19. Дети заболели дизентерией

Конец июня выдался жарким, и врач разрешила детям купаться. Один отряд за другим по графику приходил к купальне, и ребята самозабвенно барахтались в воде. Над купальней стоял ребячий гомон. Я стоял и смотрел, как они ныряют, выныривают, отфыркиваются, откашливаются и снова ныряют. Эти ныряльщики доставляли внимательно смотревшим физкультурникам много хлопот, потому что дети подолгу задерживались под водой, и их теряли из виду. Вынырнувшему строго выговаривали:

– Опять наглотался воды. Сколько раз можно тебе говорить – не задерживайся долго под водой.

Одновременно купались два отряда. 15 минут купания, и отряд покидал купальню, уступая место только что появившемуся третьему отряду. Второй отряд, тоже накупавшись, через 7-8 минут покидал купальню, а на смену ему приходил четвертый. Так один отряд за другим сменяли друг друга, и за два часа успевали выкупаться все ребята лагеря. Никаких происшествий не было, хотя для вожатых, воспитателей и физкультурников купание детей было огромным напряжением.

В столовой тоже все было в порядке. Нас проверила еще раз санэпидстанция. Они тщательно осмотрели столовую, прошли по всей технологической цепочке приготовления пищи, еще раз проверили санитарные книжки персонала, осмотрели туалеты. Санэпидстанция давала разрешение на открытие лагеря, и без ее разрешения мы не имели права завозить детей. Вообще одна комиссия следовала за другой, но мы к этому привыкли и не боялись, – у нас все было в порядке.

Гром грянул через неделю после открытия. Никто не ждал никаких неприятностей, и когда мы получили первое неприятное известие, я даже вначале не поверил, что такое может случиться с нами.

Позвонила Нина Анисимовна и сказала, что у одной девочки сильный понос, и ее поместили в наш изолятор. Врач полагает, что это дизентерия. Через два-три часа больны были уже шесть детей. Вызвали скорую помощь и отвезли детей в больницу. Это было ЧП, и я сообщил о происшествии в Обком профсоюза, в Медсанотдел СО АН и в РайСЭС.

На следующий день заболели еще 42 ребенка, и их начали развозить по больницам сначала Советского района, а потом и других районов города. Такого еще Новосибирск не знал, а я даже в страшном сне представить себе не мог. Среди родителей началась паника. Некоторые приехали в лагерь и забрали детей.

– Только бы никто не умер, – молила бога Нина Анисимовна.

Врач изолировала один отряд от другого. Ребята сидели по палатам. В столовую водили детей так, чтобы одновременно ели не более двух отрядов.
В лагерь приехала комиссия Медсанотдела СО АН и сама Нина Владимировна Чепурная и главврач районной санэпидстанции Мария Тимофеевна Батычко, которая давала разрешение на открытие пионерлагеря. В больнице сделали посевы, чтобы выяснить, каким типом дизентерии заболели дети, а то, что это дизентерия, – уже никто не сомневался.

Поползли слухи, что в столовой работает женщина, больная дизентерией, – от нее и заразились дети. Что у нее не было санитарной книжки, а ее все равно взяли на работу. Комиссии искали эту женщину и обвиняли Нину Анисимовну (да и меня заодно) в том, что она ее прячет. Главврач районной СЭС вдруг «вспомнила», что «...нехватало одной санитарной книжки, и она не хотела открывать лагерь, но ее уговорили». Это была ложь, и я не понимал, зачем она придумала эту историю.

На третий день число заболевших детей достигло ста двадцати трех. Машины скорой помощи беспрерывно увозили больных детей. Меня вызвали в облсовпроф к председателю. Но что я ему мог сказать о причинах заболевания? А ведь именно этим все, в том числе и он, интересовались.

Пригласили меня в тот же день и в райком партии. Володя Караваев посмотрел на меня так, что в его лице я, кроме ненависти, ничего не увидел, а ведь обычно он относился ко мне с подчеркнутым уважением даже теплотой. У Володи в лагере был сын, и, хотя, как я знал, он не был болен, видимо, Володя испереживался за него, и в случившейся беде во всем винил меня. А уж кто-кто, а он знал, как готовить пионерлагерь, – сам работал подряд 3 года заместителеи председателя в профсоюзном комитете, и все эти годы отвечал за подготовку пионерлагеря к открытию.

– По секрету скажу тебе, что Горячев распорядился снять тебя с работы и отдать под суд.

То ли Володя предупреждал меня, то ли злорадствовал по поводу моего предстоящего наказания... Мне уже было все равно. Так плохо на душе никогда не было. Но я не понимал, в чем я виноват. Перебирал в памяти все, что могло привести к дизентерии, и не находил причины. Где же я не доработал? Что же упустил?

И в райкоме партии, и в Облсовпрофе мне дали санкцию на закрытие пионерлагеря. Мы оповестили институты и заказали автобусы на завтра.

Во второй половине дня я снова приехал в пионерлагерь. Там все уже знали о моем решении и понимали, что ситуация безвыходная. Слава богу, все заболевшие дети были живы, но состояние некоторых из них было тяжелым. У одной девочки было особенно тяжелое состояние.

Появились первые предварительные результаты анализов из больниц. Они были необычны. Да, это была дизентерия, но никогда этой разновидности штамма в Новосибирске не было. Кроме того, в одной из больниц опытный бактериолог в своем заключении написал, что заражение было весьма интенсивным. Впечатление, что детям буквально вливали в рот культуру с дизентерийными микробами.

Это было необычно, и я, что называется, «включил голову». Мои мысли крутились исключительно вокруг столовой. Как же могло произойти заражение дизентерией? И что могло означать «вливали в рот культуру»? Я ходил по пищеблоку и думал.

– Конечно, больной человек мог заразить детей, но тогда должны были заразиться и взрослые. Они, что называется, ели из того же котла. И статистически наиболее вероятно, что и среди взрослых каждый пятый-шестой должен был заболеть. Но никто пока не заболел. Я спросил врача, и она подтвердила, что из взрослых никто пока не обращался к ней с симптомами заболевания. Значит, не столовая виновата...

Я прошел по всему пионерлагерю. Детских голосов не было слышно. Детей держали в корпусах и около корпусов. Лагерь был празднично украшен смешными человечками, и эти веселые человечки еще больше подчеркивали пустоту дорожек, спортивных площадок, помещений кружков. Изолятор тоже был пуст, – всех больных детей увезли в больницу. У ворот, где обычно толпились родители, тоже было пусто, – всем желающим забрать детей из лагеря, в этом не препятствовали, и родители с детьми сразу уезжали.

Я прошел к купальне. Она, конечно, была пуста. К купальне вела лестница, и я спустился по ней. Сел на последнюю ступеньку. Что значит, «как будто вливали»? И вдруг я представил себе картинку вынырнувшего ребенка, наглотавшегося воды. Ребенок откашливается, а вожатый говорит ему:

– Что опять наглотался воды?

– Может ли в воде быть дизентерийная палочка, да еще и в концентрированном виде?

Я прошел по берегу и снова увидел пароход с отдыхающими. Он все еще стоял на якоре совсем близко к нам.

– Фекалии заболевших людей! Они могли сбросить в воду фекалии, – мелькнула у меня мысль.

Продолжение следует