Сонная повесть на ночь

  Ночь.  Окно совсем недавно оттаяло, и в тёмную комнату тихо светила полная яркая луна серебристо-белого цвета.  Бесчисленное множество звёзд усыпало всё ночное небо причудливыми созвездиями, мерцающими, как рой светлячков, в почти чёрной вышине.  Фонари  ещё не погасли, и везде – на шифоньере, шкафах, кровати, стенах и двери, был виден их свет.  Потолок был освещён уличными фонарями и фарами от последнего транспорта, так что по нему бегали многочисленные тени.  Со стороны кровати, будто горящие волчьи глаза в темноте, светился маленький красный огонёк, а с самой кровати доносилось едва слышное сопение, к которому примешивалась тихая спокойная убаюкивающая музыка,  звучавшая из-под этого огонька. На кровати можно было едва разглядеть человека, укрытого одеялом. Он тихо и мирно спал.
 
  Дверь этой комнаты была открыта настежь, и в коридоре и за дверью гостиной было очень темно, почти черно. Лишь уличный серый тусклый свет из окна пробивался в коридор.
    
  Прошёл час, и всё на заснеженной улице стихло. Уехали последние электромобили, промчался спеша в парк последний троллейбус, а за ним электробус и трамвай.
    
  Через два часа начали гаснуть фонари, «бегущие строки», «уличные телевизоры», световые рекламы «Сотовая сеть Би Лайн» (вроде той, которая мигала то красным (Сотовая сеть) то синим (Би Лайн) светом в Новосибирске на перекрёстке улицы Гоголя с Красным проспектом), и прочие огни. В домах гасли окна одно за другим. Город Колыбельск-Петропавловский-Двадцать Третий-Зимний погружался в мирный сон. Пешеходов на улице не стало, она опустела. Одни уличные собаки с воем носились со двора во двор, ища мусор и пищевые отбросы.
      
  Человек перевернулся на другой бок и уткнулся в стену лицом.
      
  Постепенно луна скрылась за оконную раму. Небо темнело, и  теперь звёзды стало видно ещё лучше.  Всё погасло. Только светофоры мигали жёлтым светом.
      
  Пробило три часа ночи, когда доносившаяся из-под красного огонька музыка смолкла. Огонёк погас. Над ним замигала яркими цифрами надпись: «3:00». А человек крепко-накрепко спал.  Стало так тихо, что можно было услышать звуки, источники которых находились очень далеко (за множество кварталов и даже целых районов) от этого дома: объявления центрального вокзала города и гул проезжавших поездов, и даже завывание волков, обитавших далеко за пределами города!
      
  Пробило пять часов утра, и кое-где уже зажигались окна домов, так как кто-то вставал на работу. Было ещё очень рано, ни свет ни заря. А через час уже зажглись уличные фонари, «бегущие строки», вышеупомянутые световые рекламы и «уличные телевизоры». Первые пешеходы пошли по заснеженному тротуару. Появились первые электромобили и электробусы. Промчался первый троллейбус. Первый трамвай, искря дугой по заиндевевшему проводу, прозвенел и проехал по улице.
       
  Никто ничего не ждал, когда в семь часов утра в квартире громко зазвенело. По всему дому раздавался трезвон, продолжался минут пять и умолк. Человек проснулся. Вытянувшись во весь рост, он зевнул, ещё полежал, разглядывая тени, скользящие по потолку, и наконец, встал.  В темноте он помаршировал босиком и оделся.
         
  Яркий свет залил комнату, стены которой были оклеены очень красивыми в цветной рисунок обоями, напоминавшими человеку о его безмятежном детстве. Окно комнаты он задёрнул шторами, чей цвет напомнил ему цвет старой ночной пижамы его матери.  С правой стороны стоял ярко-жёлтый шифоньер с зеркалом, а ближе к двери с этой же стороны стоял одёжный шкаф, похожий на полированный коричневый шифоньер, только покрашенный не в коричневый, а в изумрудный цвет и не с тремя дверцами, а с девятью отделениями. Слева стоял шкаф для постели, цветом снизу как мёд, а сверху пастельных тонов. В самом углу стоял ступенчатый шкаф в красивый цветной рисунок, в котором хранились… игрушки человека. Вдоль стены, где дверь, стояла большая металлическая кровать-качалка с изогнутыми ножками медового цвета.  У её изголовья, на нижней крыше шкафа для игрушек, стоял тёмно-синий со звёздочками плеер, оснащённый бесконечным таймером воспроизведения, где можно задать любую длительность звучания музыки вплоть до месяца, красной лампочкой, загоравшейся на всё время проигрывания, а также  списком песен, однако содержавшим исключительно колыбельные и ничего другого! По истечении времени, заданного пользователем плеера, воспроизведение автоматически прекращалось, лампочка гасла, а над ней высвечивалось точное время окончания работы плеера. Работал же плеер от нескольких источников: и от сети; и от аккумулятора, заряжаемого от сети специальным устройством; и от обычных батареек; и от радиоизлучения сотовых телефонов, компьютеров, микроволновой печи и тому подобных приборов. Человек включал его, укладываясь спать, каждую ночь. Плеер в течение специально заданного им времени беспрерывно воспроизводил колыбельные, и человек засыпал.
    
  Убрав постель, он отправился по оклеенному пастельными обоями коридору в ванную, где можно было воспользоваться любым умывальником.
    
  Но почистив зубы и умывшись, он не стал завтракать, а отправился в оклеенную обоями медового цвета комнату, в которой окно было занавешено пастельными шторами. Комната была вся уставлена книжными шкафами, сервантами, полками, стеллажами, где стояли всевозможные книги, газеты, журналы и другие печатные вещи. Человек подошёл к стоявшему на одном из стеллажей телефону и набрал номер.
      
  —Алло! — ответил женский голос.
      
  —Здравствуйте, Лариса Тихоновна, это Егор, — ответил человек. — Можно Вас пригласить к себе в гости?
      
