В квартале Касба

В квартале Касба
     Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я сидела перед окном нашего дома в алжирском квартале Касба и рассматривала людей через стекло: среди них были рабочие в рваной, потрепанной одежде, студенты, женщины, закутанные в белые покрывала, что прячут их от посторонних глаз, чистильщики сапог, напевающие национальные гимны, которым их научила беспокойная жизнь, полная огорчений и невзгод.
     В этом узком переулке Касбы кроется правда моей страны, горькая действительность, в которой живет моя родина. Страна моя всегда славилась своим сияющим солнцем и чистым небосводом, она была мечтой иностранных туристов – любителей экзотики, тишины и покоя. Но теперь все стало иначе: запах пороха и пожарищ проник повсюду. Иностранные туристы, если им удастся сегодня побывать у меня на родине, могли бы рассказать о трупах, которые валяются на улицах городов и которые некому похоронить, о реве самолетов, тщетно разыскивающих партизан.
     И, невзирая на все это, я должна подумать о своем будущем так же, как и другие девушки, которые достигли двадцати и как-будто впервые увидели мир, полный жестокости и злобы. Я совершенно ясно чувствую, что жить так дальше невыносимо. Как я стану сдавать университетские экзамены в такое тревожное время? Как я буду сидеть за партой, зная, что мои подруги – я уж не говорю о друзьях – покинули аудитории и вступили в освободительную армию?
     Нет, наверное, я не стану сдавать экзамены. Мне безразлично, сдам ли я их в этом году или в следующем и даже если я не сдам их никогда.
                * * *
     В то утро солнечные лучи золотили деревья в университетском парке. Мягкие, ласковые лучи проникали в души, веселили лица теплом и нежностью. Запах земли, влажной от росы, мешался с запахом зеленеющей травы. Мы сидели там на скамейке и обсуждали новости.
     Близок день, которого мы так боялись, - сказала Латыфа.
     Закия спросила её: Ты имеешь в виду экзамены?
     - Да, я думаю, в этом году они будут особенно трудные.
     Я решила изменить тему разговора, потому что совсем не хотела сдавать экзамены. Мне было все равно, приближаются они или нет.
     - Кстати, Джамиля, почему твой брат последнее время не показывается? Он заболел?
     Закия, как всегда, начала приставать ко мне:
     - Она спрашивает о Махлюфе. Она всегда спрашивает о нем: «Как дела у Махлюфа, Джамиля? Почему не видно Махлюфа? Не заболел ли Махлюф?» Дорогая моя, ваши отношения ни для кого не секрет.   
      Девушки засмеялись. А я отрешенно и угрюмо сидела среди них, не зная, что ответить.
     Джамиля пришла мне на помощь:
     - Что касается экзаменов, я и не думаю их сдавать. Всеобщий союз алжирских студентов-мусульман решил начать забастовку.
     Она достала из своего туго набитого портфеля пачку листовок и раздала нам. Мы с волнением прочли призыв Всеобщего союза. Через четверть часа известие о забастовке распространилось повсюду. Наши знакомые французские студенты передавали эту новость с некоторым удивлением, недоуменно и мрачновато. А мы заходили в комнаты администрации и аудитории и расклеивали призывы на стенах.
     Прозвенел звонок на занятия. Французские студенты толпились в аудитории. А мы вели себя иначе:  в то утро мы вышли на демонстрацию,
распевая наши гимны.
                * * *
     - Должен ведь быть какой-то выход.
     Так сказала Джамиля, потом на мгновение умолкла и посмотрела на молодые лица, окружавшие её. Мы были в доме одного бойца, где обычно собиралась наша секретная ячейка. Этот дом находился в квартале Касба. Дома Касбы служили убежищем для патриотов, которые вселяли ужас в сердца колонизаторов. Десантники боятся Касбы. Генерал Массо боится Касбы. Все французы боятся Касбы. В её тесных переулках множество секретных ячеек патриотов. Джамиля возглавляла нашу. Она продолжила:
     - Должен ведь быть какой-то выход из этого положения. Вы хорошо знаете, что большинство мужчин примкнуло к освободительной армии в горах, а те, кто еще в столице, находятся под строгим контролем. Они не могут носить оружие, потому что их часто обыскивают.
     Она замолчала ненадолго, чтобы посмотреть, как подействовали её слова, потом добавила:
     - С нынешнего дня мы возьмемся за дело, которым занимались в столице парни. Под своими белыми покрывалами мы будем носить гранаты, из квартала Касба мы будем доставлять смертоносное оружие в европейский район, чтобы там наши ребята сеяли страх.
     Она распределила наши обязанности. Я должна была вынести несколько гранат из Касбы, передать их Махлюфу и помочь ему при нападении на полицейский пост.
     Итак, я надену белое покрывало. Я представила, как это будет, и улыбнулась своей мысли. Я не привыкла его носить. Однако задание, которое мне поручили, требовало от меня надеть сегодня это покрывало – знак чистоты и невинности. Кроме того, я должна быть невозмутимой и серьезной, совершенно спокойной, ведь любое волнение может показаться подозрительным. Я представила себя перед десантниками, и по телу моему прошел озноб. Я буду чувствовать, как тяжелы гранаты, я почувствую, как солдаты глазами попытаются сорвать с меня покрывало. Я увижу голубые глаза, полные жестокости и коварства, выворачивающие мою душу, чтобы выведать тайну. И тогда я почувствую, как все леденеет в груди, покроюсь холодным потом, все поплывет у меня перед глазами, и я испытаю величайший страх, о котором никогда не ведала.
