Иконка

***
Он и сам не знал, зачем купил эту иконку. Просто мелькнул в стопке пласти­ковых прямоугольников ярко-голубой цвет, прицепился, не отпускает. Игорь осторож­но потянул за уголок, повертел в руках, пригляделся. Вроде бы ничего особенного: картинка как картинка. Но что-то манит в ней, притягивает.

В Бога Игорь не верил. Сколько не таскали его в церковь мать, бабка да бесчис­ленные тетки, не мог он себя перебороть и в религии видел лишь способ ухода от ре­альных действий, переложив свою собственную ответственность на плечи всемогу­щего господа.

Жизнь его между тем не складывалась. С первой женой расстался через год по­сле свадьбы, второй брак не продлился и полгода. Работу свою Игорь не любил, про­сиживал в офисе с утра до вечера, мечтая каждый раз о том, как возьмет отпуск, уединится на даче и начнет писать картины. И вроде бы складывалось всё удачно. Он действительно уезжал на две недели в деревню, доставал мольберт, краски. Но дальше этого дело не двигалось. Дело в том, что Игорь понятия не имел, что именно должен изобразить на холсте.

В юности он писал странные картины: зелёный глаз на жёлтом поле, багрово-красные треугольники в синем небе... Его хвалили, называли будущим гением, но душа отчего-то стремилась к другому. К чему? Если бы он только знал!
Девушка, разносившая иконки по вагону, подошла к нему, протянула записку.
«Я глухонемой человек. Мне трудно жить в мире звуков. Прошу вас купить одну икону. Она стоит всего 25 рублей. Храни вас Бог!»
«Двадцать пять рублей — не деньги» - подумал Игорь и опустил в ладошку де­вушки несколько монет.
Дома он рассмотрел своё приобретении внимательнее. На голубом фоне три фигуры: мать, отец, ребёнок. Игорь понятия не имел, кто это такие. Буквы рядом с нимбами ни о чем ему не говорили.

***
Оля вышла на небольшой станции, пересчитала заработанные деньги — со­всем мало. Можно было пройти ещё несколько вагонов, но сил почти не осталось. Да и нужно успеть в магазин, купить сыну ботинки. Осень на пороге, а у того одни кроссовки да и те рваные.
Холодало. Дожидаясь автобуса с прижатым к груди пакетом — денег едва хва­тило на дешёвые сапожки — Оля думала о том, что сообщила ей накануне хозяйка квартиры.

«Сын приезжает, женился. Теперь со мной жить будут. Так уж извини, не смогу тебе больше сдавать».
И где же она найдёт теперь такую дешёвую комнату? Куда им с сыном подать­ся? Нелля Павловна копейки брала за свою каморку, другим словом и не назовёшь этот тёмный закуток рядом с кухней. Только любила женщина поговорить. Бывало усядется рядом и болтает, болтает. Ей будто и хорошо даже, что Оля не слышит, не перебьёт лишний раз.

Подкатил белый автобус. «Без льгот» мелькнуло на его боку. Оля расстроилась, порылась в карманах: немного мелочи есть. Да и ждать бесплатного сил нет, промёрзла до костей. Итак уже три маршрутки пропустила.
В салоне тепло, печка как раз под олиным сидением оказалась. Хорошо. Только спать хочется. Задремала. Проснулась от того, что кто-то на неё навалился и падает, прижимает к самому стеклу. Старуха с палкой, кричит, отбивается.
- Что ж это такое! - наступает на неё кондуктор. - Обнаглела совсем! На халяву кататься! Денег у неё нет! Денег нет — сиди дома, не высовывайся! Одной ногой в могиле, а туда же! Лёня! - и заколотила в стекло водителю. - Не закрывай! Щас я эту вытолкаю!

