Айна

    Мы приехали в Ригу в апреле 1972г на студенческую конференцию по детской хирургии. Было удивительно тепло для этого месяца года. Это ощущение теплоты и идущей весны увеличивалось по контрасту с Ленинградом, где местами в тени еще лежал снег и лед. Но в Риге все было иначе, начиная от домов необычной архитектуры и до выстланных каменной плиткой тротуаров и площадей. На вопрос о том, как пройти, пешеходы реагировали внимательно и вежливо, и только певучему акценту в произношении русских слов можно было опознать истинного жителя этой страны или пришлого человека.
    Конференция началась и тот период времени, который оставался до момента чтения твоего собственного доклада был отмечен постоянным волнением, сглатыванием слюны пересохшим горлом, повышенной потливостью даже в хорошо проветриваемом помещении и другими характерными признаками стресс-реакции. Потом был апофеоз, пик, кульминация, у некоторых, судя по их движениям и окраске лица, отмечалось состояние близкое к прострации или даже оргазму – у кого как – после чего наступало блаженное расслабление, дурашливость, тенденция совершать глупости и полное отвращение к дальнейшему участию в научных заседаниях. Тут-то и можно было слинять из переполненного фанатиками детской хирургии зала, отправиться бродить по старой Риге, по ее удивительным улицам с совершенно необычными названиями (  улица Скорню, бульвар Райня, улица Яуниела  ) любоваться широкой Даугавой, заходить в многочисленные книжные магазины, где можно было неожиданно купить книгу, тираж которой в Москве или Ленинграде тихо и бесследно  рассасывается еще до этапа магазинной продажи.
     На  углу улиц Мейстару и Вальню расположен большой книжный магазин, который, как я потом узнал, находился в этом месте еще с середины 19 века. Этот магазин с течением времени только увеличивался в размерах и после внутренней перепланировки здания стал занимать три этажа, примерно как знаменитый Дом Книги в Ленинграде, что долго находился в здании компании Зингер на углу Невского проспекта и канала Грибоедова. Но внутри этот рижский магазин был устроен совершенно по западному образцу, то есть с открытым доступом к почти бесконечным книжным полкам и множеством удобных диванчиков, на которых можно было сидеть и читать хоть целый час, хоть, наверное, целый рабочий день с периодическим посещением кафе на втором этаже.
    На одном из таких диванчиков я и расположился, взяв с полки книгу по детской хирургии и мысленно прикидывая, не слишком ли она дорога для моего бюджета не только на конференции, но и в течение всего месяца. Рядом со мной на тот же диванчик грузно опустился мужчина лет 35 с загорелым, «сельским» небритым лицом, одетый в невысокие резиновые сапоги, немного испачканные глиной. На нем была куртка и брюки из похожей на брезент, но более мягкой ткани выцветшего синего цвета с множеством металлических заклепок и тщательно отделанными швами. Эта была та самая столь редко встречавшаяся в то время в СССР джинсовая ткань марки “Levi Strauss” Несмотря на свой сельский вид мужчина чувствовал себя в книжном магазине совершенно свободно, взял с полки какую-то книгу на латышском языке и стал читать.
    Я случайно забыл в гостинице свои часы и, спросив его по-русски о времени, немного отвлек его от познавательного процесса чтения. Отвлекшись ровно на столько времени, чтобы ответить мне: «Пол второго», он произнес эти слова с характерным латышским акцентом и снова уткнулся в книгу. Сразу после этого к нам неспешно подошел мужчина постарше, чем первый, но новый персонаж был одет, как респектабельный городской европейский житель. Поверх хорошо сидевшего на нем темно- синего костюма с рубашкой и галстуком, он был одет в расстегнутый из-за уличного тепла светлый плащ. Было такое впечатление, что они договорились о встрече. После того, как городской человек произнес слова приветствия на латышском, они оба перешли на хороший British English и далее, исходя из каких-то своих соображений говорили попеременно на обоих языках. Поскольку у меня латышский – второй родной, а английским я владею тоже достаточно хорошо, сложностей с пониманием их разговора у меня не было, и я вначале ощутил какое-то неудобство оттого, что я их подслушиваю. Буквально первая фраза их разговора и произнесенное имя заставили меня внутренне напрячься, но я виду не подал и продолжал смотреть в страницы своей книги, хотя строчек уже не различал. Эти два человека чем-то сильно походили друг на друга, возможно, своими манерами, но не внешними чертами. Разница в возрасте у них была около 10 лет, а разговаривали они так, как будто диалог между ними особенно никогда и не прерывался.
    -Привет, сказал крестьянин, ну, как вы там поживаете, что-то Айна совсем не звонит, вы дома или в разъездах?
     -Здравствуй, отвечал городской, да я то все время езжу туда-сюда, но ведь ей еще нужно учиться. Ребенок совсем маленький, молока много, но с сентября она опять хочет посещать университет.
    -Да, учиться ей нужно обязательно, тут я ей этого, как нужно, обеспечить не смог, поэтому она и ушла к тебе. Да и с ребенком что-то у нас не получилось. А у вас смотрите, как быстро, раз и все. Надо мне все же серьезно заняться, почему у меня нет детей. Смотри Рольф, у меня уже вторая женщина, больше года я с ней совсем не предохраняюсь, а забрюхатеть Анна так и не может. Может я трахаю ее как-то не так? Тебе Айна на этот счет про меня ничего не говорила?
