29 марта, зимой. Полная версия

29 марта, конец рабочего дня, пятница. Я стою у окна, в офисе,  в  городе на Юге России, и смотрю, как с лап сосен сползают пласты подтаявшего снега – они стекают сырой массой рыхлой стекольной крошки и с громкими шлепками ударяются в лужи. Происходящее взволновало сойку, она скачет с ветки на ветку и от переполнения чувств то  пищит, то  мяукает как кошка.
В офисе за спиной тихо: текущие дела завершены, а новые начинать под конец  дня и недели нет желания.
Владимирыч, мой коллега - седой мужчина пенсионного возраста, тоже доделал свою работу и оторвал взгляд от монитора компьютера: «Завтра обещали плюс семь, теперь точно зима закончилась»
Я, не оборачиваясь, возражаю: «Ты в который раз это говоришь? Я уже третий раз убираю и достаю зимние ботинки. А вчера, очередной раз, поверив прогнозу, попал под такой ливень с градом, что не спасли ни финская куртка, ни плотные американские джинсы, ни шведские непромокаемые ботинки»
Владимирыч согласно кивает, я заливаю кипятком растворимый кофе без сахара и возвращаюсь к окну.
Владимирыч не столько из спора, а чтобы заполнить паузу добавляет: «Остается в очередной раз поверить прогнозу»
-Что настанет тепло? Или что вообще будут весна и лето? Ты знаешь, 75 тысяч лет назад началось извержение вулкана Тоба, после чего долгие годы не наступало лето, а большая часть людей погибла, собственно, человечество могло и не выжить.
- Ну, надеюсь, Эльбрус нам такого сюрприза не преподнесет.
-Я тоже надеюсь.
Наступила тишина, прерываемая мокрыми шлепками за окном. Кофе остывал медленно.
-В детстве я увлекался монетами и марками и ходил в клуб, который находился недалеко от нашего дома в подвале музыкальной школы. Там в основном собирались благообразные дядечки, ну и мы, дети из домов рядом. Потом, когда после окончания института меня распределили в проектный институт, я многих увидел там. Т.е. они годами жили тихой размеренной жизнью, прошло столько лет, а они по-прежнему собирались в этом клубе. Весь институт состоял из еврейских и русских династий, они там работали десятилетиями, и, я думаю, их дети тоже однажды состарились бы в этом клубе.
-И что?
-Ничего. Просто это было в Грозном.
Я замолчал на некоторое время, собираясь с мыслями.
-Понимаешь, тебе сейчас трудно в это поверить, но уверенность в завтрашнем дне, будущем, у них, да и вообще почти у всех у нас в то время, была большей, чем у самого уверенного человека сейчас. Я думаю, они даже боялись, что будет скучно, потому и эти марки - квартира есть, дача есть, машина зачастую тоже - в нефтянке платили и тогда хорошо, я не исключаю, что была спланирована даже жизнь их детей. Я сейчас вдруг вспомнил и это звучит как фантастика, но я через Беной один ходил пешком, просто так, потому, что автобус отменили, а мне нужно было в соседнее село, и я шел, как сейчас гуляют в парке, а потом, если ты помнишь, там была база Басаева…
За окном стемнело, всё затихло, и сойка замолчала, лишь только мокрые шлепки раздавались всё чаще и чаще - видимо действительно теплеет.
-А уже через год, летом, мы с женой возвращались через центральную площадь с позднего сеанса в летнем кинотеатре, а у поваленного памятника Ленину чеченцы кувалдой отбивали голову, если вдуматься, дикая картина: площадь южного города, окруженная густыми парками, из которых веет теплым душистым воздухом каких-то цветов, фонари светят, гастроном на углу как оранжевый куб мармелада, кто-то идёт за хлебом к завтраку,  и тут же этот стук кувалд о металлическую голову – согласись, такое бывает только во сне, но мы спокойно шли мимо, по-моему, даже присели на лавку неподалеку, чтобы передохнуть и насладиться теплым пьянящим ночным воздухом, который был так хорош обычно ночью в Грозном.
Я замолчал, потому что понял, что, говоря эти слова, в это самое мгновение,  я действительно словно увидел этот вечер, кинотеатр, даже вспомнил, что сеанс начинался засветло и поначалу изображение казалось нарисованным блеклыми акварельными красками,  вспомнил, что с правой стороны часть экрана закрывали раскидистые ветви дерева, и они низко нависали над скамейками, на которых мы сидели, и можно было прикоснуться к листве. Это воспоминание было не отдельной картиной - оно промелькнуло словно тень крыла птицы, и увидел я его именно в тот момент, когда  произносил слова, не прерываясь. Именно эта одновременность меня поразила, поэтому я и замолчал. Я не знаю, видят ли умирающие люди всю свою жизнь, пролегающую в мельчайших деталях перед глазами, но и в обычной жизни, мы, возможно даже не замечая, как бы проживаем куски прошлой жизни заново, когда мы спим и ничто не отвлекает это выглядит как бы более реальным, но и когда мы бодрствуем, возможно, происходит то же самое, только суета жизни, окружающие нас звуки и образы мешают понять, что именно в это самое мгновение мы еще раз очутились "там". Сколько минут или мгновений длилось мое молчание, и заметил ли его Владимирыч - не знаю. Надо было продолжить нить разговора.