  Дело в том, что человека звали Яковлев Егор Сергеевич. Егор месяц назад, тридцатого апреля, приехал сюда из бывшего Колыбельска.
      
  —У меня сейчас дела, но вечером к семи часам я освобожусь и приду, может и не одна! — отвечала Лариса Тихоновна.
       
  —Ладно, спасибо Вам, буду ждать! — обрадовался Егор.
       
  —До встречи! — и Лариса Тихоновна положила трубку.
         
  Егор встал и отправился завтракать.
         
  Он очутился в помещении, стены которого были покрашены снизу в ярко-красный, а сверху в ярко-синий цвет. У правой стены стояло восемь ультрасовременных холодильников, множество обеденных столов с табуретками и тумбочка белоснежного цвета. Столы были все разноцветные и пёстрые, а табуретки были и белые, и голубые, и ярко-розовые. С левой стороны у окна стояли холодильник старого образца, электрическая плита и газовая плита, пять голубых тумбочек, множество посудомоечных кабинок с раковинами и кранами внутри и одна кухонная раковина снаружи. По всей кухне были развешаны пёстрые и разноцветные шкафы и разноцветные полки, отчего кухня казалась похожей на детский сад или имела праздничный вид. Окно было задёрнуто огненно-рыжими в цветочек шторами.
      
  Вот на такой кухне Егор сел за стол, достав из холодильника творог, сметану и молоко, налил себе молока, сделал творожный завтрак и спокойно поел, а затем отправился в спальню и сел на стул возле окна.
      
  Вид улицы придавал ему какое-то «летучее» настроение. Егору хотелось нестись по воздуху над городом, то взмывая выше, то спускаясь до покрытой снегом земли, и в такие моменты ему хотелось запеть или послушать музыку. В девять часов рассвело, вернее, появился серый сумеречный дневной свет с восточной стороны. Егор погасил электрический свет. Спальня освещалась уличными фонарями, фарами транспорта, окнами домов и рекламами «Сотовая сеть Би Лайн», которые светились то красными словами «Сотовая сеть», то синим названием «Би Лайн» с жёлтой пчёлкой между составляющими его словами. Сумеречный тусклый серый дневной свет тоже проникал в окно, но освещал спальню очень слабо. Наступило семнадцатое июня, по-хорошему летний день, да только какое здесь лето, когда круглый год снег и метели, морозы и вьюги, пурга и порой гололедица. Зато круглый год здесь необычайно короткий световой день – всего считанные секунды зари в полуденный час!
      
  В полдень небо на юге порозовело, но через полчаса заря погасла, и вновь остался только тусклый серый дневной свет.
      
  Егор просидел у окошка до трёх часов, когда на улице молниеносно стемнело, и потянулась долгая ночь, а город весь красиво сиял разноцветными огнями. Егору очень нравилось  разглядывать проезжавшие под окном трамваи и читать уличную «бегущую строку», однако на этот раз он не стал долго сидеть и смотреть в окно, а в три часа встал и пошёл обедать.
         
  Поев творога и закусив щербетом, запивая его молоком, он отправился в комнату с бежевыми обоями. Окно в ней было занавешено ярко-зелёными в цветочек шторами. С левой стороны стояли многочисленные шкафы с тетрадями, альбомами, листами бумаги для рисования и письма, многочисленные серванты с всевозможными ручками, рисовальными наборами, карандашами, фломастерами, красками, кисточками, палитрами и прочими рисовальными принадлежностями, а также пластилином, глиной и досками для лепки из пластилина. Вся мебель была окрашена в медовые, пастельные и оранжевые тона, она напоминала мебель его родной тёти и двоюродных сестёр в детстве. Справа помещались многочисленные письменные столы со всевозможными светильниками и настольными лампами всех мастей, всех фасонов, всех типов, всех видов и всех образцов и моделей! Вдоль окна помещалась  целая галерея из картинок, рисунков и вылепленных фигур, как пластилиновых, так и глиняных. Со стороны двери находился  тёмно-синий с красными полосами столик с бирюзовыми ножками, на котором стоял компьютер с установленными там музыкальными программами и уже созданными в них файлами. Эта комната была «творческим кабинетом» Егора. Он сел за стол и, взяв тетрадь и ручку, начал писать.
       
  Никто ничего не ждал, когда через четыре часа раздался звонок. Отложив тетрадь, Егор отправился в оклеенную нежно-зелёными обоями прихожую, где  справа от входной двери висела вешалка для уличной зимней одежды, а слева было зеркало, и открыл дверь изумрудного цвета.
       
  —Здравствуйте, Лариса Тихоновна! — поздоровался Егор с высокой рыжеволосой женщиной с круглым, словно луна, лицом и красивыми выразительными глазами. На ней было меховое пальто из куницы, меховая песцовая шапка и высокие валенки.
      
  —Привет, Егор! — улыбнувшись, ответила она, завозя ярко-синюю с месяцами коляску и заводя трёхлетнего малыша в ярко-розовой зимней меховой куртке с капюшоном и тоже в валенках. В коляске сопел второй малыш. Следом за ней вошёл высокий рослый и бородатый сильный мужчина, тоже с лунно-круглым лицом и такими же красивыми выразительными глазами. На нём тоже было зимнее пальто из куньего меха, высокая шапка из заячьего меха и валенки.
         
  —Привет, Егор! — поздоровался он.
      
  —Здравствуйте, Денис Арнольдович! — ответил Егор. — Привет, Миша!
       
  —Привет! — хотел крикнуть малыш, но его мама приложила к губам палец и сказала:

  —Тс-с-с-с, Сашка спит!
         
