенсер, спрятав голову под крыло. Опираясь на тонкий ясеневый посошок, выбрел из сизой мути Том. Его курчавые волосы безжизненно болтались по плечам. Вид он имел самый жалкий. Перл словно выпала из тумана. Щёки её померкли, как и блеск в некогда озорных глазах. За ней вышли Зак и Анабель, прижавшись друг к другу, как два голубя на карнизе в самый разгар зимних холодов. В их лицах не было ни кровинки. Заключал это скорбное шествие Бреди, ведущий под уздцы  Толстонога. И тот и другой неверно стояли на ногах и плакали.
     Впереди простиралась долина, над которой носились ароматы трав, цветов и речного песка. На землю мягкой тяжёлой грудью ложился вечер. Небо над путниками волновалось, как море: в нём переплелись ленты алых, золотых и пурпурных облаков, обещая на завтра дождь.
 - Радужная Долина, - шепнул Зак. – О ней мне рассказывал старый Дин Рендал. Он живёт с нами по соседству на Васильковой улице. Редко кому из лугового народа доводилось бывать здесь. А нам с Анабель вот довелось...
 - Да, - шепнула Констанция, - это Радужная Долина. Когда мы пересечём её, выйдем к берегу Великой Реки. Готовься к перевоплощению. – Она мягко коснулась кончиками пальцев пернатой груди Спенсера. Он безвольно качнулся в ответ.
 - Но прежде, чем мы отправимся дальше, нам нужно отдохнуть, - сказал Илайджа и спешился. – Правда, я ещё не знаю, все ли отправятся дальше... Если судить по тому, что пережил в тумане я... – Он бросил тоскливый взгляд в сторону Констанции, - искушение было не пределе сил.
 - Это так, - сказал Бреди. – Мне помогло только имя Великой Девы. Но я сейчас  начинаю осознавать, что не усилиями своей воли я назвал Его. Не было у меня на тот момент воли. Она словно Сама почувствовала  и привела мою мысль... В любом случае, я иду дальше.
 - Да, и я это ощутил, - перебил гнома Том. – Я с вами, ребята. - И все вслед за ним закивали усталыми тяжёлыми головами.
 - Итак, - выпрямился Илайджа, - судя по всему, никто не свернёт с намеченного пути. Значит, разобьём лагерь. Немного отдохнём. А завтра на рассвете двинемся.
 - Смотрите, Нея! Нея летит! – крикнула, выпростав руку в небо, Анабель.
 - Крог бы ума лишился, если бы увидел такое количество птиц Нея, - усмехнулся Бреди. – Ведь он уверен, что их вообще не осталось.
     Серым камушком упала Нея в ладони доблестного предводителя даннов. Оба замерли. Через мгновение лицо Илайджи побелело и покрылось испариной.
 - Дурные новости, - сказал он, когда птица Нея так же внезапно, как и появилась, исчезла в вечернем небе. – Это наша птичка, из Родовесты. Её послал мой верный помощник Флинн. Под камнекорами произошла крупная стычка даннов с летдалами. Отряд летдалов был похож на небольшую армию. Данны задерживали отряд, сколько это было возможно. Многие пали. Но и летдалов полегло немало. Однако авангард отряда противника всё-таки вырвался и сейчас летит за нами в погоню. Но дело не только в этом отряде. Флинн насчитал с десяток смоугов. Ещё пять штук дымятся под корнями камнекоров. У даннов есть склад с пузырями священной воды из озера в Лейкридсанете. Эти пузыри из прозрачной эластичной слюды, которую изготовляют в Слиттелхаузе. – Зак кивнул. – Их загружают в котлы катапульт и обстреливают ими смоугов. Только так можно от них избавиться. Но они увёртливы. Пять смоугов под корнями камнекоров – это очень большая удача! Однако, наш отдых отменяется. Перекусим на ходу. К утру нам надо перебраться на другой берег Великой Реки. Желательно без осложнений.
 - А что, Река их как-то остановит? – буркнул Спенсер.
 - Они панически боятся Великой Реки и без особого распоряжения Крога в воду не сунутся. Крог убеждён, что хорошо вооружённый отряд летдалов в сопровождении целого выводка смоугов нас уже настигли и конвоируют в Вересковую Пустошь.
 - На своей вечной убеждённости Крог и прогорит, - усмехнулся в бороду гном. – И ведь мысли не допускает, что может быть не прав.
- Верно, Бреди, - подтвердился Констанция. – Именно в этом его слабость.
 - Ну что ж, в путь, - вздохнула Анабель, уже скинувшая плащ, чтобы прилечь на него и подремать после утомительного перехода через туман.
 - В путь.


