Любовь и нелюбовь

          Я люблю и ненавижу тебя, о-о-о, а-а-а!..
               Ария «Улица роз».

       Десять минут я просидел, прежде чем написать первое слово. Кажется, такого не было со мной еще никогда. Столько всего пронеслось перед глазами!.. Как выделить главное? Как ответить на основной вопрос – любил ли я?
       Память всегда украшает. Любил ли я Кениг? Ненавидел ли? Кенигсберг – Калининград. Год за годом я хотел уехать из него. Нет, я его не любил, особенно поздней осенью или зимой. Не любил школу, уроки, классы, дорогу домой, сам дом, потрепанные иномарки, старые автобусы, голые ветви каштанов, серый забор воинской части, мокрые фасады старых немецких домов, темную черепицу их крыш. Пустой в это время двор, черную трубу кочегарки.
       Темнеет. Мне тринадцать лет, а может быть пятнадцать, впрочем, неважно, я был одинаковым и в тринадцать и в пятнадцать лет. Начало декабря, недавно прошел мокрый снег, и сразу стаял, а сейчас опять идет дождь, и порывы ветра. Термометр за окном в маминой комнате застыл на плюс четырех градусах. Я выключаю телевизор и иду к себе, я один, и мама с отчимом приедут через два-три часа, она обещала позвонить мне, когда будут выезжать. Эх! Выпал бы снег, я бы тоже поехал к дяде Олегу его чистить, а там играл бы с собаками, мы сидели бы с ним в сторожке. А сейчас что? – дождь…
       Включаю красную настольную лампу на краю огромного и сильно потрепанного письменного стола с тумбами – его привез мне отчим. Раньше он стоял в каком-то кабинете Управления Капитального Строительства в мэрии, может у начальника даже, потому что он массивный и дорогой, а теперь, списанный, занимает чуть не треть моей спальни. В огромных ящиках его правой тумбы лежат мои учебники и тетрадки, но не они нужны мне сейчас. Да и что за дело мне до уроков! Я знаю алгебру и геометрию, мне интересна физика, и меня хвалят учителя, но «домашки» по ним я сделал еще в классе, а всякие там биологии, географии – да ну их совсем! А музыка, физ-ра, черчение, ин яз – и вовсе курам на смех, неужели мало на них просто ходить, еще дома что-то делать – слуга покорный! Впрочем, я всегда вежлив с учителями, никогда не забываю взять с собой учебник и тетрадь, стараюсь не нарушать дисциплину и не бравирую своим нежеланием учиться, за что всегда остаюсь хорошистом. А Андрюха Гурсов или Миха Нечипоренко, наоборот, никогда не вылезают из троек с двойками, хотя знания-то у нас по этим предметам одинаковы. Главное – найти подход к учителю, уважение и – смирить на время урока свой буйный нрав. А хорошистом мне надо оставаться год за годом, ой как надо. Я верю маме, что если троек наполучаю, она меня в деревню летом не повезет, а засадит за учебу – пробелы восполнять.
       Бог с ними с уроками, кончились на сегодня и ладно, что о них вспоминать. А портфель я и завтра с утра за три минуты соберу. Сейчас мне интересна вторая тумба моего стола – левая, и я бережно ее открываю. Внутри идеальный порядок. В двух нижних ящиках – тетрадки прошлых лет, ЖД билеты, жетоны и карточки московского метро, чеки магазинов, письма сестры, засушенные между страницами книг листочки яблонь из нашего сада, травинки и цветочки с холма, несколько фото, вырезки из газет. Во втором сверху – тетрадки прошлого лета, несколько ручек и две стопки белых листов – исписанная и чистая. Я выдвигаю именно его.
       Смотрю, на чем закончил вчера свои записи под общим названием «Наша жизнь в селе Восход Рязанской области Кадомского района летом 199Х года» и нахожу в тетрадке «Дневник» это место, потом открываю табличку наших трат, читаю, что и в каком магазине купили. Ищу в дневнике наблюдений за погодой соответствующее число. Вспоминаю. Не так много времени прошло, чтобы забыть именно этот день. Читаю свои краткие летние записи и вспоминается так много подробностей, я начинаю писать. За окнами наступает полная темнота, порывы ветра также швыряют дождь, моя кровать стоит в углу застеленная стареньким пледом, и я сижу за широким столом, подаренным отчимом, но всего этого нет. Вокруг меня деревенский дом или улица, или березовые рощи с грибами, а то – далекие поля и овраг с родником. И не обязательно вечер сейчас, а может быть и утро, и день, и погода разная, но чаще солнечная и жаркая, и небо всегда огромное и голубое с белыми кучевыми облаками. А еще вокруг Москва была, или Белоруссия, виденная мной тогда из окна вагона, или Казанский вокзал, или поезд, отправляющийся с него.