  Наши друзья разделись, вымыли руки, и, пройдя весь коридор от начала до конца, очутились в просторной гостиной, где повсюду на стенах и потолке были яркие цветные рисунки. Создавалось впечатление, будто гости Егора попали в детский сад, а не в обычную городскую  комнату! Вместе с тем создавалось впечатление праздника – так было красиво! Везде были развешаны ёлочные гирлянды, мишура, дождь и различные ёлочные украшения.  У стен стояли радиолы. В левом углу с правой  от входа стороны стояла ударная установка с барабанами и тарелками, а в правом углу с правой от входа стороны находилось пианино. Во всевозможных разноцветных и красиво разрисованных шкафах, сервантах, шифоньерах, комодах, этажерках и стеллажах хранилась фонотека Егора во всех своих видах и проявлениях начиная с советских граммофонных пластинок и кончая ультрасовременными лазерными дисками CD и mp3 и магнитофонными кассетами. Также там хранились принадлежности для музыкальных инструментов, сами музыкальные инструменты, всевозможная аппаратура для воспроизведения музыки, начиная с патефонов, граммофонов и кассетных магнитофонов и кончая CD-плеерами, а также для просмотра кино на видеокассетах и лазерных DVD-дисках. Там же хранились фильмоскопы всех моделей и фильмотека с диафильмами. В левом углу слева от входа стоял разноцветный столик с телевизором, а в правом углу слева от входа был расположен пёстрый столик с компьютером, на котором были установлены всевозможные программы-проигрыватели. У дверей были красиво разрисованные кресла. Везде стояли разноцветные стулья.
         
  С большой лоджии виднелась высокая ёлка с красивой звездой на макушке, вся во всевозможных ёлочных украшениях и гирляндах, мигавших то лампочками то звёздочками, на полминуты загоравшимися и тут же гаснувшими. Вся эта картина навевала ощущение Нового года, праздника, который здесь, казалось, никак не может кончиться.
         
  —Садитесь, пожалуйста! — пригласил Егор.
         
  —Спасибо, солнышко! — ответила Лариса Тихоновна и села на один из стульев. — Денис, садись рядом!
         
  Денис Арнольдович сел в кресло.  Егор отправился на кухню, чтобы налить сок и пожарить гостям котлеты. Надо сказать, что сам Егор ел только молочные блюда и пил молоко, а по праздникам и изредка в обычные дни шербет, соки и различные сладости. Пельмени, котлеты, сосиски и колбасы у него водились для гостей, а именно для Ларисы Тихоновны и Дениса Арнольдовича с Мишей. Также мясо Егор готовил тоже лишь для гостей. Не водилось в его доме лишь сарделек.
         
  Миша был темноволосый трёхлетний мальчуган с серыми глазами, одетый в серо-коричневый с лошадками красивый вязаный свитер и тёплые вязаные штаны волчьего зонарно-серого оттенка. Носки были бежевые и тоже вязаные. Его мама, Лариса Тихоновна, была одета в красивое цветастое пёстрое платье и изумрудные колготы. Её супруг был одет в ярко-зелёный пиджак с нежно-зелёным галстуком, такие же ярко-зелёные штаны и ярко-зелёные носки. Издалека он весь казался абсолютно зелёным, но если приглядеться ближе, то можно было увидеть, что вся эта зелень усеяна разноцветными тюльпанами, маргаритками, розами, колокольчиками, анютиными глазками, ноготками, резедой, настурциями, нарциссами, гвоздиками, лилиями и прочими цветами, только в таком миниатюрном виде, что в основном в глаза бросался зелёный фон.
       
  Пока Егор готовил, и его гости ждали котлеты и сок, Миша подбежал к матери, и звонко крикнул, вместо «р» выговаривая «л»:
         
  —А это и есть дом Егола?
         
  —Да, это его квартира, — ответила мама, — он здесь живёт.
         
  —Мама, а сколо будут котлеты? — не унимался Миша. Он видимо очень проголодался в дороге.
         
  —Да, Минюша, совсем скоро. — как могла, успокаивала его Лариса Тихоновна. — Егор уже  заканчивает.
         
  Вскоре в гостиную зашёл Егор с тремя тарелками, на которых дымились котлеты, распространяя аппетитный запах по всей гостиной. В качестве гарнира была вермишель, вся политая котлетным подливом. Затем хозяин принёс три вилки и три ложки. Всё это было поставлено и положено на красивый узорчатый стол, стоявший на середине гостиной и накрытый оранжевой скатертью.
       
  —Берите стулья, садитесь кушать, — попросил Егор и отправился на кухню за соком.
         
  Егор и гости уселись за стол…
      
                *              *             *      

  Семья Гасиловых жила в Колыбельске-Петропавловском-23-Зимнем на отдельно достопримечательном перекрёстке города – пересечении сразу трёх крупных улиц:  улицы Младенцев, улицы Уитни Хьюстон и улицы Саши Афонина. Всё, что носило в этом городе собственные названия, пишущиеся с заглавной (большой) буквы, было названо в честь абсолютно всех интересов, фантазий, кумиров и пристрастий Егора, как нынешних, так и прошлых и даже совсем давних! Сюда входили и имена музыкальных кумиров Егора (улица Уитни Хьюстон и так далее), и имена дорогих Егору людей (проспект Ларисы Александровны Афониной и тому подобные). Семья Гасиловых жила по адресу: улица Саши Афонина, дом шестьдесят восемь, квартира четыреста семьдесят один. Окна выходили сразу на все три улицы, и на каждой улице было и электробусное, и  троллейбусное, и трамвайное движение, так как рельсы были проложены на каждой улице, тем более, если это был проспект.  Их не было только на бульварах, переулках и закоулках. На маленьких улочках и проездах из пассажирского транспорта имелось движение только электробусов и троллейбусов, и иногда там прокладывались трамвайные пути, но крупные улицы ни за что не обходились без трамвайного движения, к тому же под ними пролегали линии метро. А вдоль проспектов по насыпям ещё и тянулись линии так называемых внутригородских электричек, очень похожих на наши пригородные электропоезда, на которых ездят на дачу, только эти электрички возили пассажиров не за город, а по городу вдоль проспектов, что было их единственным отличием от пригородного железнодорожного транспорта.
       