Глава XII

Камышовое озеро

     - Констанция, ребята, открывайте глаза, мы на месте...
     Йен по очереди тормошил пассажиров. Все они были бледны и во сне очень беспокойны. Йен знал, что с ними происходит, но медлить было нельзя. Скоро полдень, а им надо успеть найти Книгу Жизни до того, как их настигнет враг. А то, что он их настигнет, не подлежало никакому сомнению. Здесь, в местечке «Камышовое озеро», риск был особенно велик. Территориально оно – дивный Лейкридсанет в Подлунном Мире. Но фактически эти два места совпадут только тогда, когда Серебряная Книга Жизни будет возложена на алтарь. Дальнейшее существование Подлунного, а значит, и реального миров зависит оттого, кем она будет возложена, кто окажется у алтаря. Йен всё это, конечно, знал и мучился от невозможности привести в чувство троих посланников Великой Девы.
 - Ваше Высочество, Констанция! – Он нещадно тряс за плечо эльфийскую принцессу. Наконец, ресницы её затрепетали. – Ох, да сколько же можно! Мы приехали. Надо искать Эшли.
 - Да, надо искать Эшли, - призрачным голосом проговорила Констанция.
     Следом за ней очнулись Фишер, Стоун и Мутабор, скуливший в корзине. Спенсер тряхнул головой и кончиками пальцев потёр виски.
 - Думаю, мы на финишной прямой, - хрипло шепнул он.
 - Похоже, - кивнул Тони, и взгляд его задержался на начинающем розоветь лице Констанции. Ему мучительно захотелось её обнять, уткнуться в её затылок и замереть. Он никуда не хотел идти, ни с кем не хотел разговаривать, ни с кем сражаться. Его томило и нежило одно желание: быть рядом с этой странной девушкой, похожей на сон, на чудо, на благословение.
     Констанция решительно не смотрела в сторону Фишера. Она боялась расплакаться. Впервые расплакаться от плескавшейся в её сердце нежности, от непонятной тревоги и радости, от любви, которая начиналась в этом человеке и распространялась дальше, выше и глубже, обнимая весь мир и всех живущих в нём.
 - Надо идти. – Йен, тревожно озираясь, вышел из машины. – До Камышового Озера около двух миль. Это расстояние мы должны преодолеть пешком. Фиат я оставляю здесь. Пробираться будем осиновой рощей. Если повезёт, через три четверти часа будем на месте.
 - Почему мы не можем поехать по шоссе? – преодолевая зевоту, спросил Спенсер. - Ведь на машине по ровной дороге мы определённо быстрей доберёмся до Камышового Озера, а значит, быстрей уйдём от погони.
 - Йен прав, - встрепенулась Констанция и стала далёкой и холодной. Фишер задохнулся от боли и обиды. – Ведь мы точно не знаем, где поджидает нас враг. Может быть, он уже в Лейкридсанете. Тогда дорога тщательно просматривается. А рощей мы беспрепятственно выйдем к заднему двору особняка.
 - Но Крог не дурак... – Тони попытался подлить в голос металл. – Он наверняка примет в расчёт, что мы пойдём в обход. Кто знает, может он устроил нам засаду именно в роще.
 - Нет, - качнул головой Йен. – Крог думает, что мы очень спешим и нервничаем. А он убеждён, что тот, кто спешит и нервничает, делает элементарные ошибки. Он уверен в том, что мы не будем тратить время на прохождение рощи, потому что времени у нас почти не осталось. Он сам поступил бы так же. Я чувствую, что он успокоился, поскольку почти достиг цели. Теперь устранить нас и Эшли Монтгомери – это дело времени. Он так думает.
     Осиновая роща была дика и запущена. Когда-то тут проходила вырубка: замшелые пни, трухлявые останки поваленных деревьев, вросшие в землю осиновые чурбаны крайне затрудняли движение. Холщёвые сумки с провизией, заботливо разложенной Джереми по лоточкам, пластиковым контейнерам, завёрнутой в фирменные салфетки Дунрэвенского Замка, оттягивали плечи. Мутабор поскуливал и прядал ушами в корзине, которую несла Констанция.
 - Кто это, Эшли Монтгомери? – спросил Спенсер Йена, легко шагающего по кочкам и буграм. Йен и Констанция переглянулись и взгляды их подёрнулись печалью.
 - Ей сейчас лет двадцать? – тихо спросила Йена Констанция.
 - Да, примерно, - Йен грустно улыбнулся.
 - Эшли – дочь замечательных людей. Они тоже сущностные эмигранты. Но и там, в Подлунном Мире, они принадлежали к расе людей. Как и ты, Донаван. – Констанция зацепила Тони взглядом. Впервые она назвала его здесь именем доблестного предводителя даннов. – Дженна и Гаретт Монтгомери были одними из Хранителей Серебряной Книги Жизни в реальном мире. Каждый год Хранители меняются. Ими становятся представители всех народов, живущих в Подлунном Мире: эльфы, гномы, фавны, слиттелы, люди. Конечно, сюда  они сущностно эмигрируют в только человеческом облике. В тот печальный год честь стать Хранителями Серебряной Книги Жизни выпала семейству Монтгомери. Они так гордились этим, так радовались! Такая честь выпадает не всякому.
 - Что значит «Хранители Серебряной Книги Жизни в реальном мире»? – спросил Спенсер, перебираясь через поваленную сучковатую осину.
 - Просто и в Подлунном Мире, и в этом Книга охраняется одновременно, - сказал Йен. – Не забывай, что оба мира связаны друг с другом очень тесными узами. Здесь, в Камышовом Озере, Хранится её отражение. Но отражение этой Книги живёт самостоятельной жизнью. Иными словами, отражение Книги – та же Книга. Если из неё пропадёт хоть одна страничка, то же самое случится с Книгой в Лейкридсанете. И наоборот.
 - И что же Эшли? – с нетерпением спросил Фишер.
 - Семья Монтгомери успешно эмигрировала, - продолжила Констанция. – И поселилась в особняке. Люди не обращали внимания на частую смену обитателей особняка. Здесь очень мало людей. И в основном – туристы, которым всё равно, поскольку они здесь ненадолго. Дженна и Гаретт достойно несли службу. И всё было бы хорошо, если б не... Однажды вечером к ним постучали. Дженна открыла дверь и вскрикнула от изумления. На пороге стояла девочка лет десяти, в красивом ситцевом платье и лаковых туфельках. Она была такой растерянной, такой жалкой. Дженна усадила её у камина, напоила горячим ромашковым чаем и стала расспрашивать. Девочка рассказала, что она из туристической группы, которая прибыла сюда полюбоваться видами волшебной Ирландии. Она же заигралась и отстала от группы. И совсем не заметила, как все погрузились в автобус и поехали в деревню Адир. Она уверена, что её скоро хватятся и приедут сюда. А пока она просит остаться здесь, под крышей этого гостеприимного дома.
    Чистая, наивная Дженна была так взволнована рассказом бедняжки, что даже не заметила лжи, сквозившей в каждом слове очаровательной малышки. Ведь, согласитесь, ни одна мать не потеряет своё дитя и не позволит автобусу тронуться с места, пока её ребёнок не рядом с ней. Дженна позвала Гаретта и Эшли, которой тогда было семнадцать лет. Они так же не почувствовали подвоха. Враг никогда не подходил к Книге так близко. От того, что Хранители в общем не испытывали острой опасности, они стали доверчивыми и неосторожными.
     Этой ночью девочка, которая оказалась перевоплощённым Алларихом, убила супругов Монтгомери. Эшли оказалась случайной свидетельницей страшного преступления. Ей не спалось. Дурные предчувствия терзали её сердце. Они решила спуститься к камину. Огонь всегда успокаивал её. Проходя мимо комнаты родителей, она увидела, как из-под двери струиться багровый дым. Она услышала глухой рокочущий голос, похожий на далёкие раскаты грома, нараспев читающий слова страшного заклинания. Эшли с разрывающейся от скорби душой рванулась к алтарю, на котором долгие-долгие годы покоилась Серебряная Книга Жизни. Она поняла, чьи это козни и выполнила свой долг. Эшли спрятала Книгу и схоронилась под корнями могучего дуба, растущего на заднем дворе особняка.
     Алларих не нашёл Эшли Монтгомери. Не нашёл Книгу. Он был в бешенстве. Решив, что Эшли вместе с Книгой сущностно эмигрировала в Подлунный Мир, он отправился за ней в погоню, не тронув дома. После происшедшего Эшли Монтгомери испросила благословения у Великой Девы остаться постоянным Хранителем Книги. Великая Дева благословила. Но каждый год к Эшли эмигрирует помощник Хранителя. Так решили Светлые.
     Эшли никогда не бывает одна. Где спрятана Книга знают только она и её помощник. Как только срок его службы заканчивается, Эшли стирает из его памяти информацию о местонахождении Книги. Это ни в коем случае не от недоверия. Помощниками Хранителя, как и самими Хранителями, становятся очень достойные и почтенные представители народов Подлунного Мира. Не имея такой информации отслуживший помощник не вызовет у Крога никакого интереса, а значит, враг не посягнёт на его жизнь.
 - А что будет, если Крог захочет обезвредить помощника, когда он ещё владеет ценной информацией? – спросил Стоун.
 - Плохо будет, - ответил Йен. – Поэтому и Эшли и её помощник всегда в состоянии боевой готовности. Эшли очень редко выходит из дома. Разве что к могилам своих родителей, которых она похоронила под корнями могучего дуба, растущего на заднем дворе особняка.
 - А как же общение с внешним миром? – удивился Тони. – Да элементарно – походы в магазин за провизией?
 - А где ты видишь здесь магазины? – сощурив глаза, спросил Йен.
    Тони остановился. А ведь действительно. С одной стороны особняка – осиновая роща, тянущаяся почти две мили, с другой – пустынное шоссе, а дальше – холмы и долины.
 - Идём, идём, - похлопал Фишера по плечу Йен. – Для таких случаев есть мы с Джереми. Раз в неделю Джереми забивает мой фиат всем, что душе угодно, а я отвожу это Эшли.
 - Хорошо, - качнул головой Стоун. – Но неужели Крог не знает о ваших еженедельных поездках в особняк на святом озере?
 - Знает, - спокойно сказал Йен. – Но так же он знает, что мы понятия не имеем, где храниться Книга.
 - А почему бы ему не взять вас в заложники и не потребовать Книгу в обмен на ваше освобождение? – не унимался Спенсер.
 - А потому что война им ещё не выиграна, чтобы совсем пренебрегать законами Подлунного Мира. Открытые военные действия ведутся пока только там. Здесь идёт так называемая партизанская война.
 - Но я сам видел, как в офисе нашей компании Алларих применил свои силы, и пострадали невинные, ничего не знающие об этой войне люди! – воскликнул Тони. – Тогда он пытался уломать нас согласиться на постройку коттеджа для Крога здесь, в Камышовом Озере!
 - Это была первая крупная ошибка Крога, - сказала Констанция.  – После покушения на людей он стал ошибаться чаще. Он это чувствует.
 - Есть непреложный закон, - подхватил Йен. – Никто, кем бы он ни был в Подлунном Мире, не имеет права выходить из-под контроля личной силы здесь, в реальности. Это как у зверей закон водопоя во время великой засухи. Вот мы и пришли. 
     Задний двор особняка «Камышовое озеро» был небольшим, плотно уставленный хозяйственными постройками. В центре двора величественно поднимал к небу могучие ветви мощный старый дуб. Со стороны рощи его корни образовали пещеру, которая сейчас была завалена большим серым валуном. Здесь же путники заметили два холмика, покрытых ковром белого мха и незабудок. По двору хозяином прогуливался огромный пёс палевого окраса. Он то и дело поднимал морду вверх и принюхивался.
 - Такое чудище и не на цепи, - поёжился Спенсер.
 - Этот пёс своих не трогает, - спокойно сказал Йен  и шагнул из зарослей орешника, где затаились путники.
     Мутабор жалобно взвизгнул и спрятал голову в шерстяной шарф, лежащий на дне корзины.
 - Эх, ты, конь боевой, - улыбнулась Констанция и потрепала его по взъерошенной холке.
 - Сумрак, Сумрак, - позвал Йен огромного пса. Тот, рыча, повернулся в сторону призыва и, заколотив по бокам тяжёлым хвостом, напоминавшим кувалду, неуклюжей рысью побежал к Йену. – Старая коряга, узнал меня? До чего же ты здоровая псина, Сумрак! Здравствуй, здравствуй...
    Сумрак языком-лопатой омывал лицо, плечи и руки Йена, а тот вытирался рукавом и тихо смеялся.
 - Сумрак!
     Из открытого окна второго этажа высунулась девушка. Её тёмно-русые волосы были собраны в пышный хвост, высокие скулы покрывал лёгкий смуглый румянец.
 - Сумрак! Йен! Лукас, Йен приехал!
     Через несколько мгновений девушка крепко обнимала Йена.
 - Я тебе гостей привёл, - улыбнулся тот и кивнул в сторону орешника, где радостно смеялась, протягивая к Эшли руки, стояла Констанция, и смущённо топтались Стоун и Фишер.
 - Эшли, Эшли, где ты, дорогая? – опираясь на гладкую палку с круглым набалдашником на задний двор вышел пожилой мужчина с глубокими залысинами и седой шевелюрой, спускающейся до плеч.
 - Смотри, Лукас, кто к нам приехал! – звонко отозвалась Эшли.
 - Ваше Высочество, - склонился Лукас в глубоком поклоне. – Как прошло путешествие?
 - Всё нормально, Лукас, - ответила коротким поклоном Констанция.
 - Слава Светлым. Прошу в дом.
    Лукас и Эшли встали у дверей как привратники, пропуская неожиданных гостей, каждому дружелюбно кивая. Последним шёл Спенсер. Эшли улыбнулась ему и опустила ресницы. Стоун едва не потерял сознание. Вот сейчас, сию минуту Эшли показалась ему точной копией его погибшей жены. Мегги отразилась в наклоне головы девушки, в приглашающем жесте её руки, в мягкой улыбке. От неё вдруг повеяло таким теплом и уютом, словно это и была Мегги. Его Мегги. Спенсер ударился лбом о дверной косяк, а Эшли тихонько рассмеялась.
 - Стойте, стойте, - затараторил он, не оборачиваясь к девушке. – Подождите. Мне необходимо кое в чём разобраться.
 - Прямо здесь, на пороге? – поднял брови Лукас.
 - Да, прямо здесь, - тихо, но твёрдо произнёс Стоун.
 - Ты иди, Лукас, - мягко сказала Эшли и погладила старика по плечу. – Судя по всему Великому Воину нужна я.
 - Хорошо, только не задерживайтесь, - улыбнулся Лукас и, прихрамывая, удалился вслед за всеми.
 - Давайте присядем, - предложила Эшли, указывая на ажурную скамейку возле двери. – Ведь Вам необходимо рассмотреть меня поближе, так?
     Спенсер не знал, что ответить, как поднять глаза на девушку, с которой ему мучительно хотелось говорить и, не отрываясь, смотреть на неё. Мегги, ожившая Мегги с её журчащим голосом, лёгкой иронией и глубинной женской силой вновь сидела рядом с ним, как будто и не было этих долгих бессмысленно проживаемых одиноких лет. Спенсер вдруг заплакал, закрывая лицо руками, качаясь от тяжёлых рыданий, толкающих его грудь.
 - Это ничего, Спенсер, ничего, - тихим домашним  голосом уговаривала его боль Эшли. – Слишком долго ты не плакал. Страдания запеклись. Так их трудно вынести из сердца. Твои слёзы – весенняя гроза. Ты почувствуешь, как легко и радостно будет рождаться в твоём теле дыхание, каким свободным оно станет. Плачь...
 - Но ты же не Мегги, - не унимался Спенсер. – Ты всё равно не Мегги. Ей бы я сказал, что мне тяжело, и я не понимаю, что со мной происходит, что я засох от тоски, но не могу не любить. Я бы сказал ей это...
 - Ты ей это сказал, - улыбнулась Эшли и погладила его по голове. Он встрепенулся и долгим взглядом посмотрел в её лицо. – У тебя на ресницах слёзы, словно на ветках черёмухи капли прошедшего дождя.
 - Почему – черёмухи?