Оля вскочила, загородила собой старуху.
- А ты чего самая умная? - возмутилась кондуктор.
Девушка полезла в карман и сунула в руки сварливой тётки последние двадцать пять рублей.
- Давно бы так, - успокоилась та. - Мне-то без разницы, кто платит. Было б упла­чено. Лёнь! Чего стоишь, двери расхлябил? Поехали!
Старуху звали Анна Петровна, жила она в соседнем с Олей доме. Имела про­сторную двухкомнатную квартиру, четыре герани — по одной на каждое окно — да три кошки — рыжую, серую и полосатую. А больше ничего.

Они сидели с Олей за её круглым деревянным столом, укрытым пожелтевшей от времени скатертью, и пили чай с пирогами. Начинка у пирогов была кислой, тесто сухим. Но Анна Петровна очень гордилась тем, что в своём преклонном возрасте  ещё умела печь.
- Это ничего, что ты не слышишь, - кричала она. - Я тоже глухая! Вот тебе лист и ручка. Пиши о себе! Крупней только! Я ж не вижу почти ничего.
И Оля написала о том, что ей двадцать шесть лет, что есть у неё сынок пятилет­ний Коленька, что давным-давно мать её лишили родительских прав, и Оля всё дет­ство провела в детском доме, а когда вернулась, оказалось, что дом её сгорел, мать погибла во время пожара. Так что жить ей теперь негде. А ещё был у Оли муж, отец Коленьки да умер, а родители его Олю с ребёнком из квартиры выгнали. Да и правду сказать, не её ведь это квартира, они с ней жить не обязаны.

Анна Петровна всё сразу решила. Будет Оля с мальчиком у неё жить, ухажи­вать, носить продукты, готовить, убирать. Да и так не скучно. А она за это им кварти­ру оставит. Всё равно государству отдавать. Оно не обеднеет. Потерпит Оля немного старую бабку?
Конечно потерпит!
Ну, тогда марш домой! А завтра с вещами сюда! Понятно?
Конечно, понятно!
Всю ночь Оля плакала, не понимая за что же ей простой девчонке такое сча­стье. А потом решила вовсе об этом не думать, чтобы не спугнуть удачу.

***
А что же иконка? - спросите вы. Она ещё долго пролежала в кошельке у Игоря. Он часто доставал её, любуясь яркими красками и мастерством иконописца. В конце - концов ему стало интересно, кто именно изображён на этой иконе. Одна мысль по­тянула другую, и вот он уже увлеченно читал религиозную литературу, пытаясь доко­паться до самых основ. Позднее робко зашёл в церковь, слушал, смотрел, запоми­нал. И понял вдруг, что всю жизнь отрицал то, чего и не знал толком.

Однажды ночью он вскочил с кровати и помчался в кладовку, где хранил холсты и краски. Теперь он точно знал, что должен изобразить: яркое голубое небо, зелень травы, женщину с мужчиной, счастливые детские лица. Идеальная семья. И для это­го ему не нужно ни уединение, ни двухнедельный отпуск.
А иконку он потерял. В толчее вокзала вытащили кошелёк, вынули деньги, бро­сили на пол, но уже пустой.

***
Саша долго бродил по городу, не зная, на что и решиться. С одной стороны он точно знал, что станет поступать в семинарию. С другой — родители, друзья, од­ноклассники крутили пальцем у виска, отговаривали. Да и сам он сомневался. А если сомневаешься, какой из тебя священник. С другой стороны, если никаких сомнений нет, то это уже гордыня. И священнослужителем тем более становиться не следует. Или он не прав?

«Господи! - взмолился он наконец — Подай мне хоть знак, маленький, крохот­ный! Посоветуй!»
И в этот самый момент заметил под ногами маленький кусочек пластика. Да это и не пластик вовсе, а иконка. «Молитва о семье» - подписано внизу. Тут-то он всё и понял: быть ему священником, да не монахом, иметь приход, жену да ребятишек.
«Спасибо, Господи!» - прошептал Саша высоко в небо. Ему казалось, что он правильно разгадал этот знак.