  Итак, семья Гасиловых жила напротив сразу трёх крупных улиц. Накануне визита к Егору Гасилова Лариса Тихоновна узнала о смерти своего дедушки – Крепкоспалова Ждана Александровича, а в день, когда его внучка со всей своей семьёй поехала к Егору, не стало и его престарелой жены – Ларисы Ждановны. Их единственный сын, отец Ларисы Тихоновны Гасиловой, отправился на место, где был Колыбельск, там похоронил родителей, и с тех пор обратно в безопасный город так и не приехал.  Его дочь потеряла было надежду увидеть отца, но он ей позвонил и обещал завтра приехать.
         
                *                *                *

  Егор жил на улице Волков, в сто семьдесят четвёртом доме и девятьсот девяносто девятой квартире, с видом на улицу Волков. Его дом находился достаточно далеко от перекрёстка, до которого надо было проехать одну остановку. Сам Егор познакомился с Гасиловыми недавно, когда приехал сюда, а до этого жил в Колыбельске, на улице Алёши Сарапулова, в доме двадцать три и квартире двадцать три.  Покинуть этот город его и всех горожан заставила опасность. Все жители города вместе с Егором уехали в Колыбельск-Петропавловский-23-Зимний, скупив все билеты на поезд номер сорок семь, следовавший сюда. Здесь Егора встретили Голодёснова Лариса Михайловна, Беззубова Лариса Павловна и Гасилова Лариса Тихоновна.  Обо всём этом Егор и рассказывал своей подруге.
            
  —…а остальное Вы знаете! — закончил он.
            
  —Извини, Егор: у меня Саша плачет! — и Лариса Тихоновна вдруг вскочила и побежала.
            
  Из уже знакомой нам ярко-синей с месяцами коляски появился красный в синее пятнышко свёрток, а уже из этого свёртка показался ребёнок, завёрнутый в оранжевую с очень красивыми узорами пелёнку.
          
  Лариса Тихоновна развернула Сашеньку. Это был тоже сероглазый и тоже темноволосый мальчик, похожий на своего родного брата, только гораздо младше, так как ему было всего три месяца, а Мише было уже целых три года.
          
  Саше очень хотелось есть, Лариса Тихоновна дала ему грудь, а Миша начал катать машинки, которые привёз из дома. Денис хлопотал на кухне, а Егор доедал вафли. Затем, закончив трапезу, он сел за фортепиано и начал на нём играть «Didn’t We Almost Have It All», которую поёт Уитни Хьюстон.
            
  Оказалось, что трёхмесячному Саше Гасилову эта песня всегда нравилась, а у Ларисы Тихоновны при её звуках сильнее прибывало молоко, только Егор обо всём этом ничего не знал! Это была его любимая песня, которую Егор часто любил играть, слушать, петь…
            
  Так семья Гасиловых гостила у Егора до десяти часов вечера, и только потому что они жили далеко, им пришлось уехать. Проводив гостей, Егор погасил свет, включил свой колыбельный плеер и лёг в качалку спать.
    
                *                *                *

  На следующий день Лариса Тихоновна позвонила Егору и сказала, что к ней приехал её папа и желает его увидеть. Собравшись, Егор вышел из своей квартиры и очутился на площадке, которая представляла собой длинный коридор с квартирами по обе стороны. Этот коридор заканчивался также квартирой, а начинался с лестничной клетки, мусоропровода и лифта. Дом был двадцатитрёхэтажный,  и в подъезде вместо одного лифта был специальный холл, отделённый от лестничной клетки и мусоропровода дверью. Мусоропровод тоже был отделён дверью от лестничной клетки и лифтового холла. Вход в подъезд дома всегда начинался лифтовым холлом, и лишь оттуда можно было попасть на лестничную клетку или подняться на лифте и попасть в квартирный коридор, а оттуда – в нужную квартиру.
         
  Егор прошёл по этому коридору и очутился в лифтовом холле, где его счастливому взору предстало целых восемь лифтов. Вызвав первый же попавшийся лифт,  Егор спустился на первый этаж и вышел из дома.
            
  Несмотря на июнь месяц, перед глазами Егора предстала очень красивая картина заснеженного двора. Снег лежал везде: на автостоянке, на детской зимней площадке, на катке. Всё  было белым-бело. Снег искрился под лучами фонарей, фар машин, окон домов, световых реклам и «уличных телевизоров».  Тут и там играли дети, бросаясь снежками, лепя снеговика, катаясь с горок. Тут же кто-то вёз малышей на санках.
            
  Стоял сильный мороз. Егор повернул за угол и направился к остановке.
            
  До Гасиловых можно было доехать на трамвае, троллейбусе и электробусе. Егор сел на сорок седьмой трамвай, и через полчаса доехал до их дома.
            
  Поднявшись на лифте на седьмой этаж двадцатитрёхэтажного дома, Егор удивился необычайной красоте подъезда, так как по всему этажу стояли огромные, размером с мусорный бак, цветочные горшки, в которых росли сказочные орхидеи, мимозы, астры, настурции, резеда, розы, тюльпаны и прочие цветы. Даже, несмотря  на то, что за окном всегда была зима.
             
  Егор позвонил в четыреста семьдесят первую квартиру.
             
  Дверь открыла Лариса Тихоновна:
             
  —Привет, Егор! Проходи, пожалуйста!
               