 - Ты пахнешь черёмухой. Это запах моей родины. Мой отец посадил вокруг нашего дома кусты черёмухи. Когда она расцветала, гроздья белых пушистых соцветий сыпались на мой подоконник. Я собирала их и украшала ими волосы.
    Спенсер словно окунулся в дивный сон, от которого не хотелось пробуждаться. Он не ощущал под собой ног, тяжесть его тела, как и тяжесть пережитых страданий и нынешних событий растворилась в тишине и какой-то невесомости всего происходящего. Словно совершалось чудо. С ним. В нём.
 - Ты человек?
 - Ты спрашиваешь, не эльф ли я? Нет. Я человек.
 - Из людей в Подлунном Мире я встречал только даннов.
 - Нет, людей там много. Почти столько же, сколько эльфов, фавнов, слиттелов. Когда придёт время решающей битвы, ты увидишь их. Ты многих увидишь.
 - Ты будешь там? – осторожно спросил Спенсер. – Я пойму, если нет. Там опасно... И вообще...
     Эшли светло улыбнулась.
 - Тебе, должно быть, не много известно обо мне, раз ты пугаешь меня опасностями.
 - Не много, - согласился Спенсер, -  но достаточно, чтобы понять, что я сморозил глупость.
 - Мы все сейчас в опасности. И в Подлунном Мире и здесь. Если нам не удастся победить, мир уползёт во тьму. Поэтому, конечно, я буду там. Но сейчас наша задача сохранить Книгу Жизни.
 - Да, это главная задача, - согласился Спенсер.
 - Великий Воин, - донёсся из полумрака внутренних покоев голос Тони Фишера.
 - Да, мы здесь, - крикнула Эшли. – Мы здесь.
     Тони вышел к ним, неся в себе раздражение.
 - Эшли, дорогая, можно мы перекинемся парой слов?
     Спенсер поднял брови. Он никогда не видел таким своего друга. Эшли скрылась за дверью, махнув Спенсеру рукой. Тони сел рядом с ним, медленно закинул ногу на ногу и тревожно замолчал.
 - Я не понял, что это сейчас было? – спросил Спенсер, внимательно рассматривая вытянувшееся лицо Фишера.
 - Слушай, Спенс, - тихо начал Тони. – Твои сантименты я могу объяснить восьмилетним мужским голоданием, но эта девочка тебе не по силам.
     Спенсер внутренне сжался. Он почувствовал, что если Фишер скажет что-нибудь ещё, он его убьёт.
 - Что ты имеешь в виду? – дрожащим от возмущения голосом спросил Стоун.
 - Неужели не понял? – сузил глаза Тони. – Ей двадцать лет, она пережила трагедию, после которой трудно оправиться. Она с головой ушла в то дело, которое считает главным. Душа её немного остыла, отошла. И слава Богу! Сейчас ей не нужны посторонние эмоции, ей нельзя отвлекаться на зализывание сердечных ран. Сейчас нельзя. А ты смотришь на неё... Говоришь с ней...
 - Слушай, ты, умник! – медленно поднялся Спенсер. – Ты долго готовил свою блестящую речь? Или мне намекнуть на твои отнюдь не деловые взаимоотношения с Её Высочеством? Или вам с ней сейчас необходимы эти «посторонние эмоции»?
 - Спенс, Лукас тебя прочухал, - примиряющим тоном сказал Фишер. -  Он услышал твой истерический шёпот: «Мегги, Мегги». Он эльф, Стоун. Он всё быстрее догоняет.
 - И что? Что это меняет? – не унимался Спенсер. – Я увидел Эшли, и у меня впервые за этот сумасшедший месяц возникло ощущение покоя, я выпрямился, свободно вздохнул. Да, она, действительно похожа на мою Мегги. Улыбкой, глазами, нежностью и ещё чем-то... И что из этого? Что я сделал не так? Чем я обидел её?
 - Лукас сейчас говорил со мной...
 - С чего это вдруг он стал с тобой таким откровенным?
 - Не кипятись, послушай... Он для Эшли вместо отца. Он опасается за неё, оно и понятно. Но ещё он беспокоится о тебе. Есть вероятность обмануться.
 - Объясни.
 - Лукас сказал мне, что с Эшли очень часто происходит такое, - сказал Тони. – Вернее, с теми, кто находится рядом с ней. Она постоянно кого-то напоминает. Нет, не просто человека, идущего мимо судьбы, мимо жизни, а кого-то по-настоящему важного и даже единственного. Это было в Подлунном Мире. Это случается и здесь. Правда, значительно реже. Она почти не выезжает из особняка. Самое дурное, что при её мнимой «похожести» на кого-то, с неё начинают требовать всё, что мог только тот, кого она напоминает. За наваждением не замечали саму Эшли. И когда она начинает проявлять себя, её не понимают, не принимают и – бросают. Ждут от неё другого. Ждут не Эшли. Эта девочка несёт на своих плечах столько боли, сколько нам и не снилось.
 - Для чего ты мне всё это рассказываешь? – Спенсер осознавал, что гнев начинает управлять им, но ничего с собой поделать не мог. – Я бы сам всё это выяснил. Ты считаешь меня шкодливым псом, ты, мой лучший друг! Неужели ни ты, ни твой Лукас не почувствовали во мне искренность? Впервые за столько лет! И вот, что я тебе ещё скажу. От кого угодно я ожидал такого, но не от тебя. Ты в роли благочестивой мамочки... Уволь!
   - Постой, Спенс… - Тони схватился за голову. – Я не понимаю, что со мной… Почему я это говорю?.. Почему я должен это говорить?.. Наверное, ты прав… Нет, не прав!  Наши отношения с Её Величеством  не имеют никакого продолжения ни здесь, ни в Подлунном Мире! Это больно, тяжело, но – это правда. Я переживу, наверное. Она – тоже. Должно быть… Я о тебе, дурак, забочусь. Ты любил свою Мегги. Ты любишь свою Мегги, но её нет. Ты пережил скорбь и отчаяние. Хочешь, чтобы это повторилось ещё раз?
 - Ты бредишь, Фишер… - В глазах Стоуна закачались опасные огоньки. – Теперь ты вздумал решать мою судьбу? Немало нашлось охотников на это дело в последнее время.
 - Как бы там ни было, Констанцию Кристофер мы с тобой знаем достаточно хорошо, чтобы быть готовым ко всему, что от неё исходит. Эшли ты видишь в первый раз.
 - Ну, уж если на то пошло, не так хорошо мы знали Констанцию Кристофер, если не видели в ней эльфийской принцессы.
 - Мы не были посвящёнными. Лукас говорил о боли, которую перенесла Эшли, потеряв близких ей людей.  Ты можешь погибнуть. Второй раз такую потерю ей не перенести.
 - Мы все можем погибнуть, Тони. Я не понимаю, к чему ты затеял этот разговор? Мы с Эшли только узнали друг друга. Только лишь узнали… - Спенсер долго выдохнул. – Мне кажется,  что мы знакомы сотню лет. Фишер, так спокойно, так тихо рядом с женщиной мне не было уже давно. Неужели я в этом виноват? Неужели меня надо этого лишать?
 - Что со мной?
       Тони едва стоял на ногах. В висках стучали молоточки, диктовавшие его крови совсем иной, чужой  ритм. Голова кружилась, но он не мог остановить свой язык, который говорил отнюдь не то, что он хотел сказать. «Я рад за тебя, дружище! Эшли – прекрасная девушка: тонкая, гармоничная, красивая, мудрая. Как твоя Мегги. Это чудо, Спенс, что всё так обернулось. Теперь держи её изо всех сил, держи, борись и будь достоин своего счастья!» Вот, что хотел сказать Тони Фишер своему другу. Но выходило по-другому. Кто-то подкладывал под его язык колючки недоверия, язвительности, злобы. И они достигали цели: Спенсер Стоун распалялся всё сильней и сильней, всё слабей и слабей становился его Спирит, всё темней и темней – тень за плечами. «Любовь – самый благодатный повод для распада мужской дружбы, - мелькнуло у него в голове. – Если мы рассоримся здесь, приостановится дело спасения Лейкридсанета. Именно этого добивается Крог».
 - Что со мной?..
 - Я объясню тебе, что с тобой, - зашипел в лицо Тони Спенсер. – Ты зарвался, Фишер. Ты как старая ревнивая дева трясёшься за всё, что тебе когда-то полностью принадлежало. Ты был единственным человеком, кому я доверил своё горе. Я позволил тебе ползать в нём, как мухе в куче навоза. Ты обжирался моей болью и был счастлив этим…
    «Что я несу? – пронеслось в голове Спенсер. – По-моему, я хватанул лишнего».
 - Однако, всему этому пришёл конец. Можешь дальше бесноваться и корчиться. Я – отныне и навсегда! – обойду без твоих глупых советов и навязчивой опеки.
 - Не думаю, - гаркнул Тони, удивившись тому, как изменился его голос. – Может, развернёшься и уйдёшь? – «Спенс, не вздумай! Не слушай меня!»
 - А знаешь, это единственный мудрый совет, данный тобою за последние триста лет! 
   «Что я делаю!» – внутренне завопил Стоун, но резко развернулся, махнул рукой и почти бегом направился к орешнику, из которого они вышли на двор Камышового Озера полтора часа назад.
- Спенс! Спенсер! – попытался окликнуть его Фишер, но тот уже  скрылся в кустарнике.
      Стоуна съедала обида. Жгучая обида на Фишера, на Констанцию, на Лукаса. Ему казалось, что по непонятным причинам весь мир ополчился на него. Почему вообще возник этот разговор? Почему он сам так себя повёл? Откуда взялись слёзы при Эшли и ярость на Тони, который, по  большому счёту, где-то прав, хотя, в общем, этот вовсе не его дело?..
     Чем дальше Спенсер отходил от особняка, тем яснее и спокойней становилось у него на душе. Незаметно для себя он вышел на шоссе, ведущее к центральному въезду Камышового Озера.
     «Вот это я крюк дал!» - подумал Спенсер. Дом со стороны дороги выглядел пышным, парадным, но слегка обветшалым, словно овдовевший генерал. Белые колонны обвивали упругие цепкие стебли вьюнка, плюща и хмеля, львы на постаментах рядом с пожелтевшей мраморной лестницей заросли мхом и лишайником. Но цветники, разбитые под ними, были ухоженными, тщательно прополотыми и обильно политыми. Поле, протиравшееся по левую руку от шоссе, казалось душистым морем: травы и цветы, издающие головокружительны ароматы, были послушны и самому нежному призыву ветерка. Западным краем поле упиралось в хвойный лес, и тонкий аромат хвои щекотал ноздри Спенсера. Буря в душе улеглась. Ему вдруг показалось, что Камышовое Озеро просто спровоцировало его на проявление «посторонних» эмоций. Да и Тони тоже. То ли воздух там особый, то ли душа истончается. Надо будет спросить у Эшли.
     Из-за поворота показался роскошный джип. Спенсер встревожился, сошёл с обочины дороги и затаился в зарослях боярышника. Тонированные стёкла не позволяли ему определить количество пассажиров, но чем ближе подъезжал джип к особняку, тем тревожнее становилось на сердце Спенсера. Он короткими перебежками преодолел расстояние до живой изгороди, окружающей дом, и затаился за ней. Ему показалось, что и цветы на клумбах и мраморные львы и сам воздух над Камышовым Озером  замерли в ожидании чего-то, несущего боль. И смерть.
     Дверь машины долго не открывалась. Спенсеру почудилось, будто чья-то невидимая цепкая рука сжала его горло. Он, с силой прижав ладонь ко рту, выдавил из себя кашель, чтобы хоть ненадолго освободиться от спазма, мешающего дышать. В нос ударил едкий запах разлагающейся органики и серы. Мать в детстве говорила ему, что подобный запах издают бесы, вырывающиеся из душ несчастных людей в процессе экзорцизма.
     Из джипа вышел Алларих в сопровождении хорошо вооружённых летдалов почти двухметрового роста.
 - Как жаль, что, пока Книга не найдена, мы можем входить только в Камышовое Озеро. Лейкридсанет по-прежнему остаётся для нас закрытым, - сказал Чёрный Маг и скрипуче рассмеялся. Но теперь это уже ненадолго. – Летдалы тупо усмехнулись. Алларих продолжил: - Мне нравится работать здесь. Ним не нужна армия, как в Подлунном Мире. Сейчас мы разделаемся со всеми, затаившимися в особняке, затем перероем каждый сантиметр и в доме и в саду, и Книга у нас в руках. А значит, и оба мира!
     Спенсер ужаснулся. Из того, что ему помогло бы хоть как-то задержать врагов, был только нож для вскрытия консервов. Летдалы, бряцая оружием и сплёвывая в цветочные клумбы, двинулись к центральному входу. Вдруг Спенсер услышал за спиной чистый и ясный голос: «Иди, я помогу!». Он оглянулся и увидел девочку в венке из васильков на русой головке. На ней было нежно-зелёное платье, подол которого волновался на ветру и обвивал её коленки. Она босиком стояла на невысокой кочке, поросшей брусничными листьями. 
 - Иди, я помогу.
 - Что ты здесь...
    Спенсер ощутил, что если он сейчас что-нибудь не предпримет, первой погибнет эта девочка. От неё шло такое сияние, такая нежность, что от этой нежности у Спенсера свело ноги и заныло сердце.
 - Я спасу тебя, - шепнул он, доставая из нагрудного кармана джинсового жилета консервный нож, и стал осторожно пробираться к джипу, радом с которым в позе победителя стоял Алларих, наблюдая за летдалами, прикладами автоматов выбивающими оконные стёкла. Спенсер выскочил из-за машины, с силой потянул на себя Мага и сгибом локтя почувствовал его острый кадык.
 - Эй, вы, пехотинцы! – Летдалы повернули свои бритые головы и, увидев Спенсера, нацелившего какой-то острый предмет на сонную артерию босса, в нерешительности замерли.
 - Сюрприз!
 - Ах, это ты, старая ворона, - злобно прошелестел Алларих. – Я был уверен, что ты в доме.
 - Старой вороной я буду уже совсем не долго. – Спенсер и сам удивлялся своему спокойствию. – Видишь, какую дурную службу может сослужить тупая уверенность.
 - И что ты собираешься сделать? Убить меня даже здесь невозможно.
 - А они это знают? – Спенсер сплюнул в сторону растерявшихся летдалов. Алларих заскрежетал зубами. – Ага, значит, не знают. Судя по внешнему виду, это обычные солдаты, пушечное мясо...
 - Спенсер! Спенсер! – Стоун дёрнулся. Кричала Эшли. Он узнал её голос. – Спенсер! Оттащи Мага за машину и прижми лицом к земле. Здесь земля святая!
 - Да, Эшли, да!
     Стоун понял, что Алларих приходит в себя от внезапности нападения и вскоре пустит в ход своё чёрное могущество. Маг давно презрел законы Подлунного Мира и главный из них: запрет на колдовство за его пределами. А земля Лейкридсанета впитает его тёмную энергию.
    Спенсер заволок Аллариха за джип и ткнул носом в кустик молодых ромашек. Алларих задёргался и завизжал, но через мгновение затих. Летдалы солдатским чутьём поняли, что пора действовать, иначе с ними произойдёт то же, что и с хозяином.  Они открыли шквальный огонь по мраморным ступеням, колоннам, по стенам, окнам, балкончикам. Посыпалась штукатурка, стёкла, куски гипсовой лепнины.
 - Эшли! Эшли! – кричал сквозь оглушительный треск Спенсер. Эта хрупкая девочка, так напоминавшая ему Мегги, улыбалась, щурилась, пожимала плечами перед его мысленным взором, и он страдал и мучился от нежности и страха её потерять. А под его ладонью дёргался затылок Аллариха, Чёрного Мага Подлунного Мира. Он шипел и давился ромашками. – Великая Дева, ну сделай же что-нибудь! – в отчаянии крикнул Спенсер, и вдруг услышал за спиной всё тот же ясный и чистый голос, перекрывающий грохот стрельбы:
 - Отойди от машины. – Спенсер оглянулся и вновь увидел девочку в нежно-зелёном платье с васильковом венке на русой головке. – Отойди от машины. Опасность миновала.
 - Ты с ума сошла! Убирайся отсюда! Тебя убьют, убирайся!
     Стоун, забыв об Алларихе, кинулся к девочке, чтобы закрыть, защитить её от погибели, но она словно растворилась в воздухе. В это самое мгновение из чистого сияющего неба в джип ударила молния. Он вспыхнул, как сноп сухой соломы, а через минуту рассыпался в прах, словно сожжённая по весне мёртвая листва. Не осталось следа ни от Аллариха, ни от летдалов.
     Некоторое время над особняком стояла тягостная дымная тишина. Спенсер медленно поднялся с земли и, полный смертельной тревоги, кинулся к центральному входу.