-А еще через пять лет, когда мы уже перебрались в ваш город, и жили здесь уже какое-то время, я случайно встретил одного из тех коллег-проектировщиков-филателистов. У него был вид совершенно потерянного человека, всклокоченные волосы, пиджак, словно с чужого плеча, и смотрел он как-то странно: как бы на тебя, и одновременно сквозь, точно пригвожденный внутри какой-то мыслью. И периодически хихикал самым нелепым образом, хотя, я не думаю, что он был не в себе. Жил он с семьей в коровнике где-то в центральной России, а в нашем городе оказался проездом в Чечню, пытаясь собрать какие-то справки, чтобы получить компенсацию.
Я развернулся от окна к Владимирычу, т.к. знал, что он тоже спланировал свою жизнь, хотя происходящее на Юге начинало и его беспокоить. Я посмотрел ему в глаза: «Знаешь, что мне сказал тот коллега? Сказал, что теперь его ничего не может ни напугать, не удивить.  Вообще ничего»
Владимирыч ответил мне внимательным взглядом и ничего не сказал. Я опять отвернулся к окну.
- И ты знаешь, я тоже абсолютно ничему не удивляюсь. Даже, если через три дня здесь, напротив, будут рыть окопы. И не потому, что типа что-то назревает, хотя иногда, кажется, что назревает. А потому, что я помню, как они, мы, я сам были уверены в завтрашнем дне, вообще в будущем - что ничего «такого» произойти никогда не может. А оно произошло.
Рабочий день подошёл к концу, мы оделись и вышли в темную сырость. Редкие фонари отбрасывали желтые блики во множестве черных зеркал -  свободного от воды асфальта почти не было видно. Снег с сосен уже попадал и постепенно погружался в воду, растворяясь, исчезая. Возможно, уже утром всё это будет казаться чем-то нереальным. Мы простились и пошли каждый в свою сторону.
Я шел, теперь уже полностью погрузившись в воспоминания, чувствуя, что, пожалуй, именно окружающее скорее выглядит сном. Мне казалось, что при желании я могу увидеть те улицы, которых давно уж нет, и они окружают меня как призрак. Или нечто большее? Проходя мимо стены какого- то дома, я протянул руку, коснулся сбитой штукатурки, шершавой поверхности кирпича и понял, что коснулся стены того призрачного образа, одного из домов, и я вижу этот самый дом. Я остановился, волна, откуда- то изнутри накрыла меня.
Но я тут же очнулся, оглянулся по сторонам и понял, что стою всего метрах в двадцати от выхода из здания офиса. К счастью непогода разогнала прохожих, и мое странное поведение осталось незамеченным.
Я вспомнил сегодняшний разговор с Владимирычем и вдруг понял, что главное, наверное, не в том, что можно ожидать всего,  чего угодно, и чтобы ни произошло, к сожалению, уже не удивит. Тогда что?
Я заметил, что опять остановился, но мне было уже все равно как это выглядит со стороны. Что-то важное, которое должно было объяснить все: и те потери, которые уже никак не вернуть, и странным образом связанное с ними спокойное приятие всего, чтобы ни произошло, казалось,  вдруг прямо сейчас станет понятным. Или не понятным, потому, что быть понятным - значит быть объясненным - почему так было, а самое главное - для чего? А если этого "для чего" или "ради чего" просто нет? Ведь если оно есть, то оно важнее происходящего, важнее нас, наших страданий, наших чувств. А если они и есть главное, ни ради чего, важны сами по себе?!  Пока мы есть, это и есть смысл нас!  Поэтому прошлое и живет в нас как настоящее, а будущее не удивляет не потому, что, каким бы оно ни было, мы его примем, а потому, что в глубине себя мы понимаем, что было бесконечное ничто до нас, будет столь же бесконечное ничто после, а в этот краткий миг, пока мы есть, нет ни прошлого, ни будущего, а есть некоторое растянутое во вчера и сегодня "я" и оно едино, хотя иногда и кажется точкой на горящем листе бумаги, после которой пепел, где уже ничего, а впереди пустота, где еще ничего.  Страшнее этих бесконечностей «До» и «После» нет ничего, поэтому мы примем любое будущее, пока мы есть, что бы оно ни принесло. Или я просто пытаюсь примириться с невосполнимыми потерями? Круг замкнулся: если не знать ответов на «зачем» и «почему», то это принятие судьбы, какой бы она ни была, всего, что ниспошлёт Бог, является самообманом, и превращается в вытаскивание себя за волосы.
Т.е. всё-таки надо знать «почему», как ни обманывай себя этим фатализмом. Вот и ответь: почему так было,  зачем происходило, происходит и произойдёт?  Я остановился, осмотрелся вокруг и обнаружил, что и не заметил, как за размышлениями подошел к дому.
-Будем считать, что "Ашхабад там", а через два дня, наконец, наступит весна.  Аминь.