  Егор очутился в прихожей, оклеенной ярко-зелёными обоями, которая больше напоминала оранжерею, а не прихожую. Денис Арнольдович Гасилов был самым заядлым цветочником, настолько увлечённым, что у него цветы росли даже по всей прихожей и по всему этажу! Его супруга была профессиональным психологом, риэлтором, гувернанткой, учительницей математики, соул-певицей, исполнявшей также R’n’B, и при этом была директрисой звукозаписывающей компании. Ища талантливых исполнителей, обучая их актёрскому мастерству, эстрадной хореографии, вокалу в стиле R’n’B и соул и поднимая их к вершинам славы, Лариса Гасилова и сама записывала свои альбомы и миллионами продавала свои пластинки и диски, разъезжая с концертами и гастролями по миру. Супруг её беззаветно любил. Сам Денис по профессии был фелинологом,  занимался скачками в качестве жокея, а его хобби было разведение цветов. Не проходило ни одного дня без того, чтобы оба супруга не объяснились друг другу в любви, не устраивали вечерних свиданий, или же без того, чтобы Денис не подарил жене роскошный букет цветов. Старший их сын Миша удивительно легко перенимал папины манеры и привычки, а также не меньшую галантность своего родного дяди с отцовской стороны, Григория Гасилова. У папиного брата Григория жену звали Лариса Ивановна. Она работала ночной воспитательницей в круглосуточном детском саду «Almost» и профессиональной няней для малышей младше четырёх месяцев. Миша всегда любил ездить к ним в гости, и его там всегда чем-нибудь угощали или что-нибудь дарили.  Старшего сына Ларисы Ивановны Гасиловой звали Егор, а дочь звали Лариса, Гасилова Лариса Григорьевна. Ещё у них была кошка по кличке Василиса, которую в семье ласково звали Вася, и Миша всегда с удовольствием с ней играл.
               
  Пройдя коридор, оклеенный ярко-жёлтыми обоями в голубой цветочек и тоже весь уставленный цветами, Егор Яковлев очутился в гостиной, которая была настолько похожей на дачу или огород, что он чуть не ахнул от удивления! Огромные горшки с растениями стояли по всей гостиной чуть ли не на каждом шагу, а обои были ярко-зелёные, выглядевшими как густая листва с разноцветными цветочками. На диване сидел седой старик с деревянной тростью, одетый в кофту с мультипликационными персонажами и тёмно-синие штаны со звёздами и месяцами. Он был тоже бородатый, как и Денис Арнольдович.
               
  —Это Ваш огород?! — удивлённо спросил Егор.
               
  —Нет, — ответил старик, — это гостиная комната моей дочери. Меня зовут Тихон Жданович. Это Вы и есть Яковлев Егор, о котором мне рассказывала дочь?
            
  —Да, это я. — ответил Егор,  улыбнувшись. — Приятно познакомиться!
            
  —Папа, Егор, я вам налила чай, пойдём за стол! — пригласила Лариса Тихоновна.
            
  —Спасибо, мы поедим в гостиной. — улыбнулся Тихон Крепкоспалов.
             
  Лариса Тихоновна принесла в гостиную пять чашек свежего чая, несколько пачек вафель, рахат-лукум, нугу и шербет. Когда Миша, Денис Арнольдович, сама Лариса Тихоновна, Тихон Жданович и Егор сели за стол, Тихон Жданович сказал:
             
  —Лара, ты молодец!  Я у тебя в квартире первый раз, но должен тебе сказать, что ты сделала правильный выбор, ибо я не думал, что твой муж окажется настолько большим любителем растений и цветов! Он тебя как будто поселил в своём цветочном царстве…
             
                *             *               *


  Лариса Тихоновна с детства обожала цветы, природу и животных. В двухлетнем возрасте она любила ездить в клуб юных экологов. В доме у её родителей всегда жил кот или кошка, начиная с её младенчества. Девочка была всегда с ними заботливой и ласковой. Когда ей исполнилось три года, её отец и его супруга Лариса Вячеславовна Крепкоспалова решили переехать в Колыбельск-Петропавловский-23-Зимний, где определили малышку в детский сад. Маленькая любительница природы первое время сильно тосковала, и скучала, но в садике с ней захотел подружиться мальчик по имени Дениска Гасилов, уже тогда заядлый цветочник и любитель флоры. Все детсадовские годы Дениска и Лара были неразлучны, хотя и жили в разных районах Колыбельска-Петропавловского-23-Зимнего. Однако школа их надолго разлучила. Потом она пошла в консерваторию, а он пошёл в ветеринарный институт. Однако именно в те годы они встретились и влюбились. Прошло полгода, и Лариса Тихоновна с Денисом Арнольдовичем сыграли свадьбу.
      
  Лариса Тихоновна закончила консерваторию, однако работать устроилась риэлтором,  психологом, гувернанткой, учителем математики и одновременно заключила контракт со звукозаписывающим концерном,  выпустив свой дебютный сольный альбом в стилях соул и R'n'B и отправившись с концертами в своё первое турне. Вскоре у неё родился сын Миша, однако ей это не помешало работать и делать карьеру, потому что за Мишей присматривал его отец. А через три года родился Саша. Сейчас ей и её супругу было двадцать три года, они жили в трёхкомнатной квартире, в одной комнате была супружеская спальня, в другой детская для Миши, а в третьей была детская спальня и комната для Саши. Её мама жила в пятидесятом доме по улице Алёши Сарапулова, по соседству с Ларисой Ивановной, женой её деверя, и была старшей по подъезду. Чтобы добраться до неё, надо было сначала ехать по улице Уитни Хьюстон до площади Детства, повернуть налево на улицу Алёши Сарапулова в сторону убывания номеров домов.  По улице Саши Афонина ехать было дольше, так как она пересекала улицу Алёши Сарапулова наискосок.
         
                *                *                *

  Прошёл день. Прошёл другой, третий, неделя, вторая. Егор и Гасиловы проводили время в гостях друг у друга за застольными разговорами, обычными беседами и жили безмятежной жизнью. Ничто не нарушало их спокойствие. Егор дома занимался делами, которые ему нравились. Он смотрел в окно, писал в тетрадях, играл на фортепиано и ударной установке, сочинял музыку на компьютере, рисовал и лепил, читал книги, газеты, журналы, принимал гостей, смотрел кино, слушал музыку и, словно шестилетний ребёнок, играл игрушками. Гасиловы дома занимались своими тихими семейными делами, воспитывали Мишу и пестовали Сашу. Однако, такие у колыбельцев были нравы, в семье Гасиловых не принято было наказывать физически! Конечно, случалось и у них, что ребёнок вёл себя плохо, однако ни отец Денис, ни мать Лариса никогда не поднимали руку на Мишу. Конечно, наказывали за плохое поведение, но никогда не пороли и не шлёпали. Разве что могли поставить в угол или  лишить удовольствий.
   