Глава XIII

На другом берегу Великой Реки. Потери

     Великая Река неспеша несла свои воды на Запад. В этот утренний час она казалась безучастной ко всему, что происходило по обе её стороны. А между тем здесь была граница чудных владений Великой Девы. Здесь начинались земли, носившие благословенное имя Лейкридсанета. Именно сюда стремились странники, убогие, немощные в поисках надежды и утешения.
     Путешественники остановились у самой кромки воды, там, где деревянные колышки, выкрашенные серебряной краской, обозначали брод. Измученные, уставшие, еле державшиеся на ногах, они всё-таки счастливо улыбнулись. Мутабор, Север и Толстоног тут же зашлёпали губами по освежающей глади реки. Бреди омочил в воде спутавшуюся бороду.
 - Ну, всё, - сказал он, утирая мокрыми прядями бороды слёзы радости. – Почти дошли. Старый Ворон воплотится в Великого Воина, и нам выпадет честь сражаться с ним бок о бок.
 - И не только сражаться, - положил руку гному на плечо Илайджа, - но и вести в бой национальные подразделения.
 - Это что же, я буду вроде генерала? – всплеснул руками Бреди.
 - Именно, - улыбнулся доблестный предводитель даннов. – И Зак с Анабель, и Том, и Перл, - все они станут во главе народных дружин. И у каждого из вас будет своя особая задача.
 - И наконец-то наступит мир, - мечтательно вздохнула Анабель.
 - А мы вернёмся домой, - тихо добавил Том. – Дел невпроворот.
    Мутабор поднял голову от воды и тревожно запрядал ушами. За ним Север и Толстоног сделали то же. Все насторожились. Вдруг лошади взвились и бросились по броду на другую сторону Реки, а в небе зашипели и заклубились сгустки пламенеющей мглы.
 - Смоуги! – крикнула Констанция. – Мы слишком задержались!
     Три смоуга то вздымались высоко к солнцу, которого не боялись, то опускались почти к самой земле, крутились, словно мяч на пальце клоуна, шипели и плавились. С их горящих тел капала на траву огненная слюна, оттого берег покрылся островками прыгающего пламени.
 - Быстро в воду! – скомандовал Илайджа. – Смоуги обогнали летдалов. Ни те, ни другие не сунутся в Великую Реку без особого приказа Крога. Они боятся Великой Реки!
     Отряд вступил на неровный путь брода. На всех картах он обозначался как «дорога Светлых». По преданию именно здесь Светлые перешли Реку, чтобы идти вглубь Подлунного Мира проповедовать истину.
     Первым шёл Илайджа Донаван, несущий в руках Спенсера. Старый Ворон мотал головой и терял оперение. Время от времени Стоун словно впадал в забытьё и Илайджа встряхивал затихшую птицу.
 - Потерпи, Спенс. Это больно и страшно чувствовать в себе преображение. Но мы почти у цели, значит, ты почти стал Великим Воином.
    За доблестным предводителем даннов шла эльфийская принцесса Констанция. В руке она держала обнажённый меч, который преподнесли в подарок искусные кузнецы и соратники Донавана. Рукоять этого меча изготовили из коры камнекора, она защищала руку надёжней любой рыцарской перчатки. Меч был высок, тонок и лёгок, как и сама принцесса.
     За ней попарно шагали Зак и Анабель, Том и Перл. Слиттел поднял высоко над головой фамильный кинжал и казался отважным воином, никогда не знавшим поражений. Анабель целилась по смоугам из маленького, но прочного лука. Ей под стать была и Перл. 
 - Приду домой и расскажу, какие густые травы по берегам Великой Реки, - крикнула Перл почти подлетевшему к ней смоугу. – А про вас, головешки, н словом не обмолвлюсь! Потому что скоро от вас и праха не останется.
     Том размахивал своим тесаком, которым, должно быть, дядюшка Шейн рубил капусту.
 - А чем они отличаются от капусты! – ревел фавн, входя в боевой раж.
     Заключал шествие Бреди, натянувший колпак на затылок. Он потряхивал своей секирой, с нетерпением ожидая битвы. Гном едва омочил ноги в воде Великой Реки.
     Вдруг послышались визг и улюлюканье.
 - Да, смоуги обогнали летдалов, - сплюнул гном. – Но ненадолго.
     Спенсер бился в руках Илайджи в сильнейшей лихорадке и почти не приходил в сознание.
 - Истинный Воин преображается, - крикнула Констанция Илайдже. – Но сейчас он беззащитнее младенца.
 - Убить ворону! Растерзать ворону! – послышалось со стороны надвигающегося большого отряда летдалов.
 - Илайджа, уходи! Уноси Спенсера! – Бреди выскочил обратно на берег и приготовился к сражению. – Я задержу их!
 - Нет, Бреди, нет, уходим вместе! – крикнул Илайджа, но стрела летдала улькнула в воду в шаге от него. Спенсер отчаянно застонал у него в руках.
 - Анабель, Перл! – окликнула фею и дриаду Констанция. – Обмакивайте кончики стрел в воде перед тем, как выстрелить. Река священна. Смоуги и летдалы боятся её воды почти так же, как и воды Лейкридсанета.
     Бреди громко горланил песни, лихо орудовал секирой, оставляя подле себя окровавленные трупы летдалов. Нескольких сразила Анабель. Они с визгом и воплями валились на землю и умирали в страшных муках. Вода, в которой омывались стрелы, причиняла им нестерпимую боль. Перл подстрелила одного из смоугов, и тот с воем и шипением упал в Реку.
    Зак и Том бросились на подмогу Бреди, но вода прозрачными руками прочно охватила их ноги. Теперь они могли двигаться только вперёд.
 - Это бесполезно, - сказала плачущим от бессилия фавну и слиттелу Констанция. – Река не отпускает обратно. Бреди единственный не успел войти в неё, поэтому и выбрался.
 - Но он один принял бой, - рыдал Том. – Он один принял бой...
 - Да, один, - поникла Констанция. – Значит, так было нужно. Чем быстрее мы дойдём до берега, тем быстрее он нас догонит. Сейчас он отражает от нас вражьи стрелы и дротики. Они воды не бояться. Идёмте скорее, дайте Бреди шанс выжить.
     Между тем Илайджа выбрался на противоположный берег Великой Реки и бережно положил на мягкую песчаную кочку почти бездыханного Спенсера. За ним поднялись из воды Констанция, Зак, Том, Анабель и Перл. Бреди остался лежать на том берегу, пронзённый дюжиной вражеских стрел, с блаженной улыбкой на бледных устах. Летдалы бесновались округ бездыханного тела доблестного гнома. Они смотрели на другой берег Реки и от бессильной злобы били себя кулаками в грудь и разбивали прибрежными камнями головы. Летдалы понимали, чем им грозит проигранный бой. Крог и мокрого места от них не оставит. Но тело Бреди было решено взять в Вересковую Пустошь, чтобы предъявить его в качестве доказательства их отваги и смелости. Тело одного гнома, с улыбкой встретившего смерть, было неоспоримым доказательством совершенно обратного. Но где им, летдалам, это понять! Как только руки врагов потянулись к бренным останкам героя, тот растворился в воздухе, словно его и не было. Летдалы в бешенстве схватились за луки и с бранью кинулись обстреливать противоположный берег Великой Реки.
 - Том, шевелись, - крикнул предводитель даннов замешкавшемуся у воды фавну. Он последним выходил из Реки. Но Том вдруг пошатнулся и упал лицом в золотистый прибрежный песок.
 - Том! – крикнула Перл.
 - О, нет... – побледнела Констанция.
     Зак втащил Тома на берег. Из плеча фавна торчала красная стрела с жёстким опереньем. Стрела воина Крога. Тома положили на траву рядом с почти исчезнувшим телом Спенсера.
 - Нельзя их рядом, - тревожно сказала Констанция. – Через мгновение начнётся преображение Истинного Воина. Том этого не переживёт. Видеть преображение и не потерять разум могут только рождённые в истине. Из таких здесь только я.
 - Что же нам делать? – спросила растерянная Анабель.
 - Видите там, - Эльфийская принцесса махнула рукой в сторону небольшой рощи. – Нам нужно быстро перенести раненого и преображающегося туда и соорудить над каждым шалаш. У нас есть время. Не так много, но есть. Великая Река не пустит летдалов до определённого приказа Крога. Но когда на берег придёт Алларих...
 - Тогда с нами уже будет Истинный Воин, - сказал Илайджа. – Надо торопиться. Преображения начнётся с минуты на минуту. А мой разум мне ещё пригодится.
     Летдалы по-прежнему бесновались, швыряя в отряд не только охапки стрел, но и несусветную брань.
 - Безмозглые твари, - сплюнул Донаван, осторожно передал Заку прозрачное тело старого ворона, а сам, сломав оперенье стрелы, взял на руки начавшего бредить Тома.
     За несколько минут они преодолели расстояние от берега до рощицы молодых каштанов. Там было прохладно, живительный аромат ландышей наполнял воздух, прочищая и успокаивая лёгкие, и где-то в глубинах измученной тревогами и скорбями души рождал надежду.
     Зак связал огромные пучки папоротника, Анабель вплела туда цветы дикого шиповника и кустики земляники. На расстоянии примерно в десять широких шагов Илайджа воткнул в землю два высоких кола, вытесанных им из ветвей сражённого, должно быть, бурей каштана, Констанция надела на них заготовленные Заком папоротниковые шалаши. В один из них внесли мятущегося в бреду фавна, в другой – тающего Спенсера.
 - Перл. Анабель, Зак! - скомандовала эльфийская принцесса. – Ваши народы знают целебные свойства всех трав, растущих в Подлунном Мире. Нам нужно спасти Тома. Спенсер обязан справиться сам.
     Из шалаша фавна раздался душераздирающий вопль.
 - Всё бесполезно! Мрак охватил оба мира... Зачем тратить силы? Зачем надеяться? Всё кончено...
     Том сидел со стрелой, которую он в припадке безумия вырвал из плеча и раскачивался в разные стороны и по кругу. Плечо представляло из себя кровавое месиво.  Том словно не чувствовал боли.
 - Всё кончено. Куда идти? К чему стремиться? Подлунный Мир умирает. Тусторонний Мир тонет в крови, лжи, подлости, насилии. Стоит ли спасаться? Стоит ли спасать?
 - Всё ясно, - вздохнула Констанция. – Стрела, ранившая Тома, пропитана водой из Озера Отчаяния. Его выкопал Крог, как только захватил Вересковую Пустошь. Водой из этого Озера, наряду с Зеницей Крога, мучили тех, кто попадал в Кроговы подвалы. Она же, как Зеница, вычищала память и обезображивала душу. Мы можем потерять Тома. Перл, Анабель, Зак, от быстроты и точности ваших действий зависит дальнейшая судьба не только Тома, но и всего нашего похода. И непрестанно призывайте имя Великой Девы. Оно замедлит распространение яда.
 - Ваше Высочество! – крикнул снаружи Илайджа. – В палатке Спенсера что-то неладно.
     Над палаткой, где был бережно уложен Спенсер, полоскалось разноцветное сияние. Оно то ярко вспыхивало, то почти исчезало. Земля под палаткой ходила волнами. Усилился аромат ландышей, дикого шиповника, но в него вплетался и новый запах. От него кружило голову и успокаивало нервы.
 - Не входить, - схватила Констанция Илайджу за руку. – Я же предупреждала, что могу только я... И не известно, чем это для меня кончится.
     Эльфийская принцесса три раза произнесла имя Великой Девы и вошла в палатку.
    Тело старого ворона исчезло. Вместо него в воздухе качался радужный шар. Его упругие стенки пульсировали, отчего цвет растекался, словно акварельная краска. Сияние, исходившее от шара, ослепило Констанцию, в её голове загудело, перехватило дыхание. Она слышала стоны внутри шара, но слышала и свои мысли, будто их кто-то проговаривал вслух.
 - Рождайся, Истинный Воин! Мы ждали твоего прихода с того самого момента, как Крог выполз из-под своей коряги. В муках рождается твоя новая сущность. Но Великая Дева поможет пройти сквозь страдание, преодолеть скорбь. Верь, надейся и – преображайся!
    Констанция еле держалась на ногах. Вихрь неимоверной мощи поднялся в палатке преображающегося, хотя за её пределами по-прежнему пели крапивники и малиновки. И только разноцветное сияние над папоротниковым шалашом вещало немногим свидетелям о великом таинстве, совершавшимся в нём.
     В палатке Тома за его жизнь боролись Зак, Перл и Анабель. Слиттел держал голову бледного бредящего фавна, фея и дриада обрабатывали рану размятыми измельчёнными травами, которые они смогли отыскать здесь же, в каштановой роще. Все трое призывали имя Великой Девы. Фавна гнуло и лихорадило. Сначала при имени Великой Девы Том шипел и извивался, словно на него тонкой струёй выливался жидкий огонь. В эти минуты Заку приходилось особенно трудно, поскольку Том наливался недюжинной слой. Но чем чаще он слышал Святое Имя, чем энергично вкладывалась в рану целебная трава, тем спокойней и слабей становился Том. Через полчаса ожесточённой борьбы с ядом отчаяния, безумие оставило Тома, и он уснул.
     Приближался закатный час. Над каштановой рощей разлился розовый свет, в котором, как в прозрачном озере купались малиновки. От усталости и пережитых волнений кружилась голова, но на душе было спокойно. Раненый Том и преображенный Спенсер отдыхали в своих шалашах после многотрудной битвы со своими страхами и природой. Тело Бреди, чья героическая смерть потрясла участников похода, растворилось в воздухе, и все скорбели о том, что им не удалось даже проститься с доблестным воином, запечатлеть прощальный поцелуй на его остывающем челе. Друзья сидели на холме, поросшем молодыми каштанами, и провожали солнце.
 - Ничего-ничего, - прошептала Констанция. Она еле держалась от усталости: глаза слипались, голова то и дело клонилась на плечо Донавана, чему тот был в тайне бесконечно рад. -  Бреди забрали Светлые для того, чтобы над  его телом не надругались летдалы.
 - Ещё немного времени, и мы у ворот Лейкридсанета, - подавил зевок Зак. – Там мы примем решающий бой. Последний бой.
 - Весь Подлунный Мир готовится к нему, - кивнула Перл. – Трудно придётся Крогу.
 - Не забудь, что и Крог готовится, - возразил Илайджа. – И уж поверь мне на слово, готовится на победу.
 - Мне думается, что там, В Тустороннем мире, он придумывает какую-то каверзу, - Констанция подняла голову с плеча Донавана. – Мне кажется, он опять выплеснет в тот мир своё колдовство с помощью Аллариха.
 - Почему мы не можем воспользоваться тем же самым? – возмутилась Анабель. – Почему он может так поступать, а мы – нет?
 - Сейчас, сама этого не понимая, в пылу гнева, ты определила разницу между Крогом и нами, - устало улыбнулась Констанция. – Мы не можем поступать так, как поступает враг. К тому же если и мы переступим эту черту закона и явим себя Тустороннему Миру, грань между повседневностью и чудом сотрётся навсегда. Ты даже представить себе не можешь, Анабель, какой серой и тусклой станет жизнь, где чудо перестанет быть чудом.
 - Сердца людей и так уже похожи на пересыхающие реки, - вздохнул Илайджа. – Я это знаю. Что же случится, когда не на что будет надеяться, нечего ждать, нечему радоваться...
 - Именно поэтому мы должны быть честными и биться только на территории Подлунного Мира, - сказала Констанция.
 - И чем дружнее мы будем биться здесь, тем легче нам будет там.
     Этот голос прозвучал над головами уставших путников, как гром среди ясного неба. Они вскочили на ноги, забыв об усталости, и увидели перед собой Преобразившегося Спенсера – Истинного Воина. Он высился над ними, словно богатырь из древних легенд, непобедимый рыцарь в лёгких серебряных доспехах, в которых отражались последние лучи заходящего солнца, в алом плаще, покоящемся на его могучих плечах. За его спиной красовался огромный, великолепной работы лук, колчан был полон стрел, а на бедре блистали изумрудами ножны обоюдоострого меча. Взгляд его полнился мудростью и отвагой. Волосы его, длинные, тёмно-русые, развивались на ветру. Спенсер был сказочно прекрасен.
 - Ну, пойдёт дело, - проронил ошеломлённый Зак.