     Хотя я уверена, Махлюф сделает все разумно и умело. А мне надо только выполнять его указания. Он наверняка знает, что такое страх. Я попрошу его объяснить мне это. Он – партизан. Его сестра Джамиля тоже. Закия, которой нравится время от времени подчеркивать мое отношение к Махлюфу, - и она партизанка. А я нет. Мне еще предстоит пройти испытание и ощутить холод в душе, чтобы стать партизанкой.
                * * *
     Я прошла перед десантниками у входа в арабский квартал, и меня не испугали их голубые жестокие глаза. Махлюф шел впереди в нескольких шагах от меня. Когда он подошел к входу в арабский квартал, солдаты приказали ему поднять руки и повернуться лицом к стене. Потом я видела, как они обыскали его, потребовали удостоверение и записали его имя. Через некоторое время он сунул свой пропуск в карман, и я увидела его удаляющуюся стройную фигуру, он шел спокойно, уверенно. Затем случилось самое страшное: я оказалась перед десантниками, увидела автоматы, висящие у них на широких плечах, и заметила звериную жестокость, сверкающую в их голубых глазах. Потом я взглянула на Махлюфа и уже не видела больше солдат, автоматы у них на плечах и их грязные лица. Мои влюбленные глаза смотрели только на Махлюфа, я ощутила, что все мое существо страстно стремится к нему. Я ждала страшного окрика – приказа остановиться, поднять руки и повернуться к стене. Но ужасного слова не последовало, и я спокойно прошла.
                * * *
     В тот вечер солнце роняло свои последние лучи, скользило по улицам и тщетно пыталось вселить в души какую-то радость и веселье. Но оно не могло вернуть этому городу его былое оживление. Двери лавок закрылись, стало меньше прохожих на улицах, люди с затаенной печалью и болью отсиживались у себя в домах. Я догнала Махлюфа, поджидавшего меня за поворотом.
     Когда я встречала его с Джамилей на факультете, он небрежно здоровался со мной, а я отвечала ему с улыбкой, в которую пыталась вложить определенный смысл. Признаюсь, ничего у меня не выходило. Дело не шло дальше его приветствия наспех и моей поощрительной улыбки. И вот я иду по городским улицам и чувствую, что общее задание нас объединяет и одна судьба ждет нас там, за поворотом у полицейского поста. Мы прошли несколько шагов молча, потом я решилась спросить его:
     - Скажи, Махлюф, ты когда-нибудь испытывал страх?
     - Конечно, я боялся. Всем бывает страшно.
     - Но ведь ты партизан.
     - А партизан что, не человек, Зухур?
     - Как же может он справиться с заданием, если боится?
     - Действительно, когда партизан идет на задание, он не чувствует страха.  Твердой рукой он выхватывает гранату, выдергивает кольцо и бросает её, вот и всё. У него нет времени, чтобы почувствовать страх – всё заранее обдумано до мельчайших подробностей.
     - Но как же ты не боишься, идя на верную смерть!
     - Я боюсь, еще как. Но это бывает со мной лишь потом: вернусь домой живым и невредимым, лягу на кровать и уставлюсь глазами в потолок. Вот в эти минуты я ощущаю боль, от которой всё внутри у меня разрывается, чувствую холод под ложечкой и представляю себе, какая опасность меня подстерегала.
     В это время мы подошли к полицейскому посту.
     - Открой коробку, Зухур. Дай гранату. Спрячься там за стеной.
     Через минуту грохнул страшный взрыв, от которого содрогнулся весь город, и я услышала, как оконные стекла посыпались тут и там.
     - Давай вторую!
     Он хотел бросить гранату в тот же пост, но увидел французский патруль, бегущий с соседней улицы. Он кинулся туда и, когда патруль был уже рядом, швырнул гранату. Сквозь беспрерывные выстрелы я услышала его крик:
     - Долой Францию! Да здравствует Алжир!
     А я бежала изо всех сил, путаясь в своем длинном покрывале. Увидев перед собой второй патруль, я услышала позади сильный и жесткий стук солдатских сапог и почувствовала обжигающее дыхание на затылке. Я взглянула на покрывало: оно было залито кровью. Я ощупала себя, рука моя задержалась на плече и покрылась кровью. Черная туча мелькнула у меня перед глазами, но я еще бежала изо всех сил. Вдруг я услышала голос Махлюфа, отчетливо и громко звенящий в воздухе, я различила его сквозь шум. Мне показалось, что голос идет отовсюду: с неба, с земли, спереди, сзади. Голос, усиленный в миллионы раз. Я заткнула уши, чтобы его не слышать, но он прорвался сквозь мои ладони, проник в мою голову и взорвался долгим и сильным криком:
     - Долой Францию! Да здравствует Алжир!
     Что было потом, не помню.
                Ханафи Бен Иса

Печатается по алжирскому журналу «Ас-Сакафа» (Культура)
№23(1974) стр. 115-120
Перевод с арабского Аверьянова Константина
                Об авторе
     Ханафи Бен Иса – алжирский публицист, писатель и переводчик. Долгое время работал преподавателем на кафедре общественных наук филологического факультета в Алжире. Его перу принадлежит книга «Лекции по психолингвистике» и множество статей и рассказов.