                *                *                *

  Наступил День города. В этот морозный зимний день никому не хотелось сидеть дома. В этот главный для колыбельцев праздник все площади и улицы города были наполнены гуляющими людьми. Самое главное торжество проходило на площади Качания Ребёнка, главной площади Колыбельска-Петропавловского-Двадцать Третьего-Зимнего. Эту площадь пересекал Детский проспект и самая главная достопримечательность этого города – трамвайный маршрут номер двадцать три. Город не был бы погружён в вечную зиму, если бы не волшебство в процессе исполнения желания Егора – ему этот город сделала добрая фея Ночь Ребёнковна Детство, и она же спрятала его от злых солнечных лучей, убийц снега и льда. В самом городе на площади Качания Ребёнка был расположен её замок. Также для Егора она наколдовала музыкальную группу под названием «Полное Собрание Егоровских Интересов, Пристрастий, Кумиров и Фантазий», и эта группа, а точнее большой ансамбль-группа, давала свой концерт для колыбельцев в честь Дня города.
      
  Лариса Тихоновна пригласила в гости не только Егора, но и семью Беззубовых (Ларису Павловну, её сына Гришу и её мужа Дениса Галактионовича), семью Голодёсновых (Ларису Михайловну, её мужа Дениса Александровича и её дочь Марину со своим новорождённым братиком Сашей) и маленькую Лару Неелову, воспитанницу круглосуточного детского сада «Almost», жившую на окраине города. Все вместе они отправились гулять по городу.
      
  Едва заря померкла, как наши герои вышли из дома, в котором жили Гасиловы. На улице было двадцать три градуса ниже нуля. Друзья бродили по заснеженному городу и были счастливы. Каждый любовался фонарями на улице и огнями городских витрин. Везде и всюду было празднично и людно. Там и сям стояли лавки с игрушками, сияющими разноцветными огнями, тут же продавали сахарную вату и горячие лакомства.
      
  Гуляя по нарядному городу, наши товарищи зашли в парк культуры и отдыха, располагавшийся на Качельном бульваре, который назывался «Выше, выше, к белым облакам!». Возле этого парка проходил знаменитый двадцать третий трамвайный маршрут – гордость города.
       
  Лариса Михайловна везла светло-зелёную с оранжевыми цветочками коляску, в которой спал новорождённый Саша, и вела за руку дочь Маришку. Рядом шёл её супруг. Лариса Тихоновна везла ярко-синюю с месяцами коляску , в которой спал её трёхмесячный сын, Сашин тёзка по имени и отчеству. С ней за руку шёл сын Миша, а рядом шёл наш цветочник Денис Арнольдович Гасилов. Лариса Павловна шла со своим мужем и вела за руку сына Гришу. Лара Неелова шла за руку с Егором Яковлевым.
         
  —Давайте, покатаемся! — предложила Лариса Михайловна.
         
  —Ура! — закричали хором дети и бросились вперёд по аллее.
          
  —Стойте, дети! — воскликнул Егор. — Сейчас купим билеты, и вы покатаетесь.
            
  Ребята утихли и пошли к родителям ждать. Тем временем Лариса Тихоновна купила всем детям билеты на аттракцион, который назывался «Орбита Юпитера». Однако карусель была занята, и дети, чтобы не заскучать, стали лепить снежную бабу.  Заводилой был Гриша. Он первый бросился в сугроб и начал собирать снег. Остальные ему помогали. Вскоре они слепили тело снеговика, затем начали делать голову. Когда всё было готово, Гриша предложил смастерить снежной бабе руки. Едва работа над скульптурой была закончена, как аттракцион освободился.
          
  Дети бросились к карусели и стали занимать места. Сиденья под ними качались как качели. Дети пристегнулись цепями, чтобы не выпасть. Несколько минут они качались, но вот проход к аттракциону закрыли, и карусель закружилась сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, при этом набирая высоту. В полёте захватывало дух. Родители и Егор  улыбались, глядя на детей, и качали младенцев. Дети смеялись и шутили. У девочек волосы развевались по ветру. Аттракцион вертелся минут шесть, и затем начал замедлять движение. Когда же карусель остановилась, дети отстегнули цепи и слезли.
       
  Пока дети катались, Лариса Тихоновна купила ещё один билет на другой аттракцион. Дети побежали туда… Так наши друзья катались до тех пор, пока серый дневной тусклый свет не угас в три часа пополудни, и не началась долгая арктическая ночь.
               
  —Пойдём скорее! — позвала Лариса Тихоновна. — А то мы опоздаем на концерт!
               
  Дети снова пошли рядом с родителями. Лара Неелова пошла за руку с Егором Яковлевым. Детям было весело. Они смеялись и шутили. Между катаниями на аттракционах они лепили снеговиков, играли в снежки и катались с горки, и снег был у них везде: на шапках, на рукавицах, на валенках, на пальто и штанах. Когда ребятишки вышли из парка и очутились на перекрёстке Качельного бульвара с улицей Чёрного Кота, пришлось стряхивать снег. Друзья немного постояли на перекрёстке, и затем пошли вдоль трамвайных рельсов по улице Чёрного Кота. Вся улица была запружена людьми, и транспорт не мог проехать через главную площадь города, поэтому наши герои спокойно шли прямо по проезжей части и игнорировали сигналы светофора. Им нечего было бояться возможного появления электромашины. Электромобили почти исчезли. Всякое движение транспорта через Детский проспект и по самому проспекту на время празднования Дня города было перекрыто. Очутившись на площади Качания Ребёнка, Егор понял, что Колыбельск-Петропавловский-23-Зимний разительно отличался от Новосибирска.
            