Глава XII

 Серебряная Книга Жизни. Последняя битва.

      Спенсер открыл глаза. Он увидел высокий потолок, украшенный лепниной, тяжёлую бронзовую люстру с хрустальными плафонами, напоминающими распустившиеся пионы. Очень болела шея и правая рука. Горло пересохло. Спенсер сделал глотательное движение, кадык медленно подполз к подбородку. Тот час же он почувствовал, как живительная прохлада просочилась сквозь запёкшиеся губы и тонкой струйкой приятно обожгла гортань.
 - Лежи спокойно, - услышал он голос Эшли. – Пока ещё есть время отдохнуть.
 - Как повреждения? – обратился к Эшли старый Лукас и склонился над Спенсером. Его длинные седые волосы коснулись лица Стоуна и он улыбнулся.
 - Основательная гематома в области правого плеча. И шея... Голову резко повернул в сторону Великой Девы. – Констанция обрабатывала больное плечо какой-то светлой прозрачной мазью. – Она приходила к нему в образе маленькой девочки в васильковом венке.
    Спенсера это известие поразило так, что он попытался подняться, но шея отозвалась страшной болью, и он, застонав, упал на подушку.
 - Она с нами. – Из угла рядом с окном донёсся взволнованный шёпот Тони. – С ума сойти можно!
 - Она всегда с нами, - ответил ему Лукас. – Мы часто проходим мимо Неё, даже не оборачиваясь. Иногда оскорбляя и унижая. Она появляется в различных образах: больная старуха, маленькая девочка, одинокий подросток. Она не проверяет нас на прозорливость. Она даёт нам возможность стать милосерднее, а значит, лучше.
     Лукас замолчал. Слышалось гудение ветра в каминной трубе, повизгивание Мутабора, лежащего в ногах у Спенсера и сопение Сумрака, чья огромная голова покоилась на коленях Эшли. За окнами вовсю распевал крапивник. Акация осыпала белые ароматные лепестки на траву, отчего казалось, будто под её корнями только что улеглась маленькая метель. Словно и не было той внезапной молнии, испепелившей машину Аллариха. Словно не было и самого Аллариха.
 - То, что приближается время большой битвы, всем, я надеюсь, понятно, - сказал Лукас после долгого молчания. – То, что Крог ещё что-нибудь предпримет здесь, в Тустороннем Мире, тоже ни для кого не секрет. Значит, нам надо быть настороже.   
 -  Значит, нам надо быть настороже, – отозвался Тони. – А что он может предпринять здесь? Хотя бы приблизительно? Надо же знать, к чему готовиться и каким оружием можно будет воспользоваться.
 - Скорее всего, это будет магия, которую нельзя использовать вне Подлунного Мира, -  предположила Констанция. – Что-то вроде мистического страха, ожившей фобии и тому подобное.  В любом случае, главным оружием для нас  должно являться имя Великой Девы.
 - Верно, - кивнула Эшли. – Одно это имя внушает и Крогу, и Аллариху, и остальным тёмным ужас и трепет. Они ведь убеждены, что имя Великой Девы здесь почти забыто.
 - Опять их тупая убеждённость, - простонал Спенсер и приподнялся на локте. Он почувствовал в себе странный прилив сил. – Мне кажется, что Эшли пора показать нам, где находится Серебряная Книга Жизни. За ней скоро придут, а нам необходимо возложить её на алтарь Лейкридсанета.
 - Ты прав, брат, – сказал Тони и стал очень похож на Илайджу Донавана.
     Эшли поднялась с дивана, на котором полулежал всё ещё бледный Спенсер. Сумрак недовольно заворчал.
 - Хочу предупредить, - начала Эшли. – Когда я спрятала Серебряную Книгу Жизни, Великая Дева предрекла, что достать её из тайника сможет только Преобразившийся. Я думаю, речь идёт о тебе, Истинный Воин Спенсер Стоун.
 - Да, пожалуй, - согласился Спенсер и попытался подняться. Шею ломило, плечо ныло, но в целом, он чувствовал себя сносно и мог двигаться достаточно свободно, не причиняя другим хлопот. – Веди...

 ... – Нам осталось пройти через Маковое поле и мы в Лейкридсанете. – Эльфийская принцесса еле передвигала ноги. С тех пор, как произошла стычка с летдалами у Великой Реки, продвижение отряда замедлилось. Не только потому, что все три лошади, Мутабор, Север и Толстоног, испугавшись визгов, воя и красных стрел врага, ускакали в неизвестном направлении, но и потому, что физические и душевные силы были на исходе.
     Илайджа поднял её на руки. Рядом шёл преображённый Истинный Воин Спенсер Стоун, который нёс всё ещё неокрепшего Тома. За ними, спотыкаясь, плелись Зак, Перл и Анабель.
     Время подходило к полудню. Было жарко и тихо. Маковое поле, по которому они шагали вот уже добрых полчаса, даже не думало заканчиваться. На небе ни облачка, под ногами ни ручейка.
 - В том ли направлении мы идём? – спросила Перл, едва выговаривая слова. Губы запеклись от зноя.
 - Да, - твёрдо ответил Стоун. – Мы идём именно туда, куда указывает мне моё сердце.
    Ещё через час решили сделать привал. Ни еды, ни воды не было. Спенсер и Илайджа понимали, что остальным будет очень трудно подняться после привала. Донавана держал огромный солдатский опыт, Спенсера – преображённая сила. У других, похоже, не осталось никаких других ресурсов.
 - Вот что, брат, - сказал Спенсер доблестному предводителю даннов. – Ты должен добраться до Лейкридсанета. Осталось совсем немного. Ты осилишь. Оттуда прибудет помощь. Я останусь здесь, чтобы охранять их и защищать, если понадобиться.
 - Да, мой вождь, - коротко поклонился Илайджа. – Сделаю всё, что приказываешь.
     Воины  пожали друг другу руки, и Донаван отправился по направлению, указанному Спенсером. Тропа, по которой он шёл, терялась где-то за горизонтом. Было невыносимо тихо. Небо и поле молчали. Редко-редко, откуда-то со дна зелёного травяного моря крохотным камушком взлетала маленькая полевая птичка и беззвучно растворялась в пронзительной синеве. Ветер блуждал так высоко, что о его существовании можно было догадываться по едва заметному движению едва заметных облаков. Илайдже казалось, что он совершенно один в этом бескрайнем спокойном мире. И сам себе он вдруг показался бескрайним и спокойным. Чем дальше и дальше он шёл, тем отчётливей ощущал в себе прилив сил, все его мышцы стали упругими и готовыми проделать ещё большую работу, нежели была сделана. В душе зазвонили колокола вдохновения и светлой радости. Вскоре он уже не в силах был сдерживать ликования, охватившее всё его существо, и он рванул с места и понёсся навстречу огромному счастью, которое, он уверен, ждало его за тем небольшим холмом. Илайджа вспомнил, как в детстве он вот так же бежал во весь дух навстречу отцу, когда тот возвращался из похода или с охоты.
     Взлетев на холм, Донаван распахнул руки и запел. Запел звонко и радостно! Он никогда раньше не пел этой песни. Она родилась в его сердце прямо сейчас  и восхваляла небо с его редкими облаками, высокий ветер, маки, словно маленькие стяги, дрожащие в зелени сочных трав, саму траву, которая мягким густым ковром укрывала землю и крохотных иногда совсем незаметных её жителей. Песня лилась свободно, словно река, вышедшая из берегов ранней весной. Закончив её, Донаван рассмеялся и вытер рукавом мокрые от счастливых слёз глаза.
    С холмов открывался вид, от которого Донаван остолбенел. На дне долины огромным прозрачным зеркалом блестело Озеро.  На его берегах, словно маленькие песчаные замки, расположились жилища тех, кто обитал в этих местах издавна. Чуть выше, у подножия холма, покрытого молодыми липами, стояли уютные домики, более приземистые и широкие, тех, кто перебрался сюда недавно. Это были либо беженцы с земель, занятых Крогом, либо прибывшие по особому приглашению Светлых, либо личные гости Великой Девы.  В садах и небольших  палисадниках цвели удивительные цветы и растения, названия которых Илайджа не знал. Воздух над долиной был звонким, как эльфийская арфа, и мягким, как материнская ладонь. 
      Отдышавшись от душившего восторга, Донаван начал медленно спускаться к Озеру. Жители, а это были эльфы, гномы, люди различных племён, фавны, дриады, слиттелы, речные феи, с удивлением и детским любопытством оглядывали молодого статного воина в поношенном плаще и следами тревог на смуглом красивом лице. Многие останавливались и провожали его сочувственными взглядами. Они понимали, что это ещё один вестник «оттуда», где опасность, страх и смерть ходят попятам.
     Донаван вышел к набережной, уложенной ровной розовой брусчаткой. Он не знал, куда идти дальше. Илайджа присел на белую ажурную скамью из ясеневого дерева и прикрыл глаза. Он понимал, что друзья остались на маковом поле и им нужна помощь, но сдвинуться с места доблестный предводитель даннов не мог. Так спокойно и отрадно было вокруг. Впервые за несколько месяцев он не оглядывался на каждый шорох, не прислушивался, не принюхивался, ища и в самом воздухе опасность. Это расслабило его и отняло последние силы.
     Вдруг над правым виском зазвенел тонкий серебристый колокольчик, затем следующий, следующий... Через мгновение Донаван ощутил себя в центре звенящего моря. Воздух наполнился ароматом белых лилий. Душа отозвалась радостью и светлым ликованием.
 - Встань, доблестный предводитель даннов Илайджа Донаван!
     Властный, но вместе с тем тёплый, медовый голос заставил Илайджу стремительно подняться со скамьи и тут же приклонить колено. Перед ним стояла Великая Дева. Её лазоревое платье волновалось на ветру, малиновая накидка с капюшоном, покрывающем голову, клубилась за плечами. На белом высоком челе возлежал серебряный обруч с крупным сапфиром. Лика Её Илайджа не рассмотрел: Он излучало слепящее сияние.
 - Поднимись, мой верный солдат! Знаю, зачем пришёл. На маковом поле остались твои друзья, один из которых – Истинный Воин, так долго ожидаемый нами. Ваши кони испугались вражеских стрел и прискакали сюда, в Лейкридсанет. К этим трём коням я прибавила ещё четвёрку. Они сейчас направляются к месту привала твоих друзей. А ты следуй за Эмили, она отведёт тебя к дому, где вы все отдохнёте и наберётесь сил перед последним боем.
 - Владычица, - сказал Донаван, не поднимая глаз, - там, на берегу Великой Реки, один из нашего отряда был убит, другой – серьёзно ранен.
     Великая Дева улыбнулась. Илайджа не знал этого наверняка, поскольку заглянуть в Лик Великой Девы не представлялось возможным, таким сияющим Он был. Он просто почувствовал Её улыбку. Во всём, что его окружало: в небе, которое стало ещё глубже и прозрачней, в воздухе, чей аромат вскружил голову, в листве молодых лип, словно запевших старую песню о сотворении Подлунного Мира.
 - Не печалься о них, Илайджа Донаван. Всё не так скорбно, как ты себе представляешь. Доверься Мне и ступай за Эмили.
     Великая Дева жестом подозвала молодую женщину. Она с кротостью и почтением смотрела в глаза Великой Девы. Донаван зажмурился от того, что просто вообразил себя на месте Эмили: как может смотреть в Её Лицо и не ослепнуть? Великая Дева сделала несколько коротких распоряжений. Эмили несколько раз коротко кивнула Ей и поманила за собой Илайджу.  Великая Дева, молча благословив замершего в поклоне Донавана, медленно пошла по направлению к Хрустальному Дворцу, который всё это время оставался для Донавана незамеченным.
 - Не удивляйся, - улыбнулась Эмили в ответ на изумлённый взгляд предводителя  даннов. – Дворец Великой Девы виден только постоянным жителям Лейкридсанета. Те, кто впервые оказался в благословенном краю, Дворца не видят. Сначала. Потом, по усмотрению Владычицу, он являет себя. Ты – увидел. А теперь прикрой рот и пойдём.
 