    Городской немного помолчал, потом глазами показал собеседнику на меня, но тот передернул плечами и скороговоркой ответил по-латышски: «Да, это же русский!».
     Городской, видимо жалея его эмоции, стал говорить:
    -Да, нет, она даже тебя неоднократно хвалила по этой части. Как же это она выражалась – У Андруса всегда было, что мне дать, а я всегда могла хорошо у него принять – что-то в этом духе. Нет, серьезно она всегда хвалила твой – тут он, продолжая речь по-английски, почему-то использовал классическое русское слово из трех букв - , но дело в том, что хорошо трахаться – это одно, а беременность, дети – это несколько другое. Нет, серьезно, ты правильно говоришь, обязательно сходи здесь в Риге к хорошему врачу и как следует разберись.
     В этот момент из-за книжных полок показалась женщина и, не торопясь, подошла к нашему дивану. Хотя в ходе услышанного разговора у меня в голове возникли определенные ассоциации, поскольку в России имя Айна встречается не так уж часто, но я никак не ожидал, что увижу ее прямо сейчас. Это была та самая Айна, которая так щедро кормила всю нашу студенческую группу рижскими конфетами «Коровка», каждый раз после возвращения из своих частых поездок на родину, когда мы учились на первых трех курсах. Ее внешность тогда была типичной, какой изображали на картинках и фото жителей Прибалтики – высокая, белокурая, немного полная, с мягкой и очень доброй улыбкой, а цвет кожи ее лица великолепно характеризует стандартная формула «кровь с молоком». Еще одной особенностью ее лица было то, что даже в 17-18 лет ( на первом курсе ) оно совсем не было девичьим, а скорее принадлежало молодой женщине.  Мы были просто товарищами по группе, хотя как-то один раз в начале нашей учебы она расстроенная подошла ко мне и начала что-то сбивчиво объяснять, как у нее не получается по неорганической химии, что у нее и в школе были большие сложности по этому предмету. Один бог знает, как уж она ухитрилась сдать вступительный экзамен по химии в институт. Мы пошли с ней к зав. учебной части этой кафедры, пожилому улыбчивому доценту, который тут же вызвал нашего преподавателя, поговорил с ним в нашем присутствии, после чего тот просто перестал вообще обращать внимание на Айну, а в конце курса сразу поставил зачет.
     После окончания 3-го курса, когда мы сдали все экзамены, я решил на две недели раньше отметить свой день рождения. Мои родители традиционно уехали на дачу и мы почти всей группой собрались у меня. Ирка Краснова взяла  с ходу какой-то уж очень быстрый темп и через час после начала застолья мы были уже  вынуждены перенести ее на кровать в другую комнату, потому что она несла вздор, вмешивалась во все разговоры, а потом внезапно вырубилась; еще через полчаса ее вырвало, после чего она спокойно заснула, то есть полностью выполнила свою вечернюю программу. Все остальные веселились, но постепенно у нас с моим приятелем Сергеем прорезалась мысль, что двух из присутствующих на празднике одногруппниц нужно будет попытаться оставить на ночь. Одна из них – Светка – благоволила ко мне, а другая – Айна – к Сергею. Все сложилось очень удачно, к полуночи выспавшаяся Ирка очухалась и несколько человек отправились сопровождать ее домой, Светка и Айна по договоренности вышли вместе с ними, а потом вернулись обратно, после чего мы мгновенно улеглись в кровати в разных комнатах. У меня со Светкой все очень хорошо сладилось и даже несколько раз, но мой приятель при попытке более интимного общения с Айной услышал, что ее друг в Латвии ждет, что она обязательно вернется к нему девушкой. На мои отношения с Айной этот эпизод никак не повлиял. В конце 4-го курса она перевелась в рижский медицинский институт и покинула нас.
     Прошли два года. Еще когда она только приближалась к нам по холлу, мы перекинулись взглядами, и она дала мне понять, что я ее не знаю. Они втроем немного еще поговорили, поднялись и пошли к выходу, но опять же Айна сделал мне знак рукой, предлагая ее немного подождать. Я  терпеливо остался сидеть на своем месте, и, действительно, буквально через пять минут Айна вернулась, и мы расцеловались. Она стала выглядеть моложе, чем тогда, когда два года назад мы расставались,  сильно похудела и стала просто красавицей – как оказалось одно, потом  второе скорое замужество, рождение ребенка были теми обстоятельствами, которые вызвали столь удивительные перемены в ее наружности. Эти мужчины были сводными братьями по отцу. Младший был ее давним другом еще с детства, потом в течение года первым ее мужем, а за старшего она вышла замуж год назад. Ее муж – гражданин Швеции. Несмотря на происшедшие события братья не утратили привязанности друг к другу и к этой женщине, хотя младший успел тоже жениться второй раз.
    Круговорот событий, в которых пришлось ей участвовать в качестве главного действующего лица, совсем не отразился на  ее неторопливой речи, на том, с каким вниманием она расспрашивала меня о товарищах по группе, Ленинграде. Она настойчиво совала мне в руки листок бумаги с ее телефоном и адресом в Швеции, хотя нам обоим было ясно, что я вряд ли воспользуюсь ее приглашением. Я тоже дал ей свой адрес и телефон.
     С тех пор мы не виделись.