  Все колыбельцы были убеждёнными трезвенниками, даже ярыми сторонниками трезвого образа жизни, в отличие от новосибирцев!  Ни от кого не пахло перегаром, никто не курил, никто не матерился и не ругался, никто не сквернословил. В праздничной толпе никто не хулиганил и был очень вежлив с другими. Толпа на площади собралась такая большая, что ни конца, ни края не было видно. Всем было весело и хорошо. Приходилось вставать повыше, чтобы разглядеть, что творилось за головами впереди стоявших людей.
               
  Перед замком мэра (волшебницы) были сделаны ступеньки, чтобы горожане могли смотреть на открывавшееся им зрелище, а возле самого замка была сделана огромная сцена.
               
  На эту сцену вышла дошкольная колыбельская детская рок-группа под названием «Баюшки». Её встретили бурными аплодисментами. Группа начала свою первую песню. Люди хором подпевали, а в конце каждой песни громко хлопали в ладоши. «Баюшки» долго выступали, часа два, а потом ушли, обещав вернуться. И вот на сцену вышел ансамбль «Полное Собрание Егоровских Интересов, Пристрастий, Кумиров и Фантазий» («ПСЕИПКиФ»), и начался главный концерт. Это были семьдесят с лишним человек, среди которых были мальчики-певцы в стиле бельканто (такие же как Алёша Сарапулов), женщины-певицы в стилях соул и R’n’B  (такие же как Уитни Хьюстон), оркестр народных инструментов и музыканты стилей соул и R’n’B. Все вместе они исполняли музыку смешанного стиля, в котором содержались опера, бельканто, соул, R’n’B и эстрада.
         
  Едва проводив «Баюшек» бурными аплодисментами, зрители вскоре встретили громкими визгами и бурными овациями группу-ансамбль «ПСЕИПКиФ». А когда началась первая песня, горожане зачарованно утихли, боясь пропустить хоть один звук каждой песни, и только в конце громко визжали, взрывая всю площадь бурными овациями и аплодисментами.
            
  Два часа выступал ансамбль, а потом на сцену поднялась мэр города и громко сказала в микрофон:
            
  —Дорогие колыбельцы! Я вас искренне, сердечно и от всей души поздравляю с этим замечательным праздником – Днём рождения нашего города! Сегодня, как никогда, здесь царит весёлая и дружная атмосфера! Счастья вам и радости, милые горожане, крепкого здоровья и долгих лет жизни! Успехов вам, удачи и вечного везения на работе, на досуге, в делах бытовых, семейных и общественных! Пусть всегда вам светят ёлочные гирлянды! А сейчас на эту сцену я приглашаю детскую группу «Баюшки» и ансамбль «ПСЕИПКиФ», которые совместно исполнят свои общие песни!
            
  В музыку «ПСЕИПКиФ» именно «Баюшки» добавляли элементы рока. Поэтому основные их альбомы были совместными с «Баюшками». Весь народ оглушительно завизжал, бурно аплодируя музыкантам. Началась самая главная часть концерта. Во время каждой песни народ боялся пропустить хоть самый малейший звук из песни,  и потому вёл себя предельно тихо, люди лишь махали в воздухе флагами с изображением официального герба города – заснеженной колыбели с ребёнком и числа «23» над колыбелью. Только в конце каждой песни люди взрывали город оглушительными рукоплесканиями и визгами.
      
  Концерт продолжался до одиннадцати часов вечера. Всё это время ансамбль и группа никуда не уходили со сцены. И только когда отовсюду грянул оглушительный салют и праздничный фейерверк, музыканты громко попрощались с горожанами и ушли. Егор и его друзья тоже аплодировали, танцевали и подпевали, пока не закончился концерт.
      
  Начался фейерверк. Люди громко кричали и рукоплескали. У них захватывало дух, когда над ними повисали громадные разноцветные огненные букеты, громко треща над их головами. Казалось, что все эти страшные красивые цветы вот-вот упадут на них. С каждым новым залпом букеты взмывали всё выше и выше и вспыхивали прямо над площадью. Многие из них сначала искрились и блестели как новогодний дождь, а потом гасли. Фейерверк становился всё грандиознее, громче, красивее и эффектнее, и только за полночь прекратился. Матери и отцы взяли детей на руки и подняли своих малышей повыше, и они громко кричали и визжали, глядя, как над их головами  распускаются огненные огромные цветы. Никому не хотелось расходиться по домам!
       
  Далеко за полночь толпа начала редеть. Все были счастливы и радостны. Дольше всех на площади оставались наши герои, то есть Гасиловы, Беззубовы, Голодёсновы, Лара Неелова и Егор Яковлев.
         
  Когда нигде никого не стало видно, друзья пошли домой. Нигде не валялось ни одной бутылки из-под спиртного, нигде не было ни окурков, ни бычков, ни плевков, ни луж спиртного. Всё было так идеально чисто, словно тут никто не гулял и не веселился. Лишь подтаявший снег и лёд, а также множество следов говорило о том, сколько народа здесь побывало и что делало.
         
  У края площади Гасиловы стали прощаться с Беззубовыми и Голодёсновыми. Дети и взрослые оживлённо и возбуждённо разговаривали. Дети устроили игру в снежки прямо на площади и резвились, звонко смеясь и визжа. А родители обсуждали последние события и разговаривали. Так продолжалось до тех пор, пока Марину и Гришу не начало клонить ко сну, отчего они оба зарыдали.
       
  —Ладно, всё, Лариса Тихоновна, мы пойдём домой! — сказала Лариса Павловна. — А то у меня сын спать хочет. До новых встреч!
         
  —И я тоже пойду, а то Марина плачет и разбудит ребёнка! — добавила Лариса Михайловна. — До свидания!
          