... – Здесь осторожно, нужно пригнуться.
   Эшли вела за собой Констанцию, Тони и Спенсера, который настолько окреп, что мог передвигаться без посторонней помощи. Замыкали шествие Лукас, семенящий по правую его ногу Мутабор и величаво шагающий слева Сумрак.
 - Колодец находится на заднем дворе за старым дубом. Именно туда я опустила Книгу Жизни. Положила в шкатулку и опустила на самое дно колодца. Воды там давно нет. Здесь уже лет пятьдесят пользуются водопроводом. Вода почувствовала это и ушла.
     Эшли двигалась быстро и осторожно. Миновали кавалькаду небольших, но уютных комнат на первом этаже, свернули в кухню. Пахнуло остывающим камином и гренками. Мутабор клацнул зубами.
 - Найдём Книгу и устроим пир, - шёпотом пообещал ему Лукас.
     До заднего двора оставался лишь небольшой проход и невысокая ясеневая дверь, но почему-то все напряглись.
 - Что-то мешает мне свободно дышать и думать, - тихо сказала Констанция Тони.
 - Странное ощущение, - кивнул тот. – Очень неприятное. Словно занозу вогнали под ноготь.
 - Я посмотрю, что там может быть, - вышел вперёд Спенсер.
 - Я с тобой, - шагнул к нему Фишер.
 -  Я только посмотрю, - покачал головой Спенсер. – И прекратите уже меня опекать!
     Стоун покрепче взялся за дверную ручку и выдохнул, словно готовился поднять штангу. Он осторожно потянул дверь на себя, и она скрипнула. За ней оказался пустой двор, залитый солнцем. Спенсер улыбнулся.
 - Там никого. Это только нервы.   
     Он приготовился шагнуть наружу, как вдруг две дюжины чёрных теней, выползшие из тёмных углов, из-под корней деревьев и кустарников, со дна оврагов и из зарослей папоротника со злобным визгом понеслись на Спенсера. Сразу стало холодно и страшно. Стоун нырнул обратно, опрокинув Тони и наступив на лапу Сумраку.
 - Что это? Что там происходит? – спросила испуганная Эшли.
 - Всё, как мы и предполагали. Крог перешёл границы Подлунного Мира и решил воевать здесь, будто оба мира уже принадлежат ему, - скорбным голосом произнесла Констанция.
     В следующий момент раздался оглушительный треск, и на головы маленького отряда посыпались штукатурка, пыль и кусочки гипсовой лепнины.
 - Смоуги, - тряхнул гривой седых волос Лукас. – Это они ещё вполсилы. Боюсь, что в скором времени от особняка ничего не останется.
 - А значит, и от Лейкридсанета, - простонала Эшли. – Нам нужно как можно скорее достать Книгу Жизни из колодца.
 - Колодец контролируется тенями Крога, - сказал Тони. – Боюсь, они догадываются, что именно там святыня.
 - Не думаю, – возразила Констанция. – Они пытаются контролировать всю территорию Камышового Озера именно потому, что не знают, где точно она находится.
 - Может и так, - затаилась Эшли.
 - А что не так? – насторожился Спенсер.
 - Я уже говорила, что достать Книгу Жизни из колодца сможет только Преобразившийся, - немного помолчав, сказала Эшли. – Но этого мало.
 - Что же ещё? – почти хором спросили все.
 - Дорогу к колодцу Преобразившийся должен пройти сам. Один. Без сопровождения. А до колодца сейчас... В общем, до колодца расстояние, достаточное, чтобы быть убитым.
 - ЧУдно, - усмехнулся Тони. – Это значит, мы будем здесь сидеть и смотреть, как из Стоуна делают бифштекс с кровью?
     От последующего удара под ногами заходил пол. Посыпались стёкла и остатки гипсовых тюльпанов, украшавших кухонный потолок...

  ... Утомлённые путники дремали, время от времени открывая глаза и переговариваясь. Маки пели им свою волшебную песню. Только Истинный Воин стоял во весь рост и вглядывался в ту сторону, куда вот уже больше трёх часов назад ушёл Илайджа Донаван. Солнце неспешно катилось к горизонту. Зной постепенно спадал. Спенсеру вдруг показалось, что всю свою нелепую жизнь он шёл к этому маковому полю, что именно оно является рубежом, и лишь преодолев его, он начнёт приближаться к смыслу своего хождения по земле. Он стал чётко осознавать, что покой двух миров, на стыке которых он сейчас стоял, полностью зависит от него. Такая ответственность ещё совсем недавно раздавила бы его, заставила паниковать и, в конце концов, вынудила бы выбросить белый флаг поражения. Но сегодня Спенсер был совершенно спокоен. Сегодня ничто не могло поколебать его веру в силы, влившиеся в его душу во время Преображения. Потому что он знал, что над ним, рядом с ним, в нём самом великодушие, милосердие и могущество Великой Девы. Она разделит с ним боль и страдание, Она отгонит отчаяние и страх, Она вселит в его сердце надежду и поведёт до конца, до полной победы. Даже если ему суждено погибнуть в этой битве, он знал, что Великая Дева нежной рукой закроет ему глаза и благословит  на вечную дорогу дивной улыбкой...
     Том застонал. Рана заживала трудно, но фавн мужественно переносил страдания.
     Спенсер поднял глаза к небу и высоко-высоко увидел крохотное чёрное облачко. Оно стремительно приближалось к земле, туда, где тревожной дрёмой забылись его друзья. Стоун прищурился. Облако стало на глазах рассыпаться на чёрные дымные шарики: один, два, три... Стоун насчитал восемь. Шарики всё приближались, и Истинный Воин уже отчётливо различал внутри каждого из них жидкий алый огонь.
 - Смоуги, - шепнул он и прикрыл веки. – Неужели всё?
    Он ясно понимал: чтобы уничтожить всех его друзей и его самого, оставив от них только горсть пепла, достаточно одного смоуга. Восьмью можно испепелить целый город. Спенсер, осознавая бесполезность того, что он делает, вынул из ножен меч. «Неужели для этого я преображался? Неужели это всё, что я смогу сделать?» - промелькнуло у него в голове. Он ещё раз посмотрел в сторону невидимого Лейкридсанета и вдруг увидел, что к нему на невероятной, чудесной скорости несутся кони. Возглавлял небольшой табун золотисто-рыжий Мутабор.
 - Давайте, давайте, поднимайтесь! – Спенсер пытался растормошить впавших в тяжёлое забытьё друзей. – Илайджа прислал подмогу, быстрей!
     Чем скорее приближались кони, тем яростнее сопротивлялись воздуху смоуги. Раненый Том, бесконечно уставшие Констанция, Перл, Зак и Анабель с трудом поднялись на ноги. Но дымные шары были уже очень близко. Подоспевшие кони пригнули колени, чтобы вымотанным дорогой и опасностями путникам было сподручней забраться на них, а вокруг уже слышались треск, шипение и запах гари, издаваемых смоугами. Спенсер поднял свой меч, под ним извивался и бил копытами горячий Мутабор.
 - Именем Великой Девы приказываю вам остановиться! – звонко крикнул он в сторону дымящихся шаров. И столько торжества и веры слышалось в его голосе, столько внутренней силы, что взбодрились полуживые от усталости друзья Истинного Воина, а смоуги остановили свой страшный полёт, сжались, окаменели и со свистом рухнули в мягкую траву.
 - Ух ты, - шепнул Зак. – Никому ещё не удавалось остановить смоугов. Я впервые увидел их мёртвыми.
 - Мы все впервые увидели их мёртвыми, - сказала потрясённая Констанция.
     Спенсер тяжело дышал. Его лоб обильно орошал пот.
 - Я не знаю, что это было, - тихо произнёс он. – Это был не я. Это была сила, дарованная мне, должно быть, Великой Девой. Сам я так бы не смог.
      Примерно через четверть часа Истинного Воина и его друзей встречали жители Лейкридсанета.

   ... – Главной твоей защитой является Имя Великой Девы, - напутствовала Спенсера Эшли. 
 - А зачем тогда всё это? – Спенсер стоял с огромной кастрюлей на голове, подвязанной под подбородком кухонным вафельным полотенцем. Тело облипал костюм аквалангиста, ноги стягивали альпинистские ботинки.
 - Какая удача, что всем этим я когда-то занимался, - умилённо улыбнувшись, произнёс Лукас. – Всякий раз, когда я сущностно эмигрировал сюда...
 - Нет, это всё здорово, конечно, - перебил его Спенсер, - но не кажется ли вам, что лучше быть менее заметным?
 - Ну, - склонил голову к плечу Тони, - может быть, увидев тебя таким, они лопнул от смеха?
     Новый удар сотряс особняк.
 - Скоро нам всем точно будет не до смеха, - сказал Лукас, стряхивая с волос и плеч осевшую побелку.
 - Ну вас всех! – Спенсер скинул кастрюлю и освободился от тяжёлых альпинистских ботинок. Костюм аквалангиста он, однако, не снял. К своему снаряжению добавил только моток прочной тонкой верёвки.
 - Да хранит тебя Великая Дева, - дрогнувшим голосом произнесла Эшли и неловко улыбнулась.           Спенсер погладил её по волосам и улыбнулся в ответ:
 - Молись за меня.
 - Мог бы не просить...
     Спенсер рывком открыл дверь. Со двора повеяло холодом. Тени рваными чёрными сгустками носились нал землёй, визжа и ухая. Из их мутных утроб то и дело выныривали смоуги, и тогда дом сотрясался от взрывов. Языки пламени выплясывали свой яростный танец на крыше и в мезонине.
 - Дом уже горит, - прошептал в траву Стоун. Он пополз по двору, как чёрная ящерица. – Надо предупредить их, что дом уже горит.
     До колодца было метров сто. Главное – доползти до дуба. Он даст передышку. А ещё к нему, по какой-то неведомой причине, тени боялись близко подлетать. Он их пугал. Это было явно. Спенсер поднял голову и его заметили. Над ним мгновенно образовалась клубящаяся туча живой тьмы. И чем ниже она к нему спускалась, тем тяжелее становилось на сердце. И наконец, душу пронзил леденящий холод безысходности, разум потерял опору в вере, потому что вера вдруг стала уходить в землю, как вода после дождя.
     «К чему всё это? – барахтался в траве перепуганный насмерть Стоун. – Всё и так понятно. Я сейчас смешон. О, как я, должно быть, смешон! Жил же нормально, тихо, незаметно. Нет ведь, понесло меня... Как быка на бойню...»
     Чем сильней сомневался и терял веру Спенсер, тем жирней и вонючей становились тени над ним...
   А в кухне, упав на колени, громко молились Великой Деве Констанция, Фишер, Эшли и Лукас...

