***

Впервые я заподозрил, что мир сошел с ума этим утром…

«Рядовой Виктор, проснитесь, рядовой Виктор!» - это дневальный будил меня на зарядку.
Спросонок я даже не понял, что меня насторожило, но было все как-то не так, как обычно.

Неторопливо я начал просыпаться и потягиваться. Левая нога коснулась пола, правая еще лежала на койке, когда дневальный вновь вбежал в мою комнату и умоляюще начал приговаривать: «Рядовой Виктор, ну быстрее же, зарядка вот-вот начнется!».

Хмуро что-то пробормотав в ответ, я продолжил неспешно просыпаться. Зарядка, тоже мне! У нас тут армия, а не какой-то пионерский лагерь, где все обязаны быть на зарядке.  «Это же надо будить меня из-за такой глупости!»  - думал я.

Я сидел и на койке, спустив ноги на пол и думал…  Думал я о многом и часто, но чаще всего о людях, их жизни, мире в котором мы живем.

Буквально тогда я думал о том, что мы так стремительно взрослеем, что найти точку, в которой мы становимся взрослыми на отрезке нашей жизни очень сложно. Скорее, это какой-то предел, к которому мы стремимся, так его и не достигая, а потом как-то оказывается, что он уже позади.

Например, я. Когда я впервые заметил, что монстр под моей кроватью перестал хватать меня за пятки? Только что! А когда он РЕАЛЬНО перестал хватать меня за пятки? Этого я не помнил…

«Мы так стремительно движемся куда-то, так спешим жить, что минуя рубежи даже их не замечаем – думал я, - хотя когда-то именно эти рубежи были целью и единственным стимулом что-то делать»

Помню, в то утро я вышел из своей комнаты босиком прямо на плац. Плац был прохладным, утреннее солнце еще не нагрело его. Идя по плацу босиком, я наступил на осколок стекла. Наверное, кто-то из солдат или офицеров метнул недавно выпитую пивную бутылку, и осколки ее от соприкосновения с асфальтовым плацем, разлетелись по всей части.

Что ни говори, наш полк был гвардейским! В нем каждый чувствовал величие своей Родины, силу ее армии и непоколебимость духа ее бойцов.

Осколок стекла вошел в кожу на моей ступне, оттуда брызнула кровь. «Вот же черт! – выругался я – И как теперь мне идти дальше?! Я же испачкаю плац своей кровью. Плац, эту святыню нашей части!!!»

Я зажал ранку пальцем и на одной ноге попрыгал обратно в комнату. Делать сегодня чего бы то ни было мне расхотелось.  Достаточно уже того, что я на службе, защищаю свое государство.

В своей комнате, чтобы хоть как-то поднять свое настроение, я решился на храбрость. Поддев ногтем одну из досок пола, я вынул ее и с благоговеньем сунул руку в открывшуюся нишу. То, что хранилось там – было ценностью. Ценностью не как 5 грамм кокаина или пачка денежных банкнот. Там хранилось то, что придает ценность каждому прожитому дню!
Старая портянка,  доставшаяся мне по наследству в день, когда я еще желторотым юнцом прибыл доблестно защищать свою страну и свой народ.

В тот далекий день, я в первый и последний раз увидел гвардейца, отдавшего десять лет жизни своему делу. Именно его я должен был сменить здесь, он отправлялся домой, с гордостью неся звание Воина Своей Страны.

Когда он передавал мне комнату, и процедура как будто бы уже была завершена, он внезапно очень торжественно и таинственно притворил дверь и подвел меня к этой самой доске в полу.
Портянка эта была своего рода личным  знаменем, передававшимся из поколения в поколение Воинов. Трудно сказать, сколько ей было лет, но, похоже, она пережила не одно поколение военнослужащих. Об этом говорило все: ее цвет, форма, запах. Даже то, что, похоже, в этих суровых армейских условиях она чувствовала себя с большим достоинством, чем самый главный генерал армии.

Всем своим видом она демонстрировала: «Служите, бойцы, служите! Я таких как вы столько повидала уж… Но не смотря на это, я передаю и буду передавать вам свои знания. Такая уж я…»

И когда он доверил право хранить эту портянку, я понял, что ближе этого гвардейца никого у меня в жизни не было. Что этот  едва знакомый человек сделал для меня больше, чем родители, школа и все друзья. Он открыл мне мой воинский дух!

Когда-то, отцы нашей армии носили портянки на ногах, во всяком случае, если верить легендам и историям, затем высшее командование решила лишить их этой привилегии, но кто-то из особенно смелых сумел сохранить несколько штук. Дальше эти сохраненные портянки уже передавались от старых воинов молодым, наиболее достойным. Я был горд своей миссией, однажды я так же передам ее совсем зеленому юнцу, который едва ли найдет слова, чтобы выразить свой восторг…
Думая об этом я улыбнулся.

«Рядовой Виктор!» - грозный голос старшины донесся со стороны плаца.

Судорожно я начал вспоминать, что могло вызвать гнев старшины. Алкоголь у младшего призыва не отбирал, женщин после отбоя не приводил… Плац! Внезапно я осознал, что, возможно, капля моей крови все же попала на плац.

Это было плохо. Это было очень плохо. Лучше бы я справил нужду в сапоги генерала, это бы было намного лучше. Что генерал – всего лишь человек, а плац – это символ, символ чистоты и мужества всей армии. И за каплю крови на плацу можно было угодить под трибунал, а там расстрел или еще хуже – увольнение из армии с позором.

Я наспех, но с осторожностью, положил портянку под пол и пулей выскочил из комнаты на улицу.

Старшина стоял в том месте, где ранее был кусок стекла и моя нога на нем. Он очень внимательно разглядывал плац, периодически прикладывая к глазу монокль.

«Это ваша кровь, рядовой?» - голос его был совершенно без эмоций.

«Да, сэр…» - что мне оставалось, не врать же старшине из-за страха расстрела или увольнения. Нет, я достойно приму любой наказание!

«Вы слышали, рядовой, о новом указе главнокомандующего, относительно отношения военнослужащих к строевому плацу и ужесточению наказания за неподобающее отношение?»

«Слышал, сэр»

Несколько секунд стояла тишина…

Затем старшина посмотрел на меня и сказал то, чего я больше всего в жизни боялся услышать: "Ну все солдат, мыло на этой неделе не получишь!»