  —Счастливо! — помахала им на прощание Лариса Тихоновна. Их мужья тоже сердечно попрощались между собой, с жёнами друг друга и с детьми. Счастливые семьи пошли домой, повели своих детей и повезли коляски. Ларисе Павловне пришлось даже взять Гришу на руки, чтобы он успокоился. А у Голодёсновых Марину взяла на руки Лариса Михайловна, а её муж повёз Сашу в коляске, напевая ему колыбельную.
          
  —Так глустно всё получилось! — огорчённо сказал Миша. — Я думал мы ещё поиглаем, побегаем и снежками поблосаемся…
            
  —Всё хорошо, Миша, — ответил отец, — Гриша и Марина просто захотели спать, вот потому и заплакали.
             
  —Им давно пора было баю-бай! — добавила мама.
             
  —А я сначала думал, что это я им попал снежком… — ответил Миша.
             
  —Нет, нет, — успокоил папа, — ты не причём. Ты наверно видел, что у Гриши начали слипаться глаза.  И у Мариши тоже.
               
  —Мы сейчас тоже придём домой, и будем баиньки! — сказала мама. — Только нам надо проводить Егора домой.
               
  Пока они разговаривали, наши друзья подошли к парку. У входа в парк было так темно, что Миша побоялся заходить. А в самом парке было ещё темнее, нигде не было ни малейшего фонарика или огонька. Между колоннами входа сплошь зияла беспроглядная чернота.
               
  —Мама, папа, пожалуйста, давайте не пойдём челез палк! — взмолился Миша.
               
  —Хорошо, мы пойдём в обход, — согласилась мама.
               
  Мама, папа и Егор с Ларой Нееловой пошли вдоль трамвайных путей. Всюду было тихо. Очень редко проносились электромашины. Из-за ограды парка зияла кромешная чернота и темь.
               
  Чтобы хоть как-то заглушить в себе чувство необъяснимого страха, Миша, да и Егор тоже – стали шутить и смеяться, распевать песенки и рассказывать стишки и сказки. Идти стало веселее. Наши герои прошли мимо парка и свернули на Качельный бульвар, где было мало фонарей, и в основном были «бегущие строки», световые рекламы «Сотовая сеть Би Лайн» и окна домов. Качельный бульвар показался путникам слишком длинным, пока они не свернули влево на маленькую улочку. Друзья в потёмках не догадались, что шли по Трамвайному закоулку. Однако тут было больше фонарей. Дойдя до какой-то улицы, по середине которой тянулись блестящие трамвайные рельсы, наши герои свернули по ней. Шли они сравнительно недолго, пока Егор не остановил Гасиловых и Лару Неелову:
               
  —Стойте, друзья, это мой дом!
               
  —Миша, пойдём сначала проводим Егора! — и мама повернула за угол огромного дома. Следом пошли папа и Лара с Мишей.  Во дворе было темно, только окна в доме и подъездные фонари освещали его.
               
  —Ну, вот и всё! — сказал на прощание Егор.
               
  —Счастливо! До свидания! — помахали на прощание Лариса и Денис Гасиловы.
               
  —До новых встреч! — улыбнулся Егор. — Будьте счастливы!
               
  —Лара, Миша, пойдём домой! — позвала Лариса Тихоновна. Дети и родители повернулись, пошли обратно и, ещё раз помахав руками на прощание, скрылись за углом. Егор им тоже помахал рукой и вошёл в подъезд.
               
  Здесь было тепло. После долгого пребывания на морозе, Егор получил возможность согреться. Чтобы нажать кнопку лифта, пришлось снять варежку. Двери отворились. Егор вошёл в кабину и нажал двадцать третий этаж. Двери закрылись, и лифт начал плавно подниматься. Минуты поездки на лифте показались Егору нескончаемо долгими. Ему очень хотелось спать, а гудение лифта и движение кабины действовали буквально убаюкивающе.
               
  Лишь когда лифт остановился и снова отворился, Егор вышел из него и бегом бросился из холла в коридор. Отыскав свою девятьсот девяносто девятую квартиру, он отворил дверь ключом и вошёл в свою нежно-зелёную прихожую. Раздевшись и отряхнув снег, он повесил свою меховую куртку, шапку, шарф и снял валенки.  Закрыв дверь, он бегом побежал в ванную, вымыл руки горячей водой, не ужиная отправился в спальню, там разделся, погасил свет, включил колыбельные и лёг спать в свою кровать-качалку.
            
  Егор добрался до дома только в три часа ночи. А вот Гасиловы сначала долго искали свою улицу, и когда, наконец, добрались до знаменитого на весь город перекрёстка, было без пятнадцати минут пять.  Дома Лариса Тихоновна сразу же положила Мишу спать, Денис Арнольдович тоже сразу лёг, не ужиная, сама Лариса Тихоновна сначала решила покормить Сашу, который очень долго не отпускал грудь, и легла спать только в семь часов утра. Лара Неелова заночевала у Гасиловых, и её тоже Лариса Тихоновна положила вместе с Мишей, чтобы наутро отвести домой к родителям.

                *             *              * 

 Ночь.  Окно затянуло, и фонари не освещали комнату, в которой было очень темно. Блики от фонарей,  фар редких машин и окон домов играли на оконных узорах, покрывавших все оконные стёкла.  Дверь комнаты была раскрыта настежь, и из коридора зияла абсолютная чернота. Ничего оттуда было не видно в темноте. Со стороны кровати, будто горящие волчьи глаза в темноте, светился маленький красный огонёк, а с самой кровати раздавалось едва слышное сопение, к которому примешивалось звучание колыбельной, доносившейся из-под этого огонька. На кровати можно было кое-как разглядеть уставшего, но счастливого Егора, укрытого одеялом. Он тихо и мирно спал, и ему снилось всё, что он любил в своей жизни и все, кто был ему дорог. Сны были прекрасны как детская сказка, и чисты как младенчество.

                Тут и конец  истории.