   ...Над Лейкридсанетом стояла звенящая тишина, лишь иногда нарушаемая бряцаньем лошадиной сбруи. Многотысячная  армия выстроилась у ворот Святой Земли в ожидании вражеской орды.
 - Как стонет земля... – шепнула эльфийская принцесса. Она стояла в авангарде подразделения эльфов. На её тонком серебряном поясе поблёскивал серебряный меч, ножны которого украшали смарагды. Её тело сжимали лёгкие серебряные латы, одетые поверх белоснежной туники. Под ней прядал длинной серебряной гривой великолепный боевой конь.
     Во главе подразделения речных народов красовались Зак и Анабель. Они были суровы и величавы. На Анабель трепетало лёгкое короткое платье цвета утренней зари. Голову её венчала золотистая диадема с крохотными изумрудными капельками. Тугой дубовый лук высоким крылом вздымался за её плечом. Не один десяток стрел ощетинились в её колчане.
     Зак вдруг как-то повзрослел и возмужал. Его кудрявые волосы свободно развивались на ветру. Лоб стягивала шёлковая тесьма, на которой золотыми буквами было вышито Имя Великой Девы. Светло-зелёный плащ с растительным орнаментом по краям клубился за его плечами. Грудь его облегала лёгкая кольчуга. На поясе висел короткий гномий меч.
     В авангарде подразделения лесных народов на гордом Толстоноге восседал Том, рана которого была залечена лучшими лекарями Лейкридсанета. Рядом на изящной каурой лошадке сидела Перл. Оба они были облачены в малиновые одежды. И у того и у другой за спиной красовался ясеневый лук. В мягком сапожке дриады притаился тонкий кинжал.
     Подразделение гномов возглавлял Бреди, удививший и несказанно обрадовавший своим появлением друзей. После обстоятельного доклада Великой Деве о злоключениях, выпавших им на долю, путешественники, скорбно опустив головы, поведали о том, как гном, весельчак и балагур Бреди, геройски погиб у переправы через Великую Реку. И, конечно, эта потеря невосполнима как для горного народа, так и для всего Подлунного Мира. Великая Дева лучезарно улыбнулась и промолвила:
 - О, мой верный служитель, герой из героев, в чьей груди бьётся отважное сердце, Я призываю тебя!
      Измученные потники с изумлением посмотрели в сторону, куда так нежно глядела Великая Дева, и заплакали от счастья. К ним подходил  целый, невредимый, немного бледный, но осиянный каким-то невероятным светом Бреди.
     Теперь же он восседал на крепком пони в полной боевой готовности.
     Впереди подразделения людей возвышался Илайджа Донаван, доблестный предводитель даннов. Рядом с ним был и его ближайший помощник из поселения данов, Флинн Донаван, а так же все те, с которыми он бок о бок сражался с летдалами, отвоёвывая тех, кого можно было ещё спасти. Верный конь Донавана, Север, нетерпеливо переступал с ноги на ногу в ожидании битвы.
     Во главе всей армии Лейкридсанета на золотистом Мутаборе восседал Преображённый Истинный Воин Спенсер Стоун, окружённый правителями Подлунных народов:  король гномов Лука Молотобой, князь фей и слиттелов Логан Золотой Голос, царь фавнов и нимф Джон Каменный Дуб, государь людского племени Стефан Надёжный, а так же три правителя эльфийских городов, Салливан Справедливый,  Клаус Светлоокий и Доминик Златокудрый, ждали его приказа. Лица их поражали красотой и суровостью, каждый из них был готов отдать жизнь за свой народ, за весь Подлунный мир, за Великую Деву.
     А Она, стоя на самом высоком холме Лейкридсанета, с очами, наполненными невыразимой печалью и глубокой мудростью, с прижатыми к груди руками, шёпотом произносила имя каждого из Её многочисленного воинства.
     Бой начался внезапно. Земля ожила под ногами Светлого Воинства. Словно гигантский червь заворочался в её недрах, вспахивая чёрную плоть изнутри. С неба посыпался дымный дождь шипящих смоугов, показалась несметная орда Крога. Визжащие, хохочущие, харкающие в сторону Лейкридсанета летдалы воспринимали последнюю битву как развлечение, поскольку им была обещана победа. Их красные колпаки на узколобых головах походили на отравленные наконечники пик. У каждого из них на поясе висела замшевая сумка с «Зеницей Крога» - их главное оружие. Не было ни одного живого существа, способного противостоять собственному страху, который так ярко и чётко отражался в Зенице. Поэтому у летдалов, кроме кривых коротких луков и колчанов, почти свободных от стрел, другого оружия не было. Они, по команде Аллариха, восседавшего на огромном вороном скакуне с огненной крокодиловой пастью, должны просто открыть сумку, достать осколок проклятой звезды Кирмы и направить его свет в сторону Светлого Воинства. И в  тот самый миг Подлунный Мир падёт, Светлые покинут его навсегда, а Великая Дева станет вечной пленницей Крога.
     Между тем на головы Светлого Воинства с шипением  и визгом обрушивались смоуги.
 - Стрелы со святой озёрной водой – к бою! – звонко крикнул Спенсер Стоун.
 - Стрелы со святой озёрной водой – к бою! – волной прокатилось по всем подразделениям.
     Зазвенела тетива, и к небу, в самую гущу смердящих дымных шаров понеслось облако стрел, чьи наконечники были смазаны живительной влагой Священного Озера.  Смоуги с визгом рассыпались прямо в воздухе. Казалось, что летдалов это забавляло. Они свистели, аплодировали и орали:
 - Справились с кучей безмозглых огненных шаров! Храбрецы-ы-ы! Посмотрим, что вы скажете, когда загляните в «Зеницу Крога»!
     И тут Алларих поднял над головой чёрный стяг...

   ... – Ползи к дубу! – вдруг услышал совсем потерявший волю Спенсер. – Просто ползи к дубу!

     Тени мгновенно отреагировали на крик из кухонного окна и метнулись к дому. Особняк качнулся от очередного взрыва.
   «Умница, Эшли», - пронеслось в просветлевшей на мгновение голове Стоуна, и он, оторвавшись от земли, понёсся к спасительному дереву.
     Тени почуяли ослабление тока тревожной энергии со стороны Спенсера и качнулись обратно. Но Спенсер уже сидел, прижавшись спиной к старой, облюбованной мелкой живностью коре дуба. Тени взвыли и поплотнели. Казалось, что на заднем дворе особняка находится эпицентр невиданного до сих пор смерча. Любое движение человека под увесистой кроной дуба сопровождалось колыханием и злобным урчанием клубящейся тьмы. 
 - Эшли! – крикнул Спенсер. Тени ухнули.
 - Что? – донеслось из кухонного окна. Тьму над крышей дома прошила молния.
 - Спасибо, родная, - выдохнул, почему-то улыбнувшись, Стоун.
 - Мы умрём за тебя, - негромко ответила Эшли, но Спенсер услышал.
 - Это наше общее решение, - бодро добавил Тони.
 - Спасибо, - вытер пот с лица Спенсер. – Лукас!
 - Я слушаю тебя, друг! – отозвался тот.
 - Крыша дома горит. Надо предпринять что-нибудь.
 - Не волнуйся хотя бы об этом. Мы оросили дом водой из Священного озера. Огонь дальше не пройдёт. Он умрёт. Как и смоуги, по которым, я надеюсь, ты не успел соскучиться.
     И точно! Спенсер только теперь увидел, что дымящихся шаров ни у дома, ни над дубом уже не было.
 - Слава Великой Деве, - шепнул он и прикрыл глаза. Тьма над Стоуном мгновенно реагировала на его беседу с друзьями, но так как активных действий с его стороны не предпринималось, то и тени не пускали в ход свою магическую силу.
 - Ну что ж, - сказал сам себе Спенсер. – Пора.
     Он поднялся, скользя спиной по коре старого дуба. Надо было делать решительный бросок. Спенсер набрал в лёгкие побольше воздуха и ринулся через двор по направлению к заветному колодцу. Тени над головой бегущего Стоуна заверещали и всей громадой навалились на его плечи. Колени подогнулись и он упал. Страх, бессмысленность всего происходящего сковали его. Он барахтался в пыли, как слепой котёнок, чьих братьев уже поглотила губительная темнота воды. Ему вдруг вспомнилось детство. Он только что закончил читать «Всадника без головы» Рида. Было далеко за полночь. Дул сильный ветер и в окно его комнаты скреблась корявыми сучьями старая ветла. В своём плаще из узких листьев, со скорбно опущенными нижними ветвями в ночной темноте она походила на человека без головы. Спенсер сидел на постели, подтянув колени к подбородку, слизывая солёные капли пота, сползающие от виска к уголкам рта, и не мог оторвать взгляда от окна, где стонала и требовала отмщения безголовая ветла. Точно такой же детский ужас, не поддающийся голосу разума, охватил Спенсера и теперь. Через мгновение он потерял сознание.

   ... – Вперёд! За Подлунный мир! За Великую Деву! За радость и любовь, которые живут в наших сердцах и не померкнут никогда!
     Всё многотысячное воинство Лейкридсанета отозвалось радостным кличем на призыв Истинного Воина. Люди, эльфы, гномы, рыцари речных и лесных народов, пришпорив коней, бросились за парящим над землёй Спенсером Стоуном. Его верный Мутабор едва касался копытами травы. Рядом с Истинным Воином, затянув боевую песню, неслись государи Подлунных государств.
     Навстречу им, с визгом и улюлюканьем, рванула чёрная армия Крога.  Летдалы в скачке доставали из красных замшевых поясных сумок своё, порой, единственное, но смертоносное оружие – «Зеницу Крога». Словно тьмой подёрнуло лица воинства Великой Девы. Кто-то пригнулся к самой шее своего скакуна и плакал от страха, тоски и боли, утираясь конской гривой. Кто-то поднял глаза к небу, прося помощи и защиты у Светлых. Кто-то, обхватив руками голову, в безумии метался по полю, предоставив свою жизнь воле испуганного коня. Не дрогнули только рождённые в Истине: правители народов Подлунного Мира да Истинный Воин.
 - Покров Великой Девы! – зычно крикнул Спенсер Стоун, и его голос, казалось, перекрыл визг, лязг и стоны. Алларих, мчавшийся в авангарде чёрной армии, заскрежетал зубами. – Повяжите глаза Покровом Великой Девы!
     Очнулись от безумия, страха и тоски воины Лейкридсанета, кто из нагрудных карманов, кто из-за рукава доставали прозрачные нежно-голубые платки, словно сотканные из предутреннего тумана, и повязывали их на глаза. Исчезла тоска, исчезли безумие и страх. Тихий свет вечной радости озарил души солдат и полководцев.
 - За Лейкридсанет! За Великую Деву! За Подлунный Мир!
     Мутабор взвился под седоком и ринулся в самую гущу летдалов. Никогда ещё Спенсер не видел своего скакуна таким. Он яростно бросался грудью на противника, топтал позолоченными копытами пеших врагов, вгрызался в шеи вражеских коней. Словно для Мутабора этот бой был последний...