       А в верхнем ящике у меня – деньги, не потраченные в школьном буфете на пирожок, сэкономленные на проезде в автобусе, полученные за сданные бутылки и цветной металл, за победу в районной олимпиаде, за рытье бассейна в коттеджном поселке, за катание продуктовых корзин у супермаркета, за расклейку объявлений, за чистку снега на складе отчима, сдача, которую мне отдавала мама на рынке. Я копил на следующее лето. Не на мороженое и конфеты в сельмаге, а на билеты на поезд для всех нас, на покупку еды в течение трех месяцев для меня, двоюродной сестры Светы, тети Тани и бабушки. Вдруг у мамы денег не будет, тогда я свои ей отдам. На поездку в деревню. На другое не дам, нет, тут пусть сама выкручивается, не для того я пирожки в столовой не покупал, чтобы в Кениге деньги потратить. Тут пусть мама считает, что их у меня нет, проел, проездил, и бутылки не сдавал я – уроки в это время учил, усердно занимался.
       Да… странным я был подростком.
       В такие вечера я не замечал времени. Весь погруженный в воспоминания я вдруг краем уха улавливал шаги на лестнице, иногда они заканчивались ничем – значит, принадлежали соседям. Но иногда в замке нашей двери поворачивался ключ, и тогда я аккуратно складывал листы бумаги и тетрадки во второй сверху ящик левой тумбы стола, доставал из стоящего у ног портфеля учебник алгебры и тетрадку с последним домашним заданием и клал их на середину стола, а сам выходил в прихожую встречать.
       - Занимался? - спрашивала мама, отдавая мне пакет и снимая обувь.
       - Да, и уже все уроки сделал, - отвечал я ей.
       - Здравствуйте, - сразу после ответа маме говорил я дяде Олегу и протягивал ему руку.
       Они проходили в комнату мамы, включали телевизор, я помогал накрывать на стол.
       Сколько я бежал от Калининграда! В деревню с помощью белых листков бумаги, а когда подрос – с помощью водки и «легких» наркотиков. В мир компьютерных игр. И уезжал на поездах, всегда поездами, до совершеннолетия всего два раза самолетами летал. Я не любил Калининград, но, честное слово, я никогда его не ненавидел. Я не желал ему зла, но я хотел расстаться. Чтобы я жил где-то своей жизнью, а он жил здесь своей, и мы не знали бы друг друга и не встречались.
       А сейчас, когда мы-таки расстались, и уже год прошел, эта нелюбовь ушла и одновременно пришло простое понимание, что невозможно, да и незачем вычеркивать из жизни двадцать шесть лет. Я не любил его, но разве не любил я маму и дядю Олега? Разве я не любил Кирилла и Димана – моих школьных добрых друзей? Разве не любил я калининградских девушек, да и, в конце концов, жену и родившуюся там дочь.
       А еще в Кениге я ждал. Это сладкое слово, лучшее, чем воплощение и лучше, чем воспоминание. Предвкушение. В ту минуту, когда поезд тихонько трогался, оставляя позади перрон Южного вокзала, мое лето уже начиналось, а это значило, что оно на самую малость только, но уже приближалось к концу. В то время как всего два дня назад оно все было впереди, все до каждой минуты. Мне вспоминается сейчас, как мы идем с мамой мимо общежития на Емельянова поздним весенним вечером. Мы возвращаемся домой из гаража, куда отвезли машину, съездив на ней на дачу вдвоем, потому что отчим работал на своей. Завтра понедельник, и надо идти в школу, а мне так не хочется. Но! И это «но» пронзает меня до костного мозга. Осталась неделя.
       Всего-то пять дней, и мы едем в Москву навстречу родным людям и лету. Мне не хочется в школу, но я рад, что воскресенье прошло, потому что если бы оно не прошло, то оставалось бы не пять дней, а шесть. Лучше в школу, скорей бы прошла ночь, а за ней день, и еще ночь…
       Был теплый солнечный вечер. И так мне было хорошо от этого ожидания. Это было в Калининграде. И сегодня мне даже стыдно за мое такое отношение к нему, за нелюбовь, в-общем незаслуженную. Красивый город, город побед нашего оружия, наш порт на Балтике. И хочется сейчас, не выделяя каких-то отдельных моментов, вечеров или дней, посмотреть на него – по доброму и с благодарностью.

       Продолжение в следующей части.