   ... – Спенс... Спенс...
     Стоун очнулся. Над ним склонилось тревожное лицо Эшли. Она протирала лоб Спенсера влажным ситцевым платком, от которого исходило благоухание.
 - Что это? – Он едва разлепил губы.
 - Я смочила платок водой из Священного Озера, куда добавила несколько капель душистого масла. Его готовят речные феи из лепестков луговых цветов. Это тебя должно немного успокоить.
 - Достаточно успокоило. – Спенсер прикрыл веки. – Что произошло у колодца? Я ничего не помню... Мне нужно пробраться к нему ещё раз?
 - Нет, нет, - качнула головой Эшли. Спенсер вздрогнул и открыл глаза. Неужели всё кончено? Эшли улыбнулась. – Книга Жизни у нас.
     Стоун приподнялся на локтях.
 - Как? Я не помню...
 - Мутабор. Тебе и всем нам помог Мутабор.
 - Мой конь?
 - Твоя собака.
 - Ах да... Как? Каким образом? Ведь ты сказала, что Книгу может достать только Преобразившийся!
 - Так Мутабор тоже Преобразившийся. Мы, почему-то, не брали это в расчёт.
 - Как это произошло?
 - Ты потерял сознание в двух шагах от колодца.  Если бы только видел, как заколыхались и заурчали тени над твоей головой, выпивая по капле твой Спирит, твою духовную энергию. Мы не знали, как поступить. Броситься тебе на помощь был готов каждый из нас. Но, как ты сам только что сказал, Книгу Жизни мог достать столько Преобразившийся. Ты начал слабеть и тускнеть. Вдруг Мутабора словно что-то подбросило. Он подскочил к Сумраку и начал звонко и тревожно лаять. Сумрак только головой мотал. Если бы не трагичность ситуации, над этой сценкой можно было бы посмеяться. Сумрак понёсся в кладовку, где у нас хранятся приправы на зиму, сухие травы, ягоды, грибы и хозяйственные принадлежности. Он отыскал моток верёвки, точно такой же, как у тебя, и бросил её к ногам Лукаса. Мутабор во время всего происходящего заходился лаем. Лукас каким-то образом сообразил, о чём молчаливо просил его Сумрак и что визгливо требовал Мутабор. Он обвязал твоего беспокойного пса верёвкой под животом и её конец вручил Сумраку. Так они и поползли через двор к колодцу. Тени были слишком заняты тобой, поглощением твоего Спирита и не обратили внимания на двух собак. К тому же им был дан приказ уничтожить человека. Всё, что случилось потом, походило, скорее, на хорошо поставленный цирковой спектакль. Мутабор вскочил на край колодца, а Сумрак упёрся лапами в его сруб и сильнее стиснул зубы, в которых он держал конец верёвки. Дав Сумраку сигнал, Мутабор, взвизгнув, бросился в колодец. Через несколько мгновений Сумрак потянул за верёвку. Из колодца вынырнул Мутабор, едва держащий в зубах большой свёрток. Словом, тени опомнились, когда собаки с драгоценной ношей были уже дома. Лукас развернул свёрток, достал Книгу и вышел на порог. Тени, почувствовав Книгу, заверещали, заметались и, в конце концов, иссякли. А дальше...
 - Дальше вы втащили меня в дом, - выдохнул потрясённый Спенсер. – Всю мою работу сделал маленький пёс, которого я считал просто глупым симпатягой.
 - Каждый выполнял свою работу, Спенсер, - погладила его по волосам Эшли. – Не терзайся. Если бы не вы с Мутабором, Подлунного Мира сейчас бы уже не было, а ваш начал бы расползаться, как старый свитер.
 - Если бы не все мы, - устало улыбнулся Стоун. – Каждый выполнял свою работу. Эшли, моя миссия оказалась такой ничтожной. Весь Подлунный Мир ожидал Истинного Воина, который поведёт войско Светлый на последний, решающий бой... А я то и дело терял сознание. Если бы не твой голос... Тогда в чём же смысл моего участия во всём этом... приключении?
 - Человек, потерявший свой путь здесь, в Тустороннем Мире, обрёл его в Подлунном. Человек, живущий на два мира, мог привести эти миры к согласию. Светлые показали тебе, как тяжело отыскивается смысл существования, когда, кажется, что всё уже пережито и стремиться не к чему. И именно об этом гласит Предание.
    Спенсер качнул головой.
 - И всё-таки мне кажется, что Тони Фишер больше бы подошёл для такой славной работы.
 - Он выполнял свою работу. Ты же сам это сказал. А потом... Тони изначально был задуман в Подлунном Мире, лишь потом его Спирит нашёл убежище в Тустороннем. До поры Тони Фишер не знал о существовании Илайджи Донавана. Именно поэтому он не мог встать в авангард войск Светлых, хотя достоин этого. И именно поэтому у него два имени. Истинным воином должен был стать пришелец, потерявший опору под ногами, отчаявшийся, может и не осознававший этого.  Ты и был тем пришельцем из Тустороннего, хотя твой Спирит лелеяла Великая Дева за долго до твоего появления на свет. Твоё имя узнали в Подлунном только когда ты стал готов к Преображению. Его не стали менять.
 - Как всё сложно... – улыбнулся Стоун.
 - Да нет... – улыбнулась в ответ Эшли.
 - А где все?
 - Все в алтаре. Это в восточном крыле дома. Именно там должна находиться Серебряная Книга Жизни.  Именно там она сейчас и находится. В Лейкридсанете великий праздник...

  ... В Большом зале дворца чествовали воинов, спасших Подлунный Мир от мрака и тьмы.
 - У каждого своё предназначение, - подняв бокал, сказал Салливан Справедливый. – Но Светлые предоставили нам право выбора. Если мы идём по пути, предназначенном свыше, Светлые пройдут с ними все испытания, которые выпадут нам на этой дороге. Мы никогда не будем одиноки в тоске и брошены в горе. Любая наша просьба, даже молчаливая, будет услышана. Спенсер Стоун не отказался от миссии, положенной ему Великой Девой, хотя мог бы. Но тогда он никогда бы не узнал о существовании Подлунного Мира, которого к нынешнему моменту уже не было бы. А сам он, вместе с другими людьми, там, в своём мире, постепенно бы разлагался и мельчал, пока не превратился бы в прах. Однако он сделал выбор и скольких друзей приобрёл, каким опытом подзарядился! Я предлагаю осушить этот бокал за то, чтобы наш внутренний слух всегда был тонким, а внутренние очи -  зоркими. И тогда ни одна чёрная мысль не даст нам сойти с предначертанной дороги.
     Зал одобрительно загудел.
     После торжественного ужина Спенсер, никем не замеченный, вышел из дворца.  Илайджа так вдохновенно рассказывал ему о чудесном саде, окружающем дворец, о тенистых аллеях кедровой рощи, о дивном розариуме, источающем волшебный аромат счастья, что Спенсеру не терпелось удостовериться в правоте своего друга. Всегда немногословный Донаван был так красноречив и вдохновенен, когда описывал красоты сада! В тот момент он мало походил на сурового предводителя даннов. Это произвело на Стоуна особое впечатление.
     Он вдыхал густой тёплый аромат роз, под ногами шуршал серебристый гравий, в отдалении, из светящихся распахнутых окон дворца звенела музыка. Вокруг царили гармония и покой. «Наверное, именно это чувствовала мама, когда молилась над моей постелью», - подумал Спенсер и светло улыбнулся.
 - Да, именно об этом она думала.
     Голос, прозвучавший за его спиной, был золотистым, медовым, нежным и – властным. Спенсер обернулся и преклонил колено.
 - Великая Дева.
 - Встань, Воин.
     Стоун повиновался. Он не смел поднять глаза. Трепет и бесконечное почитание приковали его взгляд к земле. Но всё равно он знал, что нет женщины прекраснее, величественнее, великодушнее ни в его мире, ни в Подлунном. За всё время пребывания в Лейкридсанете, и до сражения и после, он смог увидеть только мыски Её лазоревых башмачков и великолепную отделку подола Её платья.
 - Хочу поблагодарить тебя за доблесть и отвагу.
 - Твоя похвала, Великая Дева, - огромный аванс. Я по натуре труслив. Если бы не встреченные в пути друзья...
 - Никто и не думал отпускать тебя в одиночку. Запомни, отвага оценивается по качеству совершённых дел. И не всегда по их количеству. Для иного просто открыть дверь моего Храма – это уже победа над собой. За дарованное – спросится. Ты давно был избран. Но мог отказаться. После твоего «нет» Мы были бы бессильны. Мы не имеем право влиять на чьё-либо решение.
 - Да, вы чтите закон. В отличие от Крога. Что же будет с ним?
     Великая Дева улыбнулась. Спенсер услышал, как она улыбнулась: воздух над его головой нежно, хрустально зазвенел.
 -  Он останется тем, кем был до этих пор – стражем Алтаря Медной Книги Жизни в Вересковой Пустоши.
     Спенсер вздрогнул и впервые поднял глаза на Великую Деву. Мягкое сияние обрамляло Её Голову. Лик Её был невыразимо прекрасен. Сердце Великого Воина сжалось от нежности и благоговения.
 - Не беспокойся ни о чём. Лишённый своей магической силы, он не сможет даже приблизиться к Книге. Он будет видеть её, но никогда не завладеет ею. Зато ни один недоброжелатель не проникнет в Алтарь: более ревностного стража не сыскать во всём Подлунном Мире.
 - Что же случиться с Алларихом?
 - То же, что и со всей армией летдалов. Завтра здесь будет страшно. Воды Священного Озера жгучи, как палящий огонь для тех, в ком нет Спирита, живительной духовной энергии. Но они и очстительны. Тебе не следует задерживаться здесь до завтра. Твоё духовное восхождение только начинается. Завтрашнее зрелище могут спокойно воспринять только рождённые в Истине.
 - А как же...
 - Твои друзья останутся твоими друзьями. Многих из них ты встретишь в своём мире. Но твоя духовная эмиграция не прекращается. Кто знает, может быть когда-нибудь твоя отвага, твоё мужество вновь понадобятся Подлунному Миру...
 - А Тебя... Я когда-нибудь увижу Тебя?..
 - Конечно. Когда откроешь двери Моего Храма...

   ... – Спенсер!
 - Иду!
     Стоун махнул рукой Констанции, суетившейся у фиата. Эльф Йен постучал пальцем по циферблату наручных часов.
 - Джереми нас заждался, Истинный Воин. Он собственноручно испёк шоколадный торт с цукатным дворцом на самой его макушке.
 - Иду... – Стоун повернулся к Эшли. Она светло улыбалась. – Я улажу свои дела в Лондоне и приеду. – Она кивнула. – Почему мне так больно отрываться от тебя? Ты точно не королева фей?
 - Нет. Я служу Великой Деве.
 - Я улажу свои дела в Лондоне...
 - И приедешь, - тихо засмеялась Эшли. – Тебя ждут, иди.
     Спенсер порывисто обнял девушку. К ним неспеша подошёл Лукас, сопровождаемый Сумраком. Огромный пёс тоскливо скулил, поглядывая в сторону машины. Там, понурив золотистую голову, повизгивал Мутабор. Собаки очень сдружились за это время.
 - Лукас, старина, берегите её.
 - Можешь не сомневаться, сынок, - похлопал Спенсера по плечу Лукас. – Но мне кажется, что скоро я тебе это скажу.
 - Мне тоже так кажется... – Спенсер пожал руку старику и побежал к машине, которая урчала и фыркала, как живая.


Эпилог

 - Констанция! Встречай дорогих гостей!
     Небольшой белый домик в деревне Вересковая Пустошь оживился. Тони Фишер, окрепший, загорелый, сменивший очки в толстой роговой оправе на контактные линзы, выбежал на крыльцо и, словно ветряная мельница, замахал руками в сторону фургончика сливочного цвета, пылившего по просёлочной дороге.
 - Дети! – крикнула в палисадник Констанция. Красота её расцвела в полной мере. Материнство невероятно шло ей. Она стала тоньше и прочнее, как эльфийский клинок. – Бони! Мейсон!
     Из палисадника выбежали два малыша: белокурая девочка лет пяти и трёхлетний мальчуган с очень серьёзными серыми глазами.
     А из фургончика поочерёдно выходили пассажиры: сначала седовласый Лукас с неизменной тростью, затем Спенсер, похудевший в талии, окрепший в плечах, смуглый, как латинос, и такой же шумный. За ним – худенькая Эшли с ясным лицом и светлой улыбкой, и трое карапузов: двухгодовалые близнецы, Джон и Джереми, и ровесница Бони – Викки.
     Последними покинули фургон изрядно поседевший Сумрак и остепенившийся Мутабор.
 - Рад тебя видеть, дружище, - Спенсер обнял Тони.
 - Взаимно, старина!
 - Как обстоят дела в Камышовом?
 - Да так же, как и Вересковой.
 - Ну, значит, благословение Великой Девы, будем жить.
 - Аминь.